Страх, прикрытый блеском

      В этот вечер у служебного выхода клуба ожидает не такси, а автомобиль Саймона. Он уже проверил, что Хиро присутствует на своём рабочем месте, и терпеливо ждал появления любимого человека в дверях. Его задумка должна сработать, если он не ошибся в Джэджуне; не ошибся в том, что душа мужчины на самом деле тянется уже к нему и лишь непонятный страх мешает принцессе раскрыться. Сзади уже сигналит вызванное такси, но Саймон высовывает руку в окно и показывает, чтобы тот проезжал чуть дальше. Таксист, немного поразмыслив, встаёт прямо перед ним, но Саймон врубает дальний свет фар, чтобы тот ничего не видел позади себя.       На улице уже темно — сами машины, сливаясь со светом фар, становятся неразличимыми. Двери клуба раскрываются, и Джэджун, привыкший, что его встречает такси у порога клуба, не задумываясь открывает двери первой попавшейся машины. Автомобиль трогается, плавно огибает впереди стоящее такси и выезжает на трассу. Через минуту после отъезда слышится мелодия телефонного звонка, и Джэджун ищет мобильник в сумке. Разговор был недолгим: похоже, что таксист ему набрал, и сейчас мужчина старается осмотреть салон автомобиля, в который, видимо, сел по ошибке. Саймон нажимает кнопку, блокируя все пассажирские двери автомобиля.       — Простите, кажется, я ошибся автомобилем. Остановитесь, пожалуйста, пока не уехали далеко. — Джэджун смущён таким действиями водителя, но пытается уладить всё недоразумение культурным образом, хотя поджилки начинают трястись от запертых дверей.       Саймон притормаживает у обочины, но двери не открывает; разворачивается к пассажиру и молча выхватывает из его рук телефон, пряча после этого в карман своей куртки. Затем молча продолжает путь.       — В чём дело? Кто вы такой? — Хиро дёргает за ручку двери в бесполезных попытках открыть её.       — Успокойся, принцесса. Это всего лишь я. — Саймон подаёт наконец голос. Джэджун сразу узнаёт его и начинает заводиться от очередной глупости этого мужчины. — Хочу тебя свозить кое-куда. Уверен, что тебе понравится.       — Куда? Что понравится? — Джэджун бесился и впадал в тихий ужас, но истерику пока не устраивал. Его немного успокаивало то, что за рулём был в общем-то знакомый ему человек. Он, конечно, балбес, но вряд ли сделает ему что-то плохое намеренно.       — Скоро приедем, не волнуйся. Это на берегу. Ты не боишься воды? — Саймон смотрит на отражение в зеркале, но мало что видит в темноте.       — Воды? — Джэджун замолчал, перебирая в голове варианты развития ситуации. — Если ты собрался купаться, то я не хочу. И... И хочу домой. Отвези сейчас же обратно и отдай телефон. — Голос Хиро задрожал то ли в ярости, то ли в страхе. — Саймон, пожалуйста, не делай глупостей. Что бы там не было, мне это уже не нравится.       — Я уже сделал две глупости в своей жизни и до сих пор не могу простить их себе. Хуже уже не будет. — Цзюнь всматривался сейчас в дорогу, но видел перед собой лишь эти две ошибки. — Первая — это когда я припёрся в этот клуб и имел неосторожность посмотреть твоё выступление. А вторая, катастрофическая — когда припёрся снова, наивно полагая тогда, что это всего лишь небольшая заинтересованность. Меня уже ничего не спасёт от последствий этих глупостей. Поверь, сейчас я и сам не рад, что влюбился, как мальчишка. В моих планах на будущее не было пункта «страдать от безответной любви».       Джэджун лишь вздыхал на эти слова и молчал. О чём бы он сейчас не думал, но до самого берега не проронил больше ни слова. Саймон припарковался у порта и вышел из машины.       — Это марина? — спросил удивленно Ким, когда ему открыли дверь и он смог покинуть салон. — Мы на яхту пойдём? Ты яхтсмен, что ли?       — Нет. Но на яхту пойдём. Поторопись, нас ждут.       Саймон берёт его за руку и ведёт за собой. Быстрым шагом он идёт по причалу, выискивая нужное судно. Несмотря на позднее время, на нескольких яхтах горел свет: кто-то прямо здесь жил, а кто-то просто праздновал пятницу. Но долго искать не пришлось. Принцесса, достойная любимого человека, в этой марине стояла одна: огромная двухпалубная моторная яхта. Цзюнь договорился о частной прогулке, выложил немалые деньги за это, распланировал всю поездку до мелочей. Хотелось уже удивить Джэджуна, сделать трещины в его броне. Он понял, что все эти банальные ухаживания и подарки мужчину не впечатляют — для такого совершенства, как он, и сюрприз должен быть идеальным.       — Прошу, принцесса, — спускается он с причала на палубу и протягивает руку Джэджуну, который сейчас с восхищением осматривал светящуюся тёплым светом огромную яхту.       — Что ж. — Джэджун слегка замялся в нерешительности, — готов признать, что немного заинтриговал. Только не думаю, что продолжение будет таким же интересным. Луну будем смотреть? Или там дельфины будут прыгать около борта? — Хиро со скептицизмом посмотрел на протянутую руку.       — Спускайся. Для начала я тебя накормлю. Ты ведь только с работы, устал, нужно как следует отдохнуть.       — Хм. Ужин? Старо, как мир, — разочарованно фыркнул Хиро, но руку подал.       Цзюнь приветствует рулевого, что ожидал их внутри, и знакомит Джэджуна с ним. Капитан сразу направляется к штурвалу и заводит моторы. На палубе накрыт стол, и Хиро машинально облизывает губы от выделившейся слюны. Сейчас он действительно был голоден: сидя на диете, не часто радуешь свой организм тем, что нравится, и большей частью он старался не искушать себя.       — Хочешь умыться? — Цзюнь отвлекает его зависший на столе взгляд. — Пойдём, я покажу где туалет.       Он ведёт его на нижнюю палубу, где оборудована спальня, кухонная зона и небольшая каюта с лежанками. Джэджун сглотнул свой страх, когда увидел огромную кровать и замер перед ней, словно именно в неё звал Саймон.       — Нравится? — В ухо проник гипнотизирующий голос, щёку обожгло горячее дыхание; Джэджун осторожно поворачивает голову в сторону звука и замирает. Цзюнь видит по его широко раскрытым глазам, как тот боится. Чего: кровати, прикосновений, его, секса? Чего можно боятся так сильно, что коленки дрожат? Саймон поправляет раздутую прибрежным ветром пепельную прядь, а Хиро прикрывает в напряжении глаза, видимо, уже ожидая нежеланного нападения. — Можешь оставить сумку здесь, её никто не коснётся. Как и тебя, если ты не захочешь. Туалет там.       Хиро резко открывает глаза и также выдыхает; с надеждой на спасение смотрит в указанное место и бежит туда. Похоже, он уже пожалел, что так безропотно согласился на эту прогулку. Саймон с трудом вздохнул: такой взгляд Джэджуна напрягал его не меньше, чем самого танцора. Трудно будет пробить титановую стену страха.       Ничего сверхудивительного не происходит: яхта мчится в море, луна одиноко светит на тёмные воды, никаких дельфинов рядом не замечено. Джэджун выходит на палубу и осматривается вокруг: сплошная темнота, разрываемая лунной полосой. Саймон в это время беседует с рулевым. Ветер закладывает уши и портит окончательно причёску — это ещё плюсуется к плохому настроению. Тревожное предчувствие не покидало его: берег уже едва заметной полоской светился на горизонте и куда-то бежать, нырять, плыть не было смысла. Единственное, что помогало сдерживать панику, это присутствие капитана — Саймон же не сможет ему ничего сделать при посторонних? Джэджун с болезненным страхом душил в себе мысль о том, что они заодно: ведь против двоих Ким точно не выстоит.       На плечи Джэджуна ложатся тёплые ладони, и мужчина судорожно всхлипывает от неожиданности. Забывшись в размышлениях, он даже не заметил, как подошёл Цзюнь:       — Пойдём под крышу, здесь не очень комфортно.       Саймон потирает напряжённое тело мужчины, массирует мышцы и не сдержавшись (а, может, плюнув на всё), целует в шею. Джэджун резко отстраняется и, даже не глядя на Саймона, забегает под крышу, где гораздо спокойнее: настолько тихо, что он слышит бой своего сердца.       — Через двадцать минут мы прибудем на место, — как ни в чём не бывало информирует Цзюнь, входя под навес. — Может, для начала аперитивчику?       Джэджун отрицательно мотает головой, но под нос уже суют бокал с вином. Цзюнь терпеливо держит аперитив, настаивая тем самым на своём предложении. Джэджун, не выдержав взгляда мужчины на своём теле, решил взять уже это вино: лишь бы тот не стоял так близко.       — Может, ты уже скажешь, чего мне ожидать впереди. А то я не знаю, беспокоиться ли мне по поводу не написанного завещания. — Забыв про то, что вовсе не собирался принимать алкоголь, Джэджун залпом выпивает всё вино, с надеждой хоть немного расслабиться.       Саймон садится за стол и приглашает к себе Хиро. Тот устраивается на другом конце дивана: в общем-то недалеко, но на безопасном расстоянии.       — Потерпи немного. А пока просто поешь. Вот увидишь, станет гораздо спокойнее, когда твой желудок будет доволен.       Спокойнее не стало, но хотя бы урчание прекратилось, и потянуло в сон. От постоянного переживания тело начало сдавать свои защитные позиции; хотелось уже спрятаться у себя дома, где нет ничего этого, и спокойно расслабиться. Если честно, там вообще нет ничего: даже питомца, который встречал бы хозяина дома. Но Джэджун всё равно каждый вечер стремился туда.       