Если любить это больно...

– Стерва, – шипит Щербакова, зло отбрасывая телефон на диван. Гаджет опасно отскакивает от пружинистой поверхности, выкручивает в воздухе шестерной и приземляется в опасной близости от края дивана. Ане плевать. Она вскакивает на ноги и подходит к столику для макияжа с большим зеркалом, освещаемым лампочками по периметру рамы. Всё тело девушки натянуто струной, на светлой палитре лица заиграли мрачные оттенки, миниатюрные изящные руки сжались в кулаки. Проступившие под кожей вены пугающе выделились на фоне фарфорового полотна тела, придавая тяжело и рвано дышащей Ане устрашающий вид. Затуманенный взгляд поднимается на зеркало, находя собственные, потемневшие от бушующих внутри эмоций, глаза. Грудная клетка обернулась наковальней, сердце – молотом, каждый удар которого разносится по костям тупой болью. В голове бушевал тайфун мыслей, стремящийся разорвать в клочья застывшую перед глазами картинку. Аня вцепилась руками в волосы, болезненно оттягивая пряди, стимулируя себя к поддержанию сознания, грозящегося отключиться. Нестройный хор эмоций внутри сразу определил солиста – ярость. Желудок скрутился в тугой узел, наказывая скудному завтраку и парочке органов покинуть тело. Чёрт, как же всё это не вовремя! – Ань, нас зовут доснять последний номер и концовку, – с усталой улыбкой распахнула дверь Алина. Загитовой хватило одного взгляда на фигуристку, чтобы понять, что нужно срочно попросить перерыв ещё минут на десять. – Я сейчас вернусь. Дверь за Алиной захлопнулась так же быстро, как и распахнулась. Аня приглушённо слышала звук её шагов по направлению от двери, теряющийся в набатных ударах сердца. На фоне аритмичного стука всё ярче звучат комментарии под бесчисленными фото и видео: «вы такие милые!», «трусотюки лучшие!», «Боже, я пришла ради них, но и не рассчитывала на такое количество поцелуев и романтики». – Кобель. В этот раз с её губ срывается настоящее рычание. Злоба и ненависть пропитали каждую букву. Янтарь с каждой секундой всё ярче окаймлялся сетью лопнувших капилляров. С каждым сосудом лопалось и её терпение. – Шифровальщица! Разрывающий внутренности пожар вырвался с криком и выразился в сильном мажущем ударе рукой по стоящему перед ней столику. Послышались треск и удары падения бесчисленных тюбиков и баночек, на долю мгновения заглушившие голоса в голове. Однако после них пришла звенящая тишина, вновь выводящая на передний план голос сердца. Аня с силой закрыла уши руками, прячась уже не от безостановочных голосов, а от ужасающей тишины комнаты. Запал адреналина истёк, перенапряженные мышцы расслабились, опуская не контролирующую ситуацию Аню на холодный пол. На коленях от падения явно будут синяки, но эта мысль пролетела в голове одинокой, не замеченной вспышкой, и так же быстро исчезла. Маленький моторчик в груди явно подражал хозяйке, поэтому стремился бить все возможные нормы по работоспособности. В такт его пульсациям на кафель летели капли остатков терпения, перемешанные с солью ситуации. Именно в таком положении её обнаружила мягко зашедшая в гримёрку Алина – сгорбленная под тяжестью собственных мыслей, окаймленная каплями жалости или злости, чёрт его разберёт. Алина молча подошла к не двигающейся Ане, опустилась на колени рядом с ней. Так же молча взяла подругу за руку, нежно поглаживая большой палец. Так же молча поймала уставшую голову своим плечом, готовым выдержать столько слёз, сколько она посчитает нужным пролить. Второй рукой Алина провела по безвольно упавшим волосам Ани, но была тут же остановлена крепкой хваткой на своём запястье. – Она всегда так обнимает, не нужно, прошу, – прошелестела севшим голосом Аня. Алина кивнула