На белом покрывале декабря

      Сережа зимнюю ночную Москву обожал, даже с учетом множества людей и шума. Все эти раздражители компенсировал снег, отражающий свет множества вывесок и гирлянд: в столице новогоднее настроение было еще с середины ноября. Михаил Юрьевич, видно, быстро этим праздником проникался, возможно, просто надеясь на то, что следующий год будет лучше. Пока что так не работало, конечно, но никто не терял надежды, а Сережа уж тем более. Он просто шел рядом с тротуаром, намерено проваливаясь в небольшие сугробы почти по щиколотки, и с улыбкой комментировал каждый огонек, забрасывая Даню снежками, если ему не отвечали с таким же почти детским восхищением.       Проблема была одна – Даню хотелось просто взять за руку, коснуться, чтобы хоть как-то согреть замерзшие пальцы, но ему ведь никто не позволит этого сделать в центре Москвы. Тем более, что скоро их должен забрать Михаил, потому что свою машину Даня благородно пожертвовал Подольску на несколько дней. Сережу эта Данина зависимость от чужого мнения порой раздражала, заставляя сжимать кулаки в карманах и менять тему. Конечно, Даня изменение в настроении замечал, сам поджимал губы и как-то неловко пихал Сережу локтем, смотря почти виновато. Так было и в первый час их прогулки, сейчас же Даня просто задумчиво смотрел себе под ноги, иногда глядя на Сережу, когда тот касался его якобы случайно. Эта потребность в тактильности когда-нибудь сведет обоих с ума. — Что ты хочешь на Новый год? — вдруг спрашивает Даня замирая на какой-то полянке посреди горящего разноцветными лампочками парка — Помимо машинки на радиоуправлении и меня. — Напиться и уснуть под елкой, — пожимает плечами Сережа и оборачивается к Дане, заглядывая в голубые глаза — И чтобы ты перестал меня стесняться. —  Я тебя не стесняюсь, — машет головой Даня и снимает перчатки, запихивая их в карманы — Мы живем не в том обществе, чтобы можно было спокойно афишировать наши отношения.       Сережа в ответ лишь разводит руками, мол, ни к чему об этом говорить, и снова весело переводит тему на сидящих с вами колонкой подростков. Вспоминает, как почти выкрадывал Никиту из Сибири, встречал Веронику и едва не ночами напролет сидел с ними во дворе под какую-то музыку. А Даня вдруг улыбается своим мыслям и хватает Сережу за руку, утаскивая на площадку, ближе к этим подросткам, к музыке и к исполнению новогоднего желания Татищева.       На площадке, как раз кстати, очень светло за счет фонарей и разноцветных гирлянд, и этот мелькающий свет отражает ледяная корка на снегу, приятно хрустящим под ногами. Сережа молча тащится за Даней, поскальзываясь едва ли не через каждые пару шагов. Молчит, не зная, что говорить, эффект неожиданности как всегда срабатывает безотказно, и Сережа просто глупо хлопает ресницами с осевшими на них снежинками, когда Даня оставляет его на площадке и подходит к компании подростков, улыбаясь уголками губ в хитром предвкушении. — Ребят, — вкрадчиво начинает Даня, чуть ближе наклоняясь к девочке, что держит колонку — Можете включить что-нибудь…для танца, короче. Верю вашему вкусу. — Конечно, — улыбается в ответ девочка и лезет в мобильный, отмахиваясь от мужской части компании — Да отвалите. Молодой человек, а можно будет вас сфотографировать. — Конечно, только не выкладывай никуда, — кивает Даня и лезет в кошелек, доставая визитку и отдавая девочке — Там номер мой, пришлешь потом. Спасибо.       