primary sources

i. Дни вырывают тебя с корнем, как нарцисс из сада.

— Он сказал что? Паймон выглядела так, будто сейчас упадёт, её румяные щёки надулись от еле сдерживаемого смеха, а виноватый взгляд слегка напряжённого Путешественника мог означать только то, что они не шутили. Взгляд блеснувших на солнце янтарно-золотых глаз переместился на Паймон, ожидая. Она хихикнула про себя последний раз и откашлялась в попытке вернуть самообладание. Не очень хорошей попытке. Синцю моргнул, нервная улыбка дрогнула. Он действительно надеялся, что это была шутка. Он отвёл взгляд, перебирая пальцы бледных рук, разрываясь между чувством предательства и рациональным восприятием критики. — Он сказал, что эта книга — нелепый фанфик о том, что случилось с Якшами! Синцю снова моргнул. — …Серьёзно? — Конечно! — Паймон надулась, притворяясь оскорблённой. — Разве Паймон соврала бы тебе? Моракс, как он мечтает, чтобы так и было. Потому что «Якши: Защитники Адепты» были книгой, которую второй сын главы торговой гильдии «Фэйюнь» любил гораздо больше, чем немного. Очевидно, юноша не имел ничего против вымыслов. Это были захватывающие, полные героизма истории, пробуждающие в нём дух рыцарства ещё с детства. Неизведанный мир, словно ты впервые ступаешь по неровной местности и чувствуешь себя первым, кто ступил сюда. Но это было… неприемлемо в его семье: незамысловатые рассказы о вероятностях в месте, где значение имела только статистика. Желательно экономическая. Поэтому в простом желании не отдаляться от своей семьи он перешёл на более… исторические романы. Беззлобно он вспоминает тот судьбоносный день, когда он пришёл в книжный магазин «Ваньвэнь», как маленькая собачка с поджатым хвостом выискивая Цзифан с требованием дать ему «что-то настоящее! Не эти глупые сказки…» Он ясно помнит её лицо в тот день: сначала удивлённое, затем заинтересованное. Он уже начал угрожать всей властью торговой гильдии, что опозорит её имя и что ни один уважающий себя издатель не будет с ней работать, однако стоило его пальцам коснуться яркого переплёта, Цзифан только напомнила, что в магазине запрещено шуметь, и что если он продолжит, она его больше не пустит. Его очень эффективно заставили замолчать. Он помнит, как был смущён, пока она доставала с полки «Традиции Лиюэ: шелковица», и как выражение её лица стало нечитаемым, когда она остановилась и вытащила другую книгу. Какое-то озорство появилось в её карих глазах, когда она протянула её ему. — Посмотри, какой сказкой может оказаться настоящее. Эта же книга сейчас была в руках теперь уже повзрослевшего мальчика. Он взял её с собой на прогулку в город, и поскольку в его распоряжении не было новых произведений («Ваньвэнь» пополнит запасы не раньше, чем через два дня), он решил перечитать то, что было дорого ему столько лет. Ничто не вдохновляло его так, как эта книга. Вымыслы заставили его поверить в рыцарство. «Якши: Защитники Адепты» только убедили его в том, что это не было фантазиями. Это было реально. А потом приходит Путешественник, их сказочный талисман, и говорит, что сам Защитник Якша назвал эту работу не более, чем нелепым фанфиком. Синцю застывает, рефлекторно протягивая руку к свисающей с Глаза Бога кисточке, такой же, как у Чунъюня. Так реагировать было ему несвойственно. Он — писатель, он знает, что критика — неотъемлемая часть этой работы. Он понял это, когда начал писать под псевдонимом без громкого имени торговой гильдии за спиной. Искусство понятно не всем, но конструктивная критика будет полезна каждому. Взгляд со стороны помог ему заметить ошибки, которые пропустил он: противоречия в сюжете, несоответствия в характерах персонажей, проблемы с темпом и тому подобное. Это помогло ему стать лучше в писательстве, и можно было бы ожидать, что такое же отношение сохранится и в этой ситуации. К сожалению, конструктивная критика, направленная на улучшение письма, будет полезна только в том случае, если тот, кому она предназначена, жив. Коим автор книги «Якши: Защитники Адепты», к слову, не являлся. — Ясно… — он всё же нашёл в себе силы ответить. — Я могу понять, если это не самая любимая история охотника на демонов о Як… — Нет, — прервала его Паймон, на что Путешественник недовольно приподнимает бровь. Она активно жестикулирует, выражая всю свою сосредоточенность. — Это прозвучало так, как будто он не был доволен ни одной. Синцю шокирован ещё больше. — …Что? — он в удивлении приподнимает брови, в то время как в голове начинают собираться ингредиенты для ещё сырой идеи. Паймон, откинувшись назад, пожала плечами. — Да… Ну, ладно, ещё увидимся! У нас остались поручения на сегодня, но мы определённо ещё встретимся! — Путешественник кивает, и они уходят, вероятно, по направлению к ближайшей точке их маршрута, растворяясь в мерцающих огнях. Он стоит в рассеивающемся ощущении их присутствия, в то время как сырая идея уже готова.

ii. Дни тянут тебя вниз, как тонущий корабль.

