Отказ

«– Твоя роза так дорога тебе потому, что ты отдавал ей всю душу. – Потому что я отдавал ей всю душу... – повторил Маленький принц,чтобы лучше запомнить. – Люди забыли эту истину, – сказал Лис, – но ты не забывай: ты навсегда в ответе за всех, кого приручил. Ты в ответе за тех, кого приручил. Прощай.» – заканчивает чтение Олежа. Малыш, прижав к груди зайку, давно спит, свернувшись в клубочек, приткнулся к папиному тёплому боку. Мужчина устало улыбается, накрывая ребёнка пледом, и оборачивается в сторону Антона, расположившегося на стуле, рядом с кроватью. Антон шумно зевает, из последних сил борясь с усталостью, но терпит – укладывание сына спать их общий ритуал, который может быть нарушен при очень важных обстоятельствах. Усталость – не повод скинуть всю важную работу на Олежу, тем более, что, это, пожалуй, единственная возможность послушать его чтение – за последние года идея читать по выходным была успешно похоронена под грудой обстоятельств. Очень приятных обстоятельств. Олежа целует сына на ночь, встаёт с кровати, позволяя Антону повторить его действия, и тихонько выходит из комнаты. Уже в спальне, обнимая супруга, Антон задумчиво произносит: «Твоя роза дорога тебе, потому что ты отдал ей душу»… Олежа прикрывает глаза, грустно осознавая, что завтра наступит очередная годовщина с начала их отношений. Помнит ли о том дне Антон? Олежа судорожно, жадно и отчаянно глотает воздух. Расфокусированным, ничего не видящим взглядом, пялится в пол. Неспокойным руками обнимает себя за плечи, его качает из стороны в сторону, мутит, словно при девятибалльном шторме, вот-вот вывернется наизнанку страх, граничащий с безумием. В пустой голове сотнями мыслей бьётся одна, зловещая, ненавистная, ломающая все косточки до одной: «Тебя хотели убить. Тебя хотели убить. Тебя хотели убить. Убить. Убить. Убить. Убить». Олежа медленно начинает задыхаться. Злосчастное окно в его комнате разбито и распахнуто настежь. Повсюду уродливыми отпечатками разбросаны следы борьбы. По руке Антона отвратительной тошнотворной струйкой стекает помада – нервы натянуты, как струна, Антон стоит гранитной статуей. На вопросы полицейских отвечает громко и чётко, и только Душнов знает, каких колоссальных усилий стоит ему просто стоять здесь и сохранять спокойствие. Перед глазами Олежи всё плывёт и разбивается на сотни осколков, когда с губ срывается первый всхлип. Олежа морщится, до крови прикусывает губу, ненавидит и презирает себя за беспомощность и всё равно ничего не может сделать со взрывающимися волнами истерики. – Тише, тише, всё обошлось, – в объятиях Антона тепло и безопасно. Так хорошо, что впервые за всю жизнь Душнов позволяет себе быть слабым и беспомощным. Сегодня может. Труп Дипломатора без задней мысли, принесённый в жертву, выброшен их окна. Между народом и Олежей Антон выбрал второе. Никогда больше не отпустит его руки. – Я люблю тебя. 16 июня 2020 года Олегсей Душнов был спасён. Очередную футболку Антон складывает практически механически, без эмоций. Плечико к плечику, повернуть, сложить и положить в жёлтый чемоданчик, облепленный всевозможными цветастыми наклейками и марками – памятными сувенирами из мест, в которых они сумели побывать. Укладывает кофты, джинсы, кроссовки, куртку с шапкой откладывает на противоположный край кровати – на завтра обещали похолодание. Поразмыслив, достаёт вещи с нижней полки и решает сложить их тоже. Белая футболка с ярко-жёлтым рисунком солнышка словно выводит из транса. Антон замирает, крепко сжимая её в руках, смотрит не глядя на солнце. Не двигается. Прислушивается к тишине ночной квартиры. Лампочка перегорает. Часы останавливаются. Решение принято окончательное. Воскресное утро. Ранняя осень. Тёплое приветливое солнышко пробивается сквозь ажур деревьев, прозрачный воздух, падает на землю, отражаясь в лужах, кружит в прощальном вальсе с резными листьями. Птицы стайками улетают на юг, покидая родину, остаются лишь люди, маленькие и серые, обречённые на долгое одиночество и замогильное завывание смертельной вьюги, когда придут погибельные снега, что похоронят всё вокруг заживо до спасительной весны. Пока только осень, пока не так страшно. Маленькие ножки в резиновых сапогах весело собирают гербарий, прижимая к рукам бумажный кораблик – маленькие ручки так мечтают отпустить его в большое плаванье – в парке рядом с домом есть маленькое озеро-лужица с маленькими дикими уточками, разве не идеальное место для начала большого путешествия? Маленькие губы расплываются в улыбке, приподнимая над головой большой резной липовый лист, такой прозрачный, что сквозь него можно увидеть лезвие голубого неба. Идеальное завершение для букета! Маленькие глаза торопливо оглядываются по сторонам в поисках знакомой фигуры и, найдя её далеко позади себя, устремляются к ней. – Папа, папа, посмотри! – малыш гордо протягивает мужчине собранное сокровище. – Правда красиво? – Да, очень, – отвечает мужчина, вымученно улыбаясь. Голос его тихий, не выражающий никаких эмоций, добавляет. – Пожалуйста, не убегай так далеко от меня, хорошо? Малыш кивает, увлечённо рассматривая гербарий, но через секунду опускает взгляд, замедляет шаг, прислушиваясь к сказочным звукам осеннего парка. Некоторое время две фигуры идут молча, вслушиваясь в смех ветра, взволнованный говор леса, хмурящееся небо и гоготание уток вдалеке. – Как думаешь, папе бы понравилось? – уверенно цепляется за большую руку мужчины, весело смеётся и с надеждой смотрит на взрослого – никому на свете малыш не доверяет так слепо-искренне, как своему отцу. Антон отвечает не сразу, старается смотреть куда угодно, но не на ребёнка, не на этот чёртов гербарий – отвратительный букет из мёртвых листьев, который не имеет никакого смысла — абсолютно бесполезный и не нужный. Наивный детский вопрос. Самый что ни на есть обычный. Глупый. Антон мог бы не отвечать, но малыш ждёт. Поэтому Звёздочкин молчит. Перебирает беспокойный рой больно жалящих мыслей. И молчит. Молчит так долго… так подозрительно долго, намеренно ускоряя шаг. Когда малыш, спотыкаясь, пытается поспеть за родителем и повторить вопрос, Антон всё-таки подаёт голос. Привычно улыбается – сто двадцать процентов харизмы и ноль искренности. Но ребёнку поверить проще, а может… легче. Взрослые ведь не врут? – Да, солнышко. Уверен, папе бы очень понравилось. Ребёнок счастливо хихикает, покрепче прижимая к себе букет и кораблик. Антон отворачивается, он не может больше смотреть на него, не сейчас, когда всё так нелепо напоминает о нём, о родном, любимом, тёплом… На обратном пути малыш, как бы невзначай, спрашивает: – А когда папа вернётся? Он приехал, когда большинство красивых и пафосных слов уже были высказаны, а редкие слёзы выплаканы. Приехал в идеально выглаженном костюме, крепко сжимая букет ромашек, словно от этого зависела его собственная жизнь. Идеально ровная спина, выпрямленные плечи, абсолютно невозмутимое лицо – безупречная каменная статуя античного божества – ни за что не догадаешься, что внутри. А они не догадаются. Ни один мускул не лице не дрогнет – не хватало бы ещё этих тварей своей болью радовать. Не обязан он за свои чувства ни перед кем-то отчитываться. Тем более перед ними. Идёт уверенно прямо в малочисленную толпу. Никто не лишит его права здесь находиться. Никто не посмеет сказать и слова против. Всё-таки Олежа его муж. И неважно, что подумают другие. – Здравствуй, Антон, – голос у Оли тихий, повысь она его хоть немного, сорвётся. Плечи опущены, лицо распухло, но слёз нет – она, как и Антон, не собирается играть на потеху публике, до последнего будет отстаивать то, что ей дорого. Он скомкано здоровается с ней и обнимающим её за плечи Дмитрием и старается пройти вперёд, но Побрацкий хватает его за руку, заставляя обернуться. — Нам… Нам придётся хоронить Олежу в закрытом гробу, Антон. И его не откроют для тебя, как бы мы этого не хотели. Я… Мне жаль... Звёздочкин кривится, сильнее стискивает букет в руках, нарочно собранный с нечётным количеством цветов. Ему хочется рассмеяться. До чего же нелепо! Девять лет прожить в браке душа в душу, чтобы даже не увидеть тела собственного мужа? Это как будто бы глупый розыгрыш с подставным убийством – на самом деле Олежа прячется где-нибудь в машине и ждёт-недождётся, чтобы выбежать навстречу супругу и заключить его в крепкие объятия. Ясное небо не сочетается с тяжелыми шагами и чёрными костюмами, земля, заросшая травой, дорожки, все в граните. Куча людей, родственников, которых Антон и не видел не разу за девять лет. Приближаясь, он замечает Аполинарию, не расстающуюся с платком, и Михаила – отца Олежи. В последнюю встречу он его