Часть 3
Часы пробили полвторого ночи, И эхом разошелся стрелок стук. Открыл внезапно Эйджи свои очи, Осматриваясь медленно вокруг. Лежал в кровати он под одеялом, Проснувшись резко в комнате своей. Луна большая за окном сияла, И словно было от того светлей. Донёсся запах жареного мяса Из кухни, что на первом этаже. Неспешно Эйджи на локтях поднялся С тревогой нарастающей в душе. И будто громом тело всё пронзило: Он вспомнил тот болезненный звонок. И рад бы сам лежать сейчас в могиле, Лишь только бы забыть печаль он мог. Как вдруг в углу той комнаты закрытой Послышался ритмичный тихий звук. Сидел там кто-то под окном открытым. Не видно в темноте ни ног, ни рук. Сопел в тени тот юный незнакомец, И в слабом свете выпуклой луны Увидел Эйджи силуэт знакомый — Неясный образ родственной души. Он сидя спал в массивном мягком кресле И выглядел живее всех живых: Сухие губы, сомкнутые вместе, И след румянца на щеках худых; Блондинистые волосы небрежно Спадали на глаза морской волной, И выглядел он крайне безмятежно, Как будто сон принёс ему покой. Японец на него смотрел сквозь темень И грустно думал, простынёй шурша: "Всю жизнь ты нёс мучительное бремя, И вот сейчас со мной твоя душа." Спустил с кровати Эйджи свои ноги; От холода в поту он ледяном. А может стужа и не от погоды, И вовсе не от снега за окном. Неспешным шагом подошёл поближе И робко "Эш..." сумел лишь он шепнуть, Так тихо, будто вовсе и не дышит, Ведь страшно душу юную спугнуть. Всё думал он, что после той разлуки И после смерти, не желая ждать, Дух друга сквозь ночную даль и вьюги Пришёл к нему проститься навсегда. И лишь хотел к щеке его коснуться, Присев у кресла в темноте немой. Но Эш внезапно для него проснулся, Как только потянулся тот рукой. Его глаза открылись так внезапно, Что Эйджи чуть на землю не упал, Однако Линкс ладонью аккуратно Схватил его и вперед не отпускал. Сплелись их пальцы в пламенном дуэте, И сердце сжалось с болью под ребром. Хотелось так сидеть и на рассвете, Молчать, дышать и просто быть вдвоём. Но время ведь не любит ждать так долго, И стрелки на часах бегут вперёд. От взгляда Эша, будто бы иголкой, Внутри всё в клочья огненные рвёт. И хочется ему в плечо уткнуться, Прижать к себе его худую тень. Но также страшно лишний раз коснуться, Ведь вдруг исчезнет он средь этих стен? Тревогу ощущая грешной плотью, Промолвил Эйджи горько, как в бреду: "Прости, что уберечь тебя не смог я От злой судьбы, забравшей жизнь твою; Прости за то, что я тебя покинул И твой последний вздох не уловил; Хотел бы за тебя принять нож в спину, Лишь только б ты свободно дальше жил; Но, чёрт, какой же мир несправедливый, Тебя к себе забрали небеса, А тело твоё спит в сырой могиле, Где не слышны и вовсе голоса." Секунду, может две, они молчали, Не смея отвести усталых глаз. Тогда с толикой истинной печали Вдруг начал Эш свой маленький рассказ: "Не умер я тогда на самом деле, И смерть моя была для тех людей, Что яростно убить меня хотели; Их жажда мстить всего была сильней. Ведь я покончил с их преступной жизнью, Раскрыв для всех их тёмные дела. Всё время был я гордой дикой рысью, Такая жизнь в могилу лишь вела. Поэтому решил всех одурачить И собственную смерть для них сыграл. Прости меня, ведь я не мог иначе. Надеюсь, ты не сильно заскучал?" И льются слёзы, щёки обжигая, Взгляд Эйджи устремлен в его глаза. Своей рукой его ладонь хватая, Он обнял Эша, тихо прошептав: "Какое счастье, ты со мною рядом, Уж думал я, что потерял тебя; Весь мир казался вечным тёмным адом От мысли, что ушёл ты навсегда." Прижал к себе его японец крепче, Склонив на плечи голову свою. Пока снаружи дул свирепый ветер И снегом землю затрусило всю, Они стояли в полумраке ночи Прислушавшись к биению сердец, В груди тепло вдруг стало очень-очень. Однако всё имеет свой конец. Их руки в краткий миг разъединились, А взгляды встретились, глаза в глаза. "Проснись, прошу, и что бы не случилось, Живи!" — вздыхая, тихо Эш сказал. "О чём ты, Эш, ведь я давно проснулся, — Ответил Эйджи родственной душе. — Позволь твоей ладони вновь коснуться, И ты поймёшь, что я не сплю уже." Однако Линкс лишь горько улыбнулся, Закрыл глаза, чтоб слёзы не текли. "Я лишь хочу, чтоб ты скорей проснулся," — Промолвил, исчезая в той тени. "Куда же ты, куда опять уходишь?" — И голос Эйджи с болью задрожал. Он руки потянул к холодной коже И вновь в объятьях Эша крепко сжал. В его руках тот начал растворяться, Частички пепла улетали вдаль; Хотелось вместе с ними прочь умчаться И с родственной душой рассвета ждать. Но он стоял, смотря, как друг убитый В его ладонях с ветром исчезал. Душа ушла за горизонт событий, Откуда выхода никто не знал. И в комнате уж сам остался Эйджи, Одними лишь губами всё шепча: "Так значит, обещания не сдержишь, И вновь с тобой не встретимся мы, да?" Никто ему, конечно, не ответил, Открылось лишь морозное окно И в комнату ворвался буйный ветер, А с ним и запах полевых цветов. Но вот вопрос: откуда могли взяться На улице цветы средь ноября? Они ему, как Эш, всего лишь снятся? Иль Эйджи уж рассудок потерял? В глазах его мгновенно потемнело, И эхом разошлась по сердцу боль. Закрыл он веки, и худое тело Упало на холодный твёрдый пол.