— Что ж, не могу сказать, что не удивлена видеть тебя, а не твоего брата. Или же отца. Синцю натянуто улыбается. Никто не мог быть удивлён больше него, когда он добровольно вызвался пойти на встречу с Волей Небес в её Нефритовый дворец, безвкусный памятник её богатству, укрытый облаками. Он ненавидит это, ненавидит быть здесь. Раньше, когда его семья получала от неё приглашение, что несомненно считалось привилегией, он сбегал. Рассказывал Чунъюню слухи о злых духах на склоне Уван, упоминание которых всегда приводило того в восторг, и они всю ночь гонялись за дикими гусями. Если везло, они и правда находили что-то, что нужно изгнать. Он буквально стоит на неустойчивой платформе, какой и будет нечто, парящее в нескольких сотнях метров над землёй, и на которой чувствует себя, словно в лодке. На очень дорогой лодке, в основе которой — магические камни, не до конца изученные, к тому же, — он бы знал. В чёртовом небе. А она улыбается. Владелица Гео Глаза Бога, способная по прихоти скупить всю гавань Лиюэ, если это будет выгодно, скользит взглядом рубиновых глаз по его напряжённой шее, по тонкой линии губ, сложенных в подобие улыбки, отмечая неестественно прямую осанку. И Нингуан улыбается. — Мой долг и честь, как второго наследника торговой гильдии «Фэйюнь», — научиться вести дела гильдии, а также установить прочные связи с наиболее влиятельными… — Разве? Синцю замялся. Она так легко прочитала его, несмотря на отрепетированную речь? Он никогда не считал себя прекрасным актёром — он был ужасным лжецом, когда это требовалось. Но он действительно старался, она должна была заметить. И судя по хитрому изгибу идеальных губ, она прекрасно видит… его истинное отношение к ней. Она же Нингуан, Воля Небес Цисин, естественно, она знает всё. Но у него ведь хватает приличия притворяться, верно? Разве не должна и она тоже? — …Простите? — Это правда твой долг? — лениво протянула Нингуан, проклятая рысь, а не женщина, рассматривая свою изысканную курительную трубку. — Я… — Он делает вдох, успокаивая стремительный поток мыслей. — Прошу прощения, я не понимаю. Она вздыхает, мягко, как будто разговаривает с ребёнком. Нет, то было с великодушием. Он видел, как она разговаривала с детьми, точнее с теми тремя в порту, которые, по слухам, являются её осведомителями. Тогда она говорила с почтением. С уважением. И не было ничего из этого, когда она говорила с ним. Он осознал это так быстро, как если бы кто-то вытащил это из глубин его разума, как садовник вырывает сорняк. Она говорила с ним как с маленьким ребёнком, которому приходится объяснять, почему он должен идти спать, когда заходит солнце. — Ты — второй сын, Синцю. Он тихо закипал от возмущения. Он никаким образом не давал ей понять, что она может называть его по имени. Даже он обращался к ней строго по титулу. — Все дела перейдут в руки твоего брата, когда твой отец сочтёт себя недееспособным, что, учитывая его огромное самомнение, случится не скоро. Если только с твоим братом не случится какая-либо трагедия, что я считаю маловероятным. Но к тому времени, как и он соберётся в отставку, он успеет воспитать собственного наследника. Она наклоняется вперёд, сидя на своём месте, локтем упираясь в богато украшенный стол перед ней, золотыми когтями обхватывая лицо. Её голос не звучал враждебно. Она просто констатировала факты и не чувствовала себя обязанной извиняться. — Учитывая всё сказанное, — она поправляет золотую заколку в своих кремовых локонах, таких же шелковистых, как и её голос. Такой же шелковистый, как и шёлк, важность которого он пришёл сюда обсудить, вопреки здравому смыслу. — Что ты пришёл обсудить на самом деле? Или ты пришёл просто увидеться со мной? — она улыбается, но смотрит на него как хищная птица на добычу. — Как мило. Её голос полон сарказма. Он вдруг понимает, насколько мал по сравнению с ней. И не с точки зрения размера. Она излучает мощь. Она приковывает внимание, как целая страна. Если он хочет почувствовать себя маленьким относительно размеров, то может просто оглядеть просторы Нефритового дворца. Капля пота скатывается по спине, он стискивает зубы. Янтарные глаза наполняются решимостью. — Вы знаете обо всём, что происходит в Лиюэ. — Преувеличение, но хорошо. — Где я могу найти Защитника Якшу? Адепта, известного под именем Сяо. Теперь была очередь Нингуан выглядеть удивлённой, но это выражение быстро сменилось лёгким весельем. — Ты проделал весь этот путь под предлогом обсуждения внешней торговли лишь для того, чтобы спросить меня о местонахождении одного из Адептов, — звучало как утверждение, но они оба знали, что это был вопрос. Синцю не шелохнулся. — Да. Она тихо выдыхает, встаёт и направляется к дубовым дверям, что были закрыты на время их встречи. Когтистая рука протягивается к резной дверной ручке. — Я знакома с ним, — она оборачивается к нему. — Он помогал в битве с Осиалом. Взгляд юноши оживился, и он сел чуть ровнее, приподняв брови в ожидании. Воля Небес усмехается, медленно поворачивая ручку, заговорив до того, как дверь открылась: — Я знаю не многих Адептов. Они не оказывают влияния на экономику, поэтому у меня нет необходимости узнавать больше. Я знаю, что он защищает северную границу от… Вредителей. — Она невозмутимо смотрит в ответ на его потрясённый взгляд. — Начни оттуда, пожалуй. Двери открываются, и в проёме появляется высокая женщина, чуть выше Нингуан, со сложенными крест-накрест руками, в сине-чёрном облегающем наряде с серебристыми вставками. Накидка из белого меха (настоящего меха, Синцю понял с одного взгляда) свисает с её плеч, как плащ, подчеркивая её асимметричную чёлку. Им овладело желание пошутить об одном парикмахере на двоих или хотя бы об их схожих предпочтениях в высокой обуви, но две вещи его остановили. Первая — он действительно не в настроении, отправленный на очередную ловлю гусей. Вторая — ему посчастливилось узнать в этой женщине Елань. Он резко поднимается и спешно выходит из кабинета, не особо заботясь о том, сочтут ли отсутствие формального прощания за неуважение или нет. Стиснув зубы, он останавливается, только когда слышит, как двери позади него с щелчком закрываются, и понимает, что у него трясутся руки. За дверьми послышались приглушённые голоса. Полный негодования после встречи с двумя, мягко говоря, неприятными ему женщинами, Синцю улавливает обрывки: — Не думаешь, что была немного резка с ним? — Как будто бы ты справилась лучше. — Конечно, я могу потерпеть его присутствие. — Как великодушно. — Говорю тебе, однажды он обхитрит всех вокруг нас. Ошеломлённый, Синцю поворачивает голову, намеренный вернуться и высказать всё, что, как он был уверен, придёт к нему, когда он зайдёт, но как только полностью разворачивается, то вдруг чувствует прикосновение к спине. Со вскриком он резко оборачивается, обнаруживая перед собой девушку. Она выглядела не многим старше него. Примерно как его брат. Бледная и немного пухлая, со светло-голубыми закручивающимися к кончикам волосами, ниспадающими на открытые плечи, в чёрном боди с корсажем, надетым поверх. Он не позволил себе задерживать взгляд на том, что предполагалось как рога. Он видел подобные головные уборы раньше у особо экстравагантных гостей на собраниях, которые довольно часто проводила его мать. Молодая девушка неловко улыбнулась. — Я не хотела пугать, — её голос мягкий, но не застенчивый. — Меня зовут Ганьюй, я секретарь. — Ох. — Синцю откашлялся, вспоминая, что всё ещё находится в Нефритовом дворце. Было бы глупо ожидать, что здесь будет работать кто-то заурядный. — Рад знакомству, меня зовут… — Я знаю, — она мило улыбается. — Прошу прощения, но я не могла не слышать ваш разговор. Он чувствует, как у него краснеют уши. Если слышала она, то кто ещё мог? Очень уместные замечания Нингуан быстро дойдут до его отца, и тогда… — Почему вы ищете Адепта Сяо? Синцю прикусывает щёку так сильно, что чувствует во рту металлический привкус. — Я… Ему почему-то становится неловко от того, что он собирался сказать. Минутой ранее это казалось отличной идеей, и он никогда не сомневался в своей способности говорить. Ради Рекс Ляписа, он никогда не затыкался! Но сейчас, один на один с рогатой секретаршей, в особняке, построенном на магических камнях, он чувствует болезненное желание протянуть руку и схватить рукав того, кого рядом с ним нет. Пространство рядом казалось пустым без экзорциста, который мог бы его заполнить. Он резко вдыхает. Чунъюнь задавался вопросом, почему он так себя ведёт, так непринуждённо и прямолинейно. И, если честно, у него не было ответа. Так что он отвечает: — Один мой знакомый упомянул, что Адепт был недоволен тем, как была записана история Якш в период после Войны Архонтов. Поэтому я хочу написать это так, чтобы он остался доволен. Под его руководством. — Синцю нашёл в себе что-то, от чего на его лице появилась улыбка, словно холодный напиток. — В конце концов, всегда следует обращаться к первоисточникам. Чего бы она ни ожидала, но явно не этого. Она молчит пару секунд, за которые внезапно обретённая Синцю уверенность начала от него ускользать. Но его улыбка не дрогнула, даже когда он пытался расслышать разговор Нингуан и её помощницы, чтобы отвлечься. — Ваншу. Он посмотрел на неё, приподняв бровь. — …Простите? — Постоялый двор «Ваншу», вы знаете о нём? Он спешно кивнул, опасаясь, что она примет его за идиота. — Верр Голдет, хозяйка, должна знать, где его найти. Скажите ей, что вы от меня, и она расскажет. — О… — это рядом с северной границей, понимает он, вспоминая недавний неприятный разговор. — Большое вам спасибо, госпожа Ганьюй, — добавил он, поняв, что молчал слишком долго. — Могу я сделать что-то в ответ на ваше великодушие? Она усмехнулась. Мягко, с лёгким весельем. И лишь покачала головой. Вновь полный сил, Синцю направился к центральной лестнице. Но только он начал подниматься наверх, как позади послышалось «Подожди!», и он вновь обернулся. — Принеси ему миндальный тофу, — на лице Ганьюй засияла улыбка, — сладкий!

iii. Солнце не спешит уходить, смеясь над тобой.

