Небесное пламя и отблески молний

Пока это только драббл, но может однажды я напишу полноценную работу. Зеницу знает, что он трусливый, жалкий и никому не нужный. Он слишком нервный и чересчур много плачет. Он образец разочарования и слабости, который не нужен был даже собственным родителям. Именно поэтому те сбежали сразу же, как ему стукнуло три, посчитав, что на этом свои утомительные родительские обязанности можно смело заканчивать. Он помнит, что их последние слова были о том, что они вернутся. Их сердца в этот момент звучали как никогда фальшиво. Ужасающе фальшиво. На самом деле Агацума не винил их, прекрасно осознавая, что сам виноват во всем, что с ним произошло. Если бы он меньше плакал и требовал внимания… Если бы он удовлетворился теми крохами любви, которые они готовы были предоставить… Если бы он был сильнее и увереннее в себе… Если бы… Что-нибудь изменилось бы? Зеницу не уверен, но он знает, что во всем произошедшем виноват сам. По крайней мере, так ему всегда говорили родители, а он привык им верить во всем. Даже если они ушли, потому что устали от него, они сделали все правильно. Правильно. Да, правильно. Он бы хотел себя в этом убедить. Хотел бы он в это поверить. Честно говоря, Агацума не знает, каким чудом, но он прожил следующие шесть лет в гордом одиночестве. Он жил впроголодь, с трудом вырывая от жизни каждый кусок и выцарапывая себе еще один вздох, но все было не так плохо. Несмотря на его вечный плач и жалобы, его все же любили дамы преклонного возраста, которые частенько давали ему поесть. В основном за помощь, но иногда угощали просто так. Интересно, как они подгадывали именно то время, когда еще немного, и он готов был окончательно сдаться? Возможно, он подсознательно искал людей, чьи сердца звучали достаточно красиво и добро. Да, он ошибался, но ему везло. Мальчик не уверен, но он был за это благодарен. Он вообще любил женщин. Он восхищался ими, потому что они всегда были к нему добры. Ну, зачастую. Если мужчины частенько могли отвесить ему оплеуху или пинок, когда он просил дать себе хоть какую-то работу, чтобы прокормить себя, а после прогнать, то женщины никогда себя этим не утруждали. Если они не могли предоставить работу, то просто прогоняли его. Но никогда не били. И за это Зеницу любил их еще больше. Какое-то время он даже работал в борделе. Не юдзё*, слава Шаману за его пол, но помощником, который ответственен за еду, уборку, одежду и так далее. Несмотря на то, что он был мальчиком, у него была довольно симпатичная мордашка. К сожалению, находились охотники, которые хотели его потрогать именно в том смысле, в котором трогать его было нельзя. Их сердца звучали надтреснуто, страшно, отвратительно. Их звук продирал его мурашками до самой души. Он учился убегать до того, как они его найдут, но это не всегда помогало. К счастью, его истеричные крики и сопли быстро отбивали все желание, поэтому его оставляли в покое. Со временем Агацума приспособился быть гораздо предусмотрительнее, но если это не помогало, то пускался в истеричные рыдания. Разумеется, он не гордился собой, но лучше уж так, чем быть изнасилованным. В самом крайнем случае Зеницу отлично умел пинаться и быстро бегать. Да, ему потом хорошенько прилетало за то, что он не обслужил хорошо клиента, но он думал, что работодатель что-то подобное подозревает (его сердце звучало сочувственно и грустно). Иначе бы наказывал еще более жестко. А то и вовсе мог уволить. Но ему из раза в раз везло. Более того, пусть его и наказывали, но как только клиент уходил, удовлетворившись увиденным и получив обещание, что мальчишку продолжат наказывать, то наказание тут же прекращалось, а потом его угощали чем-нибудь вкусненьким. В основном юдзё, но иногда его угощала и ойран. Не часто, но такое случалось. Их сердца ему нравились. Да, в них все еще была фальшь и слишком много грусти, но чистый и прекрасный звон стоил всего этого. Агацума ненавидел клиентов, которые плохо обращались с девушками, откупаясь деньгами, после чего ему приходилось обрабатывать их ссадины и ушибы. Они звучали искаженно, будто чудовища, не способные издавать ничего, кроме неразборчивого рева. После них ему иногда даже приходилось помогать другим, когда те промывали свое влагалище или лечили его от разрывов. Выглядело это отвратительно, но он лишь мягко улыбался заплаканным девушкам и гладил их по волосам, обещая, что все будет хорошо. Они говорили, что благодаря его