Нечто. Кошмар из ниоткуда

      Продравшись сквозь естественный зелёный заслон живой изгороди, исследователи направились обратно. По пути назад к Киселёвым у Филимонова созрела теория, которую он незамедлительно изложил братьям Масленко. — Я полагаю, товарищи, что в доме №66 находится ни что иное, как основное пристанище полтергейста Аттилы. Так как дом очень стар (а это слишком заметно и не только по внешнему виду), то у меня есть все основания предположить, что он проявил себя там ещё задолго до учинения смуты в семье Киселёвых… — отстранённо и безучастно проговорил профессор.       Его интонация звучала на редкость спокойно и на удивление мрачно. Кроме того, необычно подёргивался с некой нервозностью уголок обветренных пожилых губ директора НИФа. — Можно также выдвинуть ещё одну гипотезу, — настороженно продолжал он, параллельно со своей речью прислушиваясь к окружающим звукам. — Скорее всего, в этом месте располагается, говоря научным языком, аномальная или иначе геопатогенная зона. Конечно, это мелочь, мелочь… Но нет ничего важнее мелочей! Ведь от любой, даже самой ничтожной, мелочи можно протянуть детерминированную цепь логических рассуждений. Правильно, Масленко? — Абсолютно с вами согласен, Владимир Геннадьевич, — покорно закивал головой Дмитрий.       Не особо разговорчивый в последнее время Алексей только угрюмо хмыкнул.       Вернувшись к Киселёвым, НИФовцы застали Глызина, который не ходил с остальными на участок пострадавшей от неведомой силы семьи, а со всех сторон осматривал внедорожник, припаркованный у забора. — Всё в порядке, Виктор Николаевич? — спросил его Филимонов.       Сначала Глызин лишь махал руками и агрессивно жестикулировал с видом недалёкого человека, после чего принялся что-то яро объяснять профессору о технических характеристиках автомобиля, на котором исследователи приехали. Правда половину слов Масленко с гуманитарным складом ума понять не смог.       Оставив шофёра дальше возиться с «Лэнд Ровером», они зашли уже на участок и направились в дом.       Вообще дом, в котором проживали Киселёвы, имел необычное расположение помещений. Сам он был невысок, в один этаж, но продолговато вытянут. Единственный вход и выход из него — это длинная остеклённая терраса (хозяева дома называли её верандой и никак иначе), выполнявшая функцию сеней (или прихожей), которая была сильно захламлена. Конец её упирался в дверь, которая вела в предбанник, откуда можно было попасть направо — в домашнюю баню (использовалась она вместо старой деревянной баньки, находившейся в другой части землевладения), и налево — в общую комнату или гостиную. Именно там и произошёл первый контакт НИФа с полтергейстом из Лодейного Бора. Далее за несколькими стенными перегородками и двумя дверями находились спальня и кухня. — Ну что? Как обстановка? — бодро вопросил Филимонов, заходя из предбанника в гостиную.       Когда он с братьями вошёл туда, в общей комнате находились чета Киселёвых и два оставшихся НИФовца, которые с напуганным видом что-то оживлённо обсуждали. А буйная Улита в этот раз мирно лакала молоко из блюдечка под круглым столом. — Ну раз уж пошло такое дело… — заикаясь, сказал Арефьев, но Киселёв его оборвал: — А мы тут как раз инцидент только что произошедший обсуждаем! — Так, ну и что за инцидент? — с подозрением нахмурился Филимонов. — Давайте по порядку, — развёл руками хозяин дома. — Когда вы втроём ушли, Анатолий Борисыч с моей женой пошёл на кухню, ну а я занялся ковырянием старого радиоприёмника (чуть позже Богдан Степаныч тоже ко мне присоединился). Почему я это затеял? Мне с детства было любопытно собирать и разбирать всякие устройства, радиодетали особенно. Я расположился в спальне, размотал шнур и попросил подошедшего Степаныча мне помочь, ножом открутив часть винтов для того, чтобы получить доступ к плате. В целях безопасности к электросети я его не подключал. Тут мне приспичило, поэтому я бросил всё это дело и направился в нужник. Когда я вернулся, то застал испуганного Арефьева, который рассказал мне, что когда я ушёл, он слышал помехи, характерные для радиоприёмника в режиме поиска радиостанции. Было такое ощущение, словно кто-то пытался поймать волну. Сам товарищ психолог что-то увидел в окне, поэтому он отвернулся, а когда обернулся, сказал, что шнур неведомым образом оказался вставленным в розетку, хотя он к нему не притрагивался. Не знаю, как это произошло, но ни он, ни я этого точно не делали… — Подтверждаю! — жалко проскулил Арефьев, нервно щёлкающий суставами пальцев во время всего монолога Киселёва. — Едва Юрий Олегович отлучился по нужде, меня отвлёк какой-то расплывчатый силуэт, показавшийся в окне спальни буквально на пару секунд. Больше