Ужин опять проходит в напряженной обстановке. Джэджун молчит, без интереса ковыряясь в своей тарелке. Саймон пытается его разговорить, устраивая допрос.       Мотор лодки затихает, Джэджун отрывает наконец взгляд от полупустой тарелки и оглядывается по сторонам.       — Вот мы и приплыли. — Цзюнь поднимается; не спрашивая, берёт руку Джэджуна и ведёт за собой; выводит на открытое место палубы, чтобы обзор был более обширным.       Ким покорно идёт за мужчиной, цепляясь пораженным взглядом за светящуюся вокруг борта яхты воду. Тёмное море окрасилось в сине-зелёное свечение, словно светодиодную подсветку проложили по морскому дну, либо софиты установили на подводных камнях. Джэджун подходит к фальшборту и заглядывает в воду, в которой были различимы светящиеся воздушные шарики, плавно двигающие своими ядовитыми щупальцами.       — Это так красиво, — не сдержавшись, восклицает Джэджун. — Такое прекрасное море. Волшебство. — Мужчина проходит вдоль ограждения, пытаясь увидеть больше, пытаясь захватить ограниченным зрением все 360 градусов. — Как ты узнал, что здесь есть такое? — Хиро наконец-то посмотрел на человека, который сделал ему этот подарок, который всё-таки смог поразить его.       Цзюнь и сам восторженно любовался зрелищем, но не забывал, зачем всё это устроил: для чего он, исключив из вариантов поход в какой-нибудь океанариум, пошёл сложным путём, и пробивал несколько дней намечающиеся интересные явления рядом с полуостровом. Вариантов было множество, но все находились далеко, а вот статейка о гулянии биолюминесцентных медуз недалеко от Пусана сверкнула в его голове лампочкой.       — Почувствовал, — увильнул Цзюнь от банального ответа «погуглил» и блеснул улыбкой в ночи. — Думаю, что это явление достойно тебя. Ты не менее прекрасен. — Искренний комплимент смутил Джэджуна, и он отвернул взгляд на море, продолжив медленно двигаться вдоль ограждений. Он не торопился уйти, не пытался убежать, не хотел спрятаться — лишь замер, когда Саймон приблизился слишком близко.       — Спасибо, — тихо сказал он, не оборачиваясь. — Такого я ещё не видел. За весь вечер, спасибо.       Саймон подошёл сбоку, наклонил голову и заглянул в глаза принцессы, что сейчас судорожно сжимал фальшборт. Он уверенно берёт его руку, разворачивает к себе и кладёт её на своё плечо.       — Мне достаточно будет поцелуя в благодарность, — говорит он и склоняется к мужчине, осторожно обвивая его талию руками.       Джэджун краснеет и трясётся, ноги становятся ватными и тяжёлыми. Цзюнь зависает в сантиметре от его губ, ждёт инициативы со стороны танцора, испытывает на активность своё везение. Он может и сам поцеловать, взять это «спасибо», может даже принудить мужчину к сексу: сил у него хватит. Только вот не нужно ему такого, не нужно просто траха. Хочет ответной любви, а не односторонних чувств. Он знает, что это чудо способно на любовь. Нужно лишь раскрыть дверь в его сердце, пусть и с некоторым напором, ещё большим упрямством, чем у него, а главное терпением.       Хиро осторожно приближается и так робко целует его губы, хотя Саймон ведь не уточнял, какой именно поцелуй ему нужен: он мог бы отделаться и чмоком в щёчку, раз уж ему это отвратно. Пухлые губы, как-то неумело прижимаются к нему, чмокают и замирают; Джэджун выжидательно и виновато смотрит в глаза, словно спрашивает: а правильно ли он всё понял? Цзюнь в ответ языком подхватывает его верхнюю, умопомрачительную губку и тянет в свой рот, аккуратно засасывает, смакуя через неё весь вкус Джэджуна. Возможно, это единственное, что позволят ему сегодня, но Саймон рад и этому. Нижней губой Джэджун причмокивает плоть Саймона, явно одобряя продолжение этой ласки. Из-за такого жеста Саймон углубляет поцелуй; лезет языком в рот, словно спешить обжить предоставленную собственность. Он сильнее прижимает Хиро к себе, чтобы хоть немного успокоить своё тело, что сейчас наполняется таким возбуждением, таким желанием, что мозги плавятся. Как только он вспоминает, кто перед ним, кто подставил свои губы в ответ, кто сейчас сжимает его плечи длинными пальчиками, голова начинает кружиться. Это очень страшно: он действительно боится, что потеряет сейчас эти моменты, что они опять закончатся холодным отчуждением, и в конце мужчина всё же скажет «Прощай». Дотронуться и потерять. Возможно, он сейчас не меньше Хиро страшится, его так же трясёт от этого момента; всего лишь момента, но такого яркого, что хватит переживаний от него на всю жизнь.       