и убрала руку. Время тянулось медленно, но не приносило дискомфорт, давая каждой распределить мысли в голове на основные и побочные, обдумать первые и выбросить вторые. Спустя дюжину проработанных вещей а голове, Аня аккуратно оторвалась от плеча Алины и поднялась на ноги, отряхивая платье. Молчащая Загитова последовала её примеру. – Расскажешь? – Лишь бегло спросила она, видя, что Аня склонилась к полу у туалетного столика и подобрала среди ненужного хлама косметику, чтобы подправить испорченный макияж. – Мы можем встретиться после съёмок? – Мы с Женей хотели поехать ко мне, но, думаю, она будет не против перенести на другой раз. Аня виновато сжалась, понимая, что отнимает у подруги время с её девушкой, которого и так почти нет. – Знаешь, ничего серьёзного на самом деле, ты меня понимаешь, просто сорвалась после фотографий из Питера, – выпалила Аня, не желая перенимать внимание Алины на себя этим вечером. Перевозбуждённая Медведева после прокатов – это ядерная смесь, а становиться первоиспытателем применения этой смеси на человеке Аня не хотела. – Нет, Ань, это не «просто сорвалась», – серьёзно глядя на подругу через зеркало, отрезала Алина. – Мы едем ко мне, всё в порядке. Аня слабо улыбнулась и кивнула. – Так, поправляй макияж и выходи на лёд, там как раз только номер Жени нужно объявить, они откатают, снимем финал и домой, – сказала Алина, поправляя чуть растрепавшиеся волосы. – Жду тебя там, хочу успеть поймать Медо перед прокатом. Аня вновь кивнула, не желая напрягать голосовые связки из-за дискомфорта, и проследила за девушкой, выходящей из гримёрки. С закрытой дверью из груди вырвался судорожный выдох со свистом. Телефон на краю дивана завибрировал. На негнущихся ногах Аня посмотрела на себя в зеркало, бегло пробежалась по обновлённому макияжу и подошла к дивану. Звонила, разумеется, она. Вызов остался неотвеченным. Через пару секунд звонок повторился, реакция Ани - тоже. – Сдали нервы, – обратилась к бездушному устройству Аня, пустым взглядом наблюдая за его падением с дивана. Стекло треснуло, но не сильнее, чем она. На телефон купит новое, а вот как заклеить осколки внутри себя – не знает. Шумно выдохнув, она растянула губы в фальшивой улыбке и покинула гримёрку. Шоу должно продолжаться. *** – Убью, – сквозь зубы проскрипела Алина, смотря на очередной номер Жени и Дани. Она обещала, что в этом сезоне они не будут целоваться. Ситуация с Аней и так подкосила её – тяжело видеть близкого человека в таком состоянии, но она даже не сможет помочь – сама в той же лодке. Маленькая Алина мечтала стать актрисой. Взрослая мечтает выбраться из дешёвого спектакля, в который попала. Маленькая Алина не любила боль и уж тем более причинять её себе – даже на тренировках не преодолевала границы своих возможностей. До определённого периода карьеры, конечно. Взрослая Алина стала мазохисткой и приняла свою боль, потому что либо она в ней плавает по своему желанию, либо тонет без возможности выбраться. Она без малейших колебаний смотрит на вполне реальные и даже чувственные поцелуи своей девушки с Милохиным на льду, улыбается им во время интервью и даже подшучивает на тему продолжения их романа за пределами льда. Каждое слово впивается в неё, выбивая дух и опору из-под ног, но снаружи она выглядит действительно их фанаткой. Алина смотрит фан-видео о «Медвелохиных», читает все статьи и потом долго подставляет тело под горячие извинения Жени. Но зародившуюся внутри ревность тяжело убить, она как чёртова Гидра – отрубишь одну голову вечером со своей девушкой, и она возродится в удвоенном количестве очередными поцелуями или объятиями Жени с Даней. Ставшие на пару оттенков темнее глаза цвета