Опиат.

Мне снилось небо. Небо голубое, с перьевыми облаками, на огромном полотне расползались переливами яркие цвета. Солнце заходило. Вечерело. Облака медленно двигались вперёд, и миру было все равно на проблемы смертных существ. Голова медленно заполнялась мыслями, тело стояло на холме. Почему-то я знал, что позади было дерево, огромное древо с благодатной широкой зелёной кроной. На кроне же поделились на две стороны яблоки. Черные, как кляксы чернил на прекрасном зелёном цвете, и золотые, что будто освещали вокруг себя хрупкие листья на ветках. Я слышал вдалеке звуки жизни, но тело упрямо стояло на месте и смотрело на то, как заходит солнце. В голове мелькало столько мыслей, что я бы даже при желании не разобрался, какими эти мысли были. — Да, — тело пробормотало, опуская взгляд на руку и широко ухмыляясь. Больше скалясь, чем улыбаясь. — Это хорошая идея. — Брат? О чем ты? — Развернувшись, тело широко улыбнулось, хватая другого скелета за плечи. Я с некоторым замешательством осознал, что это Найтмер, и во мне не было отрицания на его счёт. — Я придумал, Найт! — Я чувствовал, как бешеное веселье завладевает телом, и чувствовал, как широкий оскал расплывается на лице. — Я!.. И я открыл глаза. Уставился в теплый, молочно-светлого оттенка потолок, медленно поднялся, переводя взгляд на окно. Опустил взгляд на руки и сжал-разжал ладони. Кто был у того дерева? Я в замешательстве уставился на восходящее солнце. Рядом мирно сопел Блуберри.

***

Это было странно. Я одновременно была собой, но и не была. Будто у меня внезапно появилась часть памяти, тогда, когда я ничего не забывала. Будто всплыла информация, когда сюжет уже закончен. Будто появилась куча лишнего материала, когда дом уже построен. Голова разрывалась от боли, воспоминания с лёгкостью выкапывались из памяти, хотя этих воспоминаний быть там не должно. Потому что я не был Дримом, я был тем, кто попал сюда. Я с детства была манипулятором, была «Ангелом», отличницей, была прекрасным одуванчиком невинности. Я скрывал свои увлечения, я скрывал свою неопределенность по отношению к обращению. У меня было множество друзей, лучшая подруга с черными, длинными волосами, яркими, как только взросшая по весне трава. Я не мог оказаться здесь. Я в замешательстве смотрела в окно, будто загипнотизированная небом. В голове всё перемешалось, все планы потерялись в закутках новых мыслей и теорий. Что происходило? Что происходит сейчас? Автоматически поднявшись, заварил себе чай, оставляя заварку на некоторое время в небольшом стеклянном чайнике. Поставив его на поднос, с лёгким звоном устроил рядом две чашки, на случай, если кто присоединится. Положив осторожно на серединку небольшую сахарницу, такое же маленькое блюдце с печеньем поставил чуть правее. Поправив на плечах теплую белую шаль, взял поднос в руки, ловко открывая дверь ногой и с лёгким стуком закрывая ее. На улице пахло свежестью. Сбоку от дома была чудесная беседка, а неподалеку ещё и уличные садовые качели. С мягкими подушками, где можно было прикорнуть под свежесть сладких яблок и неуловимый запах малины. Поставив на столик поднос, улыбнулся, усаживаясь на скамейку, наливая из чайничка чая. Прекрасный ярко-розовый цвет, больше похожий на краситель, однако полностью натуральный. Интересно, где мои ребята достают этот чай? Всегда разный… Умиротворённо прикрыв глаза, сделал глоток, поднимая взгляд куда-то вбок, смотря на лес. Это, возможно, было странно, и должно было пугать, но это не пугало. Я привязал этот мир к себе, он никогда не навредит мне. Сюда даже арт-блоки не проникнут. Ну, есть надежда на это. Этот мир будет развиваться пока тут есть я. Потому что где я, там история. Молча прикрыв глаза, сделал глоток из кружки. Устало вздохнув, замер так на пару минут, вдыхая свежий воздух. Может, попытаться во всём разобраться только когда я вспомню остальное? Сейчас слишком много непонятного. Судьба любит меня, однозначно. Ну, или ненавидит. Но с учётом того, что всё прилетает ко мне самостоятельно… Стоит ли надеяться, что и на этот раз будет так же? — Дрим? — Повернувшись в сторону зова, умиротворённо улыбнулся, приветственно кивая. — Доброе утро, Инк. — Скелет кивнул, осторожно сажаясь напротив и хмурясь. — Ты сегодня какой-то задумчивый. Всё хорошо? — Моргнув, склонил голову набок улыбаясь. — Да. — Сделав ещё один глоток чая, утвердительно, медленно кивнул. — Я в порядке. Хочешь чаю? — Хранитель кивнул, ещё шире улыбаясь. — Да, я буду благодарен.