Синцю не был поваром. Он был сыном крупного торговца (он не в восторге от этого) и проводил свои лучшие дни убегая из дома на поиски приключений со своим парнем. Или читал. Но сегодня было иначе. Сегодня он делал кое-что важное. Кое-что, что мог только он. Итак, в руках у него сладкий миндальный тофу, приготовленный Сянлин, на одной из его любимых фарфоровых тарелок с позолотой из дома, не слишком хорошей, чтобы пропажу заметили, но, он надеется, достаточно хорошей, чтобы быть подарком Якше. Архонты, он собирается встретиться с Якшей. В волнительном предвкушении он едва ли чувствовал усталость, поднимаясь на верх постоялого двора ни разу не остановившись. Обстановка была знакомой. Вместе с Чунъюнем он часто гулял по округе. Чунъюнь искал монстров, а он развлечения, и гостиница всегда нависала над ними подобно бдительному ангелу, пока они охотились на призраков. Иногда они останавливались перекусить у столиков внизу. И только раз оставались на ночь, обессиленные от избиения монстров и прекрасно понимающие, что уже слишком поздно, чтобы возвращаться в гавань. Но ранним вечером всё здесь выглядело совсем не так, как поздней ночью. Пробивающийся внутрь сквозь стеклянные окна в замысловатых бамбуковых рамах туманный свет мягко освещал деревянную лестницу под ногами. Огромное дерево, на котором была построена гостиница, наполняло воздух ароматом земли и свежести, приятно смешавшимся с запахом свежих блюд, когда он подошёл к кухне. Оглядываясь вокруг, он поймал взгляд одной из кухарок и слегка помахал ей рукой. Они хихикнула и кивнула в ответ, прежде чем продолжила нарезать ярко-зелёный лук. Царящая атмосфера придала ему ещё больше уверенности. Он выпрямляет спину, рукой смахивая пылинки с мерцающего Глаза Бога. Найдя наконец стойку регистрации, он тихо откашливается, прежде чем приблизиться к женщине, стоящей за ней. — Добрый вечер, госпожа. Женщина оторвалась от журнала и подняла на него взгляд. Даже если она узнала его, то не подала виду. Она улыбнулась той дежурной улыбкой, которой Синцю всегда обменивался с гостями на мероприятиях, и отложила ручку. — Здравствуйте, молодой человек. Чем могу помочь? Синцю уже собирался ответить, но вовремя остановившись, оглянулся вокруг и, убедившись в отсутствии людей вокруг, повернулся обратно к женщине. — Это вас зовут Верр Голдет? — Да, господин. Я владею этой гостиницей. Есть ли что-то, что я могу для вас сделать? — Я ищу Защитника Якшу, насколько я знаю, его зовут Сяо. Мне сказали, я могу найти его здесь, — голос становился всё тише, он сжал тарелку в руках, назначение которой теперь стало для Верр Голдет понятным. Через пару мгновений он добавил: — Госпожа Ганьюй послала меня. — Понятно, — легко ответила она, улыбаясь. — Обычно я бы спросила, какое у вас к нему дело. — Синцю уже открыл рот, собираясь объясниться, но она терпеливо подняла руку. — К счастью для вас, я доверяю выбору госпожи Ганьюй. — О, — он думал, что голубоволосая девушка была хорошо известна только тем, что работала с Нингуан, но оказалось, что её влияние простиралось до границ Лиюэ. — К тому же, я вас помню, — небрежно добавила она, беря ручку и возвращаясь к работе. — Вы не похожи на того, кто будет причинять неудобства. Не без причины, по крайней мере. И эта рекомендация… — она одобрительно хмыкнула. — Так… Адепт? — Выше по лестнице, верхний балкон. Позови его по имени, и он должен прийти. Он никого не ждёт прямо сейчас, так что ему, вероятно, будет любопытно. Хорошая идея с тофу. Хотя его удивило, как непринуждённо Верр Голдет рассуждала об одном из генералов Властелина Камня времён Войны Архонтов, Синцю с энтузиазмом кивнул, воодушевлённый новыми подробностями. Это действительно происходит. — Большое спасибо, госпожа! — бросает он, оборачиваясь к лестнице, и поднимается так быстро, как только может, не уронив при этом тофу. Сумка ударяется о бедро, тяжёлая из-за огромного блокнота с достаточным количеством листов, чтобы заполнить их все, если это будет необходимо. О, одно только представление о том, что Защитник Яшка расскажет ему так много, наполняет его большим волнением, чем захватывающий финал любимого романа. Он вышел на просторный балкон. Здесь лестница заканчивалась, выше подниматься было некуда, если только он не собирался искать Адепта в ветвях. По углам стояли отличные друг от друга довольно большие бонсаи. По тому, как выглядели доски пола, можно было сказать, что посетители заходили сюда не очень часто: они были не такими потёртыми, как у регистрационной стойки. И, по мнению Синцю, очень зря. Потому что вид отсюда открывался великолепный. Тёмно-синяя вода янтарными искрами отражала ленивое солнце, поблёскивая серебром, словно нефрит. На горизонте зелёными мазками вырисовывались горные пики с вкраплениями бурых стволов деревьев. Всё это настолько завораживало, что он даже ненадолго забыл первоначальную причину своего визита. Прокашлявшись, он подошёл к краю балкона, держа тарелку в руках, будто хотел найти Адепта в лучах заходящего солнца. Он не вздрогнул ни от света, ни от подмигнувшей звезды, устроившейся над горами, как бы пожелавшей ему доброй ночи. И заметил, что был невероятно спокоен. Впервые за долгое время, он чувствовал, что всё правильно. Как будто он действительно должен быть здесь. Может быть, призрак Властелина Камня сейчас тут, жаждущий увидеть, как он увековечит его генералов. Может быть, идея настолько хороша. Синцю вдохнул. — Защитник Якша, Адепт Сяо, охотник на демонов! — начал он, надеясь, что достаточно громок, чтобы Адепт его услышал, где бы он ни был, но не настолько, чтобы привлечь внимание посетителей внизу. — Я принёс скромную дань уважения. Моё имя — Синцю, я — второй наследник торговой гильдии «Фэйюнь». И я смиренно прошу вас… — Прекрати этот театр. Синцю действительно подпрыгнул от неожиданно раздавшегося голоса, от обилия властности в нём, и от того факта, что сам Защитник Якша, Адепт Сяо, облокотившись на перила, стоял в пяти метрах от него, как будто бы всё это время был тут. Он не смотрел в его сторону, но отсутствие ответа заставило его перевести на него свои золотые глаза. Синцю заметил, что его зрачки были слегка заострёнными. Как у кошки. Эта деталь окунула его в воспоминания о том судьбоносном дне в гавани. Дне, когда напал Осиал. Крик морского божества донёсся до них, несмотря на расстояние, сотрясая землю под ногами. Сердце билось в груди, а затем и в горле, когда он звал Чунъюня посреди кричащей толпы. Он думал, что они умрут. Несмотря на всё своё рыцарство, всю свою храбрость, всю отвагу, что он черпал из книг, он боялся, что лишится жизни. Или хуже. Лишится Чунъюня. Не говоря ни слова, экзорцист схватил его за руку и потянул вперёд, переходя на бег. Ошеломлённый и оцепеневший, он следовал за ним, пока они не оказались в ресторане «Народный выбор», помогая Сянлин и шеф-повару спасать кастрюли и сковородки от падения среди суматохи. Послышался крик и последний грохот, словно кричала даже земля, и всё закончилось так же внезапно, как и началось. На подкашивающихся ногах он выглянул наружу, хватаясь за дверной косяк, как потерявшийся ребёнок. И увидел юношу, внешне чуть старше него, помогающего пожилой женщине зайти в дом. Она цеплялась за руку незнакомца, пока он вёл её к дверному проёму, где она его отпустила и зашла внутрь. Как только он, казалось, убедился в том, что дальше она справится сама, он развернулся, случайно сталкиваясь с Синцю. Он был меньше ростом, чем требовало его поведение, а кожа была ужасно бледной. Его средней длины волосы, длиннее, чем у Синцю, были с бирюзовыми прядями. Глаза подведены красным, похоже на краску для век. На лбу — фиолетовый ромб, а на руке — рисунок зелёного цвета, который было видно по причине отсутствия рукава. В тот день Синцю не заметил висящую на правом бедре маску Якши. Именно эта деталь вернула его обратно в настоящее. В то же мгновение он опустился на колени, держа тарелку в руках, как если бы он был статуей и это была чаша со святой водой. Сердце колотилось от воспоминаний, а мысли гнались за текущей ситуацией, и, запинаясь, он произнёс: — О, великий Якша, ты почтил меня своим присутствием. Прошу, прими это подношение. Тишина. — …Поднимись. Он не поднялся. Не сразу, по крайней мере. Но поднял взгляд. И был удивлён. Бывший генерал выглядел возмущённым. Смущённым. Удивлённым. Преданным. Как и Ганьюй, чего бы он ни ожидал от юноши, но явно не этого. Мышцы его шеи и лица заметно напряглись, а руки сжались в кулаки. Внезапно Синцю вспомнил ещё кое-что о его внешности из того дня, что, как и всё остальное, осталось точно таким же. Он выглядел таким уставшим. — Конечно, — ответил он неуверенно, поднимаясь. Вдруг ему стало немного неловко, казалось, он сделал что-то не так. Чувства его, похоже, разделяли, но вскоре глаза Якши остановились на тарелке с подслащённым миндальным тофу, нос слегка дёрнулся. Он выдохнул, сдаваясь, и указал на стоящий поодаль бамбуковый чайный столик. Синцю, поняв намёк, метнулся к нему и поставил тарелку напротив места, с которого, как он предполагал, открывался лучший вид. Порывшись в сумке, он нашёл пару резных палочек для еды, аккуратно положил их рядом с тарелкой и выдвинул стул, сияющими глазами посмотрев на Якшу. Тот моргнул. Адепт осторожно подошёл к стулу, прищурившись смотря на меньшего. Ну… только если говорить о возрасте. Потому что, исходя из наблюдений Синцю, либо у Сяо проблемы с осанкой, что кажется маловероятным, либо он был на целый дюйм выше Анемо Якши. — Не трать моё время на свои желания, — неожиданно резко и подозрительно сказал он, взяв палочки и внимательно осматривая их, словно ожидал найти яд. Синцю с благоговением в широко открытых глазах увлечённо за ним наблюдал, в то время как в голове крутились мысли о том, как много приключений у него должно было быть за всю долгую жизнь. Однако Сяо прищуривается ещё больше, а затем отворачивается и садится, прокашливаясь. — Адепты не исполняют бессмысленные желания смертных, — добавил он, легко и плавно обращаясь с палочками. Как если бы они были оружием. Но как только тофу оказался во рту, он снова напрягся, а на лице отразилось что-то необычное. Что-то, похожее на улыбку. Синцю переполнила гордость за свою предусмотрительность, когда он решил попросить Сянлин об одолжении. Но улыбка быстро была подавлена, как будто она была демоном. Как будто Сяо подписал контракт и никогда больше не должен был улыбаться. Любопытно. — Я здесь не из-за этого, — твёрдо ответил всё так же воодушевлённый юноша, ничуть не смутившись его тона. — Тогда что ты здесь делаешь? Это звучало с той же интонацией, как когда Нингуан спросила: «Разве?» — без единого намёка на веселье. — Я разговаривал о вас с Путешественником, — начал он. Сяо приподнял бровь, заинтригованный, как минимум. Синцю продолжил: — Он упомянул о вашем… пренебрежении к книге «Якши: Защитники Адепты». Якша фыркнул и откусил ещё тофу. Губы Синцю сжались в тонкую линию. — Не только об этом, но ещё и о том, что вы остались недовольны каждой попыткой записать историю Якш. Я намерен изменить это. Под вашим руководством, как последнего Якши. Я бы хотел должным образом задокументировать роль Якш после Войны Архонтов в Лиюэ. Сяо приподнял обе брови. — …Почему? — Потому что их и ваша история заслуживает быть запомненной. И поскольку она ваша, она должна быть одобрена вами. — Почему? Этот вопрос заставил Синцю растеряться, но он без промедления ответил: — Потому что вы — герои. Сяо не ответил и перевёл взгляд. Юноша смог заметить, как сузились его зрачки. Минуту они сидели в тишине, пока тарелка с тофу не опустела. — У меня есть обязанности, которые нужно выполнять, — наконец отвечает он. Слова отдаются в Синцю пульсацией, сжимают грудную клетку. — Я не в настроении сегодня. — Я обещаю не доставлять неудобств, быть уважительным и почтительным, вам нужно лишь рассказать о случившемся, это не займет много времени, клянусь жизнью, я… — Завтра, — прерывает его Сяо, ничто во взгляде не указывает на то, что он услышал хоть слово. — Позови меня, если тебе это подходит. Я не могу сегодня. Сказав это, Якша исчез, оставив юношу с блокнотом, который скоро будет заполнен, пустой тарелкой и самой широкой во всём Тейвате улыбкой.

iv. Порою дни похожи на нарциссы.