горячего шоколада безостановочно следят за парящей на льду девушкой. Даня для её взгляда так, аксессуар. Алина подмечает тонкую улыбку на устах Жени, видит плавные прикосновения друг к другу и их чёртов фирменный взгляд глаза в глаза, ведущий к не менее фирменному поцелую. Хочется выть, но ярость медленно сочится каплями крови из полумесяцев на внутренней стороне ладони. На лице дежурная улыбка, но уголок губы предательски дёргается, выдавая внутренний конфликт. И как она должна брать у них интервью? После проката Женя сияет – номер получился очень достойным, Алина гордится своей девушкой, но вместо медали хочет повесить ей на шею цепь и держать около себя. Да, собственница. Она и в детстве была такой – любимый медвежонок всегда спал с ней в кровати, и сейчас это должно оставаться неизменным. Алина не сводит с них глаз, но Женя либо не обращает внимание на то, что обычно чувствует ещё за километр, либо действительно отключила свой радар ревности на сегодня. Вот бы и Алине получить такую кнопочку в голове. Интервью получается далеко не с первого раза, Алина вновь обращается в маленькую себя, с заиканиями и неуверенностью лепечущую что-то своё, лишь бы взрослые поняли и ответили. Женя чуть хмурится, словно подбирая ключик к поведению Алины, но сегодня замочек заперт на амбарную цепь. Кое-как сняв несколько наиболее удавшихся вопросов, режиссёр даёт команду отпустить ребят и снять финал. Десятисекундный кусок опять же получается где-то с пятнадцатой попытки, и тут уже Ягудин хочет рвать на себе волосы – одна олимпийская чемпионка не может и двух слов связать, вторая вообще головой явно не на съёмочном льду. Звучит благоговейная для всех команда «Стоп, снято! Всем спасибо за работу и до следующей недели» и аплодисменты зрителей. Алексей желает девушкам хорошенько отдохнуть и прощается с ними, покидая лёд в объятиях с супругой. – Мы едем ко мне, – безапелляционно заявляет Алина, и под кивок Ани уводит девушку со льда. *** Тишина. Вот, что поселилось вокруг и внутри. В абсолютно безмолвии они доехали до дома Алины, которая, к слову, даже не подошла к Жене по окончании съёмок, остановив ту взмахом руки, когда Медведева проявила инициативу. Выйдя из павильона, обе отключили телефоны. Аня успела мельком заметить количество пропущенных от Саши – их количество уже измерялось трехзначными цифрами, звонки продолжались, сообщения давно перевалили за тысячу, но на это Щербакова лишь фыркнула, гордо подняв подбородок. К чёрту. Ненавязчивая музыка в такси на удивление действовала не раздражающе, а наоборот – подчиняясь мягким нотам, внутреннее форте вернулось в состояние пиано, остужая пыл концертмейстера в груди. Аня постукивала всё ещё подрагивающей ладонью по своему колену, подмечая, что ритм музыки и сердца слились в один. Алина же постоянно бросала взгляд на тёмный экран телефона, словно ожидая, что абонент, который так нужен, сумеет дозвониться и на выключенный телефон. Свободную руку Аня протянула к нервозной подруге, накрывая её ладонь своей. Алина подняла слезящийся взгляд, умоляюще глядя на Аню, но та сурово покачала головой, запрещая Загитовой опять решать всю ситуацию сразу и самостоятельно. Хватит уж, пора и им немного побыть снежными королевами. Алина глубоко вдохнула и убрала телефон в недра сумочки под ободряющий взгляд Ани. Оставшуюся часть пути обе смотрели каждая в своё окно, но сложенных вместе рук не отпустили. *** В квартире Алины молчание продолжилось, но теперь старшей стало сложнее – в этой квартире уже давно жила не только она, и знакомый аромат кувалдой бил по обонятельным рецепторам, каким-то неведомым анатомии механизмом вызывая слёзы. Аня взяла всё в свои руки, когда