запомни как тяжёлого, сурового мужчину с яростным взглядом. Сейчас же он стоял рядом с женщиной что являлась раньше его женой и смотрел на закрытую крышку гроба. Сейчас в нем не чувствовалось ни ярости, ни силы. Весь его вид говорил о тяжести удара и потери. Антон разозлится, очень разозлится, может быть, даже назовёт Олежу полным идиотом, но всё равно прижмёт его к груди крепко-крепко. И простит. Обязательно простит ему любую глупую шалость. Лишь бы был рядом, живой и тёплый. Но траур на лицах Ольги и Димы неподдельный, и Антон понимает – это всё по-настоящему. Там, в центре немой толпы, в обитом бархатом гробу, в окружении цветом, щёлка и нежных слов спал его, такой чуткий и нежный, незаменимый и любимый, Олежа. Больше не принадлежавший Антону. Почему всё обернулось именно так? Почему сейчас? Запутавшись в собственных мыслях, он не сразу заметил, что идёт по пороху. Серу на собственных руках замечает слишком поздно – когда лицом к лицу сталкивается со спичкой руках Михаила.. – Посмотрите-ка, кто припёрся! – скалится Михаил, бесцеремонно толкая Звёздочкина в плечо, с такой силой, что он чуть не падает. Толпа в ужасе замерла. – Здравствуйте Михаил, – монотонно и чётко отвечает Антон. Свои эмоции он держит при себе. Сейчас не место и не время для выяснения отношений, даже если Михаил так не считает. – Что ты тут забыл!? – грозно, почти рыча гневно восклицает мужчина. Эмоции переполняют его. – Мало того, что развратил моего сына, вбил ему весь этот бред в голову, оторвал его от семьи! Так ещё и посмел прийти сюда, тварь продажная! – голос звучал все громче и яростнее. Михаилу было нужно найти виноватого. И он его нашел. – Я, как супруг Олегсея, имею полное право здесь находиться. На мгновение стало тихо настолько, что слышно было лишь далёкое завывание ветра и шелест травы под ногами. Никто не сорвался с места, никто не сказал ни слова – все всё понимали и всё равно бездействовали. Забавно. Неужели Антону всё-таки придётся развлекать зрителей? На секунду возник образ Дипломатора – Антон закусил губу. Нет, к нему он не вернётся ни за что и никогда. – Супруг? – Михаил удивлённо вздёргивает бровь. – А доказать-то можешь? Нет. А знаешь почему? Потому что не бывает такого, чтобы мужчина любил мужчину. Ты ненормальный. Таким, как ты лечиться нужно. – Папа, прекрати это! Мы же уже говорили о!... – Замолчи, Оля! – гаркает Душнов в лицо дочери. – Это всё пропаганда Запада! Вы с братом все в мать пошли, раз так легко повелись на эти уловки! Посмотри на него, разве ты не видишь? Из-за этого педика твоего брата больше нет! выбери Олегсей семью, был бы жив. А ты, ублюдок, взял и всю жизнь ему испортил! – Миш, хватит… – Убирайся отсюда! Всё это время Антон спокойно выслушивал все оскорбления, но после того как его начали силком вытаскивать с последнего важного и значимого мероприятия его любимого и дорогого Олежи, его сдержанность ушла, остался лишь гнев и бессилие. – Я испортил ему жизнь!? Я!? А не вы ли десять лет не общались с ним, сказали забыть дорогу домой?! Отвергли!? Это вы были с ним все это время?! Вы даже внука не разу не видели! А Олегсей в нем души не чаял, я это все знаю, а вы? Нет конечно вы ничего этого не знаете и не хотите знать! Так какое право Вы имеете меня прогонять!? – непростительно близкая дистанция. Ещё немного и всё взлетит на воздух.. – Ах ты щенок паскудный! – он уже было замахнулся, но его тронула лёгкая рука Аполлинарии. – Миша! Не устраивай скандал хотя бы сейчас!.. – голос женщины дрожал. – Михаил давайте будем разумны. Все здесь собравшиеся люди любили и уважали вашего сына, так проявите уважение и Вы, – строго, но спокойно вступился за сына Эдуард. – О какой любви речь, ваш выродок испоганил жизнь моему сыну и теперь он вон где! В могиле! Валите отсюда! Убирайтесь. – размахивая руками и чуть ли не ввязываясь в драку, всё кричал Михаил. Возможно, если бы его не сдерживала Аполлинария, это бы произошло. Эдуард положил руку на плечо сына, понимая что дальнейшие действия бесполезны. – Антон, это бессмысленно. Пойдём.. – делает жестокий вывод Эдуард. – Уйти? Нет, ни за что!. – с яркостью и разочарованием цедит младший Звёздочкин. – Антон, будь благоразумен. – спокойно приводит в чувства сына Эдуард. Ещё несколько секунд, тяжёлый шаг в сторону Оли, букет ромашек, что мягко ложиться в её руки, и последняя струна оборвана. Сил быть сильным и собранным нет. Теперь есть только горе и пелена отчаяния перед глазами.. – Я даже попрощаться не... – тихо шепчет он себе, покидая кладбище. Проходит неделя с похорон Олежи, а Антон сидит в тупом недоумении, не понимая, как так всё сложилось. Он, законный супруг, проживший бок обок с Олегсем более десятка лет и не смог ни поучаствовать в организации похорон, даже не смог быть на них? Почему? Неужели это все было зря? Отравляющее голову понимание того что даже не знает, как он был одет, как он ушёл в последний путь? Он не знает. Медленные шаги, скрип. Ольга проходит в комнату, ей не менее тяжело, смотря на Антона она видит себя, такую же разбитую уставшую и опустошённую, она не знает, что сказать, не знает, как передать чувства, как поддержать друга, который даже не смог проститься. Ком в горле вместо слов и действий. – Оль, скажи, пожалуйста, когда он лежал в гробу, он был в бабочке или галстуке? – сдерживается Звёздочкин, гулко цедит свои эмоции пытается держаться, не смотреть на Олю, понимает посмотрит и не выдержи, сорвется. – Разве это имеет значение? – тихо чуть ли не шёпотом спрашивает Оля, искренне не понимая значения и смысла всего этого, какая, казалось бы, разница. Какая разница Галстук или Бабочка? – Имеет. Так он был в галстуке или бабочке? – требовательно, строго сжимая кулаки еле сдерживая себя переспрашивает, злость переполняет. – В галстуке, – Ольга, понурив взгляд, чувствует что-то неладное или догадывается. – М-м в галстуке, и какого цвета? – немой вопрос почему? Кто так мог? Да что они знали? Закипает всё больше и больше, клокочет и рвёт. – Красного. Последняя капля не выдерживает. – Хм красный и галстук… И после этого я чужой человек! Да что он вообще знал!? – злое отчаяние вырывается горьким потоком мыслей. – Он не любил галстуки, не носил красный! Всегда носил бабочки, даже на свадьбу надел любимую! У него весь гардероб был в голубых оттенках! Он любил космос, звёзды… – он потухает, гнев уходит, остаётся лишь горькое послевкусие и боль. Руками держит себя за голову, будто сделанную из металла, а глаза как стена не позволяют показать слабость. Ольга, не взирая на всю угрозу, исходящую недавно от Звёздочкина, понимает –это всё скорбь. Отрываясь от места своей опоры, подходит осторожно, будто боится спугнуть, смотрит с сочувствием, руки сами тянуться, медленно опадая на спине. В зале тихо кроме них никого. Минутная пауза, объятия в ответ, всё, что может себе позволить Звёздочкин сейчас, долгие тяжёлые объятия, разделяющие всё: потерю, скорбь, негодование, гнев, всепоглощающую дыру что образовалась в тот день в их сердцах. В место ста эпитетов и описаний лишь крепко сжатая Оля и тяжёлый вздох. Самый радостный момент в жизни любого студента – получение диплома – и для Олежи, прижимающего к груди заслуженный красный диплом, этот день тоже стал маленьким праздником, личной победой в бою, длившемся долгие шесть лет, под названием «Студенческая жизнь». – Поздравляю со вступлением во взрослую жизнь, – смеётся Антон, заключая Олежу в крепкие объятия. Душнов легонько улыбается в ответ, удивлённо вздёргивая брови. – Ты же говорил, что сегодня работать будешь? – Тогда я не успел бы подготовить сюрприз, – вполне серьёзно отвечает Звёздочкин, ведёт Олегсея на кухню к празднично накрытому столу, украшенному парой подсвечников. – Нравится? В первый день своей взрослой жизни Олежа позволяет себе непростительно большое количество поцелуев и прикосновений к Антону. Засыпая перед рассветом на груди Звёздочкина, Душнов ловит себя на мысли, что такая взрослость ему нравится. Все выходные они посвящают изучению друг друга. На третий день их туристической экскурсии по городу Антон понимает, что с Олежей что-то не так. Не то чтобы до этого Звёздочкин не замечал чрезмерного волнения, сбивчивых мыслей, судорожных движений рук и постоянного желания спрятаться в ракушку, просто… Сегодня беспокойство Душнова стало слишком уж очевидным: темные круги под глазами, задумчивый взгляд, напряжённая поза и слова, что никак не вяжутся друг с другом – попытка рассказать об очередном историческом объекте тонет в неспокойных водах Невы, стоит Олеже в четвёртый раз за день ошибиться с датой. Для Олежи, тщательно готовившего экскурсионную