Синцю остался на ночь в номере и встал на рассвете. Он задержался на кухне, чтобы попросить ещё сонных поваров приготовить завтрак, выпросив в результате две порции яичной крепости. Не очень безопасно удерживая в руке обе тарелки, он поднялся на ту же террасу, что и накануне вечером. Этим утром, оказавшись наверху, он не спешил, придирчиво и аккуратно расставляя тарелки и раскладывая столовые приборы, где он и Сяо сидели прошлой ночью друг напротив друга. Нахмурившись, юноша передвинул тарелки, чтобы они стояли симметрично и по середине края стола. «По середине груди, дитя», — даже сейчас он слышал упрекающий голос своей матери. Криво улыбнувшись, он сел на своё место, доставая блокнот и прокашливаясь. — О, великий Якша, Адепт Сяо! Я взываю к тебе… — Разве я не сказал прекратить этот театр? — сухо раздалось позади. На этот раз, ожидая тихого появления, Синцю не подпрыгнул. Он повернулся, сидя на месте, и ответил недовольному лицу яркой улыбкой. — Доброе утро! Сяо не ответил, его взгляд замер на еде. С ничего не выражающим лицом он сел на своё место. Пару раз ткнул лежащее на поджаренном хлебе яйцо пашот и пробормотал что-то про тофу, но Синцю не тратил много сил на то, чтобы прочитать по губам. Он выглядел так же, как вчера. В той же одежде, по крайней мере, не считая одного пятна крови на боку. Солнечный свет выделял то, что выглядело как красная косметика по краям глаз ещё сильнее, цвет сильно контрастировал с зелёным в волосах Якши. Синяки под глазами казались больше. Наверняка это просто игра света. — Я надеялся, что вам понравится ещё одно небольшое подношение, — прощебетал он, кивая на его завтрак, осторожно разрезая свою порцию ножом и изящно беря в руки, чтобы откусить. — Меня не волнуют проблемы пропитания, — небрежно сказал Сяо, прежде чем съесть всё, что было на тарелке, за рекордно короткое время. — Значит, завтра я тоже что-нибудь принесу, — юноша улыбнулся, однако Сяо выглядел ошеломлённым. — Ты сказал, что это не займёт много времени, — прозвучало почти обвиняюще. Синцю застыл. — Конечно… Я только не знаю сколько времени понадобится, чтобы расспросить вас обо всём. Адепт нахмурился, откидываясь на спинку стула и переводя взгляд на горы северной границы. Настороже даже сейчас, понял Синцю, мысленно восхищаясь. — Тогда задавай свои вопросы. Синцю моргнул и спешно кивнул, немного повозившись со здоровенным блокнотом, прежде чем открыть его на первой странице, на которой были какие-то спешно сделанные каракули. Подождите. Он внимательней присмотрелся к закорючкам и нахмурился. Это были не закорючки, это был… Это был его почерк. Он подготовил вопросы, он не был глуп, но он был так взволнован прошлой ночью, когда записывал эти вопросы, что потерпел полное поражение в попытке сделать это разборчиво. Синцю прокашлялся. Отлично, импровизация. — Можете рассказать историю Якш в общих чертах? Тогда у меня будет набросок, и позже можно будет добавить больше деталей, — сказал он, быстро придя в себя и переходя к следующей странице, окунув кисть в чернильницу и занеся её над бумагой, готовый на этот раз писать немного понятнее. — Властелин Камня позвал нас. Мы сражались. Мы умерли. Тишина. — …И всё? — Ну… не все мы. Больше, чем скудный ответ, Синцю шокировало то, как горько это прозвучало. Будто не по своей воле он выжил. Синцю кашлянул, чувствуя себя немного неловко. Однако он получил ответ на свой вопрос. Общее описание. Но он не думал, что оно будет настолько общим. Ну, по крайней мере, у него есть три основных пункта. Теперь — детали. — Как они оказались на службе у Властелина Камня? Сяо небрежно пожал плечами. — Это их личное дело. — То есть, вы не знаете? — Я этого не говорил. Синцю резко вдохнул. Куда это всё шло? Какой смысл был в том, что Сяо позволил ему прийти и попробовать свои силы в записи этих событий? Понимает ли он, что, если никто не расскажет эту историю, она будет забыта? Хочет ли он, чтобы о Якшах помнили? — Хорошо… — фыркнул он, чувствуя нарастающее раздражение, пропуская пальцы сквозь тёмно-синюю чёлку. — Как вы оказались на службе у Властелина Камня? — Это моё личное дело. — Почему вы вообще позволили мне остаться, если не собираетесь отвечать на мои вопросы? — вспыхнул Синцю. — Почему ты здесь? Сердце пропустило удар. Лицо Воли Небес мелькнуло перед глазами, зубы сжались. — Я не понимаю, — глухо произнёс он, стараясь держать голос ровным. — Я сказал, почему я здесь, вчера. Я сказал, почему о Якшах должны помнить. — Сказал, — мгновенно ответил Сяо. Его глаза, цветом так похожие на глаза Синцю, но острее, сейчас смотрели на него, прекратив наблюдать за окружением. — Но не сказал, почему тебя это волнует настолько сильно. Юноша моргнул и воровато отвёл взгляд в сторону, сжимая челюсти сильнее. Почему его это волнует? Какое Защитнику Якше дело до того, что его волнует? Они просидели так некоторое время. Сяо отвернулся, продолжая наблюдение за границей Лиюэ. Синцю полагал, что прямой угрозы не было — Адепт не выглядел так, будто в любой момент сорвётся с места. Но не сомневался, что он уйдёт, если возникнет что-то действительно серьёзное. Синцю весь напрягся, не решаясь посмотреть на Якшу. Он не знал, что сказать. Очевидно, они совершенно по-разному видели, как эта договорённость должна была работать. Но он до последнего пытался понять, почему Сяо не может рассказать такие простые вещи. Он начинал верить, что он знал очень мало. Но было еще несколько вещей. Сяо всё так же смотрел в сторону гор, но Синцю чувствовал, что за ним наблюдают краем глаза. Он сел ровнее, рукой находя кисточку на Глазе Бога. Представляя, что Чунъюнь сидит рядом с ним. — Я — второй наследник торговой гильдии «Фэйюнь», — начал он неспеша. Осторожно. Опасливо. Чувствуя замешательство Адепта по поводу того, зачем он озвучивает этот факт, он продолжил, хватаясь за найденную возможность: — Это означает, что если я не проявлю увлечённости или… — он замолчал, подбирая слово, прежде чем щёлкнул пальцами, — не проявлю таланта, вот. Если я не проявлю таланта к бизнесу или числам, то объективной причины быть включённым в дела гильдии у меня не будет. И то, и другое есть у моего брата. У меня нет. Сяо отвлёкся от изучения горизонта только на секунду. Тем не менее, Синцю чувствовал, что его слушают, поэтому продолжил: — Не считая того, что я не являюсь полным позором в делах торговли и не порочу имя семьи, от меня не ожидают ничего, кроме улыбок и вежливости. К тому же возможность присутствовать на встречах и поддерживать хорошие отношения с торговцами безусловно полезна, но удовольствия это, так сказать, не приносит. Внезапно он осознал, что только что сказал, и уставился вниз. — Только послушай меня, я, должно быть, выгляжу таким плаксивым в твоих глазах, — почти про себя пробормотал он. — Ты сражаешься на протяжении сотен лет, а я жалуюсь на то, что не переношу бумажную работу, — юноша слабо усмехнулся, опуская кисть в чернильницу, чтобы не накапать на бамбук. — Я… — начал говорить что-то Сяо. Синцю тут же поднял глаза, встречая его рассеянный взгляд. Якша прокашлялся, по всей видимости нервничая. Любопытно. — Я не претендую на понимание человеческих эмоций, — сказал он таким тоном, будто очень старался звучать чуть более… мягко? Менее злобно? Сяо вздохнул, проводя рукой по лицу, словно был раздражён тем, как сложно подобрать нужные слова. — Как ты думаешь, почему я сражался так много лет? Почему до сих пор защищаю границу Лиюэ? Синцю нахмурился, задумавшись, снова беря кисть и держа её над бумагой. — Потому что Моракс попросил тебя? Послышался тихий смешок, и Синцю замер. Это было мягко. Самое мягкое в нём за всё это время. Если бы его внимание было сосредоточено на чём-то другом, то он бы и не заметил этого весёлого резкого выдоха, который исчез так же быстро, как и появился. — Ради защиты Лиюэ, — хоть Синцю и не видел его улыбку, но слышал в голосе. — Тяжесть моего кармического долга и постоянная бдительность — цена, которую я плачу за людей, поэтому они остаются в безопасности и продолжают жить свои жизни. — Ты живёшь в гавани Лиюэ, верно? Синцю кивнул. — Тогда это… хорошо. Я чувствую, что всё было не напрасно, если главная твоя обида связана с семейным бизнесом. Часть напряжения покинула плечи Синцю, а глаза снова сияли. Немного удивлённо. Пальцы, сжимавшие кисточку, расслабились, и он сделал пару записей, прежде чем почувствовал на себе взгляд Сяо. Ожидающий. Ах, он ведь так и не закончил свою мысль. — Итак, ты знаешь, что заниматься бизнесом мне совершенно не нравится. — Сяо кивнул. — Одна вещь, которую я люблю, это чтение. Я люблю книги. Впоследствии я полюбил писать. У меня на самом деле очень хороший контракт с издательским домом «Яэ» в Инадзуме. Они покупают и публикуют мои сочинения под моим псевдонимом… — он остановился, поняв, что заговорился, кашлянув, и смущенно улыбнулся. — В любом случае, это что-то, что я могу сделать. Мне нравится этим заниматься, я хорош в этом, это приносит мне удовольствие и мне повезло, что я могу зарабатывать на этом. — Он указал кистью на Сяо. — И вот ты здесь. Так что это хорошая для меня возможность делать то, что я люблю, и это важно. Снова воцарилась тишина, но уже не такая напряжённая, как до этого. Мягче, спокойнее. Не давящая необходимостью говорить. — Я был должен ему услугу, — наконец произнёс Сяо. Синцю моргнул. — Какую? Сяо тяжело и протяжно вздохнул. — Я живу уже две тысячи лет. Во времена моей «юности», — он заключил это слово в кавычки, — шла Война Архонтов. У Селестии было ограниченное количество мест, семь, как ты можешь догадаться, и каждый бог в Тейвате боролся за себя самого. — Среди этого хаоса один бог узнал мою слабость. Нет, — рыкнул он, заметив, что Синцю собрался задать вопрос. Был ли он об имени бога или о том, какая именно слабость Сяо это была, Якша быстро подавил любопытство. Не желая прерывать, к чему бы это не шло, юноша промолчал и приготовился писать. — Узнав о ней, он смог заставить меня совершить много ужасных вещей. Насилие. Бесконечное кровопролитие. Он говорил таким будничным тоном. Так спокойно. Это встревожило Синцю, но он всё же записал. Это было хорошо. — Тем, кто убил этого бога, был Моракс. Тем самым он освободил меня и дал имя, которым меня обычно называют. — Сяо? Он кивнул. — С этого момента всё очень просто. Я должен ему. После Войны Архонтов остатки богов, не мёртвые, но почти побеждённые, были полны злобы. Желали мести. И у них всё еще оставалось достаточно сил для этого. — Он просил меня сражаться. Я сражался. Синцю нахмурился, постукивая кистью по подбородку. — Разве это не было похоже на отношения с тем богом? Сяо, кажется, не ждал комментариев, но тут же покачал головой. — Никогда. Разница колоссальная. Моракс никогда бы не пошёл на подобные жестокости. Юноша приподнял бровь, но ничего не сказал. Даже если Якша заметил, то ничего не сказал, не нарушая тишины, наполненной, как стакан, мягкими звуками парящей над бумагой кисти Синцю. Но вдруг он вскочил на ноги, полуприсев, отцепил свою маску и надел на лицо. Он не смотрел на юношу и, кажется, торопился, хотя скорость, с которой он заговорил, не сильно изменилась. — У меня срочное дело. Найди меня завтра. — В его руке появилось копьё, сжатое до побелевших костяшек. — Если тебе это подходит. И исчез, прежде чем Синцю успел попрощаться. Но он всё равно улыбнулся. Значит, будет завтра, и история будет написана его рукой.