увидела, что Алина просто застыла в прихожей, не удосужившись даже до конца снять куртку – одежда так и повисла на одной руке, снятая лишь наполовину. Покачав головой, Аня высвободила Алину из пут куртки, усадила на стул, стянула с ног обувь и подтолкнула в сторону ванной. Загитова сейчас напомнила ей робота – бездушное выполнение команд в полном отсутствии осознания происходящего. Просто механизм. Вот только это снаружи – внутри ураган эмоций смёл вообще всё, снося до заводских настроек. Пару минут спустя Аня заглядывает в ванную комнату и обнаруживает Алину, сидящую на бортике ванной в одном нижнем белье. Сдалась. Аня делает шаг вперёд, но подруга останавливает тем же жестом, что и Женю на съёмке, с одной только разницей – сейчас в глазах не штормит злость. Молчаливые переглядки быстро закончились победой Алины, отправившей Аню на кухню. Та безукоризненно выполнила бессловесное поручение. Знающим движением Аня быстро достала две кружки с нелепыми котиками, украшающими керамику, и поставила чайник на плиту. Взгляд блуждал по комнате, натыкаясь на развешанные по стенам общие фотографии девушек, к каждой из которых прилагалось мини-описание с двух сторон истории от героинь снимка. Увлекательная идея, поставила галочку – нужно будет воплотить. Ближе к дверному проходу на стене висит календарь, каждую страницу которого украшают совместные фото ранних лет дружбы Алины и Жени. Аня помнит, как они говорили, что это забавная параллель – с каждым месяцем года прибавляется какое-то определённое количество времени на фотографиях, и они могут наблюдать, как взрослеют в течение года. Да и плюс это очень милое напоминание их детской ещё дружбы, когда чувства только зарождались, но их отблески можно находить в бликах в глазах обеих. Карий взгляд продолжает свою экскурсию и натыкается на график съёмок Ледникового – один для Алины, один для Жени. В обоих листочках ручкой зелёного цвета подписаны промежутки между съёмками, когда они могут провести время вдвоём, причём дополненные комментариями по типу «вот тут я устану от съёмок, поэтому мы будем лежать в моей гримёрке и просто обниматься» или «вот здесь можно и пошалить». Аня хочет так же. Ровно до того момента, когда Алина выходит из ванной с раскрасневшимся и немного опухшим от слёз лицом, смотря перед собой абсолютно разбитым взглядом. Аня отодвигает ей стул, и та на него буквально падает. Тяжело смотреть на человека и понимать, что ты хочешь и можешь горы свернуть, чтобы ему помочь, но это абсолютно бессмысленно, потому что болит там, глубоко внутри, где контролируется вся жизнь. В чёртовом кровеносном насосе у Алины столько заплат, что Аня всё ещё не понимает, как он работает. Иногда у Ани складывается такое чувство, что у Алины внутри погас её огонёк, но потом та снова видит Женю и разгорается настоящий костёр, поддерживающий её жизнь вот до такого момента. Аня боится, что Медведева однажды потеряет спички. А потом снова натыкается на фотографии, вспоминает скорбный взгляд Алины на телефон в такси и понимает, что если Женя потеряет спички, то найдёт зажигалку, бензиновую горелку или два камня. А её Саша? Начиная отношения, они понимали, что будет сложно и больно, но сопротивляться влечению друг к другу не могли. Все в окружении поддержали, даже Тутберидзе сдержанно улыбнулась, застукав их однажды в раздевалке. Каждый день был прекрасен, наполнен счастьем и любимым человеком. Бесконечные прогулки, тысячи свиданий, редкие ссоры, горячие объятия, жгучие поцелуи и пламенные ночи. И не только ночи, но это не суть. Был, разумеется, один камень преткновения – Ане было плевать на общество, Саше – нет. Сколько бы Аня ни твердила, что в её