Даня почти бегом возвращается к Сереже и, поскальзываясь на последнем шаге, неуклюже тормозит напротив, машинально хватаясь за руку парня. А тот лишь хмурит брови, когда Даня переплетает их пальцы, поднимая сцепленные руки чуть выше, укладывает ладонь на плечо. Приходится сжать чуть крепче скользкую ткань куртки, а улыбка с лица так и не сходит, наоборот, становится лишь шире и счастливее, когда Сережа узнает первые ноты вирусной песни. Он руку Дане на талию опускает совсем не уверенно, будто впервые пригласил на танец девочку на школьной дискотеке. И в глаза, почему-то, не смотрит, а куда-то выше, поджимая сухие губы. — Не стой столбом, — шепчет Даня и кивает, когда Сережа все-таки смотрит на него — Веди. — Дань, мы как бы  не дома, — тянет потеряно Сережа, а у самого в глазах огни загораются еще ярче, чем гирлянды вокруг — Ты серьезно?       Даня кивает уверенно, и Сережа, расплываясь в улыбке, кажется, вообще забывает обо всем вокруг. Он делает первый шаг, сопровождая плавным поворотом, и танец выстраивается сам. Сережа идет мягко и плавно, сжимая Данины пальцы, не давая им мерзнуть, и взгляда от голубых глаз не отводит. А Даня смотрит в ответ, смотрит, как отражаются в черных глазах разноцветные огни, хотя, может это просто эмоции, но факт остается фактом. Где-то в глубине отражение гирлянд смешивается с яркими теплыми искрами нежности, которой в Сереже, опираясь на первое впечатление, вообще быть не должно. А Даня в ней тонет, и сам забывает о группе подростков и об остальных людях в парке, ныряет с головой и согревается почти моментально.       Такое ведь уже было, когда-то они так же танцевали у всех на виду, исчезая друг в друге и абсолютно этому не сопротивляясь. Только тогда был большой душный зал, большие люстры, заливающие все помещение ярким теплым светом, и инструментальная музыка весьма старого образцах, классика. Сейчас все с точностью до наоборот, а чувства все те же. Снег под ногами мягкий совсем, а холодная ладонь в собственной почти обжигает, но Даня лишь сжимает пальцы крепче. Потому что взгляд черных глаз и преисполненная трепетной нежностью улыбка, скользящая по уголкам обветренных губ, наоборот, приятно греют, будто пробираясь под кожу мягкими искрами. У Сережи белые хлопья снега, больше похожие на пух, выделяются в черных растрепанных волосах и опадают на ресницы, а Татищев все равно не моргает. Будто принимает все за сон, хотя, зная его, это абсолютно не удивительно.       Сережа скользит по губам кончиком языка и, закончив круг, делает шаг, вытягивая руку, которой крепче сжимает Данину ладонь. Вторую на секунду причет за спину, и Даня, вовремя ориентируясь, поворачивается боком и смеется себе под нос, когда Сережа дергает его на себя. Ловит за талию и, на последних нотах, делает неудачный разворот. Ноги скользят у обоих, но Сережа удерживается на месте. Вернее, удержался бы, если бы не Даня, который при падении утягивает его за собой. И снег уже не кажется голым рукам столь мягким и теплым, да и поясница у Дани после падения наверняка разболится, но они все равно лежат на снегу и смеются, как дети. — Ты нахуя упал? — весело возмущается Сережа и, кое-как встав на ноги, протягивает Дане ладонь — Поднимайся, аккуратно. — Не одному же мне калечиться, — улыбается Даня и, схватившись за Сережину ладонь, рывком поднимается, принимая вертикальное положение — «Нахуя упал». Что за вопрос вообще? — Хореографический кружок закончен? — звучит сзади знакомый голос с ярко слышимой усмешкой, и оба резко оборачиваются, только «честь» не отдают — Поехали, у меня дела еще. — А ты тут давно? — спрашивает Даня, переглядываясь с Сережей       Но Москва лишь пожимает плечами и разворачивается к ближайшему выходу из парка, пряча улыбку за закатанными глазами. А вот Сережа свою улыбку не прячет, идет почти вприпрыжку, и Даня, притормаживаю его за капюшон, машет рукой группе подростков с колонкой.