программу для Антона, такая ошибка непростительна. Он мрачнеет, взгляд тухнет, и вдоль набережной Фонтанки идут они уже молча. Антон поднимает осторожный вопрос, когда они сидят в кафе, в относительной безопасности и уютной обстановке. – Расскажешь, что тебя беспокоит? Олежа нервно улыбается и долго мнёт в руках салфетку, молчит, абстрагировавшись от всего мира, будучи захваченным собственными мыслями. Отвечает только после того, как приносят еду, – нехотя и почти обречённо. – Завтра хочу встретиться с отцом. – Хорошо. Во сколько едем? – Антон… Может, я поеду один? — Душнов тяжело вздыхает, сцепляя руки в замок. Смотрит в ровную поверхность стола, не смея поднять взгляд на парня. – Не пойми неправильно, я не пытаюсь тебя спрятать – я люблю тебя и дорожу нашими отношениями, я полностью согласен с тем, кто я есть. Просто… Я не знаю, как отреагирует отец, он вспыльчивый и кто знает, что–… – Олеж, – Антон уверенно кладёт свою ладонь поверх руки Душнова. – Уж лучше попытаться, чем потом всю жизнь жалеть за бездействие, помнишь? Твои слова. Мы ведь тоже боялись признаться моим родителям и что теперь? Они в тебе души не чают. Если твой отец тебя любит, он поймёт. – Олежа чуть улыбается. – Я буду там завтра с тобой. Что бы не случилось, буду рядом, слышишь? И Олежа знает, что будет. Знает, что до конца своей жизни Антон будет рядом с ним. Но он также прекрасно знает собственного отца, чтобы понимать – ради сына Михаил через весь город не помчится только из-за того, что сын не берёт трубку. Олежа уверен, что умри он внезапно, отец и на похороны не явится. Так что в чудо Олежа не верит – прекрасно знает, что завтра ему будет больно и плохо. И всё равно прыгает в бездну с головой. Потому что рядом с ним будет Антон – герой, который обязательно спасёт. *** – Пап, познакомься, это Антон, мой парень. – Кто? Повтори, я не расслышал — глаза Михаила недобро сверкают. – М-мой парень – уже не так уверенно повторяет Олежа. Антон крепко сжимает его ладонь в своей руке, успокаивающе поглаживая большим пальцем. – Мы встречаемся… Уже больше года. – Мх встречаетесь, год. – внешне все трое спокойны, молчат, не колышутся. Смолкают мысли-птицы, стихает ветер перемен, всё вокруг замирает в трепетном страхе первого грома. И земля содрогается. – Почему я узнаю об этом только сейчас?! – тяжело, с надрывом восклицает мужчина. – Ну… Понимаешь, это сложно… – Сложно! Сложно ему, ах ты!.. – голос отца срывается, а сам он сжимает кулак так сильно, что слышится хруст костей. – Столько времени, столько сил, столько денег на тебя потрачено и ради чего?! Чтобы ты в итоге стал потаскухой богатенького мальчика и думал только о том, как бы поразвлечься?! Думаешь ради этого, я так старался сделать из тебя человека? Школа, образование, работа – я дал тебе всё и так ты меня благодаришь? Ты думаешь такой судьбы я тебе желал, выродок!? Все аргументы, попытки сгладить конфликт, напряжение, злость, высказывание Михаилу в лицо всего, что так давно хотелось сказать со стороны Антона ни к чему не приводят. Вся хрупкая связь отца и ребёнка, называемая семейными узами, - даёт трещину, ещё немного и разобьётся вдребезги от взаимного недопонимания и не желания слушать. – Вас, пидорасов, вообще существовать не должно. Перестрелять бы вас всех, как бездомных собак. Трещина. И ещё одна. И ещё. – Как Вы смеете говорить такое собственному сыну? Паутинка трещинок растёт вверх, расползаясь по всему пространству вокруг. Михаил словами не бросается, не кричит, не раздражается. Каждое слово взвешивает. Произносит монотонно, громко и чётко. Ненавидит сына так сильно, что можно задохнуться в этой горькой и ядовитой ненависти. О последствиях не думает – решается молниеносно. Говорит открыто, глядя прямо в голубые глаза родного и единственного сына. – Ты мне больше не сын. И Олежа вопреки ожиданием отца, перестаёт дрожать, перестаёт бояться. Бледность с лица соскальзывает словно вуаль, взгляд проясняется, кулаки разжимаются. Он выпрямляет спину, вытягивая шею, распрямляет плечи и делает шаг навстречу отцу. Олегсей Душнов решается. Вытравливает из голоса эмоции и совершенно невозмутимо отвечает. – Знаешь, что? Иди к чёрту. Неожиданно для Душного, они едут в дом к родителям Антона. Звёздочкин слишком долго отрицал свои чувства к Олегсею, слишком долго прятался за ширму нормального парня. Теперь, когда они прошли вместе огонь и воду и не один год вместе, время пришло, пора окончательно поставить точку в вечном вопросе «А что, если?..». Поэтому Антон своенравно объявляет родителям, что на семейный ужин приедет ни один. Порог дома, считанные секунды до встречи. Судный час неизбежен. – Здравствуйте. – холодно цедит Эдуард. – Приветствую, отец. – Антон вытягивается как струна и твёрдой походкой проходит в холл. – Здравствуйте, это вы Олегсей? – тишину пронзает женский голос. В холле стоит женщина средних лет, холодно оценивающая парня взглядом. – Здравствуйте, приятно познакомиться, Мария. – неуверенно вырываются слова под стальным прицелом. Они проходят в красивую столовую к столу с идеальной сервировкой. Всё говорит о строгости и напряжённости. Или так кажется Душнову? – Присаживайтесь, – показывает ладонью Марии на места для Олежи и Антона. Звёздочкин явно привык к такому холодном и формальному обращению, что-то вроде традиции для их семьи, но для Олежи это всё ново. Началось всё с банальных вопросов «Откуда родом?», «Как познакомились?» и другие незначительные вопросы. Лишь одно волновало Олегсея – Мария, всё время смотревшая на него, словно оценивающая, будто проверяющая его выдержку. Олежа убеждает себя, что это просто предрассудки. В остальном дела обстоят неплохо. В отличие от Марии, Эдуард не многословен, обращается в основном к Антону. Напряжение растёт словно снежный ком. Эдуард встаёт из-за стола под предлогом выбрать вино для дальнейшей трапезы, зовёт с собой младшего Звёздочкина. — Антон, я не знаю вкуса Олегсея, так что поможешь с выбором. Они удаляются в неизвестном для Душного направлении, а он остаётся наедине с Марией. Повисает неловкое молчание. – Олегсей, Вы правда любите моего сына? – голос пронзает точно сотни иголок. Такой вопрос, к чему? Да и зачем? Неужели не очевидно, что, конечно же, да? – Да люблю и безмерно ценю его, – чётко, без капли сомнения, говорит Олежа, пока его продолжают сверлить взглядом. – Хорошо, если так, – пристальное внимание спадает, на лице женщины проявляется лёгкий оттенок улыбки, с которой сошло всё напряжение. Неожиданно стало понятно, что беспокойство материнского сердца было сведено на нет, когда разговор плавно перешёл к разговорам о книгах и театре, что не могло тогда не обрадовать Олежу. Антон с Эдуардом не возвращаются долго. Молчаливая пауза между ними затягивается. Слова всё никак не идут, а волнение, наоборот, на пределе. Антон на красном ковре, словно на выговоре и он прекрасно это понимает. – Знаешь Антон, я бы не терпел это всё, если бы на месте Олегсея был бы другой парень. – смотря в глаза сыну Эдуард не старается задеть или напугать, говорит как есть. – К чему ты ведёшь? - спокойно с прямой спиной и острым взглядом отвечал Антон, как учили. – Мне пришлось говорить с ним по душам однажды. Есть много людей которые позарились бы на твоё положение в обществе. А он искренне переживает о тебе что не может не радовать. – Эдуард достаёт из ящика вино и ставит его перед сыном, договаривая этим жестом всё, что хотел услышать младший Звёздочкин. – Спасибо пап, – облегченно выдыхает Антон. – Ты только перед парнем с таким лицом не сиди, а то будто кто-то умер. – усмешкой хлопает по плечу сына и жестом зовёт за собой. – Хах, хорошо. – невольная улыбка разливается на лице Антона. Звонок в дверь и оживленная Оля открывает дверь гостям – Антону и Олеже. Радостная Ольга обнимает брата и его парня. На встречу бежит Василиса с громким криком радости: «Ура! Дядя Олежа, дядя Тоша приехали!», крепко цепляется за их шеи, обнимает и светится от счастья. Олежа приподнимает племянницу на руках. –Как дела Василёк? – радостно смотря на племяшку, спрашивает Олежа, со всей отдачей и эмоциями, что сегодня бьют через край. – Догадайся какую принёс тебе шоколадку? – хитро смотря на девочку, произносит мужчина. – С орешками! – Олежа опускает неугомонную теперь девочку и она стоит чуть ли не прыгая ожидая когда ей отдадут угощение. Дмитрий заваривает чай, ставит угощения на стол и встречает крепким рукопожатиями парней. Как обычно, сидят, болтают, рассказывая новые события, только вот… Кажется, парни их не слушают, всё время переглядываются, тихонько шепчутся и как-то уж слишком хитро улыбаются, и с каждой минутой всё