Трудно быть Ангелом

             Даниэль с детства знал, что его призвание — помогать людям.       Будучи маленьким мальчиком, стоя с родителями в церкви и слушая Отца Серафима, он думал о том, как это прекрасно: подарить свою любовь окружающим, протянуть руку помощи нуждающимся...ему казалось, что нет большего счастья на свете, чем помощь другим, ведь ты даришь этому миру добро, а добро потом и к тебе вернется.       С возрастом его вера в силу Добра лишь укреплялась: он искренне верил в теорию малых дел и активно втягивал в свое «альтруистическое предприятие» всех друзей и знакомых. Он организовывал сбор мусора в парке, волонтерствовал в приютах и на благотворительных ярмарках, постоянно опаздывал в школу, потому что заслушивался песнями, которые исполняли уличные музыканты (с каждых выданных ему карманных денег он откладывал часть в отдельный кармашек рюкзачка, и когда проходил мимо этих музыкантов, подкидывал им деньжат, сколько мог).       Ему не нужно было слышать "спасибо" — он был счастлив тем, что день прожит не зря, ведь он смог кому-то помочь, и это осознание было наивысшей радостью для маленького мальчика.       Как-то раз, когда Даниэль гостил у своего дяди Григория, по телевизору шел сериал про врачей скорой помощи. По мнению любого взрослого более-менее адекватного человека сериал был посредственный и совершенно не реалистичный, конечно, но для сознания маленького ребенка, искренне верящего в чудо и вселенское добро, незамысловатый сюжет третьесортного шоу за те сорок минут в гостиной у дяди стали роковыми. Даниэль решил раз и навсегда, кем он хочет стать — врачом. Глядя на медсестер и хирургов, выкрикивающих непонятные медицинские термины и активно пыхтящих над сохранением жизни маленькой девочки, Даня видел на их месте себя. Вот он стоит, склонившись над маленькой девочкой, а уже в следующую секунду эта девочка, здоровая и счастливая, бежит со своими родителями кататься на аттракционах. Он настолько ярко представил эту картину, что мороженное, которое он держал с начала просмотра в руках, растаяло, заляпав не только пол и руки мальчика, но и старый потрепанный советский диван.        Григорий, конечно, энтузиазм племянника не оценил, лишь пробормотав, мол, пройдут года и сам поймешь, какой этот мир на самом деле и передумаешь. Но Даню было уже не остановить.       Каждый год на праздники он наряжался в костюм доктора, просил у родителей книжки по медицине, смотрел всевозможные документальные фильмы и сериалы с врачебной тематикой, и с каждым годом все больше убеждался, какую великую и добродетельную стезю он решил для себя выбрать.       Даниэль ни капли не сомневался в своем выборе, даже когда погруженный под грудой учебников отказывал друзьям в прогулках, не жалел он о своем выборе и когда пропускал на 1 курсе все студенческие тусовки. Все равно они были не для него: за свои 18 лет он никогда не пил, не курил, да и не сильно этим интересовался (должно быть, сказалось строгое воспитание).       Даниэль вырос добрым и наивным юношей, все еще хранившим тот вдохновленный и полный огня взгляд маленького мальчика, мечтающего спасать людские жизни и лечить израненные сердца.       На третьем курсе, уже пройдя пару практик и подрабатывая по вечерам в местной городской больнице, Даниэль познакомился с представителями Красного креста. Сама мысль о людях, по собственному желанию отправляющихся в горячие точки и страны третьего мира ради оказания медицинской помощи тем, кто не мог ее получить, вселяла в него надежду на то, что этот мир не так ужасен, как говорил ему вечно ворчащий дядя.       Екатерина Викторовна, а именно так звали их профессора, только что вернувшегося из очередной поездки (кажется, она была где-то в Африке), была приятно удивлена преисполненным альтруизма студентом, который после каждой пары нападал на нее со всевозможными расспросами: а как попасть в организацию? А что нужно сделать, чтобы тебя взяли в такую поездку? А как там? А что Вам разрешено лечить?         