Баюканье на французском

      Сильный удар в грудь, Кнайф падает на земь. Голова гудит, в глазах расплывается, дышать невероятно трудно, но он как-то остаётся в сознании. В поле зрения появляется малиновый силуэт, что стал приближаться, пока Кнайф не разглядел его лицо. Можно было и самому догаться — И Краткий. Лучшая, по его самому мнению, буква русского алфавита. Невероятно злая, грубая и лицемерная буква русского алфавита.       На его морде образовалась садистская улыбка, вызывающая страх, что отдавался холодом по всему телу. В животе словно что-то ухнуло, и Кнайф попытался встать, но его снова пнули и он плюхнулся лицом в грязную траву. Послышался громкий смех.       Нож кое-как смог снова перевернуться на спину и посмотреть на садиста. Теперь он здесь не один: рядом с ним появился ещё один силуэт, чьё лицо невозможно было разглядеть из-за освещения, но по образу можно было понять, кто это. Курасан.       И как только это имя проскользнуло в голове у Кнайфа, Курасан сделал шаг вперёд, и теперь можно было увидеть и на его лице коварную ухмылку. Прежде чем нож смог что-то сделать, Курасан метнулся в его сторону. Схватил его деревянную рукоять и что есть силы вцепился своими острыми клыками. Кнайф пытался закричать, но ничего не выходило: он словно был немым, его лишили голоса.       Перед глазами снова замаячило малиновое пятно, и в последнюю секунду Кнайф увидел большую лапу, что словно в замедленной съёмке приближалось к его лицу. Сильный удар, раздаётся скрежет металла, и Кнайф с ужасом осознаёт, что его лезвие оторвалось от рукоятки. Но, казалось, после быстрой смерти, он всё ещё был в сознании. Он видел, как над ним навис Краткий, его глаза сощурились, садистская улыбка пропала с его лица, он казался более хмурым и мрачным. Где-то сбоку виднелись рыжие рога Курасана, его чавканье и хруст дерева.       — Ты лишний в этом шоу, — раздался утробный голос Краткого.       После этого мир перед глазами поплыл. Всё вокруг кружилось, металось, он словно был в центрифуге. Он видел различные картинки, что быстро сменялись: где его рукоять рассыпана в щепки, лезвие сломано пополам, он чувствовал дикий жар и видел яркий огонь, чувствовал тяжесть в груди и тиски на шее. Он куда-то падал и слышал голоса, они кричали на него и говорили различные гадости. Завершающим моментом был хриплый и гадкий смех Курасана, отдающимся эхом в ушах.       Он не заметил, как резко встал. Не заметил, как стал быстро дышать и сжимать в руках одеяло. Не заметил возню слева. Не заметил, как в комнате стало значительно светлее. Не сразу понял, кто его хлопает по плечу и что-то говорит. Не сразу понял, где находится.       Сквозь пелену ярких ужасных картинок он смог разглядеть перед собой кровать, а вокруг полутёмную комнату со шкафом и тумбочкой в углу.       Помещение казалось ему неизвестным, но где-то в подсознании ощущалось, что он дома.       Вакуумный шар, из-за которого он плохо слышал, словно лопнул, и Кнайф наконец смог различить слова обджекта, который ему сейчас что-то говорил.       — Хей, Кнайф, тише! Ты чего?       Его словно в ледяную воду окунули, когда он услышал этот голос. Кухонный резко повернул голову и лицезрел перед собой Курасана, что сидел возле него в непосредственной близости и гладил его спину. Остатки сна не покинули его, и он отдёрнулся от круассана, видя в нём угрозу. Курасан, увидев реакцию ножа, сам убрал руку с его спины и замешкался, не зная что делать.       Замешательство на лице Курасана, его приподнятые брови и тень страха в глазах заставили Кнайфа придти в себя.       Его не нужно бояться. Кнайф потёр глаза и глубоко задышал, трезвость стала возвращаться. Картина стала чётче, не мыльной, какой она была раньше. Он посмотрел вниз и увидел свои чёрные руки, держащие край одеяла. Сразу после этого он ощутил тепло в ногах, и понял, что лежит на кровати. Он ещё несколько секунд попялился вдаль, пытаясь привести мысли в порядок, и снова посмотрел на Курасана.       Тот же, увидев более осознанный и ясный взгляд Кнайфа, снова придвинулся к ножу и обнял его, поглаживая по спине. Кухонный словно рефлекторно обнял его в ответ и прижался, пытаясь отогнать осадок всего ужаса, что ощутил на себе только что.       Сколько они так молча просидели Кнайф не заметил, точно также он и не сразу заметил, что Курасан его о чём-то спросил. Спустя лишь минуту Кнайф решил заговорить.       — Я… Да, в-всё хорошо… Теперь… — и вновь тяжело вздохнул. Сердце всё также быстро стучало, а по телу периодически пробегала мелкая дрожь.       