Kowlting gonya gut

Первое, что увидела Наоми, когда открыла глаза — обессиленно-бледное лицо марсианина напротив. Его голова склонена набок, рот, окруженный коркой спекшейся крови, наконец-то расслаблен, а не сжат в плотную линию. Голова всё еще звенела после только что перенесенных перегрузок, но даже в таком состоянии девушку удивило, каким безмятежным может быть офицер, до этого каждым мускулом выражавший каменную, напряженную стойкость своей планеты. Марсиане часто напоминали Наоми религиозных фанатиков, чье облачение — военная форма, а бог — терраформирование. И, как и любую религию, ее можно обернуть не только благом, но и крестовым походом. Такая преданность цели вызывала уважение… если бы только Наоми, астерке, не была известна непомерно высокая цена, которой придется расплачиваться за высокие идеи. Рядом раздался полный боли стон Амоса, заставляя резко осознать, что витающие перед глазами темные мушки — это капельки крови, зависшие в невесомости. Торопливо отстегнув ремни, Наоми оттолкнулась от кресла: магнитные ботинки тут же сцепились с полом и позволили удержаться в вертикальном положении. Действие «сока», подпитывавшего организм, прекратилось, оставив после себя болезненную слабость. Несмотря на это, астерка пришла в себя быстрее остальных: может, тело жителей Пояса и не было приспособлено к долгому воздействию высокой гравитации, зато с кратковременными нагрузками справлялось куда лучше. Холден и лейтенант Лопес оставались без сознания. Амос, самый крепкий из них, ворочался в своем кресле, всё отчетливее цедя сквозь зубы ругательства на сломанную ногу. — Наоми, — прорычал он, — может, хотя бы, не знаю, аптечку мне дашь? Коротко обернувшись, девушка раздраженно на него цыкнула. — Он несколько пуль словил. Вряд ли он может потерпеть, не думаешь? Наоми склонилась над лейтенантом: его ноздри не трепетали, жилка на шее не билась, и чтобы подтвердить тяжелым камнем заворочавшиеся догадки, астерка прижала пальцы к сонной артерии. Лейтенант Келли Лопес был мертв. Подумать только, что меньше суток тому назад этот человек допрашивал ее, обвиняя в международном терроризме. Его чувства, обостренные марсианскими военными препаратами, считывали каждую ее эмоцию, каждое микровыражение лица. А Наоми никогда не была хороша в том, чтобы их контролировать. С каждым вопросом раздражение нарастало: лейтенант Лопес с точностью хирурга аккуратно прокладывал путь к ответам, которые хотел услышать. Его подопечная положила себе, что он не получит ни одного. — Кого же вы бросили? — его чуть подрагивающие зрачки впились в Наоми. Ее словно окатило ледяной водой: едва не задохнулась от возмущения и чего-то липкого, так похожего на страх. За всё время допроса в груди впервые заскреблось именно это чувство. Не мог же Лопес догадаться, просто ткнув пальцем в небо, или уловить под действием своих чертовых пилюль? Какую еще информацию они сумели на инженера Нагату нарыть?.. — Руки на стол, чтобы я их видел, — ледяным тоном отчеканил он, и Наоми с трудом заставила себя вытащить из-под мышек ладони и разжать пальцы, задеревеневшие в оскорбительном астерском жесте. Наоми ненавидела его за этот механический голос, за тень насмешливой улыбки, за идеально выглаженную военную форму. Всё в нем так и кричало: внутряк, не видящий в ней человека, только астерский акцент и маркировку АВП лишь по факту того, что она, видите ли, оказалась слишком умна для работы на древнем ледовозе. Он поклонялся своему богу, готовый втоптать в грязь всех остальных — и астеров, и землян — во славу Марса. Наоми была уверена: ему не нужна правда, ему нужен кто-то, кто возьмет на себя вину за гибель «Кентербери» и станет щитом от ярости ООН. Но когда он вернулся вместе с Холденом, чтобы вывести их с атакованного корабля — и спасти их жизни, подставив под пули собственную — Наоми поняла, что непростительно ошибалась. И вот Лопес, спокойный и мертвый, распластался в кресле. Заплатил за высокую идею непомерно высокую же цену. — Сам напросился, нехер было пытаться найти козлов отпущения. И геройствовать во славу родины его никто не просил, — бессердечно заметил Амос, с шипением задирая штанину. Нога его выглядела жутко: сломанная кость проткнула кожу и торчала наружу уродливым белесым обрубком. Если он и выдерживал боль, то, по-видимому, исключительно на «соке» и еще не утихшем адреналине. — Про меня тоже сказал бы, что меня «никто не просил»? Амос оторвался от созерцания раскуроченной ноги и взглянул на девушку вопросительно, но та едва ли собиралась пояснять, что имеет в виду: вместо этого опустилась на корточки, принявшись сосредоточенно осматривать его открытую рану. В отличие от друга, она не могла испытывать больше ни злости, ни равнодушия, только горечь. Это была незаслуженная, глупая смерть, которую команда «Доннаджера» могла бы избежать, выбери они не Марс, а себя и свои семьи. Но для Лопеса Марс был превыше всего. Как для Наоми когда-то превыше был АВП. Может быть, именно поэтому ему удалось так легко влезть ей под кожу?..