истории все, кроме дорогих людей, это второстепенные персонажи, Саша была принципиальна – закрыть их книгу на замок и скрываться от всех. Она даже предложила одной из них договориться с кем-либо, чтобы прикрывать их отношения фиктивными. Аня сказала категоричное «нет». Со временем необходимость «прикрытия» стала катастрофической, и кем-либо выбрали общего друга – Марка, который очень быстро вошёл в положение, являясь фанатом Трусаковых, и поклялся Ане не сильно нарушать личные границы Саши. Категоричное «нет» Ани утонуло в поцелуях Трусовой и заверениях Кондратюка. Всё было в порядке – невинные фото с прогулок, истории, походы в парки аттракционов. Но тут Саша всё решила сама – их с Марком «отношения» должны быть абсолютно правдоподобными. Только в первый раз Аню не предупредили об этом повороте сюжета, и, увидев фотографии их очень тесных объятий на какой-то прогулке, Аня подумала, что их история окончена. Тогда Алина впервые вытаскивала её из этого состояния, уже привыкшая к подобному – в разгаре были съёмки нового сезона Ледникового периода, где партнёром Жени был Даня Милохин, с которым они решили подзадоривать зрителей и подогревать интерес к своей паре якобы отношениями. После того случая, конечно, Саша долго и упорно извинялась, после чего Аня пару недель не надевала одежду с вырезом, но ситуации, схожие с той, стали повторяться, однако теперь Аню уже предупреждали. Успех был ошеломляющим: все СМИ кричали об отношениях фигуристов, они дали пару интервью, фанаты взбесились и ловили их везде, распыляя эту историю ещё сильнее. И вроде всё хорошо, но Аня начала чертовски понимать Алину – кажется, что всё прекрасно, отношения просто идеальны, ты чувствуешь себя любимой и любишь, но ревность, поселившая внутри, постоянно выедает дыры в сердце, на которые потом аккуратно накладывают заплатки любимые руки. Но боль остаётся. Она больше не кричит, тихо стонет где-то там, под сотней слоёв пластыря, перемотанного скотчем, чтобы осколки не развалились в несобираемый пазл. – Ань, воды многовато, не находишь? Голос Алины заставляет Аню вздрогнуть и сфокусировать внимание на кружках перед ней, в одну из которых она уже вылила половину чайника. – Чёрт! – Воскликнула Аня, отскакивая от лужи кипятка на полу. Алина небрежно бросила на последствия мини-потопа полотенце, которым только что сушила волосы, и протянула руку подруге, уводя её с кухни. – Но... чай, – попыталась возразить Аня, переводя взгляд с Алины на отдаляющийся кухонный проём и обратно. – Хочешь сказать, ты действительно веришь в то, что я позвала тебя горе в чае топить? – Ну... да? – Невинный голос подруги рассмешил Алину, комнату огласил треснувший смех Загитовой. – Если только с коньяком, Ань, – сквозь смех выдавила из себя она. – И то мало поможет. – Ты решила меня споить? – Глаза Ани чуть округлились. – А ты против? – Нет. – Хорошая девочка, – фраза неприятно кольнула обеих, но ощущение испарилось так же быстро, как и появилось. Алина кивнула подруге на большой и мягкий диван, который станет пристанищем Жени на ближайшие пару недель, и потянулась к верхней полке шкафа, стоящего напротив. Аня молча наблюдала за пыхтением девушки, ленивым взглядом оценивая вероятность падения на Алину всего того хлама, что хранился на верхней полке. Пару мгновений спустя на её голову свалилась целая гора одежды. Аня хотела подскочить на помощь к попавшей под лавину вещей подруге, но та радостно вскинула вверх руки, в каждой из который крепко сжимала по бутылке вина, выглядя весьма забавно, с ног до головы увешанная кофтами и юбками. – Есть! – Довольно воскликнула Алина. – Ты, кажется, так золоту чемпионата мира не радовалась, – улыбнулась