Хиро давит рукой на плечо Саймона, отстраняясь от него и тут же пряча, высокомерный до этого, взгляд в пол.       — Нам надо уже возвращаться. Мне нужно выспаться, — извиняющимся тоном говорит он, хотя из объятий вырваться не торопится.       Похоже, что Саймону плевать на эти причины: он с ещё большей страстью впивается в пухлые губы, не желая упускать этой благосклонности его принцессы. Резкий натиск пугает Кима; ладони упираются в грудь Цзюня, но через момент он всё-таки ослабляет давление; приоткрывает сжатые губы, позволяя вторжение, позволяя себе ещё одну минутную слабость, позволяя наслаждению захватывать его разум. Он сдался этому мужчине: давно уже сдался бы, не будь в нём чёрного страха. Никто и никогда ни касался его вот так: с такой нежностью и страстью одновременно; никто так трепетно не целовал его, и вообще, он девственник, почти. Да, вот такой взрослый мужчина, заводящий других людей танцами на пилоне, был девственником, не умеющим даже целоваться, любить, ласкать; не понимающего ничего в сексе. Лишь своими танцами он снимал своё природное возбуждение, находя в них разрядку для тела. Он боялся людей, боялся с того самого дня. Но если страх общения и взглядов он поборол, то страх прикосновений — нет.       Но сейчас Джэджун вдруг стал таять; вдруг захотел стать счастливым, захотел разрешить любить себя, захотел человеческого тепла и нежности. Он пытался всеми силами игнорировать всяческие ухаживания, и обычно всё быстро срабатывало, а этот Саймон словно крючком за сердце зацепился своей безбашенностью. Он никак не хотел уходить, преследовал много дней: Ким видел его в зале на каждом своём выступлении; видел его жадный взгляд, болезненное выражение лица. Не хотелось бы просто из жалости быть добрым, поэтому Джэджун отводил свой взгляд и старался забыть его.       Саймон воспламенился; он так горел, что казалось одежда на нём уже тлеет. Он вспышками в мозгу забывается и прикусывает медовые губы любимого мужчины в безудержной страсти; поджимает ладонями под его лопатки, стараясь быть ещё ближе к нему, влиться в него и упиваться этими чувствами. Ему послышалось, показалось, померещилось, причудилось, но стон Джэджуна повторился. Совсем слабый, кроткий, тихий, но такой разрушающий, мощный, опасный. Саймон разрывает очередной поцелуй и смотрит в мутные глаза танцора.       — Почему ты так сделал? Тебе приятно? Или больно? — Он пытается задержать частые вдохи, чтобы услышать ответ с первого раза.       — Я не знаю. — Джэджун мученически сводит брови и отрицательно мотает головой. — Скорее, приятно.       Саймон загребает его упавшие на глаза волосы назад:       — Я так люблю тебя. И хочу. Прости, я знаю, что ты боишься. Но так хочу. Позволь доставить тебе удовольствие, для этого совсем не нужны контрмеры. Не обязательно проникновение. Дай мне шанс показать, что я могу и без этого сделать тебя счастливым. — Джэджун молчит, мешкает с ответом. — Поверь, тут дело даже не в моём удовлетворении. Я хочу, чтобы ты стал свободным от страха, чтобы мог наслаждаться всеми подарками судьбы. Пожалуйста.       Джэджун приоткрывает губы для ответа, но судорожно вздохнув лишь коротко кивает. Одно движение головы: такое незаметное, такое быстрое и такое неожиданное, что глазам не верится. Саймон, как будто взлетает орлом вверх; его душа вырывается из заточения тела и свободно порхает бабочкой. Он ведёт своё чудо на нижнюю палубу: туда, где стояла та страшная кровать; туда, где он заставит Джэджуна стонать от восторга. Цзюнь сейчас с удовольствием разорвал бы эту шёлковую блузку на теле Хиро, чтобы побыстрее добраться до его тела, но не хочет спугнуть доверительное отношение. Нет, он постарается изо всех сил для Джэджуна, о себе он сможет позаботиться потом, обойдясь без этого.       Хиро опять ступором встаёт у кровати — но это лишь временное явление, так как Саймон тут же отвлекает его жадным поцелуем. Разогрев остывшие губы, он спускается ниже, расстёгивая при этом пуговицы блузки. Джэджун всхлипывает, когда юркий язык мужчины прикусывает его ключицы; когда вылизывает ярёмку, возвращается по горлу к подбородку, проходится по нему языком и снова атакует губы.       Блузка волной струится на пол с дрожащих плеч Джэджуна. Саймон спешно стягивает с себя водолазку; прижимает в объятиях к себе Джэджуна и прикрывает глаза, чтобы вот так насладиться и запомнить эти ощущения: это прикосновение торса Хиро, его вздымающуюся грудь, его горячую кожу, его упругий живот. Пара секунд и Саймон разрывает объятия, берёт мужчину за руку и предлагает лечь, чтобы полностью уже расслабиться. Джэджун неуверенно ложится посередине кровати на спину. Саймон снимает с него обувь и тянет руки к ширинке брюк, но Хиро боязно останавливает его. Какой бы стриптиз он не танцевал, но пах никогда не оголял, почему-то стесняясь именно этого места.       — Я просто приспущу, чтобы было свободнее, — успокаивает его Цзюнь. — Поверь, скоро тебе не будет хватать там места.       Джэджун убирает руки по сторонам и прикусывает губы, стараясь отвлечься. Саймон, как обещал, приспускает одежду, оголяя лишь пах и ягодицы. Облизнулся, сглотнул слюну в пересохшее горло, не сдержался: наклонился и поцеловал вялый член Кима. Он рукой сдвинул чехольчик, высвобождая головку, и поцеловал его; обнял губами и присосался. Громко чмокнул; провел рукой по стволу, растеребливая венки, и прижал уже подрагивающий от пульсации член к гладко выбритому лобку. Губы скользнули к мошонке; присосали нежную кожицу, обхватили яички и потянули, пробуждая их активность.       Он с таким голодом вылизывал этот завтрак, с такой заботой массировал наливающийся член Джэджуна, что тот уже вынужден был кусать собственный кулак, лишь бы не застонать. Он вдавливал голову в подушку, смотрел в потолок и старался не воспринимать это всё так остро, но обделённое столько лет лаской тело чутко реагировало на рот Саймона: такой мокрый и горячий, такой приятный до кусающихся мурашек; такой умопомрачительный, что хотелось даже не стонать, а выть.       Саймон слизывает с головки Джэджуна солоноватую вязь — пока ещё пустую, но чувствует он, что Хиро быстро разрешится: его уже так колотит, подкачанные мышцы пресса напряжены до состояния стали, член твердеет моментально. Он оставляет на передышку этот орган. Снимает с себя остатки одежды и, ублажая свой изнывающий в желании фаллос, возвращается к Джэджуну, что сейчас с интересом наблюдал за этим стриптизом, нападая на его соски.       Хиро никогда не видел ещё его тела (в отличии от того), но предполагал, что оно вот такое. Его сильная хватка говорила о подтянутости мышц, говорила о спортивной подготовке; он даже предполагал наличие каких-нибудь татуировок или шрамов. Саймон действительно был обвит красивой мускулатурой; на весьма худощавом теле ясно вырисовывался весь рельеф. Ким посмотрел на эрегированный орган Саймона — очень даже не плох; побольше его собственного, но в меру. И вот это тело сейчас терзало его соски, доводя до оргазменной истерики. Всё-таки не сдержавшись, мужчина всхлипывает, когда Саймон прикусывает горошинки, а это уже сорванная дамба. Джэджун почувствовал, что намного приятнее переносить убивающие ласки, когда при этом хотя бы мычишь; он словно через связки даёт некоторую разрядку организму. И его прорвало. Тихие страстотерпческие всхлипы сменялись стонами и скулежом.       Саймон растеребливал набухшие соски, выцеловывал животик любимого мужчины, вылизывал его пах. Он чувствовал, как Джэджун с требовательными стонами и умоляющим скулежом приподнимал бёдра, напоминая, что там ещё не закончено. Но Цзюнь тянул время; не хотел, чтобы вот так быстро всё прошло; хотел, чтобы эту ночь, их первую ночь, Джэджун запомнил на всю жизнь не пятиминутным минетом, а сладкой мукой, что выбьет из него всю застоявшуюся сперму. Джэджун сам уже тянется к себе, не в силах терпеть это томленье, но Цзюнь перехватывает его руки и припечатывает их к кровати.       — Пожалуйста, Саймон, мне надо, — жалостливо просит Джэджун; елозит пятками по кровати, словно через них мастурбируя свой член.       Цзюнь целует его в распухшие губы, затягивает поцелуй до выступления слёз на глазах мужчины, собирает их языком и приступает к минету, как было запрошено. Острая головка уже обсохла; он обводит её языком, вонзается в уретру и засасывает, отпуская со чмоком. После этого уверенно натягивается ртом на весь член, приводя этим Джэджуна в сумасшедший восторг. Тот даже бёдра вскинул, прося повторить погружение — от смущения не осталось и следа. Саймон уже не растягивает: двигает головой быстро; губы крепче сжимает, не забывая слегка прижать зубами головку, от чего Хиро взвизгивает в кайфе. Цзюнь и про себя не забывает; рука рвано теребит собственный член, который просит большего, который требует чужого тела; того, что сейчас мечется на кровати в предоргазменной пытке; того, на которого стоял все последние месяцы; того, кто не подпустит.       Джэджун зажимается всеми мышцами: судорожный спазм скручивает его тело, и он прорывается, чуть не плача от восторга. Но Саймон продолжает двигать губами, уже медленнее; сглатывает всю сперму, что вызывает гримасу брезгливости на красивом лице Джэджуна. Сам бы он на такое не решился, но ощущение от этих действий были реально кайфовыми, если не смотреть. И он просто откидывается на подушки. Это было таким фееричным событием в его жизни, что блаженная улыбка сейчас расплывалась от уха до уха.       