больше заставляют искать причину такого странного поведения. – Что-то произошло? – с недоумением спрашивает Оля, в попытке понять, что же происходит с этими двумя. – Ну… помнишь кто был свидетелями на вашей свадьбе? – с огоньком в глазах спрашивает Олежа, перебирая то свою, то руку партнёра, и то и дело посматривая вниз. – Ну конечно помню, как вас забудешь? Особенно удивление гостей, когда вы начали танцевать, думаю, это был лучший момент за всю свадьбу! – с гордой улыбкой заявляет Ольга. – Так вот, это я к чему, – Олежа берёт Антона за руку и демонстративно протягивает их Диме с Олей на обозрение. На безымянных пальцах ярко блестят обручальные кольца, а на лицах счастливые улыбки. – Будете нашими свидетелями?. – Конечно да! Чего спрашиваешь-то, Олеж! – подскакивает Дима. – Только это… Я отвечаю за музыку! – тяжело ударив по столу, заявляет Дима. – А я за костюмы женихов! – воодушевленно подхватывает Ольга, уже обсуждая детали и продумывая декор. Парни обмениваются нежными взглядами. Чувство разливающегося тепла и невольной улыбки проникает всё больше в них, приходит осознание, что теперь они вместе надолго. Красный свет светофора. Пробка из машин. Это, если честно, уже начинало напрягать Антон. Он нервно постукивал кончиками пальцев по рулю автомобиля. Чёрная кожа уже успела нагреться и теперь стала приятно тёплой. За окном царствовала осень. Здесь, в огромном мегаполисе, он была серой и тоскливой. Только в парке можно было увидеть всю её красоту, вдохнуть пряный запах опавших листьев, что совсем недавно танцевали с ветром венский вальс. «Скорее бы и нам…» Глубоко вздохнув, Звёздочкин обхватил ладонями руль и покосился на Олегсея. Тот сидел рядом, нервно перебирая пуговицы на тёмно-синей жилетке. Взгляд, растерянный и беспокойный, был устремлён на толпу кричащих машин, обступивших их со всех сторон, и то и дело покусывал губу, всеми силами стараясь справиться с нарастающим страхом. «Господи, быстрее…» — Антон… А ты уверен в своём решении? Звёздочкин резко повернул голову. Душнов выглядел напряжённым и явно взволнованным. — В смысле… — мужчина нервно провёл рукой по своим волосам. — Ты ведь не передумаешь?.. — Что за глупости ты несёшь! Конечно я уверен в своём решении выйти за тебя, — вздохнув, Олежа откинулся на кожаною спинку кресла и потёр переносицу. Они опаздывали. Очень опаздывали. «Оля с Димой нас прибьют. Это факт. А отец поможет спрятать наши тела». В салоне повисла напряжённая тишина. Пробка так и не хотела продвигаться дальше. — Ну, а ты, Олеж… ты всё ещё хочешь быть с таким, как я? — эти слова Звёздочкин проговорил с затаённым страхом. А вдруг, пройдя через огонь, воду, кровь, анальгетики, страх и отчаяние, он в самом конце передумает? Осознает, какой на самом деле Антон –…был? И понял, как сильно ошибался, когда тёплая рука нежно коснулась его щеки. Антон затравленным взглядом посмотрел на Душнова. Тот улыбался. — Я люблю тебя. Он сказал это так тепло и искренне, что Звёздочкин почувствовал, как кончики его ушей покраснели. Губы парня были мягкими-мягкими, и Антон, благодаря всех известных богов, ответил на призыв взаимностью, нежно углубив поцелуй. — Я тоже. «Поскорей бы ты стал только моим». На собственную свадьбу они опоздали на полтора часа. Тёплый вечер пятницы, аромат зелёного чая наполняет комнату, Олежа тихонько устраивается на груди у Антона, тот медленно пропускает пальцы рук в волосы брюнета, а тот лишь поддаётся его действиям и прикрывает глаза — хорошо и уютно. Они так давно вместе, что Антон уже и забыл каково жить без Олежи и его тепла рядом. Интересно, так ли счастливо они смотрятся вместе, так ли полноценно? А так ли хорошо Олегсею с ним? Антон вспоминает Ольгу и Диму день выписки Василисы. Олежа радостно смотрел на счастливого Диму, который чуть не прыгал от радости, видя дочку, в глубине души он завидовал, но виду не подавал, ведь это праздник и для него, как для новоиспеченного дяди, он должен радоваться. Вот они уже празднуют дома у Побрацких, Оля носится с малышкой, Дима то и дело помогает ей, как трепетно и по-семейному. Олежа старается сменять Диму и Олю, чтобы они тоже отпраздновали этот момент. Как жаль, что в будущем они с Антоном не смогу разделить такую же радость хлопот, усталости, первых слов, улыбки. Ведь они не могут разделить те же моменты и чувства, открыто сделать предложение, устроить пышную свадьбу или открыто целоваться не когда можно, а когда так сильно хочется раствориться в нежности друг друга, они не могут испытать радости и сложности отцовства, беспокойства за родного маленького человека. Нет, они не могут. Что останется после них? Куча фотографий, которые кроме родных людей никто не увидит, а потом спустя поколения забудут, и все, это их конец? Неужели это все… Этот день должен стать счастливым воспоминанием в жизни, а не горьким напоминанием о их положении. Конец, все прощаются, Дмитрий уже убежал на плач малышки, а Оля, поцеловав брата и Антона на прощание, убежала к Диме на выручку. Вечер, становилось зябко, они сидят в машине, молча едут домой, Олежа утопает в неизвестных для Антона мыслях, но тут Олежа выходит из раздумий. — Антон, неужели после нас ничего и никого не останется? – приглушенно, с горечью в глазах спрашивает Олегсей. Звёздочкин не ожидал такого вопроса, чуть не вжал педаль тормоза от неожиданности, почему он заговорил об этом? Почему именно сейчас? — Что-то случилось Олеж? — Нет, просто я подумал, а что останется после нас? Ведь годы идут, мы не молодеем... И я вот подумал, было бы неплохо, чтобы мы подарили новому человеку свое тепло, в котором он так нуждается, хотя это бред. - смотря в окно проговаривает Олежа, то ли сам себе, то ли Антону. — Ох... Олежа, я тебя понял. Тогда Антон не знал, что можно сказать ещё, что предложить, но сейчас он знает. Решение обдумано, аргументы тоже. — Олеж, помнишь выписку Ольги из роддома? — Конечно помню! Прыгающего Диму и кричащего " Я теперь папа!", я не забуду, эх, такой счастливый. А чего ты решил это вспомнить? — Просто я подумал над твоими словами в тот день, и Олеж, мы уже давно вместе, жилье у нас своё есть, постоянная работа тоже, и знаешь, я считаю, что мы можем усыновить ребёнка, - речь была плавная и успокаивающая, решительная. — Правда? Ты этого хочешь? - неожиданно оживился Олежа. Глаза засияли, голос тоже. Рад он, безумно рад. — Ну конечно, я думаю мы были бы прекрасными родителями. - с улыбкой на лице произнёс Антон и продолжил, - Знаешь, я бы очень хотел иметь с тобой полную семью, Олеж. Неторопливым движением Душнов поворачивается к Антону, смотрит тому в глаза нежно целует, проявляя то что нельзя сказать словами, то тепло и благодарность что были у него внутри. Разговор долгий и трепетный и вот уже мечты представления преобразовываются в слова. —Только представь. Маленькие ножки бегают по дому разве не чудо? . - не отрывая взгляда от янтарных глаз говорит Олежа и снова утопает в улыбке, крепко прижимая Антона к себе мягко и тепло. Дорога подходит к концу. Подходя к детскому дому Антон начинает заметно нервничать. Сегодня он впервые познакомится с будущим сыном. Надо произвести хорошее впечатление на ребёнка. Но как? Антон до этого мало контактировал с детьми и с трудом представляет, как начать знакомство с малышом. Но всё же решает, что постарается быть искренним и побольше улыбаться. Но стоило Антону войти в помещение, стало понятно, что ему не обязательно прикладывать огромные усилия, чтобы понравиться детям. Практически все ребятишки смотрели на него с восхищением, улыбаясь, а кое кто даже приветственно махал ручками. — Вы хотели бы взять ребёнка какого возраста? — Обращается к Антону женщина, на вид лет тридцати пяти. Судя по всему, работница этого места. — Лет трех или двух, - не колеблясь отвечает Звёздочкин. Возраст малыша они с Олежей долго обсуждали заранее. — Хорошо, пройдемте тогда со мной. - женщина ведет Антона по какому-то коридору. Пройдя на два этажа вверх, они заходят в комнату, полную двух- и трёхлетних несуразных круглолицых малышей. Все они занимаются какими-то своими детскими делами, но стоит появиться Антону — сразу обращают на него своё внимание. Кто-то из них подходит к нему, дергая с интересом его за штанину, а кто-то просто смотрит. Однако находятся и те, кто даже не замечает гостя. Глаза у Антона разбегаются. Все малыши вне зависимости от пола, цвета или внешности очень хорошенькие. Как можно выбрать кого-то одного? Размышления парня прерываются всхлипами, раздающимися буквально в паре метров от него. Не раздумывая, Антон направляется к источнику этих звуков. Оказывается, это малыш с удивительными ярко-голубыми