Arche

Звёзды спрятались на небе Облака укроют Сену Океан без дна а я Новая вселенная

      Ремус не знал, чего ждать от их воссоединения. Он много думал об этом бессонными ночами после заключения Сириуса, проигрывал сотни диалогов — какие-то запоминались особенно ярко и приходили во снах-кошмарах, другие сразу забывались и уходили вместе со слезами в подушку. Но все сценарии подвели, и теперь он стоял рядом с Сириусом в своей комнате, и это — последняя ночь, которую они должны были провести в школе перед тем, как временно отчалить на Гриммо; они смотрели в глубокое ночное небо, полное звезд и с убывающим месяцем. Всё было бы очень красиво и романтично, если бы Ремус не дергался, вспоминая, насколько побитым Сириус был только недавно. Но теперь мягкие чёрные кудри были распутаны и расчесаны; зубы, на которые Рему раньше было страшно даже смотреть, выглядели теперь нормально; настроение у Сириуса явно поднялось. Правда, вкус в одежде все еще был, как у подростка-пижона… Эта мысль заставила Ремуса улыбнуться. Скинни-джинсы и футболка с Пинк Флойд в Хогвартсе, правда что ли?..        — Всё ещё нравлюсь так, как в первую встречу? — заигрывающе спросил Сириус, замечая впившийся в него взгляд, изголодавшийся по теплу. Ремус тут же от него отмахнулся, покраснев, и встал к окну спиной. По небу плыли светло-серые облачка, Сириус скучающе провожал их взглядом — по привычке. В Азкабане иногда можно было взглянуть за решетку и скоротать время, наблюдая, если выдавалась спокойная ночь.        — Просто рад, что ты здесь. Я не знал, что мне может так кого-то не хватать, — судорожный вздох в тишине ночи можно было принять за всхлип.       Сириус уловил, что это признание было слишком важным, чтобы от него отшучиваться. Он на пробу приподнял ладонь, тяжелую, будто прибитую гвоздями к дереву подоконника, и положил её на испещренную шрамами руку возлюбленного. «Эй, я слышу тебя. И я слушаю, » — означал этот жест. Ветерок из окна слегка откинул назад его черные кудри.        — Прошло столько лет, Бродяга. Очень много, и я… Я не могу найти тот момент, на котором мы остановились. Всё такое же, как было, и всё по-другому.       Сириус Блэк из уст любви всей своей жизни услышал примерно следующее: «Прости, но я тебя разлюбил, пока ты мечтал вернуться ко мне». Ремусу хватило одного взгляда, чтобы увидеть его загнанную позу, бегавшие от страха зрачки, и шок из-за него, произносившего самый страшный для них вердикт. Ремус поспешно накрыл ладонь Сириуса своей:        — Я люблю тебя, как и раньше, если не сильнее. Я просто пока не могу рассмотреть свою реакцию поближе и понять, что она из себя представляет. Мне тяжело.        — Тяжело?.. — не понял Сириус. Его возлюбленный выглядел будто бледнее обычного, а старые шрамы на белой коже разгорелись.        — Я не могу рассмотреть её по той же причине, по которой ученики в моем классе не могут увидеть весь Хогвартс, — Ремус смущенно улыбнулся своим литературным отсылкам. — Прости, если я начну реагировать на всё с опозданием, и ты получишь мужа-истеричку уже через месяц.       Сириус посмотрел на него, как на самую большую фамильную ценность их семьи — с непередаваемым восхищением. С исповедью Ремуса этот взгляд не сочетался. Лунатик растерялся только сильнее. Они оба, видимо, были просто обречены на потерянность в ближайшее время.        — Я не собирался делать тебе предложение. Или что-то такое, Лунатик. Но я не был против тебя. Любого тебя. Даже тебя-истерички, ругающегося на валлийском до хрипоты, — Сириус выпустил нервный смешок, скрывающий слезы счастья. — Слушай, мы и без того столько пережили… Нам надолго хватит. Может, перестанем заставлять себя рефлексировать? Что скажешь? Только ты. Я. Уютный коттедж и мягкая кровать. И мы высыпаемся хотя бы семь дней подряд? Даже если после этого ты будешь истеричкой — мне плевать. Потому что ты будешь моей любимой истеричкой.       