v. Воспоминания наплывают и преследуют тебя.

— Поправь, если я неправ. Бонанас, Индариас, Меногиас и… Бодациус? — Босациус, — следуя его просьбе, поправил юношу Сяо, терпеливо. Сейчас было позднее утро следующего дня, листва дерева, что было основой гостиницы, давала приятную тень. Желтовато-зелёные листья смягчали яркий солнечный свет, оставляя его некой призрачной дымкой, окропляющей террасу своим сиянием. Воздух, пахнущий жасмином, слегка влажный, но не настолько, чтобы волосы Синцю вились. Вдохнув его, кажется будто бы он попал в лёгкие сам по себе. Понадобилось некоторое время, чтобы перефокусироваться, прежде чем аккуратно, медленно записать имена на листах медленно заполняющегося блокнота. При таких темпах ему, возможно, придётся сделать перерыв на день, чтобы взять еще одну чернильницу. От этой мысли он пришёл в восторг. Это огромный прогресс. Пока Синцю искал больших доказательствах того, как далеко он продвинулся с того момента, как всё это спешно спланировал, Сяо казался гораздо более непринуждённым в его присутствии. Это было странно — разговаривать с художественным вымыслом во плоти. Ещё страннее то, что он вёл себя так, словно хотел быть здесь. Добиться от него хотя бы пары слов при его непреклонности больше не было монументальной задачей, требующей раскрытия личной неуверенности в обмен на пять предложений. Если бы он не знал ничего лучше, он бы сказал, что обладатель Анемо выглядел так, будто ему комфортно. Он сидел всё в той же позе: откинувшись назад на спинку плетёного стула. Но слегка улыбался, вспоминая имена и истории, затерявшиеся во времени. Добавлял мелкие детали без подсказки. И хотя он всё ещё пристально смотрел на горы, оправдывая имя Защитника Якши, Синцю чувствовал, что он больше сосредоточен на нём, внимательно слушая и учитывая его частые замечания. Ещё более странным было то, как быстро, казалось, Сяо привык к нему. Обычно людям требовалось чуть больше времени, чтобы перестать смотреть на него с чем-то вроде замешательства, настороженности, враждебности. Наверное, Сяо просто не видел в нём угрозы. Но что-то в нём, та часть, которая всегда права в таких вещах, говорило ему, что, возможно, Сяо это просто нравится. Нравится возможность говорить о тех, кто был ему семьёй, если Синцю правильно понял услышанное. Всё меньше и меньше он уклонялся от возможности, закрыв глаза, залезть рукой вглубь своего разума и вытащить сокровище, о котором он, казалось, совсем забыл. — Записал. — Весь светящийся от гордости, он перевёл взгляд на Сяо, задумчиво наклонив голову. — Однако есть кое-что, что я не совсем понимаю. Сяо ничего не ответил и не повернулся, но вопросительно поднял брови. — Кармический долг, о котором ты упоминал раньше, мне трудно понять это. Можешь объяснить? На пару мгновений воцарилась тишина, за которые он успел дотянуться до чашки с чаем, принесённым мужем Верр Голдет, о котором он попросил ранее. Это уже стало неотъемлемой частью их встреч. Он заметил, что Сяо не склонен впустую тратить слова. Каждое слово, что он говорил, было обдумано, и ему часто требовалось время, чтобы найти нужное. Но этот вопрос задел в нём что-то, с чем, как думал Синцю, Сяо давно разобрался. Его взгляд не сместился, но брови нахмурились, челюсти сжались, глаза мелькнули один раз, словно он искал ими как выразиться. Наконец он шумно вдохнул, прежде чем ответить: — Вселенная стремится к равновесию, так? Синцю кивнул, и, прежде чем сделать запись, продекламировал: — Каждое действие имеет равное противодействие. Сяо кивнул. — Якши годами творили насилие. Во благо, но всё же насилие, и вселенной нет никакого дела до намерений. Мы делали, то, что делали, и обратная реакция была ожидаема. — Карма заберёт всё должное разом. В любой момент. Из всех нитей огромной паутины мастерски выбрав нужную. Он замолчал, и Синцю мог видеть его нерешительность. Но она была не такой, как обычно. Якша определённо знал, что хотел сказать, его взгляд, теперь неуверенный, но осмысленный, не был ищущим. Мышцы шеи напряглись, губы сжались, и когда он вдыхал, внутри что-то дрожало. Лёгкий ветерок поднялся на террасу. Ласково обнял их обоих, наполняя лёгкие свежим воздухом. И с довольным свистом ушёл вниз, оставив сладкий привкус мёда на языке. Синцю показалось, что это предназначалось лишь Сяо, что он здесь — случайный свидетель. Сяо сделал ещё один вдох и продолжил: — Индариас была первой, — он произнёс это как молитву разгневанному богу, с надеждой, что история изменится, когда он расскажет её. — Во время битвы. Мы почти победили в тот день, как внезапно она упала на колени, не в силах сказать и слова. Она была парализована, мне сказали, что она так и не двинулась с места, несмотря на все уговоры. — У неё не было ран, никаких, — добавил Сяо голосом всё ещё полным неверия. Словно сейчас он снова оказался там, с не большим пониманием происходящего, чем в тот роковой день. Он помрачнел, прямо перед тем, как продолжил: — Потом она начала кричать. Сердце у Синцю рухнуло куда-то вниз, но он продолжал записывать за Сяо. — Её было слышно с другого конца поля битвы. Боль была ужасной, нереальной. И безутешной. У медиков были лекарства для Адептов, но как бы они не старались, ничего не помогало. Спроси Хранителя Облаков, и она скажет, что не помнит, но к тому моменту, как я нашёл их, она использовала всё, что у неё было. За те минуты, что она была там, противник воспользовался замешательством и двинулся на армию, не знающую как быть с недееспособным генералом. — Позже они скажут, что это они убили Индариас. Но она уже была мертва. Синцю на мгновение застыл, а затем перелистнул на несколько страниц назад, чтобы записать «Хранитель Облаков» в список других потенциальных источников. — А другие? — спрашивать было почти что стыдно. Сяо вздохнул, уже уставший, но его держало то же обязательство, что привело к нему Синцю. — Я не понял этого тогда, но именно во время тех беспорядков Босациус сошёл с ума. Галлюцинации заменили последние трезвые мысли, и он исчез. Предугадывая вопрос, он добавил: — Тем не менее, недавно я обнаружил, что он встретил другое войско. Он сражался с ними как безымянный Якша, живя лишь истреблением врагов. В конечном итоге он оказался в глубинах Разлома вместе с магом. — Там они оба и умерли. Синцю нервно сглотнул, но записал. — Следующей жертвой был Меногиас. Что-то овладело им… Безумие, какой-то животный страх предательства и инстинкты зверя хуже всех, что нам встречались. Сяо вздохнул. Взгляд всё так же сосредоточен на горах, на его обязанностях, но резкость, которая была в нём с самой первой встречи, исчезла. — Я подозреваю, что он всегда боялся предательства. Он был нежным, но тревожным существом