Подобные вопросы сыпались тысячами из уст юноши, так не похожего на своих сверстников. Любой знает, что учеба в меде — та еще адская пытка. Многие сдаются, забивают, перестают готовиться или в принципе не проявляют особого желания грызть гранит науки, думая лишь о будущих приносящих деньги богатых пациентах.       Но Даниэль был другим: он словно губка впитывал все знания, которые дарил ему Университет и был искренне счастлив от того, что мог здесь находиться. Этим, должно быть, и зацепил прожженную опытом женщину.       Как-то раз после очередной пары, когда Даня подловил своего любимого профессора у кафедры, разговор принял весьма необычный поворот:        — Даниэль, если тебе это НАСТОЛЬКО интересно, то почему бы не составить мне компанию этим летом? В точке активных боевых действий мы не будем, едой и жильем нас обеспечат, Красный крест всегда находится под протекцией государств Европы, а рекомендацию я тебе напишу, по своим каналам проведу. Как ты на это смотришь?       Сказать, что Даниэль был в шоке – не сказать ничего, конечно. Он несколько минут лишь стоял истуканом с открытым ртом и хлопал ресницами, смотря на преподавателя как на восьмое Чудо Света. Конечно, он согласился. Казалось, что сам Бог свел его с этой удивительной женщиной, ведущей юношу все ближе к осуществлению мечты.       После сбора необходимых документов, получения кучи справок, активного повторения правил английского языка, бессонных ночей, сданной на "отлично" сессии и невозможно долгого (по ощущениям самого Даниэля) ожидания, настал день ИКС.       Даня был на таком духовном подъеме, что весь путь до города, в котором дислоцировался их штаб, прошел для него, словно в тумане. Он постоянно крутился-вертелся, рассматривая через иллюминатор проплывающие облака и горы, разговорился со всеми членами их небольшой компании (среди которых русских было четверо: он с профессором и две девушки лет тридцати). В их небольшом "отряде" Даню приняли хорошо (оно и не удивительно, вы вообще видели это ходячее Солнце?). Он, конечно, мучил всех своими расспросами, но отчетливо чувствовал грань, когда человек уставал от его чрезмерного любопытства. Екатерина Викторовна дала ему наставление: смотри и учись, так что он на протяжении поездки старался максимально его и придерживаться.                   Город, в который их привезли, находился в самом центре этой небольшой страны (по словам профессора это самое безопасное место, в нескольких десятках километров от него обстановка была куда более напряженной, нежели в столице). Сюда со всех городов и деревень сбегались беженцы, так что работы предстояло много, чему Даня был безумно рад. Ему казалось, что он смог прикоснуться к чему-то до невозможности сакральному, важному в мировом масштабе. Он ощущал себя маленьким человеком, способным сделать "что-то", и это чувство раздирало его грудь от нетерпения и благоговейного трепета.       Еще в самолете им раздали белые повязки и жилеты с красными крестами, являющиеся атрибутом принадлежности к Красному кресту, что являлось прямым доказательством их неприкосновенного статуса. Данные атрибуты было строго запрещено снимать на улице (они не были неудобными, так что Даня не чувствовал особого дискомфорта по этому поводу, наоборот, юноша думал о том, как привезет это домой и покажет вечно бурчащему дяде в доказательство своего грандиозного приключения), поскольку каждый знал, что за убийство представителя Красного креста можно схлопотать огромнейшее наказание.       Их заселили в симпатичный новенький отель практически в самом сердце столицы. Здание выглядело новым относительно остальной инфраструктуры города, и сюда стекались представители всех иностранных организаций, которым было разрешено посещать государство в период гражданской войны. Поскольку каждая организация требовала определенного количества комнат — Красный крест поселили на одном из нижних этажей в правом крыле. Но Даниэлю не сильно это все было интересно — он с самого выхода из дома пребывая в предвкушении ожидал увидеть вживую процесс работы их организации, членом которой он, по счастливому стечению обстоятельств, стал.