***

POV DREAM END POV INK Я видел в чужих глазах солнце. Оно было медового оттенка, внутри томилась магма, которая обжигает. Ты не должен ступать дальше внешнего наблюдения, только смотреть. Ты не должен прикасаться, тебя предостерегают взглядом, всем видом, что тебе же хуже будет. Однако Инк видел в чужих глазах солнце и восхищался. Он был бессмертным существом, у которого намертво отсутствовал инстинкт самосохранения. Он имел задатки психопата со склонностью к самоубийственным решениям, так что это не было чем-то необычным. Правильно говорил Киллер, вокруг Дрима собирались психопаты. Вокруг Дрима крутился мир, и Инк нутром своей бездушной души чувствовал, что его дорогой наркотик из-за этого был откровенно счастлив. И даже не удивляйтесь, что художник это заметил, он не настолько тупой. Да, его эмоциональный диапазон как у камушка, но рядом с Дримом он будто становится монстром с душой, у которого хотя бы крыша на месте. И единственная причина, почему она продолжает съезжать в этом состоянии, и есть сам Дрим. Инк откровенно зависим, а теперь вспомним то, что он говорил о себе немного ранее, и поймём, почему он ничего не предпринимал. Быть влюблённым оказалось… Прекрасно. Прекрасно, потрясающе, волшебно, очаровательно, до ужаса и до тряски рук, настолько головокружительно, что хранитель таял под чужими прикосновениями. Дрим был самым неземным, и то, что когда-то давно, в прошлом, которое Инк помнит, но уже смутно, он был другим… Это не сильно расстраивало или удивляло. В конце концов, разные таймлайны, разные миры… Это не было чем-то удивительным. Зато Эррор сохранил память и был также без ума от Дрима. И в кои-то веки они могли сойтись в одном: хранитель позитива — это то, что принадлежит им обоим. Его нельзя делить между собой, Инк может в любой момент взаимодействия Дрима с Эррором подойти и просто обнять Солнце, Эррор же может в любой момент вмешаться в разговор, и они мирно продолжат болтать втроём. Они объединились, чтобы дать Дриму более уютную атмосферу, удобный дом, хороший мир и прекрасные отношения. Вмешательство посторонних, конечно, на тот момент не учитывалось, но у Эррора и Инка всё равно было больше связей с Позитивом, чем у всех остальных, и они этим заслуженно гордились. Они были старше по отношениям с Дримом и, соответственно, были наставниками для Киллера и Блуберри. Правда Блу был найден раньше, чем Эррор, но он был младше сам по себе. Так что Инк просто улыбался и позволял себе относиться к нему покровительственно. Чему Блу на удивление не мешал. Хотя, даже если звучало странно, у каждого в семье… Хотя в какой семье. У каждого, кто был одержим Дримом, должно было быть своё место в доме. Если ты бесполезен, слаб, ничтожен, не имеешь никакой ценности, то тебя оттеснят старшие. Это было похоже на клубок ядовитых змей, и Инк признает, что они с Эррором создали неплохой союз. Эррор помогает Инку, Инк помогает Эррору. Всё честно. И никто из них не лишался позиции любимчика. Хотя это скорее Дрим был просто довольно… миролюбивым? Или просто влюбчивым? С учётом того, что он принимал практически каждого, кого встретил. А может, Инк и преувеличивает, с учётом того, сколько раз его осаживал Эррор со своим: «Ты заебал ревновать». Но Инк не хотел сопротивляться. Это... это было волшебно! Как будто внутри него появился маленький, самостоятельно вырабатывающий эмоции флакон, как будто в зависимости от того, в каком состоянии был Дрим, он самостоятельно вырабатывал эмоции! Это было прекрасно. И даже если Дрим был его наркотиком, даже если его будет ломать, Инк ни за что не отпустит от себя Хранителя. Он будет с ним всегда или умрёт навеки, это его завет. А с учётом того, что он бессмертен, он будет преследовать Дрима до смерти скорее Мультивселенной, чем его собственной. Инк мотылёк. И этот мотылёк счастлив сгорать в огне чужих глаз.