Аня. – Куда сильнее меня радует то, что ты впервые за сегодня улыбнулась, дорогая, – уголки губ Алины, освободившей голову от вещей, плавно растянулись в улыбке. – Сейчас ещё и засмеёшься. Не засмеялись. То, что происходило далее, обе помнят смутно: первый бокал вызвал недовольство со стороны Ани, поскольку вкус вина был довольно специфическим, и довольную улыбку Алины. Второй бокал прорвал дамбу, и обе девушки залились слезами. Третий бокал резко сменил направление потока эмоций фигуристок, вызывая гнев, причину которого обе определить не могли – то ли их девушки, то ли их фальшивые парни, то ли ситуация в целом. – Алин, если любовь причиняет так много боли, с чего все взяли, что в любви счастье? – Ловя своим затуманенным взором такой же напротив, спросила Аня, потратив на это предложение около пары минут. – Без понятия, – отозвалась Алина, и откинулась на спинку дивана. – Но очевидно это придумали либо законченные мазохисты, либо садисты, внушившие это законченным мазохистам. – Это слишком глубокая мысль, чтобы понять её после одной бутылки, – надула губы Аня. – Открывай. – Есть проблема... Если вы не теряли штопор и не гуглили, как открыть бутылку вина подручными средствами, вы не представляете, как сильно болит живот от смеха после парочки десятков попыток. – Да где этот чёртов шуруповёрт? – Ругалась себе под нос Алина, перебирая небольшое количество обитавших в этой квартире наравне с ней и Женей инструментов. – Что? – Поражённо раскрыла глаза прикорнувшая Аня. – Сейчас всё увидишь. С победным кличем Алина вскинула вверх руку с шуруповёртом, но не рассчитала силы своего опьянённого организма, и под весом инструмента тело олимпийской чемпионки мгновенно поддалось силами гравитации и впечаталось в пол. – Я бы помогла тебе, но не могу отлепиться от этого дивана, – уставшим голосом пробормотала Аня. – Ничего, я привыкшая. Побарахтавшись на спине подобно перевернувшейся черепахе, Алина всё же смогла принять сидячее положение. Следующие десять минут прошли под девизом «открыть любой ценой». В итоге бутылка поддалась – в пробке появилось сквозное отверстие, но большая часть древесного материала оказалась внутри, поэтому было принято решение доползти на кухню и процедить вино через сито. – Боже, сколько же мук приносит попытка забыться, – пробурчала Алина, наблюдая за текущим сквозь сито вином. – На эту глубокую мысль одной бутылки хватает, – кивнула Аня, осмысляя сказанное подругой. – Что ж, за нас, жертв не нашего страха осуждения общества! – Воскликнула Алина, встречаясь стеклом своей кружки о кружку Ани. Одновременно со звоном стекла раздался звонок в дверь. Обе девушки синхронно повернулись. На правах хозяйки открывать отправилась Алина, попросив Аню взять нож и паспорт. Первое для грабителей, второе для полиции. Алина, конечно, не пояснила, но Аня надеялась, что именно в таком порядке. Не выпуская из рук кружку с вином, Аня взяла кухонный нож и, решив, что паспорт ей в случае чего мало поможет, направилась на звук попыток открыть дверь и тихий мат Загитовой. Когда дверь наконец поддалась, Алина и Аня непонимающе уставились на уставшую замученную и заплаканную Женю. Первым делом они, конечно, увидели огромный букет, закрывавший большую часть стоящей перед ними девушки, но огромные глаза, полные слёз, и мягкие тапочки-медвежата быстро выдали их ночную гостью. – Медведева? – Прохрипела Алина, когда сигнал от головного мозга наконец достиг мышц языка и из её рта вырвалось что-то членораздельное. – Алина, пожалуйста, прос... Договорить ей было не суждено, потому что перед её носом со скрипом захлопнулась входная дверь. – Ну, цветы ты могла и пожалеть, – раздался севший голос