***

      На протяжении трех дней их отряд на служебном грузовике с ярким красным крестом посещал районы столицы, раздавая гуманитарную помощь и оказывая медицинскую нуждающимся. Первые два дня Даниэль лишь ассистировал профессору и двум русским молодым докторам: они вслух рассказывали ему о базовом осмотре, что можно показывать жителям, что нельзя, с чем он может помочь самостоятельно, о чем должен незамедлительно сообщить старшим, а также научили самым распространенным фразам на языке местных жителей. Пару раз ему поручали перевязку, отчего Даниэль, светясь как новогодняя ёлка, летел на всех парах за мазями и бинтами, оказывая помощь выстроившимся в очередь беженцам. Они все их благодарили, а он мог лишь глупо улыбаться, чувствуя себя самым счастливым, настоящим, человеком.       На третий день ему первый раз доверили провести диагностику. Первые несколько секунд он так волновался, что стал прослушивать стетоскопом живот грустно смотрящего на него мужчины. Екатерина Викторовна, снисходительно улыбнувшись, поправила трясущиеся от волнения руки юного студента в нужное место, что определенно привело его в чувство. Оказалось, что не важно, где люди находятся — осмотр был абсолютно таким же, как в московской городской больнице, где он уже третий год подрабатывал, просто вопросы нужно было задавать на другом языке. Эта мысль стала для него спасительным маяком, придавшим уверенности и сил, поэтому к концу дня он, удивив всех своих коллег, вовсю носился по району с медицинским чемоданчиком в поисках новых "жертв" для осмотра и помощи.       Казалось, что он не чувствовал ни усталости, ни голода — адреналин разгонялся по его венам с бешеной скоростью, а чувство несправедливости, обуявшее его при виде бедных осиротевших детей, мотивировало не опускать рук и сделать все возможное для помощи им. Насколько это было в его силах.       К сожалению, ближе к вечеру, даже самый активный и молодой Даниэль понял, что еще чуть-чуть и свалится с ног, что уж было говорить об остальных членах его отряда. Было решено на сегодня работу закончить, поужинать в отеле и наконец со спокойной душой провалиться в сон до следующего утра.       По пути в отель с ними связался штаб: сообщили, что в отель заселилась какая-то богатая шишка, имеющая иммунитет и опеку от каких-то высших чинов мусульманских государств — он прибыл инкогнито для участия в переговорах с представителями оппозиционных сил с целью урегулировать конфликт мирно. На данном высказывании Клара, а именно так звали одну из русских коллег Дани, презрительно фыркнула:       — Ну да, конечно, сдался ему этот мир. Нажиться просто хочет на бедах людей, да денег побольше выручить за организацию переговоров. Знаем, плавали…       Даня на это лишь слегка пожал плечами, мол, почему так трудно поверить, что кому-то не наплевать на мир? Почему все всё сводят лишь к деньгам? Ему это было совершенно непонятно.       Их проинструктировали, что товарищ этот необычный, гарем частенько пополняет, и если ему кто из девушек приглянется — проблем не оберешься. Конфликт с шейхом был равен катастрофе. Так что всем девушкам по прибытии к отелю выдали одежду, прикрывающую все участки тела от шеи до стоп и головные уборы, чтобы волосы убрали. После 22:00 из номеров было строго запрещено выходить, но Даня не видел необходимости в этом правиле: все и так валились с ног от усталости.

***

      После плотного ужина Даниэль со всеми попрощался, пожелав спокойной ночи, и сонно побрел в сторону своего номера. Войдя в небольшую комнатку, ставшую ему временным домом, юноша почувствовал, как на него накатила вселенская усталость: даже в душ сил идти не было. Но Даня не мог себе позволить выглядеть неопрятно перед профессором и другими коллегами: он и так чувствовал себя неловко, будучи самым молодым участником отряда, а поблажек в связи с этим ему получать не хотелось.       Переодевшись в легкую хлопковую рубашку кремового цвета и свободные штаны, он с тихим стоном плюхнулся в постель. Эмоций было слишком много и теперь, когда разгонявший от будоражащих эмоций кровь адреналин иссяк, его, кажется, настиг отходняк. Однако, погрузиться в сладкую дрёму ему было не суждено: кто-то очень настойчиво стучал в дверь.       Глубоко вздохнув, Даниэль встал с такой притягательной и мягкой кровати и пошел к двери. За ней на него с огромными глазами смотрели Клара и Анна, его русские коллеги. Они были полностью замотаны в выданную одежду и, пока Клара опасливо оглядывалась по сторонам, Анна, сделав лицо святой мученицы, схватилась за предплечье юноши с громким шепотом:       — Данечка, родненький ты наш, выручай! Я телефон в столовой оставила, а сегодня обещала с ребенком созвониться! Он еще маленький совсем, плакал весь день до отъезда, что я тут погибну...прошу тебя, сходи с нами, нам одним страшно!       — Почему вы без жилетов? Нам ведь запрещено без них ходить…       Даня растерянно смотрел на двух девушек, на лицах которых всё больше читалась мольба.       — Если начальство узнает, что мы нарушили комендантский час — нам крышка! Пожалуйста, просто сходи с нами! Мы очень быстро!       На секунду Даня представил, как где-то там, за тысячи километров, сидит маленький мальчик в ожидании звонка от своей мамы, не зная, что с ней, как она там, жива ли, здорова ли... Эта картина настолько живо заиграла в его сознании, что даже сердце защемило какой-то давно позабытой тоской. Поэтому, не раздумывая ни секунды, Даниэль натянул стоящие у входа кроксы и вышел из номера навстречу напряженным девушкам.       — Давайте, я вас провожу, только быстро и тихо.