заплаканными глазками, пухлыми щечками и белобрысой макушкой. — Малыш, что случилось? — непроизвольно вырывается у Звёздочкина. Ребёнка так хочется утешить, обнять, прижать к себе. Это странное родительское чувство кажется чуждым, но очень приятным. — Врууммм! — обиженно показывая пальчиком на машинку, с которой сейчас играют другие дети, лепечет малыш. — Ты хочешь эту машинку, а тебе не дают? — голос Антона раздаётся приятным бархатом по комнате. — Угу — малыш умоляюще смотрит на взрослого. Антон мягко просит у детей поделиться машинкой и даёт её мальчику, который сразу же светится от счастья и хлопает в ладоши. — А как зовут этого мальчика? - обращается Антон уже к работнице, что всё это время стояла издали, наблюдая за Тошей и детьми. — Его зовут Рома, — мило улыбается женщина. Ей явно нравится, как Звёздочкин взаимодействует с детьми. — Хм, получается ты у нас Роман, - заливаясь в улыбке говорит сам себе Антон. Наконец-то настал этот день - долгожданный и нервный. Олежа то и дело проверяет все ли готово к приезду малыша, он так долго ждал, так много слышал о нем. Видел фото и видео за этот год и вот он его увидит. Звонок, дверь открывается и на пороге стоит Антон, а на руках у него маленький мальчик с пухлыми щечками и удивленными глазами. — Привет, меня зовут Олегсей, а тебя как? — мило улыбается Душнов мальчику, но тот лишь прячется, отворачивая голову и цепляясь за Антона. — Ну что ты, Рома, не бойся, тебя не обидят. - мягко успокаивая ребёнка говорит Антон. Олежа берётся за руку - неловко, ведь чего он ожидал, новое место, новый человек конечно ребёнок стесняется. — Ну раздевайтесь. — говорит в спешке Олежа, берет сумку из руки Антона и несёт её в комнату, подготовленную для нового обитателях их дома. Конечно, он знал, что будет нервничать, но не представлял насколько. Антон же спокойной раздел ребёнка, все шло своим чередом. Конечно, Олежа понимает, что так напирать нельзя, но так хочется приблизиться и обнять, сказать, как долго его ждали, но ему придется пока наблюдать. Мальчик не отходит от Антона не на миг все время держится за штанину взрослого, и сколько не говори и не успокаивай ребёнка, все равно ему страшно в непривычном месте, да ещё и новый человек. Олежа все это понимал, поэтому забота о Роме была на Антоне, а он же разбирал вещи по новенькому белому шкафу, что до сегодняшнего дня пустовал. Мальчик все же отпустил ногу Звёздочкина через час и начал изучать дом и внимательно смотреть и переглядываться с новым для него человеком - Олежей, что умиляло Антона, ведь эта игра в гляделки была взаимная и если у Душного взрослого получалось делать вид что он не обращает внимания, то у мальчика трех лет получалось это не очень хорошо. Так шло время к обеду. Олежа крутился на кухне готовя суп к столу, а Антон играл с Ромой в ожидании. Тут маленькая ручка тянет Антона к себе за рукав свитера. — А что будет на обед? — шепчет на ухо свой вопрос. — Суп. — спокойно переходит на шёпот Антон. — А какой суп? — продолжая шептать я спрашивает Рома. — Я не знаю, это нужно спросить Олегсея. — продолжая подыгрывать шептал Антон, косясь взглядом в сторону кухни. — Но я боюсь. — Давай подойдем вместе, мне тоже интересно. — ласково предлагает Звёздочкин. — Хорошо. — радостно шевеля ножками на стуле отвечает мальчик. Две фигуры приближаются к хлопочущему Олеже, который не сразу их замечает. Они перешептываются и слышится тонкий детский голосок. — Олегсей, а с чем будет суп? - отводя взгляд спрашивает мальчик. Олежа обращает на них внимание. И смотря прямо на смущающуюся маленькую фигурку. — А с чем ты любишь Рома? — радостно улыбаясь спрашивает Олежа. — С звёздочками. — тихо, смотря в пол мямлит Рома. — Тогда будет суп со звездочками. — Правда?! — внимательно ждал ответ мальчик. — Да. — Ура! — радостно восклицает мальчик и бежит обратно в комнату приговаривая себе - звёздочки, звёздочки мои. Такая мелочь и вызывает улыбку? Что-то не возможное эфемерное произошло, простая радость наполнил комнату и все нутро Олежи. А Антон лишь смотрит влюблённым взглядом на Душного и следует за Ромой оборачиваясь на секунду в сторону кухни. — Мы ждём любимый. — тихо разносится по комнате проникая в стены. Аромат заполонил весь дом, время обеда, пора звать к столу. Олежа аккуратно накрыл на стол и пошёл в сторону детской. Украдкой он прошёл к ним. Рома что-то увлеченно рисовал, не подпуская Антона к своей работе, так что он просто наблюдал. Олежа аккуратно наклонился к ним. — Кхм, пора обедать. — произносит тихо мужчина, будто боится спугнуть сидящих как зайцы на поляне Антона и Ромашку. — Рома, пойдём поедим и продолжишь. — обратился к мальчику Антон. — Да. только дорисую. — не отвлекаясь от процесса отвечал он. Так внимательно смотрел на лист бумаги, своими яркими глазами малыш. Разве можно его было отвлекать? — А что ты рисуешь? — поинтересовался, не думая Олежа. — Ромашки. — все так же не отрываясь от процесса отвечал Рома, старательно вырисовывая лепестки цветов. Карандаш не держится в руке выпадает, а он не останавливается берет его снова и продолжает. Олежа видит старания мальчика, видит его усидчивость и задаёт такой банальный и простой вопрос, но такой важный для ребёнка. — А почему именно ромашки? — Потому что они красивые, и я их люблю! — воскликнул рьяно мальчик, будто защищая свою работу, но это лишь вызывает порыв умиления у взрослых. — Да? Я тоже люблю ромашки. — непринужденно отвечает Душнов, смотря в удивлённый маленькие голубые глаза. — Ромашки, пойдёмте к столу. — со всей нежностью позвал их за собой Антон. Уже прошла неделя как Рома живёт с Олежей и Антоном, пока мальчик не привык к Душнову, но Олежу это не пугало. Он был искренне рад малышу, ему нравилось играть с ним, отвечать на банальные вопросы и смотреть на его новые свершения. Всё больше приходит осознание что теперь они с Антоном родители - отцы этого маленького любопытного комочка. Вечер. Ромочка капризничал и не хотел ложиться спать, так что Антону пришлось очень долго то укачивать, то увлекать сказкой ребёнка. Вот оно ощущение забот и приятных мелочей, то, чего так не хватало ему. Только есть жирное, противное масляное чувство поглощающее его. Кроме Оли с Димой, пока не знал никто что они теперь официально родители, он не мог позвонить родителям и как Оля и объявить, что они теперь дедушка с бабушкой, по крайней мере уж отцу он позвонить точно не может, да и не хочет слишком тяжело. Слишком уж ярко запомнились слова "Я не знаю термины, ты гей. Нет ты мой сын, но я не хочу ничего знать, мне неприятно. ". Связь осталась, но такая тонкая и неощутимая и совсем формальная "С днем рождения", "Новым годом", боле ничего, лишь сообщения и звонок раз в год и то которого в последние два года не было, конечно хотелось позвонить самому, но было ли уместно, мог ли он это сделать? Почему она сама ничего не пишет? Неужели собственной матери он тоже не нужен? Это не даёт покоя, а руки заставляет трястись, но тянуться к телефону- последнее что у него осталось. Как давно он набирал этот номер уже не вспомнить. Контактная книжка не записывает такие далёкие даты. Забылось, когда в последний раз отображался в журнале звонков. Но это дела прошлого, а сейчас это сейчас и вот решается нервничает, переживает, но уже слышны гудки что отдаются адской свирелью в голове - тяжёлое ожидание и вот он голос такой знакомый и привычный. — Ало, Олеж это ты, что-то случилось? — голос спокоен размерен, даже отдаёт материнским беспокойством. — Нет все хорошо мам. - тихо произносит Душнов. — Мам, я хотел поговорить. — быстро срываясь с губ дрожью вылетают слова. — Это срочно? Я сейчас немного занята. — Мам ты теперь бабушка. — Бабушка? Подожди Оля ждёт второго ребёнка? - женщина явно была в недоумении. — Нет мам, у нас с Антоном. Мы усыновили ребёнка из приюта. Мальчика ему скоро будет четыре года, знаешь такой чудесный солнечный. — невольно на лице расплылась улыбка, а на глазах выступили слезы, рассказал, поделился, так легко и так сложно. Слышно тяжёлый вздох и пауза. Это мгновение кажется длиться вечность. — Сын, но как? Когда? - голос становится все тише на линии тишина. — Уже как неделю официально мы его родители мам. — спокойно без лишних эмоций старается говорить Душнов слушая тяжелое дыхание и всхлипы матери. — Прости, прости меня, я даже не знала. — голос дрожит, тяжёлое дыхание, слышно — плачет, все понятно без слов и это режет сознание Олегсея. — Мам, я не виню тебя. Я не стал бы тебе звонить если бы винил. — слезы текут по его щекам, так давно этот вопрос был вне обсуждений, а сейчас все вскрылось как гниющая рана, тяжело, но легче. — Как