Сквозь гулкий звук бьющегося сердца во всём теле, он слышит рваное дыхание Саймона и поднимает голову. Тот разглядывает тело Хиро и дрочит себе. Что-то внутри Джэджуна, — может совесть, может жалость, а может острая приязнь к этому человеку, — заставляет его остановить эту мастурбацию.       — Ты хочешь внутрь меня? — робко утверждает вопросом он, глядя в вопрошающие глаза Цзюня. Но тот лишь поджимает в терпении губы и отводит взгляд. Джэджун, покусав истерзанную уже губку, решается, стягивает штаны, встаёт на колени и прижимается головой к подушке. — Только я очень прошу, сделай это максимально нежно и аккуратно, не как... — Он вдруг запнулся языком.       Саймон шокировано смотрит на подставленный зад, что сейчас сверкал сжимающимся изо всех сил колечком мышц. Первой же мыслью было быстро пристроиться и ворваться, снять с себя уже это напряжение.       — Как кто? — доспрашивает Саймон замолчавшего на полуслове мужчину. — Тебе кто-то причинил боль? Ты поэтому боишься и сейчас дрожишь, подставляясь мне лишь из чувства мимолётной благодарности? — Он кладёт ладонь на ягодицу, и принцесса вздрагивает, утыкаясь лицом в подушку ещё сильнее. Саймон тянет его за плечо, отрывая от кровати, поднимает и разворачивает к себе. — Я вовсе не хочу делать то, что тебе будет напоминать о страшном прошлом. Не стоит мой оргазм твоих слёз, если только это не слёзы радости, — прижимает к себе и обнимает.       Не меньшее удовольствие, чем дрочить себе, доставляют вот такие объятия. Саймон подтягивает его ближе, а Джэджун сам седлает его колени и прижимается всем телом: вот сейчас именно из благодарности.       — Я хотел попробовать. С тобой. Я верю, что ты сделаешь всё правильно. — Он положил голову на его плечо. — Не такое уж оно и страшное — это прошлое. Просто я очень близко к сердцу принимаю всё. — Саймон придвинул его таз ещё ближе и зажал стоящий член между животами. Дрожание мышц Джэджуна так приятно ублажало его, что никакие руки не нужны были. — Я шёл с репетиции домой. Было поздно. А эти двое пьяные. На машине... Я просто оказался не в том месте не в то время.       — Они к тебе... — Саймон сейчас вовсе не хотел предполагать самое худшее, но почему-то поведение Джэджуна и короткий рассказ подсказывали именно это. — Они тебя...       — Они изнасиловали меня. Было страшно, больно и противно. Мне было лишь 16... — По телу Джэджуна волной пронеслась дрожь, как при ознобе, хотя говорил он спокойно, словно они мороженого тогда поели. — Это было очень давно. И почти не правда. Я просто хочу забыть это, перестать бояться, но не знаю как. Хотел попробовать, чтобы переступить этот страх проникновения. Хочу удостовериться, что это и вправду приносит кайф, а не только боль и отвращение. Может, именно ты послан мне для этого.       Саймон отодвигает его от себя и упивается печальными глазами любимого. Страшная правда, что запирала этого человечка от всех несколько лет, вскрылась; Гун был немного шокирован этим откровением. Принять то, что его принцессу когда-то вот так обидели, надругались и выбросили, было непросто. Его руки нервно массируют плечи мужчины, решаясь на этот шаг.       — Хорошо, только не так. Я хочу, чтобы ты всё видел, хочу иметь с тобой визуальный контакт, чтобы читать твои желания по глазам. Ты согласен?       Джэджун лишь кивает, и Саймон целует его, стараясь отвлечься от неприятного разговора. Он наклоняется вперёд, аккуратно опрокидывая Хиро на мягкую кровать; вновь прокладывает влажную дорожку вниз по всему торсу. Саймон раздвигает ноги мужчины, поднимает колени вверх, раскрывая всю промежность; разводит ягодицы и припадает губами к его дырочке. Джэджун кряхтит от неловкости и приятной щекотки одновременно. Когда язык вылизывает всю ягодичную бороздку, когда доводит теребением ануса до первого всхлипа Джэджуна, Саймон большими пальцами раздвигает мышцы сфинктера. Хиро опять кусает свой кулак и сводит брови от того, что скользкий извивающийся язык проникает внутрь него. Не сказать что больно или отвратительно: скорее стеснительно. Никто ему ещё такого не делал; даже внутренние мышцы расползаются в расслабленности, чтобы пропустить в себя такого приятного нарушителя спокойствия. Джэджун раскрылся весь; ноги расползлись ещё шире, словно это поможет языку углубиться ещё дальше; глаза распахнулись от стыдливого возмущения; губы приоткрылись, хватая полным ртом воздух. Он смотрел молча; наблюдал с жарким интересом, как лицо Саймона с жадностью утыкалось в его промежность. Чтобы лучше видеть его эмоции в этот момент, Хиро подхватывает собственные ноги под колени и поднимает их выше.       