из-за двери мрачным смешком. – Поздравляю, твоя первая разумная мысль за сегодня! – Ядовито ответила Алина. Дверь вновь открылась, Алина быстро протянула руку к букету и вновь закрыла дверь. – Алина, пожалуйста, просто выслушай меня! – После краткого стука раздался голос Жени. – Мы проходили это уже сотню раз, я смирилась и терпела, но ты же обещала, Медведева! – Не сдерживая больше слёзы и гнев, взвыла Алина. Она обещала себе сдержаться сегодня ради Ани, но сейчас, когда причина её слёз так близко и так далеко одновременно, она просто не смогла. Уставшие руки сами нажали на кнопку самоуничтожения. – Ты обещала, что поцелуев не будет, обещала! – Алин, я... – Ты разве не видишь, что я не вывожу всё это и постоянно натыкаюсь на грабли? Почему ты не убираешь их, а просто позволяешь мне вновь и вновь напарываться на уже пройденные ошибки? Аня стояла в нескольких метрах, понимая, что это не её борьба, происходящее принадлежит только Алине и Жене. Алина падает на колени рядом с дверью, словно чувствуя, что по ту сторону Женя молча слушает её в точно такой же позе. Алина надрывно плачет, упираясь руками в закрытую дверь. Она неосознанно наклоняется вперёд, словно её погибель это её спасение. Парацельс говорил: «Всё есть яд, всё есть лекарство. Определяет доза». Удивительно, но высказывание подходит и любви, в которой, кажется, сплетаются все существующие принципы и законы. Закон Инь-Ян в любви работает так, что на сколько хорошо, на столько же и плохо. «Насколько же хорошо этим двоим вместе, раз настолько плохо?» – думает Аня, смотря на разворачивающуюся перед ней историю. – Аля, я не буду оправдываться, хорошо? – Раздаётся гулкий шёпот Жени. Она тоже плачет. – Я просто скажу, что ни я, ни Даня этого не хотели – мы стали игрушками продюсеров проекта. Я приехала только сейчас, потому что ходила к ним и требовала отвязаться от нас. Было тяжело, но я справилась. Оказывается, я нужна им для рейтингов, и угроза ухода из проекта оказалась очень эффективной. Повисла мёртвая тишина, которую разрывали лишь походящие на последние, судорожные вздохи Алины и вторящие ей за дверью – Жени. – Ты моя самая сильная девочка, Аль. Я не представляю, что ты проходишь каждый раз, не понимаю, почему ты ещё не бросила меня, не понимаю, почему ты меня любишь. Но я тебя люблю, несмотря на всю эту хрень. Позволь показать это, прошу. Аня замерла. Этот момент слишком личный, слишком не её. Но она не может сдвинуться с места, потому что она хочет видеть такую любовь. Такую честную. Не романтизированную, а настоящую – с проблемами, которые решают двое. По щекам давно текли слёзы, но в идеальной тишине падающие капли стали слишком громкими. Как в замедленной съёмке Аня наблюдала за медленным движением руки Алины, которая словно сопротивлялась уже давно принятому решению, но в итоге открыла дверь. Тело Жени упало на Алину, молниеносно прижимая трясущуюся девушку к себе. Женя что-то шептала ей, безостановочно целуя каждый доступный участок кожи, зарывалась пальцами в спутанные волосы, водила по спине и рукам, пытаясь согреть её, замёрзшую от действий её самой. В какой-то момент Алина заснула. Прямо там, на полу, в объятиях Жени. Последняя быстро это заметила и с филигранной осторожностью подняла её на руки. Медленными шагами, слегка покачивая Алину в своих руках, Женя отнесла девушку в спальню. Аня так и стояла в коридоре, смотря в ту точку, где некоторое время назад на её глазах творилась история. – Милая, как ты? – Раздался позади хриплый и тихий голос. Конечно она всё знает – сама видела те фото и видео. Аня вздрогнула, потерявшись в лабиринте собственных мыслей. Маяка не было – он сейчас обжимался со своим