прикосновениям боль становится меньше, а травмы заживают быстрее. Совсем чуть-чуть, но в этой профессии и это хорошо. В звуке все еще было слишком много грусти и горя, но слабый счастливый перезвон успокаивал. Из раза в раз Зеницу лишь растерянно улыбался и вздыхал, потому что не был уверен, что это он. Разве кто-то такой бесполезный и трусливый, как он, способен сделать что-то хорошее? Но мальчик не возражал и продолжал их касаться и гладить, хотя про себя сдерживал слезы и костерил отвратительных клиентов на все лады. Он понимал, что юдзё продают свои тела за деньги, но это ведь не значит, что им можно причинять боль или калечить. Однако, клиенты почему-то считали иначе. Не все, и он довольно быстро научился различать тех, с кем проблем не возникнет, и тех, кого стоило бы гнать в шею метлой. Желательно сломав ее об их хребет. Платили в борделе не так уж много, но прилично, Агацуме хватало. Не только на то, чтобы покупать себе что-то, потому что в большинстве своем он жил на всем готовом, но и откладывать часть средств на будущее. Он хотел однажды влюбиться и жениться, чтобы у него был дом, жена, дети. Он готовил для этого деньги, потому что знал, что это недешево. Зеницу скопил за три года вполне неплохую сумму, но в миг потерял ее, когда девушка, которой он поверил, обманула его и сбежала с другим, прихватив деньги с собой. А на него повесили долг. Обижался ли мальчик на нее? Разумеется, обижался. Винил ли? Нет, потому что он был виноват в произошедшем сам. Он глупый, жалкий, практически никому не нужный, слишком доверчивый и слабый. Ему стоило прислушаться к себе, когда он слышал ее фальшь в ней самой, в ее голосе и сердце, но все равно поверил. Именно такой, каким не должен быть мужчина. Нормальный мужчина. Он… Агацума не винит, но все равно плачет. Плачет, плачет, плачет. Слишком много плачет, но быстро успокаивается. Даже если эта девушка сбежала, кинув его, он все еще нужен в борделе, где работает. Пусть он помогает совсем чуть-чуть, но он делает все от себя зависящее, чтобы облегчить им жизнь. Пусть он и бесполезен, но не так сильно, как раньше. Честно говоря, Зеницу и сам не знает, каким образом умудрился оказаться в учениках у бывшего столпа Грома. Джигоро-сан пугающий, хотя и выглядит безобидным. Он слишком серьезно его тренирует, и мальчик уверен, что тот хочет его убить. Действительно хочет. Его тело болит каждый день, но через две недели он постепенно к этому привыкает. Тем не менее, это не мешает ему кричать, плакать, жаловаться и пытаться сбежать обратно в бордель, где его наверняка все еще ждут. Вот только дедушка каким-то образом постоянно ловил его, будто не нуждался ни во сне, ни в отдыхе. Впрочем, Агацуме все-таки было стыдно, поэтому он никогда не пытался сбежать позже десяти вечера и раньше пяти утра. У дедушки был строгий распорядок дня, и он совсем не хотел его нарушать. Джигоро звучал громко и размеренно, и напоминал потрескивающие во время грома молнии. Страшно, но при этом очень красиво. Настолько, что захватывает дух. Кайгаку был громким, страшным и пугающим. Он больно бил и постоянно кричал на него, но мог быть и добрым. Не часто. Очень редко, на самом деле, но Зеницу помнит, что именно брюнет за ним ухаживал, когда он заболел. Его звук напоминал рокот моря во время шторма. Тоже очень страшно, более страшно, чем у дедушки, но все-таки… Все-таки он был красив. Мальчику трудно смириться с его новой жизнью. Агацума знает, что он трусливый, жалкий и никому не нужный. Он не хочет тренироваться только ради того, чтобы его однажды убил демон, но он слишком слаб, чтобы возразить или даже нормально сбежать. Он плачет, плачет, плачет и никак не может остановиться. Это постоянный круг из слез, ударов, оскорблений, тренировок и слов поддержки дедушки, и он ненавидит это. Зеницу любит это, потому что это значит, что он не один. Пока, однажды, удар молнии не заставляет его смутно вспомнить что-то, что полностью меняет его жизнь. Он вспоминает Пламя. Насыщенно-янтарное, теплое и всеобъемлющее. Оно дарит спокойствие и невероятную силу. Он смутно помнит теплые руки и счастливые улыбки, крепкие объятия и нежное «Тсунаеши» на десятки голосов. Он помнит теплые карие глаза и мягкую улыбку Наны-сан («мамы» — настойчиво шепчут внутри). Он помнит… Слишком много всего. Слишком много. И Зеницу теряет сознание, поглощенный лавиной новой информации. Примечания автора: *Юдзё — женщина для удовольствий, проститутка.