Они тихо засмеялись. Смех был приятный, искренне-радостный и мягкий. Сириус посмотрел на Ремуса этим своим «я-тебя-так-чертовски-люблю» взглядом и очень осторожно, ухватив за ворот рубашки, утянул в целомудренный короткий поцелуй. Ремус знакомо наклонился, положив ладони Сириусу на щеки, и это было так приятно, что бабочкам в животе перестало хватать места для маневров.       Взгляд Ремуса был такой влюбленный и восторженный, что, отстранившись, Сириус смог только всхлипнуть и спрятать собственное лицо в ладонях от переполнивших его эмоций. Всё происходило взаправду.       Ночь была тихой и спокойной. После нескольких месяцев непрекращающейся беготни — странной. Но абсолютно точно заслуженной.       Сириус, утирая нос рукавом рубашки, потихоньку успокаивался, а с ним успокаивался и Ремус. Они подтащили кресло к окну, Бродяга уселся Лунатику на колени, и теперь они могли созерцать ночное небо, спокойные душой. Облака, плывшие за окном куда-то на юго-восток, почти остановились, стих ветер, и в замке стояла такая тишина, что в ней различались вздохи спящих.        — Я чертовски соскучился, — в очередной раз признался Сириус заплаканным голосом, целуя Рема в шею. Он говорил сорвано, с хрипотцой и придыханием, от которых у Лунатика щемило сердце.        — И я, — он уткнулся носом в мягкую макушку, пахнущую ночной прохладой и персиковым шампунем. Ощущение правильности затопило всё его существо.

***

      Теперь, когда никому ничего не угрожало, Сириус внезапно отказался возвращаться на площадь Гриммо или в любой другой фамильный дом. Ему хватило буквально часа в семейном особняке, чтобы в бешенстве выскочить на крыльцо и закатить Ремусу грандиозную истерику с плачем и проклятиями для каждого, кто находился на семейном древе. Ничто из принадлежащего Блэкам не было связано с его родным домом, и он хотел бы как можно скорее избавиться от всего. О недалеком прошлом в Азкабане ему достаточно напоминали газетные вырезки с громкими заголовками про Питера и оправдательный приговор себя любимого. И выдержать целый дом с детскими кошмарами воспоминаниями Сириус просто бы не смог.       Ремус немного испугался его спешки, но передать поместье на нужды Ордену Феникса (тот теперь занимался скорее юриспруденцией, чем вылазками) согласился, как и продать свою старую квартиру, которая больше напоминала склад вещей.       Пару дней они ночевали у Андромеды. Её лицо нужно было просто видеть, когда в ночи она встретила на пороге дома Сириуса и «того симпатичного оборотня» из его историй с десяток лет назад. Они долго извинялись, но Андромеда пропустила все их слова мимо ушей, крепко обнимая, поздравляя с помолвкой и с освобождением. Сириус всегда был её любимым родственником, с чего ей было злиться?       Тонкс, как любой подросток в их возрасте, спрятались у себя и изредка выбегали поесть прежде, чем снова спрятаться в комнате. Сириус не пытался их увидеть — ему было неловко. Он не видел их с самого детства и не хотел резко врываться в их жизнь. Потом Ремус нашел нормальную гостиницу, куда они временно переехали до того, как найти идеальный дом.       Уже через две недели они стояли с кучей коробок на пороге деревянного домика на восточном побережье. Чтобы дойти до моря нужно было пройти через небольшой парк, за домом была лужайка с грушевым деревом, и этого, казалось, было вполне достаточно для полного счастья. Ну, почти достаточно…        — Как думаешь, скоро мы сможем принять Гарри здесь? — Сириус ногой толкнул коробку, чтобы потом не споткнуться об нее. — Я думал отдать под его комнату весь чердак, ему понравится.        — Думаю, уже через неделю, если мы постараемся. А что?        — Да… так, — Сириус пожевал нижнюю губу, слегка беспокоясь. — Он долго не мог со мной связаться. Я боялся, что с ним что-то случилось. И, ну, он живет с Дурслями. И я помню Петунию со свадьбы Лили и Джеймса. Я беспокоюсь.       Не было понятно, с какими именно людьми жил Гарри. Не в плане фамилий и имен или даже адреса, которые были прекрасно Бродяге известны, но он не знал, какие эти люди по характеру. Прошло много лет, да и Гарри был племянником Петунии — должна же она относиться к нему с теплотой? Сириус однажды спросил у крестника об этом, но тот быстро притих и ответил, что это не так важно, и ему бы поскорее переехать к Сириусу, потому что дома ему не нравится. «Мало места, моя комната очень-очень маленькая. И в семье все магглы. Ну, то есть, не в этом проблема, но… да, лучше бы мне переехать к тебе». Сириус тогда пожал плечами, ему этого было достаточно. Если Гарри хотел переехать к нему — то он переедет, даже если не найдется на то веской причины.       Сириус отныне был полностью оправдан, и, хотя ниточка дурной славы всё ещё тянулась за ним, куда бы он ни шел, юридически к нему было не придраться. Особенно после того, как он всё-таки удосужился зарегистрироваться как анимаг. Всё ради полноценного и неоспоримого опекунства. Гарри не знал в деталях обо всём, что ради него делал Сириус, но чувствовал нутром, и каждое его письмо было наполнено по-детски искренней благодарностью, которая придавала Бродяге сил, чтобы продолжать продираться сквозь ад бюрократической машины, которая всё пыталась его зажевать.       Он понятия не имел, и, в общем-то, не беспокоился, пока не появилось для этого причины. В последнем своём письме Гарри выразил особенную тревогу насчет того, что ему могут не позволить прочитать следующие письма крестного, и что если он соберется куда-то забрать Сохатика, то придется иметь дело с его тетей и дядей лично, и что Сириусу стоило быть аккуратным с ними. Читая это письмо, в котором тринадцатилетний ребенок писал: «Будь осторожнее», — Сириус хмурился и сжимал кулаки; он решил не отвечать, а вместо этого — действовать. Сразу после переезда, чтобы не мучать ребенка ожиданием, забрать его. Сразу — и навсегда.       Его тревога подпитывалась тем, что Сириус и сам вынес много уроков от проживания с нелюбящей семьей. Ему были слишком хорошо знакомы все попытки завуалированно рассказать о том, что происходит за закрытыми дверями. И эти попытки он видел в письмах Гарри. Сириус не мог оставаться спокойным.        — …Бродяга? Ты меня слушаешь? — Ремус пощелкал пальцами перед молчащим, вызывая того обратно в настоящее. Сириус поморгал так, будто только что проснулся.        — Да. Прости. Задумался.        — Я сказал, что если ты так тревожишься, мы могли бы забрать его, как только разберем коробки. То есть завтра. Гарри вряд ли будет против пару дней поспать на матрасе и поесть еды из доставки, если мы будем рядом.       Сириус хихикнул непроизвольно и слегка нервно — ему так нравилось думать о том, что следующие недели они будут лишь разбирать коробки, спать у самого пола и при этом оставаться самыми счастливыми людьми на Земле, что он не удержался. Да, Гарри бы тоже это понравилось, он всё-таки ребенок, а дети, вроде как, любят такие атмосферные штучки?        — Тогда чего мы ждем, да? — воодушевился Сириус. Он взял в руки несколько коробок и ключ, первым открыл дверь в их новый дом и, сделав шаг внутрь, глубоко вдохнул. Здесь пахло деревом и чем-то свежим, похожим на букет полевых цветов. Так теперь пахнет их дом.       Есть поверье, что первой в дом надо впускать кошку, и на место, где она сядет… в общем, я не помню, да и кошки в семье не водилось. Но впустить Сириуса тоже было неплохой идеей.       