Саймон присасывается к дырочке и из-под бровей цепляет взглядом Джэджуна. Тот и сам уже инстинктивно копирует действия его губ и языка, как будто пытаясь усилить их эффект.       — Тебе нравится? — спрашивает Цзюнь, отрываясь от облизывания.       — Ну да, — неуверенно отвечает Джэджун. — Совсем не плохо.       Саймон улыбается и встаёт с кровати. Выискивает в своей сумке смазку и презервативы.       — Так ты сразу за этим вёз меня сюда? Все эти медузы для того, чтобы... — Джэджун не успевает закончить возмущения, как Цзюнь затыкает его рот поцелуем.       — Мы можем прекратить прямо сейчас, если ты не хочешь, — успокаивает его мужчина, расположившись сейчас между его ног и так приятно согревающего его промежность своим пахом; так сексуально упираясь в него членом, которому никак не давали воли.       — Н-н-нет, продолжай, пожалуйста. Прости. — Джэджун виновато отвернулся. Конечно же, Цзюнь вёз его сюда для этого: он полный дурак, если думал, что ему лишь покажут весёлое представление, закидают подарками и отвезут домой. Не было смысла сейчас возмущаться из-за своей глупости.       Саймон набирает лубрикант на пальцы, промазывает анус и аккуратно пробивается сквозь мышцы, утопая одним пальцем в мягких объятиях. Джэджун зажмурил глаза — это уже не сравнимо с языком, это уже грубовато и приятного мало. Мышцы инстинктивно начинают сжиматься от возмущения, а Цзюнь склоняется к его паху; целует яички, чтобы расслабить нутро обратно. Он добавляет смазки, снижая трение, тем самым облегчая вход. Палец проскальзывает до самой костяшки, изгибается в поисках простаты, но не попадает. Цзюнь добавляет ещё один палец и внимательно изучает реакцию Джэджуна на это. Ничего нового: тому всё также неприятно, он лишь сильнее сжимает зубы на губке.       — Как ты? — заботливо спрашивает Саймон, опасаясь тщетности своих стараний.       — Может, ты всё это побыстрее проведёшь? Почему ты оттягиваешь? Не хочешь? — Джэджун морщит брови и кряхтит.       Саймон целует напряженный подрагивающий пресс.       — Хочу, принцесса. Ещё как хочу. Но торопиться с этим не стоит.       Джэджун прикрывает лицо руками. Хочется уже отказаться от этого, свести ноги вместе и спрятаться от этих пальцев, елозящих в нём. Но помня о Саймоне, Хиро терпит, переступает страх и неприятные ощущения. Вдруг пробивает волна кайфа, которая сглаживает всю неловкость; Хиро убирает руки и смотрит на Саймона, в немой просьбе повторить. Тот понимает всё: он нашёл это местечко и целенаправленно его теребит, добиваясь полной расслабленности Хиро. Кряхтения мужчины становятся всё громче, ноги подгибаются сильнее; руки хватаются за одеяло, вымещая на нём своё нетерпение от томления: ему снова хочется, тело вновь разгорается желанием; не отошедший ещё от первого оргазма член, как ненасытный, начинает ныть.       Саймон добавляет уже третий палец; торопится растянуть Джэджуна максимально, чтобы проникновение не было таким болезненно-неприятным событием, как в его первый раз. Пальцы входили всё глубже; давили на поддающиеся, расслабляющиеся в неге стеночки; тёрлись о простату, накачивая её напряжением, что заставляет бурлить кровь в венах Хиро. Саймон и сам готов был уже сорваться: собственный орган начал болеть от недотраха, обиженно дёргаться неприятными тянущими позывами, а внизу живота противно давил затянувшийся узел. Джэджун не первый его партнёр, но почему-то именно его нутро — такое узкое, но отзывчивое на ласки, несмотря на свой страх, — притягивало Цзюня сильнее всего. Это любовь делала всё тело Хиро таким привлекательным; любовь притяжением сводила их вместе; из-за неё Саймон сейчас стоически перетерпливает неудобство затянутой эрекции и продолжает растягивание ануса.       Джэджун не замечает, в какой момент дискомфортные ощущения от нахождения твёрдых, грубых пальцев внутри меняются на лавину эйфории, что не даёт спокойно вздохнуть. Он обнимает свой пульсирующий член и начинает двигать рукой по стволу, усиливая тем самым экстатическое удовольствие. Саймон добавляет ещё смазки, уже четырьмя пальцами разводит его дырочку и тут же приставляет головку к ней. Хиро даже забывает как дышать: хотя сейчас это так необходимо было его организму, работающего на полную катушку; он замирает, чтобы прочувствовать всё движение Цзюня; на всякий случай разводит ноги пошире, пытаясь тем самым облегчить вход в своё тело. Саймон аккуратно толкается; головка погружается, утягивая за собой розовые мышцы, создавая приятное давление внутри. Это уже не острые пальцы, что неприятно теребили его анус — она такая гладкая, округлая; идеально проникает внутрь; скользит глубже, всё больше раздвигая стеночки, пробиваясь к простате.       