Он разорвал объятия, но оставил ладонь на правом рожке Курасана. Ох, как же хорошо, что это не сон.       Он даже не сразу вспомнил. Не сразу вспомнил, что шоу И.Н.М.Т. давно закончилось и победителем в итоге оказалась Нансенсу. Не сразу вспомнил, что после шоу Ёшка построил обджектам домики, в которых они и стали жить. Не сразу вспомнил, что помирился с Курасаном, а после они стали встречаться.       И Краткого больше нет. Вернее, он их теперь больше никогда не тронет. Наигрался. Ушёл, как ни в чём не бывало, оставив обджектов одних. Но вот Кнайф не сможет так просто отпустить эту букву и забыть всё, что он делал с ним. Как бил, унижал, издевался. Такое не забыть за пару месяцев.       Но радует то, что Курасан здесь, это заставляет чувствовать себя лучше. Кнайф снова прижался к Курасану и уткнулся лицом меж его рожков, периодически всхлипывая. Курасан стал гладить его по спине, что-то тихо приговаривая.       — Приснился кошмар? Что там было, или ты не помнишь? — спустя недолгое время спросил булочный.       Он знал, что Кнайфу иногда снятся кошмары, которые доводили того до слёз. Обычно Кнайф не помнил, что ему снилось, лишь помнил, что ему было страшно, и в таких случаях Курасан просто приносил стакан воды Кнайфу, успокаивал его и оба снова засыпали. Но не в этот раз.       Кнайф прочистил горло, приготовившись перерассказать всё то, что он увидел. Курасан стал ждать.       — Я… мне снился Краткий… он бил меня… — чуть заикаясь начал говорить нож, пытаясь вспомнить ещё подробностей. Курасан стал гладить его по спине, сочувствуя. Было напрасно отрицать тот факт, что Краткий вёл себя по отношению к Кнайфу очень жестоко. Все обджекты это понимали, но никто никогда не заступался за ножа.       — Был полный хаос, — он продолжил, вытирая подступавшие слёзы, — А ещё… там был ты, — и тяжело вздохнул.       После этих слов Курасану стало невероятно стыдно. Стыдно за все те проступки и слова, брошенные в адрес Кнайфа. Ну да, как можно забыть, что он тоже издевался над ножом и это плохо отразилось на нём. И вот, теперь напуганный Кнайф сидит рядом с ним, и круассан причастен к этому. Вот бы отмотать время назад и предотвратить ту самую злосчастную ссору. Круассан снова тепло обнял ножа, стараясь успокоить его.       — Бедный… Бедная mon amour… — негромко проговорил Курасан.       Он ощутил, как Кнайф странно вздрогнул и вздохнул. Он поднял глаза на него и они столкнулись взглядами.       — Звучит красиво, — прокомментировал кухонный.       Выпечка пару секунд тупо пялилась на того, но вскоре всё понял. Ох, случайно вырвалось. Вот что бывает, когда твоя мать русская, а отец француз. В основном родители учили его русскому языку, но отец также научил его и французскому. Так, на всякий случай. Курасану редко когда приходилось говорить на нём, но иногда проскальзывали иностранные слова в его речи.       Кнайф же лишь пару раз слышал, как Курасан говорит на французском, и то это было тогда, когда они ещё дружили. И Кнайф всегда считал французский очень красивым языком. А когда на нём говорил Курасан… это было просто великолепно. Так красиво и успокаивающе.       Нож медленно лёг, не переставая обнимать круассана, и удобно расположился на подушке. Курасан всё также сидел рядом с ним и гладил его лезвие, зная, что Кнайф любит поглаживания.       — А ты можешь ещё… поговорить на французском? — чуть смущённо попросил нож.       Булка хоть и не совсем понимала зачем это нужно Кнайфу, но всё равно кивнула и стала размышлять, чтобы такого сказать.       — Vous êtes très belle, — полушёпотом сказала выпечка. — Tu es le meilleur.       Кнайф выглядел более спокойным после этих слов. Он хоть и не знал перевода, но был уверен, что Курасан говорит что-то хорошее и милое.       Курасан же заметил расслабленное состояние ножа и всё понял. Он взял одеяло и накрыл им рукоятку Кнайфа, а после придвинулся вплотную, почти что целуя лезвие ножа.       — Allez-y doucement. Tout va bien, — у Кнайфа пошли мурашки, когда он ощутил тёплое дыхание Курасана на щеке. А после почувствовал и губы, что поцеловали его. Как же приятно.       Курасан ещё раз чмокнул того.       — Je t'aime beaucoup. Je serais toujours avec toi.       Тяжесть на глазах усилилась, и Кнайф их закрыл, слушая приятные речи Курасана, что чем-то напоминали мурчание кота. Булка продолжала говорить, не забывая при этом гладить ножа и целовать его, дабы он полностью расслабился. Спустя несколько минут Кнайф заснул. Он выглядел таким умиротворённым, что Курасану самому стало спокойнее. Булка накрыла и себя одеялом, а после уткнулась лицом в рукоятку Кнайфа, слушая его ровное дыхание.