Сон.

      Он засыпает. Мягко касается головой подушки, непривычно мягкой, но холодной. Холод успокаивает и снимает усталость прошедшего дня, позволяет лишним мыслям уйти. Он устал, за этот день, за эту неделю, за эту жизнь. Старые раны напоминают о себе, не дают спокойно существовать и наслаждаться обыденностью. Но он терпит. Он всегда терпел, он сильный, он сможет.       Он проваливается в сон.       Он лежит на земле, она холодная, она снимает усталость и спасает от жары, влажная трава щекочет кожу, касается щёк и кончиков пальцев, мягкая, под ладонями, её хочется трогать и наслаждаться запахом, лежать под тенью деревьев и прятаться от солнца, которое нещадно печёт, стоит только выглянуть. Где-то вдали слышатся птицы и голоса людей, счастливые, беззаботные. Лёгкий ветерок колышет волосы на лбу, приятный, прохладный и пахнущий весной, он.       Он несёт за собой холод, первые снежинки и запах гнили, укутывает его ледяным покрывалом снега. Трава под пальцами вянет и сменяется на землю, холодную и мёртвую, жизни в этих краях нет. Как и в нём самом. Под ладонью больше не влажная роса, под ладонью копошатся черви, маленькие и белые, поедающие его остывшее тело, они грызут его изнутри, копошатся под кожей, разъедают органы. Он чувствует их, как эти мелкие твари шевелятся внутри, уничтожают гниющую плоть, забирают последние следы жизни. Как сердце уже давно не стучит. Из ран больше не идёт кровь, только запах смерти, отвратительный, отравляющий всё в округе, это его запах, запах мертвеца, он.       Он просыпается на больничной койке, всего этого кошмара не было, просто лёгкое сотрясение после того, как рядом что-то взорвалось, всё хорошо, рядом, на соседней койке лежит Вадик, он спит, но он жив. И Олег тоже жив, он чувствует облегчение, лёгкую эйфорию о мысли, что он существует, что, наконец, всё хорошо. Он проснулся и хочет встать, но почему-то не выходит. К горлу подкатывает паника. Отбрасывает одеяло и хочет кричать, но крик застревает костью поперёк горла и не может выйти наружу. У Олега нет ног. Вместо них два обрубка в кровавых бинтах и боль, нестерпимая, острая, течёт по венам от бедра и ниже, туда, где ничего нет, только алые от крови простыни, зияющая пустота, Олег больше не сможет ходить. Касается дрожащими руками обрубков, не может произнести ни звука, хотя пытается. Он кричит без крика, плачет без слёз, не чувствует боли и в то же время умирает от того, как невыносимо его ломает, ломает и ломает. Он не может пошевелиться, словно парализованный, не может вдохнуть, не может отпустить боль, он.       Он просыпается снова, на этот раз в пустыне, песок забился под одежду, под ногти, песок в волосах и под шторами век, растирает кожу до крови, хочется выплюнуть, стереть, смыть. Он устал, он уже не боится, он потерял надежду и смиряется с неизбежной смертью, принимает её. Он не может разглядеть, но знает, что на него наставлено дуло ружья, сверху доносится голос, но он не слышит, он слышит, что ружьё перезарядили, но не может понять, сколько в нём пуль. Выстрел прямо в голову, он чувствует, как череп разлетается осколками, как красиво растекается по невидимым стенам мозг, как пачкает горячей кровью своё лицо, и противника напротив, и трупы сзади. Он касается рукой того места, где вместо головы — пустота, под пальцами острые куски черепа, что чудом остались на месте, чувствует пальцами повисший на кусочках нерв глаз. Кричит. Он просыпается.       Просыпается где-то посреди пустого поля, он ничерта не слышит, только что взорвался снаряд, ему оторвало половину туловища. Он дрожащими руками пытается затолкнуть обратно свои внутренности, в пальцах неприятно чавкают разорванные кишки, он всё ещё чувствует ноги. Ему кажется, что он может шевелить ими, что сейчас они послушно встанут и подойдут к нему, смогут подтолкнуть кусочек печени. Где-то в груди теплится надежда, где-то под рёбрами сердце ещё качает кровь, где-то на задворках своего сознания он убеждает себя, что всё будет в порядке. Верит, что его найдут, его сошьют обратно, ему не впервой, он сильный, он…       Олег просыпается, по-настоящему, он лежит в холодной кровати и не может даже кричать, он сжался в комок из страха и нервов. Его трясёт и он не может даже пошевельнуться, пытается осознать, что он правда живой, он целый, он в безопасности, у него всё хорошо. Хочет перевернуться на спину, чтобы сделать вдох, дать кислороду войти в лёгкие, успокоить бешено бьющееся сердце. Пытается отогнать панику, думает о том, что он чувствует руки, он чувствует ноги, что он может пошевелить ими. Что время продолжает идти, а он ещё жив и никакой опасности нет. Думает, что скоро встанет солнце и утром он будет пить кофе, потом он увидит своё отражение, немного уставшее и потрёпанное, но живое. Что дневные лучи будут светить сквозь стёкла окон, а он будет ходить на своих ногах, их никогда не отрывало, он будет смотреть на мир своими глазами, он будет дышать воздухом, чистым и прозрачным, всё будет хорошо и спокойно. Он живой, он целый, он дышит. Он. Он не верит. Он плачет.