Дождись меня

— Ты самый лучший друг! — Правда? — Конечно! Я так рад, что познакомился с тобой! Пробуждение было мучительным. Голова раскалывалась, а тяжесть во всем теле твердила о том, что сон не только не избавил его от усталости, но и еще больше ее усугубил. Сознание было словно в тумане, и поначалу он даже не понял, проснулся ли он на самом деле или все это до сих пор было всего лишь его сном. Вокруг стоял полумрак, и все, что чувствовало его физическое тело, это крайне необычный для него холод. Настолько необычный, что даже пальцы рук слушались с трудом. На столике у кровати он нашел стакан с водой, но, сделав глоток, тут же закашлялся. Горло сильно саднило. Там же рядом со стаканом лежал листок бумаги, полностью исписанный мелким почерком. Он взял его в руки, но как бы он ни старался, смысл написанного все время ускользал от него. Каждое слово было ему знакомо, до боли был знаком и этот неаккуратный изощренный почерк, но буквы разбегались под его взглядом и отчаянно не хотели складываться в предложения. Листок был изрядно измят и довольно потрепан, а некоторые слова на бумаге расплылись словно от воды. Он ощутил сильное чувство дежавю, как будто он уже читал написанное. Но почему тогда он ничего не помнит? Он протер глаза и сделал еще одну попытку, но она тоже осталась безуспешной, и поэтому он бросил эту затею. Кое-что не давало ему покоя, и, бросив беглый взгляд на часы, он тут же поднялся на ноги и направился к двери. Сегодня был важный день, его друг давно его ждал, и он не хотел заставлять ждать его еще дольше. «Здравствуй, мой дорогой друг! Должно быть, у тебя ко мне много вопросов, и так уж вышло, что у меня есть время ответить на некоторые из них. Но в первую очередь я хотел бы извиниться перед тобой. Прости, что исчез так внезапно. Знаю, что ты искал меня, знаю, что ты приходил ко мне домой, но я сам приказал слугам тебя не впускать. Не потому, что не хочу тебя видеть, напротив, я по тебе сильно скучаю, но я очень не хотел бы, чтобы ты видел меня в таком состоянии. Я не хотел, чтобы ты запомнил меня таким жалким… Впрочем, скрывать это дальше не имеет смысла. Я болен, и я умираю. Предвижу твой вопрос — нет, вылечить эту болезнь нельзя. Хотя пытались лучшие лекари не только Ли Юэ, но и всего Тейвата. Этот недуг достался мне от матери, и он тоже очень рано забрал ее. В детстве я часто слышал от докторов, что с таким диагнозом дети, вроде меня, долго не живут, но мне посчастливилось дожить аж до своего совершеннолетия. Разве не здорово? Прости, что не рассказал тебе об этом раньше. Я пойму, если ты посчитаешь это предательством. Несколько раз я порывался все тебе рассказать, но мне так и не хватило решимости. Я настолько ненавидел тот взгляд, полный жалости и сочувствия, от всех тех, кто узнавал о моем состоянии, что я не хотел, чтобы и ты смотрел на меня точно так же. Раз я решил раскрыть в этом письме всю правду, тогда ты должен знать и еще кое о чем… и хотя признаваться в этом мне совсем не хочется, но, начав писать это письмо, я пообещал себе быть с тобой честным. Ты этого заслуживаешь. Ты помнишь нашу первую встречу? В последнее время я вспоминаю ее все чаще. В тот день, когда мы впервые встретились, оказавшись рядом с тобой, я в первый раз в жизни почувствовал, что моя боль утихла. Сейчас я понимаю, что именно тогда я ощутил в себе эгоистичное желание встретиться с тобой еще раз! А потом еще и еще! Ты, наверное, можешь подумать, что я тобой пользовался, и не думаю, что ты будешь не прав. Хоть сейчас мне и стыдно это признавать, но, наверное, так это и было. Ты был моим свежим глотком воздуха! В свое же оправдание я скажу, что так было только поначалу, до того, как я узнал тебя получше. Ты действительно стал моим лучшим другом. Таким другом, о котором я не мог даже мечтать. Но ты ведь знаешь это и без моих слов? Правда ведь? И я могу лишь надеяться, что мое откровение этого не изменило. Чуть позже я узнал от тебя о твоей особенности, и я подумал, что вот оно — мое спасение! Раз мне становится лучше рядом с тобой, возможно, твоя чистая энергия могла бы и полностью избавить меня от той тьмы, что отравляла меня всю мою жизнь. Но я ошибся. Каждый раз, когда мы расставались, болезнь снова давала о себе знать, возвращаясь вместе с привычной болью. Вылечить меня своим присутствием ты не мог, но зато, сам того не осознавая, ты смог сделать мою жизнь менее невыносимой! Забавно, ты всегда говорил мне о том, что желал бы избавиться от этой своей особенности, а я втайне благодарил архонтов за то, что она у тебя есть! Есть еще одна вещь, о которой я хотел тебе рассказать, но… пока я писал все это, решил, что знать об этом тебе совсем необязательно, ведь это знание ничем не поможет тебе в дальнейшей жизни и не сделает тебя счастливее. Я пишу все это для того, чтобы сказать, что очень по тебе скучаю, и чтобы ты знал, что мне очень хотелось бы увидеть тебя в последний раз, хоть и понимаю, что этого не случится, потому что ты получишь это письмо, когда сделать этого я уже не смогу. Но спасибо тебе! Спасибо за то, что был со мной все это время, и за каждое мгновение, проведенное вместе. Я уверен, что если бы у меня была вторая жизнь, я бы не задумываясь провел ее рядом с тобой! Спасибо за все, мой дорогой друг, и… прощай…» Когда дверь открылась, яркий свет на мгновение озарил мрак комнаты, а затем вслед за вышедшим она бесшумно закрылась, вновь погружая комнату во тьму. Шелковая кисточка с причудливым узлом вместе с украшением из редкого сорта янтаря, лежавшие рядом с письмом, были подернуты легким слоем пыли.