по натуре. Как я уже сказал, наш кармический долг тянет за определённые нити. Юноша бросил на него короткий взгляд. — Так что произошло? Ещё один глубокий вдох, и внезапно ещё один лёгкий порыв ветра взъерошил волосы Сяо. Кажется, это придало ему сил, и он ответил: — Очень быстро им завладела мысль, что Бонанас предаст его. Совсем обезумев, он стал одержим идеей уничтожить её. Медленно. Безжалостно. Способами, которых он знал, она боится, искренне веря, что это совершенно оправданно. Побледнев, онемевшими губами Синцю едва произнёс: — …А Бонанас? Сяо собирался что-то сказать, но слова так и не прозвучали, застряв где-то в горле. Сяо на миг растерялся, но тут же вернул себе самообладание, откашлявшись, прежде чем искажённым и горьким голосом продолжил: — С ней ничего не случилось. Никаких изменений, по крайней мере. Она была собой до самого конца, напуганная, непонимающая, и умоляла своего лучшего друга не убивать её, — теперь он говорил мягче. То ли из страха, что голос снова предаст его, то ли из почтения. — Защищаясь, она убила Меногиаса ровно в тот момент, как он нанёс ей смертельный удар. Синцю почувствовал, как что-то мокрое скатилось по щеке, и рефлекторно протянул руку. Он уставился на свои пальцы, скользкие от солёной воды. Когда он начал плакать? Он не может вспомнить это момент, но он определённо был. Полувысохшие реки прорезями остались на его фарфоровом лице. Он торопливо поднял рукав, чтобы стереть следы. Сяо, казалось, отвёл взгляд из приличия. Полностью сбитый с толку, он слабо усмехнулся, совсем позабыв о серьёзности. — Как иронично… — рассеянно бормочет он, перечитывая написанное и радуясь, что в основном это разборчиво. Он поджимает губы, листая прошлые страницы. Как бы ему отредактировать это? Может быть, стоит сначала поговорить с другим источником его медленно растущего списка, прежде чем заниматься вторым черновиком… — Что? У Синцю внутри всё сжалось, и он поднял голову так быстро, что в шее хрустнули позвонки. Количества яда в глазах Якши было достаточно, чтобы утонуть. Но он не имел ничего общего с ядом в хитрых глазах Нингуан, капающим, как мёд, с её напальчников. Это было всепоглощающе. Больше не угроза. Обещание. — Я признаю свою вину за то, что жил вдали от смертных так долго, — его тон поразительно сильно отличался от того, что был пару секунд назад. Мышцы его шеи напряглись, как будто сдерживать себя от крика было физически больно. — Но изменилось ли значение слова «ироничный» за последние пятьсот лет? Не сильно, наверное. Он не особо задумывался об этом. Ладони вдруг вспотели, он отрицательно затряс головой. Сяо теперь смотрел на него, внимательно изучал и, по-видимому, пытался решить, какое выражение лица ему следует принять. На данный момент это было то, что, как предполагал Синцю, было его обычным выражением — опасный. Воздух застыл. — Ты думаешь, что это шутка. Синцю побледнел как лист. — Н-нет! — запнувшись выпалил он, широко раскрыв глаза. — Конечно нет! Сяо — это Нингуан, а он — Чунъюнь, потому что он смотрел на Синцю, и юноша мог видеть в его глазах абсолютную уверенность в том, что ему абсолютно всё равно. — Тогда объяснись. В панике механизм перепроверки того, что вот-вот вырвется из его тупого грёбаного рта, прежде чем действительно выйдет, перестаёт работать, и из него непроизвольно вырывается: — Ну, это своего рода драматичная ирония, разве нет? Души всех, кого они убили, вернулись, чтобы охотиться на них в последнем акте мести. Якши убили их, но в конце концов последними посмеялись они. Почти поэтично. Пришло знакомое чувство. Знание, что что бы он ни сказал, каким бы ни был тон, всё было неверно. Эмоции на лице Сяо становятся простыми и понятными. Жалость и отвращение. — Ты не думаешь, что это шутка, — он вздёргивает подбородок, усмехаясь, — ты думаешь, что это чёртова сказка. — Нет… нет! Послушай меня… — Мне казалось, что ты здесь, чтобы слушать меня, — выплюнул Сяо, поднимаясь. Что-то чувствовалось в ветру, какая-то сила, рвущаяся на защиту. И кому бы она ни хотела помочь, это был не Синцю. — Ты задавал свои вопросы, но тебе не нужен был доклад о войне из первых рук. Ты не хочешь слышать о трупах, о жертвах, о потерях, о правде. Тебе плевать, — каждое его слово наполнено яростью. — Тебе нужна привлекательная история о «рыцарстве» и героических битвах. Ты пришёл не за жестокостью, ты пришёл за своей драгоценной поэтичной иронией. Ветер, как будто призванный еще раз, кружил вокруг Сяо, но его Глаз Бога не светился. Это делал не он, но он оставался равнодушен. Смотрел на Синцю холодными глазами. Преданный. Ветер тоже чувствовал это, свистя в ветвях, возвещая о себе, направляя сухие и острые хлысты на юношу. — Ты не понимаешь! — умолял Синцю, не находя в себе сил встать, шевелить чем-либо, кроме своего отвратительного рта. Кости стали словно свинцовые, ноги деревянные. Они приковали его к месту, посадив на плетёное сиденье, как каменную статуэтку, против разъярённого ветра. Но всё равно… — Я строю повествование, вот как истории становятся услышанными, Сяо. — Он даже не понял, что назвал его по имени, пока сам Сяо не ощетинился. — О, конечно, повествование о бойне. Как люди будут стекаться на рынки, чтобы взглянуть на… — Это важно! — Кому? Мне? — спрашивает Сяо со всей резкостью, в одно мгновение призванной обратно в бессмертного зверя. Его волосы развеваются на изменчивом ветру, но он продолжает не обращать на это никакого внимания. — Я более чем доволен защитой Лиюэ издалека. Анонимно. Шелест в ночи и тень во тьме. Не трать моё время на свои оправдания. Ты пришёл ко мне. И для чего? Слова впервые замерли у Синцю во рту. — Доказать людям, что ты можешь внести свой вклад. Что ты не бесполезен, — Якша заполнил тишину за него, не отрывая пристального взгляда. — Показать людям, что они ошибались насчёт тебя. — Но думал ли ты, что ошибаешься насчёт меня? — Что… — шепчет Синцю, чувствуя, как слёзы текут по лицу. «Откуда они взялись?» — рассеянно подумал он. Почти отстранившись отсюда, от обвинений. Он уже был здесь, не так ли? Был же? — Ты искал героя. Ты сам это сказал, — продолжал Сяо, каждое его слово — оскорбление. — Я был склонен поверить тебе. Но это неправда, ты помог мне понять это. За что прими мою благодарность. В глазах Сяо Синцю обнаруживает в себе страх, что его ударят. И Сяо видит это. Он останавливает себя, пламя гаснет и сменяется льдом в тот же момент. Он отворачивается, позади него поднимается растущая луна. — Я пришёл сюда не для того, чтобы тратить время на драматургический анализ. — Сяо, подожди… Он берёт маску и надевает на лицо. — У меня есть обязанности, которые нужно выполнять. — СЯО, ПОЖАЛУЙСТА… Но Синцю взывает к пустому воздуху.