Зашедший следом Ремус внес внутрь немногочисленные коробки с собственными вещами — книгами и старыми фотографиями. Внутри уже зарождалось ощущение приветливого дома. Сириус и Ремус так и замерли на пороге, позволяя себе ничего не делать еще пару минут, греясь в объятиях друг друга, тыкаясь носами в рубашки, — мягкую фиолетовую и огромную фланелевую с подвернутыми рукавами, — и одинаковые факультетские шарфы, которые отличались разве что запахами сладкой ванили и ментоловых сигарет.       На улице тихонько шелестела листва, внутри дом был залит солнечным светом, которого так не хватало им обоим. Лето обещало быть не слишком долгим, но очень красочным и счастливым.       Поздней ночью Ремус встретил доставщика еды с большим пакетом. Они только недавно освоили функцию звонка по магловскому телефону в магловское заведение с едой, потому что во время переезда готовить не получалось от слова совсем даже с помощью использования магии, и пока Сириус еще сидел у Андромеды и в гостинице, у него просто не было выбора, научиться ли этому или нет. Он просто… научился. И перестал понимать, как он жил без дымящейся лапши из коробочки всё это время.        — Эта еда, Ремус, ох, — Сириус втянул её за один раз, причмокнув и закатив глаза от удовольствия, на грани с развратом. — Я никогда не думал, что есть на полу в обнимку с тобой, укутавшись в одеяло — это верх моих мечт и ожиданий от жизни. Но вот мы здесь!       Рем хотел было согласиться, но его рот был занят огромной порцией макарон с похрустывающими овощами. Сириус удобно устроился между его ног, полностью на него облокотившись, и теперь орудовал китайскими палочками так, будто не выучил, как ими пользоваться, только неделю назад. Ремус всё ещё предпочитал вилку.        — Перестань капать соусом на свою пижаму, — Сириус посмотрел на свою футболку и тихонечко выругался, краснея.        — Упс, теперь я буду пахнуть лапшой в кисло-сладком соусе с кунжутом. Надеюсь, ты простишь меня за это.        — Буду спать, прижавшись к тебе со спины, чтобы не замарать тебя еще и слюнями, — закатил глаза Рем, улыбаясь. Черт возьми, как ему не хватало всего этого. — Подай мою кружку, пожалуйста.       Сириус дотянулся до кружки, которую Лунатик поставил на одну из своих книг для удобства. Зеленый чай с жасмином отлично дополнял и без того вкусный запах дома. Сам Сириус пил черный чай с молоком и сахаром. В тишине комнаты раздалось тихое: «Фр-р-р» — с которым Ремус втянул жидкость. Коварно улыбаясь, Сириус поднял собственную кружку и захлюпал чаем вдвое громче, чтобы поддразнить Ремуса за «отсутствие манер». Ремус, забывший напрочь об этой шутке со школьных времен, чуть не поперхнулся от смеха. Сириус нужен был ему хотя бы ради таких моментов светлой радости.       Они лежали на импровизированной кровати, кутаясь в несколько пледов и одеяло, как одно целое. Они почти не разговаривали — наговорились уже, да и перед следующим днем очень хотелось отдохнуть.       Лёгкий туман укрывал город перед рассветом, месяц и звезды спрятались за облаками. На полу возле матраса стояли две пустые кружки и коробочки от карри. Ремус знал, что совсем недалеко — море, океан. И что ещё ближе — совсем новая жизнь; потянись, приподнимись на носочках, и ты обязательно дотянешься, даже сможешь потрогать. Лежащий в отключке на его плече Сириус мерно сопел, представаляя из себя ту самую новую жизнь. Некоторые звезды горят ярко и быстро сгорают, но, как показала практика, Сириуса сложно было потушить. Хотя он сам иногда норовил это сделать.       Ремус провёл ладонью по его затылку, почесывая, и сквозь сон Сириус улыбнулся, одобрительно мыча. Лунатик будет рядом, чтобы этого не допустить.