его зовут? — неожиданно спросила Аполинарии, в попытке успокоить голос. — Рома Звездочкин мам. — нежно с облегчением лилейно произносит Олежа. — Я не обижаюсь мам, правда. — Душнов старается говорить чётко, но слабо выходит, по щеке уже сказывается слеза от некого облегчения и радости, что-то неожиданно теплое обволокло его изнутри. — Рома значит. — ласково говорит женщина. — Можно я его услышу? — Сегодня уже не получится, он спит, завтра можешь. — радостный мужчина убирает слезы с лица и остаётся лишь улыбка, от такого тёплого материнского голоса. Они говорят долго, много вспоминая все моменты что были упущены, про первое свидание, про глупые шутки с Олей и Димой, про Рому, заполняя все прорехи в их долгом молчании, складывая события, улыбки, грусть на полки, а самое важное создавали новое чувство — семейной теплоты и связи. Антон смотрит на коробку, предназначенную для вещей Олегсея, не понимая, почему он должен это делать? Мимика глаза все наполнено болью. Сложно поверить, что обладателя этих вещей нет в живых. Ещё недавно Олежа сидел на диване в гостиной Антона и со свойственной ему внимательностью собирал кубик-рубика, который сейчас, покрытый пылью и ненужный лежит в коробке. Хотя почему кажется? Это ведь и было недавно. Буквально дня три назад. Ничего не предвещало беды, всё шло своим чередом, забрать Рому из садика, приготовить ужин, разобраться с бумагами, уложить ребёнка спать, посмотреть фильм на ночь, обычный вечер. Как случилось то, что он складывает сейчас книги Олегсея? Как? В голове не складывается, не помещается эта мысль. Очередная книга, подаренная Антоном, буквально неделю назад. Олежа очень хотел её прочитать. Даже начал. Но учеба, экзамены и другие дела занимали практически всё время. Так и не закончил с книгой, не узнав финал истории. И больше не сможет узнать. С тяжелым вздохом Антон кладёт книгу в коробку. Раньше он смотрел на нее с улыбкой. Когда увидел в магазине, и понял, что Олеже она очень понравится, когда дарил, когда смотрел, как Олегсей её читал. Сейчас она вызывала лишь боль и скорбь. Улыбки главных героев с обложки казались фальшивыми, слишком широкими. Следующие в коробку отправляются какие-то тетради, ручки, карандаши и ластик в форме динозаврика. Олеже он почему-то очень нравился. Голубая старая кружка, которой парень пользовался кажется с самого детства, слегка облезлая, но тем не менее милая. Швейный набор, Им Олежа пользовался часто, зашивая то свои вещи или вещи Антона. Все эти вещи невольно вызывали воспоминания, связанные с ним. Как Олежа заваривал свой любимый чай, как угощал им Антона. Как сидел, скрестив ноги на кровати, и старательно зашивал плащ Дипломатора. Воспоминания были счастливыми. Но от этого только хуже. Чем Олегсей заслужил такой исход? Он был максимально хорошим человеком. Помогал всегда, когда мог и не просил ничего взамен. Не лицемерил, не осуждал других. Почему люди намного хуже его живут до глубокой старости, а ему был уготован столь короткий срок? Эти мысли злят Антона. Подобная несправедливость приводит в ярость. Он не должен был уйти так рано! Он ничем не заслужил смерти! От злости Антон ходит взад и вперед по квартире. То выходя в коридор, то возвращаясь в гостинную. Краем глаза он внезапно замечает какое-то движение слева, и испуганно оборачивается. Просто зеркало, самое обычное, уже давным-давно висящее в коридоре и отражающее невзрачные, однотонные стены, а также самого Антона - рассерженного и помятого. Куда делся вечно опрятный и чистый, словно сошедший с обложки модного журнала «Звёздочкин». Парень подходит ближе к зеркалу и смотрит на себя с отвращением. «Вот какой ты на самом деле» – пронеслось в мыслях, – «импульсивный, отчаявшийся, сумасшедший. Н е н о р м а л ь н ы й». В голове возникает голос, принадлежащий отцу Олежи - Михаилу. Злобно и яростно голос твердит о том, как Антон испортил жизнь Олегсею. Как он загубил его. Чувство вины поглощает Антона с головой, захватывает целиком. Ему до невозможности отвратно и противно смотреть на свое отражение в этом дурацком зеркале. И Антон не выдерживает. Со всей силы и злости он бьет в зеркало кулаком. Оно разлетается осколками. Некоторые впиваются в ладонь, раня ее до крови. Тонкие алые струйки стекают вниз по руке. Несколько капель падают на расположившуюся прямо под зеркалом тумбочку. Больно. Но сейчас на физическую боль Антону всё равно. Он и не такую боль терпел. К тому же душевная боль полностью её затмевает. Он заслужил. Он заслужил боль куда хуже этой. Такие мысли вертелись в голове у Антона, пока тот рассматривал израненную осколками руку. Затем вновь поднял глаза на зеркало. Оттуда на него всё также смотрело его отражение. Злое и очень-очень печальное. «Кем я стал?» - думает Антон, глядя в отражение. Он давно так не злился. Рядом с Олежей вся грусть и злость быстро уходили. А сейчас… Сейчас его нет. И Антон может злиться. — Дедуль, так значит, ты тоже знаешь эту сказку? — малыш воодушевлённо рассматривает цветные иллюстрации в старенькой потрёпанной книжке. Они вдвоём сидят в гостиной большого дома Звёздочкиных, перебирая детские книги. Наиболее интересные откладывали в сторону – их Антон бы потом забрал домой для часов их семейного чтения. — Да кто ж Жуль Верна не знает? Во времена моей молодость он был ух как популярен! Особенно история про капитана Немо, слыхал о таком, Ромка? – улыбается Эдуард, протягивая с верхней полки ребёнку ещё одну книжку. — Нет, папа Олежа ещё не читал… — печальное лицо внука не могло ни радовать Эдуарда. Много ли детей в наше время любят читать книги. Впрочем, с таким папой как Олегсей, это не удивительно – даже самая скучная книга в его исполнении становится невероятно увлекательной. Откидываясь на спинку дивана, старший Звёздочкин поворачивает голову в бок. — Эй, Тош, объясни-ка мне, почему про центр Земли Роман знает, а про капитана Немо нет? Антон, до этого сидевший за кухонным столом, удивлённо поднимает голову: — Потому что он ещё маленький? — Я не маленький! – восклицает мальчик, покрепче прижимая своё сокровище к груди. — Видишь, он не маленький! – Эдуард пытается быть строгим, но быстро проигрывает счастливой улыбке ребёнка так воодушевлённо отстаивающего собственные интересы. – Кстати, как дела у Олегсея? — Сегодня весь день будет на научной выставке, — Антон отпивает из кружки кофе, наблюдая за тем, как отец взял внука на руки. – Привезу его к тебе завтра, а то, небось, соскучился по новостям? — Мы ещё не закончили наш спор насчёт детерминированного хаоса! На гаджете Антона высветилось уведомление о входящем звонке. И он отдал бы всё, лишь бы никогда не поднимать трубку. В больницу Антон почти влетает, едва не сбив с ног случайную посетительницу. Та что-то кричит ему вслед, но в ушах тяжёлым набатом отдаётся лишь одно – «Приезжай, с Олежей случилась беда». Бежит наверх, по этажам, не чувствуя пола, упорно шепча под нос тревожным криком: «Будь в порядке, будь в порядке, будь в порядке!». Но, заметив знакомы силуэты в конце коридора, ненавидя себя за догадку, осознаёт – ничего в порядке уже не будет. Дима тихо шепчет, поглаживая по спутавшимся волосам содрогающуюся в его руках Ольге, о том, что всё наладиться, что она должна быть сильной, должна держаться. Сам едва ли сдерживается: глаза на мокром месте, тремор в руках, то и дело скачущий голос. Антон молча смотрит на них с минуту, пытаясь понять смысл происходящего. — Дмитрий? Побрацкий вздрагивает, поднимает на него испуганный взгляд, сильнее прижимая жену к груди. — Что произошло? – Дима хлопает глазами, смотрит на Звёздочкина так, будто видит призрака. — Что, чёрт возьми, с Олежей? – повторяет настойчивее и громче. Он слышит, как всхлипывает Ольга, и это его бесит. – Почему она плачет? — Олежи больше нет, — острая шпага попадает прямо в лёгкое, с губ слетает абсурдное «Ха?», мир застывает. — То есть… Нет? Олежи? — Мне жаль… Антон делает шаг назад, тянет за ворот рубашки, пытаясь сделать отчаянный вздох, пара пуговиц со звоном падают на холодный пол, закатываются под стулья, Антон едва удерживает равновесие сам, вовремя цепляется за стену. — Но как?.. Снова игра в молчанку – неуместная и ужасно раздражающая. У Антона нет времени ждать. Антону нужны ответы здесь и сейчас. Он хватает Дмитрия за грудки и успевает прислонить того к стене прежде, чем он успевает среагировать. — Что произошло? — Авария… На большой скорости… Практически мгновенно… — Что мгновенно?! — Олежа умер сразу, до приезда скорой. В морг его не пустили. Ольга ничего не смогла сделать. Начался отсчёт дням-километрам. 