всего он напоминал не то очень тёмную полутень, не то тусклую дымку. Когда я подошёл к окну, ничего разглядеть не смог, а когда обернулся, увидел те самые очередные полтергейстные проделки с радиоприёмником. Как только хозяин пришёл назад из уборной, мы пошли на кухню, где застали напуганных Ирину Александровну и Кравца… — А напуганы мы были тем, Владимир Геннадьевич, — продолжал за него медик, — что все тарелки в кухонных шкафах разом задребезжали, издавая дикий звон, а здоровенная кастрюля со свежеприготовленным борщом принялась скакать как ошалевшая по плите. Напоминаю, что плита, как и в аналогичном случае с радиоприёмником, была отключена от питания! Как только товарищ Арефьев с Юрием Олеговичем зашли к нам, всё прекратилось, будто бы ничего и не бывало.       Ирина Александровна состроила испуганное лицо и покивала хрупкой головкой. — А это уже теперь к вам вопрос, — Филимонов уставился допрашивающим и буравящим взглядом на Арефьева и Киселёва. — Вы что не слышали всего того безумства, которое сейчас описал Кравец??? — Конечно, дверь в кухню закрыли, но мы и правда ничего не слышали! — чуть ли не божась, хором ответили те. — Наипрестраннейше! — сердито повысил голос профессор. — Ведь слышимость в подобном доме, да ещё и деревянном, очень и очень хорошая — я бы даже сказал — превосходная! — Что было, то было! — как один отрезали все остальные.       После этого случая они вчетвером собрались в гостиной и принялись обсуждать произошедшее. К ним также присоединилась Улита, которой Киселёв налил молоко в блюдце.       Внезапно она вскочила с места и побежала в предбанник. Не успел никто за ней пойти и проверить, всё ли с ней в порядке, как послышался громкий звук битого стекла и кошачье мяуканье. Охваченная страхом Улита прибежала обратно, изогнув спину, и кинулась под диван. Кровавый след, тянувшейся за ней, говорил об одном: тут снова что-то нечисто. На полу в красной лужице остался лежать выбитый клык. — О ужас! Какой кошмар! У неё вся мордочка в крови! — запричитала Ирина Александровна, чуть не плача и еле сдерживая подступающий к горлу комок с напирающими слезами.       Только она это сказала, как все семеро находившихся в гостиной человек стали свидетелями поистине аномального события, которое явно не вписывалось в рамки людского познания. Со стороны предбанника послышался гулкий топот, и в общую комнату вдруг вошёл источник этого звука. Им оказался… чёрный сапог с высоким голенищем! Он сам по себе без какого-либо постороннего (скорее, тут было замешано потустороннее) вмешательства свободно перемещался по полу, прыгая словно заяц, но только достаточно высоко (позднее Филимонов примерно рассчитал, что странный сапог отрывался приблизительно на шестьдесят-семьдесят сантиметров над уровнем пола), но внезапно остановился чётко по середине комнаты и в качестве кульминации начал описывать идеальную по форме и построению лемнискату, оставляя прожжённые следы на ковре. Наконец, он подпрыгнул до потолка, разбив пару лампочек горящей люстры вдребезги (при этом сапог таким же неведомым образом покрутился продольным волчком вокруг своей оси на триста шестьдесят градусов), плашмя грянулся об пол и более никаких двигательных признаков не подавал. — Не подходите! — свирепо предупредил остальных Филимонов, махнув руками.       Сам он надел защитные перчатки, которые обычно натягивают перед тем, как полоть сорняк, и достал поблёскивающие серебром продолговатые щипцы, после чего подошёл к сапогу и поднял его ухватившимся пинцетом в воздух. — Вам знаком этот предмет, Юрий Олегович? — любознательно вопросил профессор. — Никак нет, Владимир Геннадьич, у меня подобных атрибутов нет и не было никогда! — уверенно заявил Киселёв, недоумённо разводя руками. — Прекрасно, значит мы можем спокойно изъять этот предмет, — ответил Филимонов и завернул его в пакет, который всё время с собой таскал Арефьев.       Кравец же вышел разведать обстановку и заметил, что окно на веранде разбито и повсюду валяются не только его осколки, но также ещё и остатки от водочной бутылки с капельками кошачьей крови. Масленко-младший помог Киселёвой отмыть с пола кровавые следы и пролитую водку, убрать битые стекляшки, вставить новые лампочки в люстру и закрыть проделанную дыру в окне старой и невероятно громоздкой на подъём железной ставней, которую Киселёву пришлось дополнительно смазать.       Едва порядок в доме был наведён, как со стороны спальни послышался громкий стук, который донёсся явно откуда-та извне строения. Не было никаких сомнений, что снова этот полтергейст, опять оно даёт о себе знать! Как часто любил говорить профессор Филимонов, «факты только подтверждают вывод, подкреплённый гипотезами». И вот на стене при входе в гостиную появилась небрежная и неграмотная надпись, как определили исследователи, сделанная парафиновой свечкой:

«АКНО АТКРОЙ ГЛАЗА РАЗУЙ»

      А на столе лежала новая записка со следующим содержанием: «КОТОРОЕ В СПАЛЬНЕ». Причём почерк в записке отличался по всем параметрам от почерка, которым было написано послание на стене: по готическому шрифту, наклону, аккуратности написания, разборчивости букв и наличию ошибок. — Так, — покусывая палец, вкрадчиво проговорил Филимонов, — это послание. Нам явно хотят что-то сказать. Нужно пройти в спальню и открыть там окно.       Сказано — сделано. Киселёвы распахнули окно в спальне, и каково было их удивление, когда на деревянном подоконнике они увидали такой же сапог, как и его «брат», который кружил виражи в гостиной. — Ох-хо-хо! — радостно рассмеялся довольный профессор, доставая из него аналогичную бутылку водки и пакуя «танцующую обувь» в пакет. — А вот и второй подоспел! Ну попался, голубчик! Взяли мы-то тебя, тёпленького! — Наверно, это и было его отображение в окне, которое я принял за полутень или дымку! — торжествующе прокричал Арефьев. — Рано радуйтесь, Богдан Степаныч, а лучше вообще поумерьте свои эмоции! — угрожающе прошипел Филимонов настолько грозно, что Арефьев тут же замолк, не смея перечить своему начальнику, даже на некоторое время забыв о давней дружбе с этим удивительным человеком. — Тьфу ты! С этими аномальными явлениями я совсем забыл вам рассказать, что мы увидели, когда пошли по следам Улиты. Она привела нас на какой-то медвежий угол, где над оврагом, спускающимся в низину со влагой, одиноко стоит большое заброшенное здание… — Которое под номером шестьдесят шесть-то? — спросил Киселёв. — Ну да. — А, старое это местечко, Владимир Геннадьич, и очень-очень недоброе… Все наши деревенские его сторонятся и шугаются как огня. Одна ватага паршивых мальчонок с другого берега чего сто́ит — носятся, угорелые, словно намагниченные, будто им там мёдом намазано, чёрт их туда носит! Я и вам рекомендую его опасаться — там привидения живут! Так что остерегайтесь туда ходить по добру, по здорову и от греха подальше! Слушайте, а вы в них верите-то? — Никогда, особенно в эти ваши сказочные байки, — авторитетно отрезал Филимонов. — А даже если бы они, предположим, существовали, подконтрольные полтергейстной силе события намного страшнее любого вашего фантома. Полтергейст тем и отличается от пресловутых призраков, что активно взаимодействует с миром материальным. У меня порой складывается впечатление, что вы, Юрий Олегович, придаёте этому чересчур большое значение и чураетесь каких-то привидений больше, чем нечто, что происходит у вас дома… — Знаете, человек — он такая сволочь, ко всему привыкает… — сбил Киселёв спесь с пожилого профессора. — За все эти годы мы более-менее привыкли к этому просто. Поэтому у нас и реакция на все эти явления не ярко выражена! Да потому что мы своего рода адаптировались! Так как в постоянном стрессе нормально проживать невозможно! И чтобы жить, а не выживать, нужно уметь с ним находить контакт! Это первое время мы только и знали, что чураться… — Ладно, не кипятитесь, Киселёв, — прервал его Филимонов, — не заводитесь и не суетитесь, пожалуйста. Тем более, как вы сказали, спокойствие тоже необходимо соблюдать, а самообладание — сохранять!       Закончив препираться с хозяином дома, он обратился к Киселёвой и подробно расспросил её про случай со священником, когда в середине мая девяносто девятого произошла неудачная попытка освятить дом. Из этого небольшого, но продуктивного разговора исследователям удалось узнать кое-что важное — никто из Киселёвых не проходил таинство крещения и не носил нательный крест. Тогда же все в доме, включая священнослужителя, слышали зловещий старческий смех снаружи. Так как дело случилось в послеобеденные часы, обычно большинство лодейноборчан сидит по домам, поэтому вероятность того, что в такое время по улице проходил человек, крайне мала. Да и тем более, смех был слышен невероятно отчётливо, будто его источник находился где-то на участке и вовсе не в пределах самой жилой постройки. Плюс высокий забор, огораживающий домовладение Киселёвых, создаёт неплохую звукоизоляцию, хотя какие-то громкие звуки доносятся, но приглушённо. Киселёв напомнил имя клирика и церковь, из которой его направили к ним, сказав, что она находится в этой же деревне в доме под номером сто тридцать один.       Поэтому профессор принял решение отправиться туда вместе с Масленко-младшим, оставив его старшего брата обеспечивать безопасность семье и помогать другим исследователям. Дав Алексею инструкции, Филимонов и Дмитрий вышли за участок и сели в автомобиль вместе с Глызиным.