Полуночные сны

      Малыш Мариано был очень неспокойным ребёнком.       – “Когда в полночный час я был охвачен дремой,       былые сны ко мне пришли толпой знакомой.”       Как тут не быть тревожным, когда твоя мама не рядом, а в нескольких метрах под землёй.       – “Сны счастья и надежд, высокой славы сны —       все радости земли, что мне не суждены,”       Зато повезло мальчику с бабушкой и дедушкой, что не отступали от него ни на шаг, с дядей и тётей, что не давали почувствовать себя обделённым.       – “ко мне приблизились в процессии печальной,       заполнили собой углы и ниши спальной,”       Мариано рос в благостной атмосфере любви к поэзии и прозе, музыке и изобразительному искусству.       – “и гнет молчания в пустынный дом проник,       и маятник застыл, удерживая миг.”       Мариано воспитывался в любви и ласке.       – “Забытых запахов невнятное дыханье       как призрак выплыло и как воспоминанье.”       Мариано учили достоинству и уважению, чести и верности, благодарности и признательности, благородству.       – “Увидел я глаза — их погасил злой рок,       услышал голоса — но их узнать не мог…”       И не смотря на всё это, Мариано всегда знал, что его любимая abuelita – колдунья.       – Ах, милый, – прошептала она своему спящему внуку, в середине очередного стихотворения на ночь, – в жизни у тебя все будет хорошо. Не переживай ни о чем, – и подумала сама о своей глупой дочери, что вместо влюблённого в неё Бруно Мадригаля закрутила роман с Эрнесто Дельгадо, о селях в горах вокруг Энканто и о превратностях судьбы.       Когда-то она была одержима идеей породниться с Альмой Мадригаль.       Когда-то ещё раньше Альма Мадригаль, продираясь сквозь материнство и становление Энканто, не подпуская Франческу Гузман к себе, отмахиваясь от ухаживаний Роберто Круса, игнорируя деловые предложения Мигеля Дельгадо, совершенно не представляя, что так формировала совет города.       Когда-то…       Когда волшебный дом ещё только засиял над беженцами Сьенаги, близкий друг Педро Мадригаля, Роберто Крус подумал о своей удаче, торговец Мигель Дельгадо – о выгоде, а будущая донья Гузман – о силе. Смахнув древнее заклинание с пальцев, она поправила прическу, покосилась на тюфяка-мужа и сплюнула в сторону Роберто и Мигеля.       В те годы, о которых не любила вспоминать Франческа, Альма была молодой и красивой, печальной и глупой. Бабочка-дурочка, порхавшая по Сьенаге с озорной улыбкой, цепким взглядом и легким нравом. Талантов в ней, рассуждала будущая Гузман, не было никаких. Из вышивки торчали нитки, арепами можно было сломать зубы, от тонкого голоска дребезжал хрусталь в шкафу. “Ну, ничего особенного,” – хмыкала Франческа и кружила голову Андреасу Кастильо. “Пустышка,” – бросала она и подмигивала Карлосу Фелиппе. “Дурёха,” – шептала мужу состоявшаяся сеньора Гузман.       В Педро Франческа тоже не видела ничего особенного. Обыкновенный работяга, искавший доход то в лавке пекаря, то на рыбацкой лодке в порту. Мадригали эти вообще были бестолковыми. Впрочем, какова жена, таков и муж.       Говорить, что многое изменилось в ночь, когда на Сьенагу напали, было для сеньоры Гузман большим лукавством. Она знала. Задолго до рождения тройняшек Мадригаль, первых криков первенца Гузманов, свадьбы Альмы и Педро, Франческа увидела смерти. Многие должны были сгинуть и Кастильо, и Фелиппе, и Мадригали. Все в одну ночь. Так показало Франческе материнское гадание. Ткнув на следующее утро пальцем в Рикардо Гузмана, молоденькая ведьма получила материнское одобрение и больше не искала себе мужа. Она вообще не любила мужчин. Никаких. Исключение со временем составили её сын Хорхе и внук Мариано. Мужчины глупы и слепы, и не способны созидать. Так считала Франческа Гузман. Потомственная ведьма.       В те годы, о которых не вспоминал Роберто Крус, Альма была отрешённой и печальной. Ни следа от стрекозы, что жужжала над своим драгоценным Педро. Его лучшим другом Педро. Бестолковым писателем Педро. Роберто всегда считал себя счастливчиком. Он родился в хорошей семье, встречался только с достойными девушками, не успел нажить семью к революции, попал в Энканто. Когда волшебный дом махнул Альме ставней, Роберто был уверен, это ему подмигивает удача в лице завидной овдовевшей невесты с внезапно свалившимся приданым. Дом по каким-то причинам взаимностью ему не отвечал.       В те годы, о которых не вспоминал Мигель Дельгадо, Альма была хваткой стервой.       Так и сложился совет города Энканто.       Так и началось великое противостояние, в котором каждый из членов совета пытался безуспешно создать альянс.       Так и появилась горечь на языке у Франчески. Она стала одержима идеей породниться с Мадригалями. Выходило плохо. Она раскладывала карты на дочь, от взгляда на которую мутнел взор у оторвы Бруно, золотого ребёнка Альмы, пророка Энканто. Она проверяла ловцов снов сына на предмет сладких фантазий о Джульетте или Пепе. По всем ее предсказаниям кроме одного, оба её чада должны были войти в семью Мадригаль. Они с Альмой должны были нарушить баланс. Последнее предсказание на детей показало почему-то Роберто Круса и Мигеля Дельгадо. А ещё… А ещё… Оно показывало Педро Мадригаля и юношу, похожего на него. Но молодая и неопытная, без материнского надзора она не придала этому внимания.       Ах, если бы тогда она понимала, что чёртов Крус благословлён судьбой, а мерзкий Дельгадо и сам не мелкий оккультист. Возможно…       Чтож…       - "И увидали сны, что я уснул на ложе,       и тихо отошли, меня не потревожа,"       У Франчески был туз в рукаве. Она накинула на пальцы старое заклятие. Оно отозвалось тягучим недовольством, а Педро Мадригаль недовольно прошипел углями в очаге.       – "скользнули по коврам неслышною стопой       и вновь растаяли, сливаясь с темнотой."       Смахнув паутину магии, Франческа Гузман улыбнулась внуку, поцеловала его на ночь и вышла из детской.