16 июня 2032 Антон Звёздочкин не успел. С момента смерти Олегсея прошло пять месяцев. Пять месяцев он уже лежит под землёй. Тихий, спокойный, вечно спящий мальчик. Пять месяцев, как он ушёл из жизни Антона, оставив того в вечном одиночестве и печали. Не слышно больше его голоса, тихого звука шагов. Он больше не обнимает Антона, не целует его в щёку. Его просто больше нет. День за днём сплошная тишина и холод в душе. Антон не может это выносить. Не может больше жить с чувством скорби в груди. Скрепя сердцем Антон всё-таки решается проведать возлюбленного. Он покупает букет живых ромашек и едет на кладбище, сдерживая из последних сил чувства. Там он находит нужную могилу и какое-то время просто смотрит, пытаясь отрицать реальность. Какая-то его часть всё ещё хочет верить, что это ужасная шутка, ошибка, чья-то оплошность. Что Олегсей жив и скоро придёт домой. Но прошло уже пять месяцев. Он не вернулся. И не вернётся. Он здесь. Под землёй. Навсегда. Хочешь – не хочешь, придётся это принять. Такова суровая реальность. Антон подходит ближе к могиле. До этого он стоял в некотором отдалении, с расстояния десяти шагов взирая на украшенное искусственными цветами могильное место. Но чем ближе подходишь, тем больнее. Сквозь вечную маску спокойствия эмоции уже рвутся наружу, вызывая головную боль, на которую Антону сейчас, впрочем, как и во всё последнее время, всё равно. И вот наконец он подходит достаточно близко, чтобы возложить цветы. Последний букет, подаренный возлюбленному. Букет живых ромашек – его любимых цветов. – Я скучаю - тихо, еле шевеля губами произносит Антон, склоняясь над могилой. - ты не представляешь, как я по тебе скучаю. Какое-то время парень смотрит на могилу, переживая внутри все накопившиеся эмоции. Тоску, печаль, одиночество, страх, обиду на несправедливость вселенной, горе. Но не плачет. Просто не получается почему-то. Антон не из тех людей, что льют слёзы. Он по природе сдержанный. Привык держать всё в себе. Обычно он всегда выглядит спокойным. Но в этот раз руки предательски трясутся… Антон возвращается домой. Легче ему не стало. Наоборот, эмоции подавляемые долгое время, проявились в сознании с новой силой, ломая Звёздочкина изнутри. Антон терпит. Он всегда терпит. Но сейчас почему-то в голову стали потихоньку закрадываться мысли о том, что возможно пора перестать терпеть. Пора отпустить всю внутреннюю боль, страхи, сомнения… избавиться от всего разом. Раз и навсегда. Словно в наваждении парень идёт в ванную, забыв обо всем. Им руководит заманчивое желание навсегда прекратить свои страдания, тоску, боль. И наконец расслабиться. Впервые за очень долгое время. Заходя в ванную Антон вертит в руках предварительно взятый с кухни нож. Чистый, слегка блестящий. Подушечкой пальца Звёздочкин слегка касается лезвия. Острый. Достаточно острый, чтобы разрезать кожу. Неспешно парень садится в ванную продолжая вертеть острый предмет в руках. Но не может заставить себя решиться закончить всё. Страх. Естественное явление. Страх смерти ещё естественней. Со вздохом откладывая нож, Антон достает пачку сигарет, припрятанную в тумбочке в ванной, которую купил когда-то, но так и не начал курить. Сейчас самое время. Дым от подожженной сигареты заполняет комнату, пропитывая её едким запахом. Звёздочкин размышляет. Размышляет о том, что держит его в этом мире. Ради чего ему вообще стоит остаться. Он уже не испытывает никаких чувств к собственному сыну, он для Антона лишь очень неприятное напоминание о том времени, когда всё было так хорошо, что лучше даже и представить нельзя. О счастливом времени, которое безвозвратно ушло. Кануло в небытие. И больше ему никогда не будет так хорошо, так весело, так тепло на душе, как в те светлые, прекрасные дни. Отчаяние сильнее страха. Отчаяние заполняет каждую клеточку тела Антона. Толкая к тому, последствия чего необратимы. Да, здесь он больше не может быть счастлив. Не может больше наслаждаться жизнью, зная, что его любовь, его душа и сердце, Олежа мёртв! Что никогда он больше не улыбнется Антону, не возьмёт за руку, не поцелует смущённо в щеку, не попросит о помощи... А ведь Звёздочкин всегда рад помочь. Готов на что угодно ради возлюбленного. Но сейчас всё уже бесполезно. Нету в этом мире того, что способного вернуть человека из мертвых. «Скоро... Скоро мы будем вместе...» – тихо шепчет Антон, закрывая лицо руками. Сигарета уже потухла, остался лишь окурок, что летит в угол комнаты. Обычно Звёздочкин не мусорит. Но сегодня похоже исключение. Руки у него трясутся, пока Антон берет нож и потихоньку делает первый надрез. Алая кровь капает на белоснежную эмаль ванны, стекая по руке. Каждый надрез отдается острой болью, чем глубже чем сильнее. Но в голове у Тоши лишь одна мысль – "хочу, чтобы всё закончилось, хочу присоединиться к нему". Сейчас Антон искреннее верит, что ещё чуть-чуть, и он снова увидит Олежу, снова сможет обнять его, и тогда их уже ничего не разлучит. Никогда. Сознание постепенно отключается. Слишком много крови потерял парень. Слишком много эмоций пережил. Ещё пара надрезов и Антон бессильно опускает руки, проваливаясь в бархатную темноту. С тихим звяком нож падает на светло-голубую кафельную плитку, покрывающую пол. Капающая кровь тихо отсчитывает время, уготованное Звёздочкину, с каждой секундой приближая его к смерти. Возможно, это бы и случилось, не реши Дима именно в это время заехать за некоторыми вещами для Ромы, который сейчас жил у них с Олей. Подходя к квартире Побрацкий к своему удивлению обнаруживает приоткрытую дверь. Антон забыл запереть из-за навалившихся на него эмоций. – Э.. Антон? У тебя дверь не заперта. Всё норм? – с такими словами Дмитрий входит в квартиру и удивляется, не получив ответа. Диме немного страшно находиться одному в чужой квартире в полной тишине, поэтому, разуваясь он начинает искать Антона, проходясь по всей квартире, несколько раз зовя парня по имени. К сожалению ответом ему служит лишь гробовая тишина, прерываемая лишь тихим капанием воды в ванной. Поняв, что в других комнатах Звёздочкина точно нет, Дмитрий направляется туда. То, что он видит повергает его в шок. Трясущимися руками Побрацкий звонит в скорую. Дима открывает дверь, встречает друга с фотоальбомом для Ольги и, как истинный хозяин, приглашает пройти на кухню. – Антон, тебе чай или кофе? – пытаясь проявить гостеприимство, спрашивает Дмитрий, но ему не намереваются отвечать. Дима знает Антона ещё со времён университета. В нём он всегда видел лоск и хладнокровный взгляд, прямую осанку, спокойствие которое пронизывало и поглощало тебя полностью. Сейчас же Антон стоит перед Дмитрием, а тому с трудом верится, что в глазах того самого раздражающего его когда-то Звёздочкина нет ничего кроме пустоты. Осталась лишь оболочка – кукла продолжающая существовать. – Слушай если хочешь поговорить, давай поговорим. На его вопрос никто, не отвечает. Дима присаживается рядом с Звёздочкиным. – Я понимаю это тяжело и, кажется, что жизнь оборвалась и дело не только в том, что он был твоим мужем... Знаешь, мне тоже тяжело, потому как Олежа стал мне почти что старшим братом и его никто и никогда не заменит… – пока Побрацкий говорит, попутно наливая чай, а после ставит напротив слушателя. –Только вот, нужно жить дальше. Да, возможно, не ради себя, но хотя бы ради… Ромы? – Антон хмурится. Дима отпивает из чашки. – Блин, знаешь, мы как-то так ссорились с Олей. Думал уже подавать на развод, и вот тогда подумал, что слишком уж люблю Ваську, она такая умница и красавица, очень талантливая и не могу я её бросить. Понимаешь, даже если бы я умер, она бы жила дальше! Да, это тяжело пережить всё это, но ведь есть Рома, и если жить дальше не для себя так хотя бы ради него? Он уже ваш ребёнок, который унаследовал всё самое лучшее от вас… – Дима молчит, перебирая мысли. – Ты ведь сам так радостно рассказывал о вашей первой встрече, я помню, как ты светился от счастья, бегал с документами… Просто знай, Тох, я помогу, ты хороший друг! Не то чтобы я много могу… Но я постараюсь, правда. – слова заканчиваются, взгляд соскальзывает на слушателя в надежде увидеть хотя бы намёк на огонёк в его глазах. Антон всё же поднимает истощённый взгляд на Диму, пытаясь проявить хоть что-то похожее на эмоции, но за последние пару дней чувства настолько истощились, что все мышцы на его лице забыли, как их выражать. Лишь слабый призрак благодарности ложится на его лицо и с губ срывается тихое и измождённое. – Спасибо, Дим. – Антон, ты ведь понимаешь, что так больше продолжаться не может? Взгляды Марии и Эдуарда прошивают насквозь, бежать некуда. Между ними кухонный стол и больше ничего. Шторы задёрнуты, свет притушен, малыш крепко спит. Разговор