vi. Но взгляни на озеро, мерцающее, как дым.

— …Молодой человек? Голова Синцю дёрнулась вверх. Первый заговоривший с ним человек за этот день, после того как он, ошеломлённый, расплатился в гостинице и побрёл обратно в гавань. Он не хотел думать ни о том, как он должен выглядеть, ни о том, что он скажет госпоже Ганьюй, когда встретит её в следующий раз. Или Нингуан. Они ничего от него ждали, и всё же были бы разочарованы. Стоило начать считать. — Молодой человек? Он вдруг понял, что отреагировал на голос, но не ответил или хотя бы не дал понять, что узнал говорившего. Голос был глубоким, властным, но при этом, на удивление, не высокомерным. Несмотря на своё состояние, юноша довольно быстро пришёл в себя, и когда повернулся, имя уже вертелось на языке. — Господин Чжунли, чем могу вам помочь? — спросил он, изо всех сил стараясь придать голосу привычную жизнерадостность. Но как только слова прозвучали, он понял, насколько натянуто это было, как клоунское выступление. Не очень хорошее, к тому же. Этот мужчина… управляющий ритуального бюро «Ваншэн»? Нет… Консультант. Кажется, это он. Отец довольно часто советовался с этим человеком. Несколько недель назад он приходил к ним домой. Отец отзывался о мужчине с почтением, или, по крайней мере, с уважением. Добиться к себе такого отношения главы торговой гильдии «Фэйюнь» довольно непросто. Он не сильно изменился с того дня, как Синцю видел его последний раз (или первый, если так подумать…). На его памяти не было ни одного случая, когда этот всегда ухоженный мужчина был не в своём изысканном деловом костюме. Этот раз также не стал исключением. И несмотря на частое пользование, коричневый костюм со сложным узором на полах оставался в идеальном состоянии. Тёмные с янтарными кончиками волосы были в лёгком беспорядке, но всегда идеально расчёсаны, а длинный низкий хвост, спускавшийся ниже бёдер, аккуратно собран. Светло-оранжевые линии под глазами вызвали лёгкое чувство дежавю. — Не мне. — Губы Чжунли сложились в неуверенную улыбку. Нелепую даже. Рука в перчатке небрежно указала ему на бедро. — Твоя кисточка, если я не ошибаюсь, повреждена. У Синцю всё замерло внутри, взгляд метнулся вниз. Затаив дыхание, он вдруг осознал, что всю дорогу от Ваншу сжимал кисточку Чунъюня. Мало того, он делал это с такой злостью, какой она совершенно не заслуживала. Скрепляющие нити были разорваны, и когда он осторожно убрал затёкшую руку, они практически отвалились, как нежное мясо с кости. При виде этого что-то внутри с треском разбилось, отчего дыхание совсем сбилось. В отличие от того момента, когда Сяо рассказывал свою историю, сейчас он прекрасно осознавал, что у него наворачиваются слёзы, мокрые и крупные, пока он молча смотрел на нити, соскальзывающие с ладони, на бледной коже которой краснели четыре полумесяца, оставленных ногтями. Он разрушил всё, понимание этого пришло моментально. Свой образ в глазах кумира. Своё самоуважение. Своё желание писать. Его идеал рыцарства казался злой шуткой. И всё это вернуло его в реальность, где самое ценное, что у него есть, рушится у него в руках, из-за его действий. Он чувствовал, как глаза всего Лиюэ уставились на него, когда его плечи сжались, а каждый вдох стал прерывистым. Архонты, он снова чувствовал себя ребёнком. Хотя нет, не снова. Когда он был ребёнком, он был сдержанным и сообразительным, и он контролировал себя. А сейчас, очевидно, в нём не было ничего из этого. Какая-то несчастная, огрубевшая часть него наблюдала, как другая часть, ждавшая все эти годы подходящего момента, чтобы расплакаться, решила сделать это именно сейчас. Вечный оптимист, он был счастлив, что Защитник Якша не видел его таким. Последнее, что видел Сяо, выглядело как отчаяние, но сейчас он был совершенно жалок. Чжунли явно растерялся и занервничал, но когда Синцю развернулся, намеренный не позволить такому уважаемому человеку видеть его в подобном состоянии, его плеча коснулась рука, мягко удерживая на месте. Движение казалось рефлекторным, и из них двоих больше удивился сам Чжунли. Но он быстро взял себя в руки, отпуская и откашливаясь. — Не волнуйся, Синцю, пойдём со мной, мы всё исправим, — он говорил так уверенно, что Синцю невольно поверил ему. Даже если на мгновение. Во всяком случае, он был больше удивлён тому, что консультант запомнил его имя. Последний раз, когда отец представлял его обладателю Гео Глаза Бога, был несколько лет назад. Но он запомнил. Он помнил. Этой детали было достаточно, чтобы слёзы хотя бы остановились. Он шмыгнул носом и кивнул, держась за кисточку так же сильно, как держался за себя самого. Как всегда наблюдательный, Чжунли протянул руку, словно просил разрешения. Синцю, внезапно охваченный оцепенением, замер с широко раскрытыми глазами. Но мужчина лишь легко и уверенно обхватил его руку, зажавшую кисточку. Он снова улыбнулся и качнул головой в противоположную от океана сторону. — Пойдём, если ты не против. Пока они шли, мужчина рассказывал о назначении таких кисточек, в чём, по-видимому, был знатоком. Это была древняя практика, обычно используемая в эстетических целях для чего угодно, начиная одеждой и заканчивая шторами, но некоторые кланы магов и экзорцистов верили, что кисточка отгонит демонов и негативную энергию от того, кто её носит. Ничего из этого не было для Синцю ново, но он был более чем рад напоминанию о мелочах и больше всего — отвлечению внимания. Это напомнило о Чунъюне. Казалось, даже самым маленьким подарком он защищал его. Самое милое из всего, что он делал. Рядом с ним, даже если очень далеко. Эта мысль заставила Синцю рассеянно улыбаться, время от времени, когда Чжунли делал паузу, с интересом кивая, чтобы тот продолжил говорить. Его очень спокойная и уверенная манера говорить приятно освежала. Наконец они оказались перед ритуальным бюро «Ваншэн». Проведя юношу через небольшой лабиринт коридоров, Чжунли впустил его в кабинет и закрыл дверь, оставляя энергичные замечания девушки за ней. — Прошу, присаживайся, — произнёс он, указывая на стул. Кабинет был небольшой, но… выглядел довольно уютно. Вполне хватало места для рабочего стола с подходящим сиденьем, еще двух стульев перед ним, заставленной книжной полки и небольшой картины позади стола, а также оставалось место, где развернуться. Синцю рассматривал изящный портрет. Незнакомая ему элегантная женщина в окружении чего-то, похожего на глазурные лилии. Он решил, что спросит потом, и сел на стул. Тем временем Чжунли занял своё место за столом и начал что-то искать в отсеках. — Мора за твои мысли? — осторожно спросил он, понимая, что вряд ли ему ответят, но хотя бы попытавшись. Синцю заколебался. — Боюсь, я мог расстроить кое-кого, — ответил он тихо, а непрошенные слёзы снова наворачивались на глазах от воспоминаний об инциденте, произошедшем всего несколько часов назад. Он не был уверен, что заставило его, поражаясь самому себе, раскрыть этому человеку свои далеко не рыцарские подвиги. Но он чувствовал, что, сидя здесь, невольно расслабляется. Излучаемая мужчиной аура спокойствия и опытности, словно он видел гораздо более худшее, чем Синцю мог вообще вообразить, немного успокаивала. Как и этот едва уловимый сладкий аромат османтусовых деревьев. Чжунли только нахмурился, когда не нашел в одном ящике то, что искал, и перешёл к тому, что над ним, невозмутимо спросив: — О? Почему ты так думаешь? — Я… Я позволил себе лишнего. — Он сглотнул. Это не те слова. — Нет-нет… Я… Я проявил неуважение к тому, кто этого не заслуживал. Я думал, что помогаю, но похоже, что я приношу одни только проблемы, куда бы ни шёл. Чжунли замер. Синцю тут же поднял на него глаза, замечая, как на лице отразилось что-то подозрительно похожее на осознание. Но оно быстро исчезло, и он достал небольшой набор для шитья как результат своих поисков. — Могу я? Синцю снова замешкался, прежде чем осторожно отцепил кисточку от Глаза Бога. Странно, но без лишнего веса он казался тяжелее. Чжунли бережно, с большим, чем требовалось, почтением взял его в свои руки и начал свою работу с вдевания нити в иголку. — Я не уверен, что прав… — продолжил он наконец. — Ты ведь не принёс с собой никаких обид? — Нет, — сухо согласился Синцю. — Только неудобства. По комнате разнёсся глубокий, как звон церемониальных колоколов, смех. — Стоит быть осмотрительнее в своих выводах, — поучительно произнёс он, внушив мальчику ощущение, что его поймали на краже печенья из банки посреди ночи. — На самом деле я рад возможности попрактиковаться в шитье. Надеюсь только, что не сделаю хуже, учитывая мои заржавевшие навыки, — усмехнулся он и, беря кисточку в руки, уже без перчаток, принялся возвращать ей первоначальную форму. — Ты извинился? — Не очень хорошо. — Да или нет? — …Нет. Мужчина снова засмеялся, звук превратился в медленный вздох, уплывший в последовавшую тишину. — Советую начать с этого. Конечно, если ты считаешь, что это необходимо. — Да, — незамедлительно ответил Синцю. — Пожалуй. Чжунли кивнул, игла скрепляла нити кисточки вместе, тёмная нить дополняла золотую основу. — Тебя волнует мнение этого человека о тебе, — это не было похоже на вопрос, но Синцю легко распознал его и кивнул. — Да, — повторил он. — Очень. Чжунли вздохнул. Он усердно занимался ремонтом, но Синцю мог сказать, что сосредоточен он был на чём-то другом. Точно собирал кусочки головоломки, что этот молодой человек принёс к нему на стол вместе с кисточкой. — Ты сказал, что хотел помочь, — произнёс он после некоторого размышления. — Не мог бы ты рассказать подробнее? Синцю вдохнул, вместе с воздухом собирая мысли. — Я… хочу написать о его личном опыте. Мне казалось, это хороший пример, на который люди могут равняться, но его история известна очень немногим. Она произвела на меня сильное впечатление, и мне хочется, чтобы она вызвала то же самое и у других. Ся… этот человек — мой герой. — И я всё ещё так думаю. Консультант похоронного бюро слегка нахмурился, но Синцю не мог понять, было ли это из-за ошибки в шитье или из-за его слов. Он мог видеть, как мужчина медленно вдохнул, дольше, чем это было необходимо, наверняка, чтобы привести мысли в порядок. — Ты сказал «история», — он говорил задумчиво, сомневаясь, впервые звуча неуверенно. — И назвал того человека «героем». Считаешь ли ты подобный выбор слов мудрым? Синцю нахмурился. — Я не понимаю. Не то чтобы он не считал себя очень много думающим, но выбор этих слов не был чем-то, над чем он долго размышлял. — Прошу прощения, если позволяю себе лишнее, — предупредительно сказал Чжунли, возвращаясь к своей работе. Игла ходила вверх-вниз, каждое движение скрепляло нити всё больше, связывая их снова вместе. — Ранее ты упомянул о неуважении. Боюсь, ты мог перепутать свою реальность со своим вымыслом. — Я не делал ничего подобного, — он вдруг почувствовал необходимость защищаться. Оскорблённый. Мужчина вздохнул, откладывая кисточку и иглу. Она была закончена, возвращена в исходное состояние. Возможно, даже стала лучше. — Только потому, что тот, о ком ты говоришь — не человек, не означает, что он — не личность. Синцю застыл. Чжунли продолжил, не теряя ни секунды: — Можно провести все свои дни, мечтая о прекрасном дереве, держа в руках нетронутое семя. В своем благоговении ты свёл всё не более чем к мифу, когда правда прямо перед тобой. Ничто не определяется через «героя» и «злодея». Есть то, что произошло, и то, как это воспринято. Рациональная часть Синцю задаётся вопросом, откуда Чжунли знает так много подробностей об инциденте, но он игнорирует её. Потому что Чжунли прав. И Синцю осознал, что уже слышал это раньше. Но не слушал, почти доведённый требовательными обвинениями и пронзительным взглядом. Теперь, в ситуации, очень уж походившей на отцовский разговор, в то время как сам он был в забытом состоянии ясности после слёз, он всё понял. Он вышел на террасу в поисках Защитника Якши, внушительной фигуры из легенд об охотнике на демонов. Единственный выживший, измученный войной, но всё еще готовый защищать. Последний из Якш. Он нашёл того, кто выглядел и вёл себя ненамного взрослее него. Того, кому нравился миндальный тофу (сладкий). Того, кто из-за ужасной нехватки сна стал сварливым и чей долг всё равно не давал спать до поздней ночи. Того, кто видел Синцю таким, какой он есть, но встретился с ним в попытке, по крайней мере, помочь. Но не для того, чтобы помочь себе, он знал это с самого начала. Но всё равно сделал это. Кончики губ Чжунли изогнулись вверх, когда он завязал последний узел на нитке, закрепив её на месте. Он казался гордым, довольным своей работой. Мог ли кто сказать, было ли это связано с ремонтом кисточки или с откровением юноши? — Он не обратит на меня внимания, — сказал Синцю, когда ингредиенты для полусырой идеи начали собираться в его голове второй раз за неделю. В глазах мужчины мелькнуло понимание. — Я слышал, что каменный лес Гуюнь прекрасен при полной луне.

vii. Но после солнечных дней неизменно одно — восходит луна.