Саймон елозит бёдрами, мучительно урча от сдерживаемого восторга, ищет подходящее положение для более ярких ощущений; прицеливается, чтобы не обойти вниманием заветный комочек нервов. Он повторяет вход, сейчас уже глубже проникая внутрь; упирается руками в кровать, нависая над Джэджуном, который тут же вцепляется в его плечо и прижимает колени к его рёбрам. Их глаза встречаются, перешёптываются немыми фразами, которых хватает, чтобы понять, что обоим сейчас безумно приятно и это переплетение тел делает их одним целым. Саймон плавно прогибает поясницу, повторяя фрикции и сохраняя нужный угол проникновения; движения с каждым толчком ускоряются; он уже чувствует яичками ягодицы Джэджуна, шлёпает всё сильнее, наслаждаясь даже этим пошлым звуком.       Хиро начинает тихонько хныкать: в него словно толчками вбивали живительную силу, энергия которой потрясала его сердце. Он выгибал спину, чтобы и торсом прикоснуться к Саймону, хотя и так был полностью подмят под него. Цзюнь уже опирается на локти, тянется губами к его лицу и целует. Из-за подкатившего оргазма он притормаживает, стремясь продлить своё пребывание внутри горячего тела, что так любовно обволакивало объятиями его достоинство. К тому же, Джэджун всё ещё яростно теребил свой член, а Саймону хотелось, чтобы тот кончил первым; хотел прочувствовать его оргазм, непосредственно касаясь при этом того самого комочка, что отправляет всех мужчин в рай. Сладкий. Его принцесса, словно горячий десерт, пробуждал в нём голод: даже после поедания это нежное, невообразимо гибкое тело радовало глаз, как редкое произведение искусства; Саймон сейчас тонул в его серых омутах, распахнутых в предоргазменной ломке. Он склоняется, разбавляет общее напряжение страстным поцелуем, словно ставит печать «одобрено», давая тем самым разрешение на финальный кайф.       — Давай, принцесса, хочу вновь увидеть на твоём лице блаженную улыбку. Хочу, чтобы ты испытал второй оргазм от меня, — шепчет задыхающийся Цзюнь в губы любимого, подначивая того поторопиться, так как сам уже был на пике. — Люблю тебя всего.       Джэджун ещё интенсивнее надрачивает; от томного тона Саймона он взрывается и громко ахает, словно от неожиданности. Расплёскивая на животы обоих семя, он продолжает обнимать свой член, как будто успокаивая его после пережитого цунами чувств. Сегодня его вечер был очень насыщенным, и его чувствительная натура могла бы не выдержать, сорваться на истерику, не будь рядом именно любящего человека; того, кто костьми ляжет, лишь бы доставить удовольствие, и успокаивающего только своим голосом.       Саймон, дождавшись всё-таки оргазменных конвульсий принцессы, срывается на скорость, долбит покрасневшие ягодицы с выливающимся нетерпением и быстро следует за ним, радуя наконец-то свой член нормальным оргазмом: внутри любимого и желанного человека, а не в душе, в обнимку с рукой. Цзюнь вздыхает в голос, громко охая от излияний; он тихонько дёргает бёдрами, чтобы ещё и ещё насладиться этими всплесками, а после в изнеможении ложится прямо на растёкшегося медовой лужицей по кровати Джэджуна, не желая покидать его тело. Его сердце колотится так сильно, что, кажется, пробивает грудную клетку и уже стучится к сердцу Хиро.       Тот обнимает его руками и ногами, поглаживает успокаивающе вздрагивающее тело, целует его подставленное плечо и млеет от горячего дыхания на своей щеке. Первый шаг, переступивший страх, был сделан. Это ещё не всё: Саймону придётся много раз доказывать любимому мужчине, что его тело сейчас будет испытывать лишь эйфорию от прикосновений; он добьётся от Хиро, что тот сам будет его просить об этом; раскрепостит его до такой степени, что тот уже не спрашивая, будет лезть на него по утрам и брать с него всё, что он ему обещал.       Причинённое зло не отменить, не замолить, не исправить — даже месть в этом не поможет. Переживать трагедию в одиночку очень тяжело, переживать её в толпе — ещё сложнее; но если позволить любить себя, позволить любимому человеку помочь себе; позволить ему показать, что зло лишь единично в его жизни, а счастье, страсть, забота, любовь постоянны, то будет легко забыть все переживания и уже наслаждаться единением с этим человеком. Нужно лишь сделать первый шаг.