прикрытием в Питере. – Я... Голос треснул, как и что-то внутри в очередной раз. Она уже не уверена, что это сердце. Аня осела на пол подобно Алине, но вот знакомого тепла не чувствовала. Слёзы вновь покатились из глаза, поражая своим количеством за этот вечер. Женя молча села рядом и прижала Аню к себе. Не так, как Алину – не отчаянно, а нежно, укачивая, как мама в детстве, когда маленькая Аня разбивала коленки об лёд. – Почему мне не сказали, что любить так больно? Вопрос в пустоту. Женя понимала, что этим вопросам не нужны ответы. Этим вопросам просто нужна свобода, возможность сорваться с языка и освободить её от оков неизвестности и невысказанности. Женя молчит, аккуратно поглаживая Аню по волосам. Аня даже не сопротивляется – уже так больно, что иллюзия рук Саши делает не хуже, делает... никак. Предел достигнут и пробит. – Ань... Знакомый глубокий и сейчас ещё более охрипший голос разрывает умиротворение, в которое Аню погрузила Женя. Щербакова неверяще распахивает глаза, сразу ловя на себе взгляд малахитовых камней. – Вон, – лишь срывается с языка. Саша кивает и разворачивается, но на мгновение замирает, делает шаг в квартиру и кладёт рядом с сидящими на полу девушками букет. Такой нежный и свежий, дышащий и живой, в отличие от той, кому предназначается. Внутри Ани что-то окончательно ломается с громким треском, выходящим наружу криком. Саша падает на колени рядом с ней – близко, но не нарушает дозволенные границы – смотрит на неё с таким сожалением, что Аня тонет в этой эмоции, в этой печали и жалости. Её плот потерпел кораблекрушение в глазах напротив, но стихия не просто щадит её, но хочет спасти. В бесконечной тьме мелькает лёгкий проблеск света. Маяк. – Мне нужно к Алине, – говорит Женя и ускользает в комнату, уверенная, что её даже не услышали. Потеряв последнюю опору, Аня начинает падать на пол, грозясь сильно приложиться головой о кафель, но Саша подскакивает к ней, мягко удерживая от падения. – Дай мне разбиться полностью, прошу, – вырывается вместе со слезами. – Нет, Аня! Я не позволю тебе сломаться! Не позволю! – Но я уже. Саша неверующе смотрит на родное лицо и понимает, что Аня сдалась. Сдалась из-за её глупости, ошибки, недозволенности, которую она даже не могла остановить. Тот поцелуй породил стихийное бедствие, затянувшее её в свой водоворот. – Тогда я лично соберу каждый кусочек и детально воссоздам тебя, слышишь? Я не позволю кому-то забрать тебя у меня. И не уйду, никуда и ни к кому. – Я бы всё отдала, чтобы было плевать, где и с кем ты, – хрипит в ответ Аня, словно не слышит слова девушки, освобождая свои мысли. Она не отрывала взгляд от лица Саши – лампа обрамила силуэт её головы, создавая ощущение лунного затмения. Саша никогда не была солнцем, всегда луна. Солнце слишком обжигающее и яркое, её же лунный свет – обволакивающее холодное свечение, создающее магию. Она замораживает, заставляет застыть и лишает возможности отвести от себя взгляд. Порой Ане кажется, что она – квинтэссенция – что-то эфемерное, недоказанное, но стоящее в основе её. Она – безудержные контрасты огня и льда, она – вспышка кометы и долголетие звёзды, она – причина и следствие. – Я сделаю всё ради тебя, Аня, абсолютно всё, – шепчет Саша, безумно бегая взглядом по лицу в поиске признаков жизни, пальцами – по волосам и коже. Её касания обжигают и тут же замораживают, даря неземное наслаждение. – Просто будь моей. И всё. Возможно её сердце должно быть разбиться вдребезги, чтобы составить улучшенную картинку, открывающую новые горизонты и грани мира и самой себя. Саша не хаос, она вдохновение. И Аня крепко держит свою музу поблизости, не отдавая её другим. Больше никогда. Саша согласна.