Синцю тяжело выдохнул, утомлённый подъёмом вверх по каменному лесу. Даже если Сяо ждал его, он сомневался, что найти его будет легко. Подозрение подтвердилось быстрым и бесплодным взглядом вокруг и блеснувшей тёмной бирюзой намного выше. Только вот Синцю надеялся, что не настолько выше. Прежде всего, добраться сюда уже было настоящим испытанием. Ему пришлось взять напрокат волноход, понять, как им управлять, и совершить долгую поездку сюда. Если бы не Гидро Глаз Бога, подвязанный сбоку, с кисточкой в идеальном состоянии, он был уверен, что по неопытности опрокинулся бы. Но тот гудел рядом с ним, и океан, в свою очередь, тихо отзывался. Он, казалось, узнал своих, и, благодаря едва ощутимо подгоняющим корабль волнам, Синцю смог невредимым добраться до подножия одного из больших каменных шпилей. Он поднял голову, стиснул зубы и начал подниматься. Прошло уже много времени, а он всё ещё карабкался по этой треклятой штуковине. Воздух вырывался короткими и горячими выдохами, взгляд был прикован к скале перед ним. Он не видел ничего, кроме неразборчивой серости, освещённой жидким серебристым светом луны, и своих мозолистых рук. К счастью, рука потянулась к следующему гребню и ничего не нашла. Выемка оказалась достаточно большой, и он смог вытащить себя на скалу, пыхтя и кряхтя, как сломанный двигатель. Тяжко простонав, он уселся на месте, позволяя себе отдышаться, свесив одну руку с бока, и в течение нескольких минут он глядел на водную гладь перед собой. Луна блеснула на воде, словно упрекая, напомнив о задаче. Когда он поднялся на ноги и стряхнул пыль со своего расшитого одеяния, то обнаружил, что ему предстоит проделать ещё небольшой путь, но, похоже, это будет относительно легко, как только он переведёт дыхание. Архонты, тут даже была лестница. Он прищурился на вершину узкой горы, находя опору в сиянии нефрита, отражающем луну. Он улыбнулся про себя и двинулся с новой силой. По пути вверх Синцю не так много уделил внимания обстановке вокруг, как ему хотелось бы. Его так и тянуло рассмотреть растения, вид, даже меч, воткнутый в маленькую каменную платформу. Но он лишь кидал на них быстрые взгляды и двигался дальше, мысленно добавляя в закладки, чтобы позже вернуться для вдохновения. На это будет время. Он был на миссии. Наконец, наконец, он нашёл то, что искал. Кого искал. Сяо, должно быть, ждал его, потому что он не сделал ни малейшего движения, чтобы посмотреть на него или повернуться. Он наблюдал за ним с самого начала пути наверх. Синцю медленно приближался к нему, осторожно, как подходил бы к взволнованной кошке, не зная, накинется ли Якша на него, прогонит из Лиюэ и сбросит ли со скалы. Однако Сяо выглядел спокойнее, чем когда-либо. Синцю думал, что вчера ему было комфортно, но сейчас всё было иначе. Прежде всего, его глаза не были одержимы границей Лиюэ, а просто смотрели на океан перед собой. Искусно вырезанное нефритовое копьё было воткнуто в землю недалеко позади них, брошенное (разгадывая тайну отражающегося света). Сяо сидел на краю утёса, свесив ноги и опершись на выставленные назад руки, как будто он был молодой женщиной, загорающей в гавани. Опасаясь высоты, на которой они находились, Синцю сел, скрестив ноги, в метре от края утеса, пытаясь придумать, что сказать, и одновременно изучая Сяо в поиске подсказок. Он выглядел крайне сосредоточенным. Вслушивающимся. Синцю слегка напрягся, обеспокоенный тем, что обладатель Анемо ожидал, что он выпустит поток оправданий и извинений. Но тот, оказалось, прислушивался к чему-то другому. Именно в этот момент он услышал флейту. Звук казался настолько очевидным, что он удивился, как не заметил его раньше. Он плавал вокруг них, заполняя собой всё пространство, мягкий и нежный, бережно окутывая. Он пронёсся по всему каменному лесу, окунув его в мелодию, которую, Синцю был уверен, слышал раньше, но не мог припомнить когда. Поражённого дежавю, юношу охватило то же чувство, что и тогда на балконе, когда Сяо вспоминал события смерти Якш. Случайный свидетель представления, предназначенного только для Защитника Якши. — Мне жаль, — сказал он мягко. Извинения вряд ли могли помочь, не после того неуважения, которое он проявил. Но с этого можно было начать. Сяо вздохнул, переводя отсутствующий взгляд на луну. — Я знаю, — его голос был осторожным. — Я… Боюсь, я слишком остро отреагировал. — Нет, — Синцю сказал это с твердостью, удивившей их обоих, и Сяо посмотрел на него, изогнув бровь. — Ты был прав. Ты прав, — продолжил он, подтягивая колени к груди. — Я пытался сделать вымысел из реальности. Я думал только о славе и… выгодных моментах. Сяо не сразу нашёлся с ответом, отведя взгляд от юноши. — У тебя были благие намерения. Благородные, благороднее всего, что сделала твоя семья за последние несколько веков. — Вселенной нет никакого дела до намерений. Ты сам это сказал. — Я не претендую на роль вселенной. Некоторое время они так и просидели в тишине, нарушаемой лишь вплетающимся в ветер нежным звучанием виртуозной флейты. Краем глаза Синцю заметил корабль Южного Креста, тусклые огни вдалеке предвещали долгую и весёлую ночь. С другой стороны манили ветряные мельницы Мондштадта. Он повернулся, чтобы посмотреть в противоположном направлении, где почти полностью скрытая туманом и эфиром, приходящим с расстоянием, Священная Сакура Инадзумы сияла оттенками заката. Он вновь обратил на себя внимание, потирая одной рукой каменную поверхность под собой и редкую, но сочную траву, которая её покрывала: — Ты знаешь, как появился каменный лес Гуюнь? Сяо посмотрел на него, как на сумасшедшего. Мелодия флейты оборвалась, и Синцю пронзило ощущение, что игравший остановился, чтобы посмеяться над ним. Но он упрямо продолжил, прекрасно понимая, что Сяо, вероятно, собственными глазами видел рождение горного массива: — Когда Властелин Камня впервые подчинял Осиала, он метал призванные им каменные копья. Он убил тысячи потенциально невинных людей. Чувствуя, как Сяо напрягается от того, что могло быть клеветой на Гео Архонта, он поспешил закончить мысль: — Но при этом он не позволил Осиалу посеять хаос в жизни Лиюэ и его жителей. — Ты сказал, что я могу ошибаться, называя тебя героем. Я не согласен с тобой, Защитник Якша. Властелина Камня до сих пор почитают, и он сделал ещё худшее, чем этот лес. Ты знаешь это лучше меня. Но твоя вера в него не ослабевает. В Лиюэ всё ещё благосклонны к нему. — И он даже ничего больше не делает. Сяо приподнял бровь, но не злился. Раздражён, скептичен, возможно. Предложение закончить. — Ты причинял страдания и страдал в ответ. Ничто из этого не меняет того факта, что ты был первой линией защиты Лиюэ. Веками. И я не могу вспомнить ни одного случая, когда ты просил у его народа что-нибудь взамен. Синцю вздохнул, прижимая колени к груди. — Я никогда не слышал о намерениях чище твоих, — добавил он тихо, со слабой улыбкой. Горько-сладкой. — Ты продолжишь писать? Такого вопроса он совсем не ожидал, и настала очередь юноши вопросительно приподнять бровь. — Я не думал, что ты захочешь, чтобы я делал это. Сяо снова отвернулся к луне, словно спрашивал у неё что-то. — Они заслуживают этого, — наконец произнёс он, без единого намёка на эмоции. — Как никто другой, как ничто другое, они заслуживают этого. Больше, чем кто-либо, о ком я когда-либо мог подумать. — Ты продолжишь помогать мне? — неуверенно спросил Синцю, стараясь скрыть надежду в голосе. Якша пожал плечами, поднимаясь. — Я был там. Первоисточники важны. — Кроме того, кто-то должен помешать превратить это в драму, — добавил он небрежно, беззлобно. Синцю с удивлением понял, что это была попытка пошутить, и улыбнулся. — Спасибо. Где я могу найти тебя? — Назови моё имя, — ответил Сяо, его глаза изучали пики. Откуда-то возобновилась музыка, и Синцю казалось, что вдалеке он видит невысокую фигуру, одетую в бирюзовое и белое. — У меня встреча сегодня вечером. И вот так он ушёл. Но это не конец. И за это Синцю благодарен.

Дыши, дыши, дыши.