неизбежен. Антон не прячется. В этот раз не прячется. Знает, что они скажут, о чём попросят. Скорее бы закончить всё и вернуться домой. Дома будет проще. Дома он спрячется в ракушку — закроет дверь, выключит свет, рухнет, не раздеваясь, на огромную двухспальную кровать, зароется в одеяле, и, содрогаясь от адского, пробирающего до костей холода, попробует уснуть тревожным сном в надежде, что наутро пустота отступит. Что хотя бы на миг дышать станет чуточку легче. — Мы не против за ним приглядывать, но он твой сын, Антон. Ты должен быть рядом с ним, понимаешь? – в глазах Марии не осталось ничего, кроме боли за сына. — Мам, я… — Уже два месяца прошло. Я понимаю твою боль, но она нездоровая. Тебе нужна помощь опытного специалиста. Эдуард старается сохранить образ человека, не испытывающего никаких эмоций, но вид измождённого, уставшего от жизни сына не может не резать отцовское сердце. Уже не тот возраст, чтобы прятать реальные чувства за бронёй равнодушия. — Пора учиться жить дальше. Ты не сможешь до конца жизни убегать от реальности. Глаза старшего Звёздочкина горят сочувствием и отцовской любовью. И это его ошибка — Антону не нужно ни то, ни другое. Антон сбегает. Торопливо благодарит родителей за советы и спешит уйти, ссылаясь на ворох незаконченных дел по работе, на которой последние два месяца не появляется вовсе. Садясь в такси, он впервые за долгое время набирает Ольгу. — Мне нужна твоя помощь. Обременять родителей, оставляя у них сына на ночь, он больше не может. — Антон, мы всё понимаем, — говорит Ольга, и её руки ложатся поверх рук мужчины. Побрацкая кидает быстрый взгляд в сторону, прежде чем ободряюще улыбнуться. — Он не доставит нам хлопот. Я всегда дома, да и с Васькой нашей он, кажется, подружился. Всё будет хорошо. Нам всем просто нужно время, чтобы привыкнуть… Её глаза такие же пустые, как и глаза Звёздочкина. Её надломленное «всё будет хорошо» не внушает надежды, и время ран не залечит. Не сгладит сколы. Не склеит осколки. Не добавит ощущение тепла в доме, улыбки в хмурый день. Не заполнит пустоту внутри. К переменам привыкнуть они не смогут. Антон уж точно. Уж слишком крепко корни пустил в человека, много вложил времени, чувств, души. Теперь гниёт заживо. Дима слышит восклицание Оли, быстрым шагом направляется в комнату. Он видит друга, живого друга, со взглядом мертвеца, которого насильно вытащили из могилы. Побрацкий не может спокойно смотреть. Слишком свежи воспоминания о том, как он судорожно звонил в скорую, вытаскивал его из ванной и бинтовал ему руки. Дмитрий гнал, нарушая все правила дорожного движения, молясь всем известным, мать его, богам, чтобы его последний лучший друг не умер на заднем сидении его автомобиля. Слишком ярко маячила кровь на руле, на руках Димы, на теле Антона. Всплывало отвратительным, тошнотворным воспоминанием лицо Олежи… То, что осталось от Олежи… Почти до боли, до крика умолял врачей о помощи, передавая им почти бездыханное тело. Потом, услышав спасительное: “Вы вовремя”, осел на пол и, выдёргивая волосы на голове, заскулил тихо, почти беззвучно: “Спас”. А сейчас он вынужден услышать то, что не может вынести, сколько бы мужества и терпения у него не было. Дима внимательно смотрел в глаза своей жены, наполненные болью и подступающими слезами. На её лице застыли шок и неверие в слова Антона. Сам же Антон как кукла смотрел на неё пустым и бездушным взглядом. — Оль, я всё решил, — его голос тихий, вымученный. — Как ты можешь такое говорить?.. — воздух будто кончился в груди. — Вы так долго шли к этому, столько потратили сил. Ты сам лично ездил целый год на свидания, делал все справки, так много говорил о нём. И сейчас ты смеешь такое заявлять?! Что бы сказал Олежа? — Оля опять срывается, её голос дрожит, слезы обжигают щеки. — Его больше нет, Оль. — Да как ты можешь! Как ты можешь так поступить? — у неё нет больше слов, в глазах только боль и гнев. Диму будто мелким стеклом изнутри режет. — Антон, я понимаю насколько тебе тяжело. Я помню наши походы к врачу. Но ты сейчас серьёзно? Просто… Возьми себя в руки, в конце концов. Знаешь, иногда нужно идти через силу, даже когда сил нет, а ты, ты… — Побрацкий замолкает, глотая последние слова. — А ты слабак, эгоист и трус, — заканчивает фразу мужа Ольга. — Я вас понял. Пойду, пожалуй, — чётко, без злобы говорит Антон, встаёт и идёт к двери. Пара движений, и дверь захлопнулась, и что-то внутри Димы тоже.Утром Антон заходит в детскую комнату, освещённую лучами солнца, пробивающимися через тюлевые занавески, и будит Рому, тормоша его за плечо, небрежно и быстро. Нехотя, сонно мальчик разлепляет веки и смотрит на родителя своими любопытными голубыми глазками, словно спрашивая, зачем его разбудили в выходной, но вопроса он не задает, всецело доверяя действиями взрослого. — Давай вставай. — чётко и спокойно разливается звук голоса, взгляд отведено в сторону, а слова как заученный монотонный текст идут дальше — Сегодня мы отправимся в путешествие. Старается не смотреть говорить хоть на одну долю живее, чтобы окончательно не пугать ребёнка, но почти незаметная нотка печали всё же проскальзывает в его голосе. Благо, малыш слишком взволнован и рад предстоящему путешествию, чтобы заметить грусть в голосе папы. Топая босыми ножками по полу, Рома заходит в ванную, чтобы умыться и почистить зубки. Привычный ритуал каждое утро повторяющийся, простой и не сложный, малыш о нем даже не думает о нём просто делает, в отличие от Антона прилагающего для таких обыденных вещей массу усилий. Даже побриться для него стало ужасно тяжелой задачей, настолько что без пореза не обошлось. Что уж говорить о заботе за маленьким ребёнком? Они идут по улице. Шаги Антона медленные, размеренные в руках сумка тяжелая. Шаги Ромы быстрые, резвые, немного неуклюжие. Ребёнок изо всех сил старается поспевать за папой, но иногда все же отстает, отвлекшись то на разглядывание осенних листьев, лежащих в траве, то на пролетающих в небе птиц. Антон раздраженно останавливается и ждёт, подгоняя малыша. Да и тому явно самому не терпится добраться до конечной точки их путешествия, пока он не знает, что это за место. Антон садит малыша на кресло делает это механически точно и так бездушно, кажется со стороны, но он то знает что делает он это из чувства глубокой любви, чтобы не ранить ещё больше, лучше он уйдёт сейчас нежели он найдёт его дома мёртвым. Антон прекрасно это понимает. Но сейчас он пытается отогнать эти мысли, сейчас не время. Садится за руль. жмёт газ. уже на автомате едет, забыв пристегнуть ремень, вдруг вспоминает об этом делает это механически. Пытаясь игнорировать вопросы Ромы. — Пап, а куда мы едем? — с наивным интересом спрашивает мальчик ещё не зная что его ждёт. Тишина была ему ответом. А каждый новый вопрос раздражал, в голове лишь желание тишины. Слова его не трогают, но что-то цепляют как методические опилки. Небо ясное, а в далёкие виднеются здания уже рядом. Машина останавливается. Антон открывает дверь, пересаживает Рому на переднее кресло машины. — Роман, нам нужно серьёзно поговорить, повторяться не буду. - Антона постукивает пальцами по рулю долго собирается с мыслями. - Олежи больше нет. Он не когда к нам не вернётся, он умер. И сегодня я тоже уйду. Не задавай лишних вопросов, так нужно. Мальчик не знает, таких страшных вещей не осознает, но внимательно внимает страшным словам взрослого. — Это не легко, но однажды ты поймёшь, не сегодня, не завтра, но однажды ты разберёшься. Сейчас мы пойдём туда где о тебе смогут позаботиться, я не могу это сделать. — отворачивается в непонимание как это объяснить ребёнку, сам не разобрался даже, да и зачем он пытается. Неужели нельзя без объяснений, просто быстро, без этого всего?! Без этих глаз не понимания и глупых вопросов " Ты меня бросаешь?" без всего этого, легко и просто. — Сейчас мы пойдём с тобой в заведение где о тебе позаботится, не плачь и будь мужчиной Ром. — попытка оградить себя, от ещё большей ямы, тщетно. Мальчик затих и потух, его вели за руку, а на перевес его руке в другой у большой взрослой фигуры тяжёлая сумка. Они заходят в знакомое здание мрачного серого цвета. Рома узнает его, а потому и пугается, жмётся ближе к родителю. Не понимает, что они здесь делают. Папа же не бросит его? Не оставит здесь? В ярко-голубых глазах малыша теснятся страх и непонимание. Он смотрит на Тошу в ожидании ответов, но тот упорно продолжает молчать идя вперед и ведя Рому вслед за собой. Спустя несколько лестниц и коридоров они оказываются в нужном помещении, где Рому уже ждет воспитатель. Звёздочкин подводит малыша к ней и отпускает его крохотную детскую ручку, которой ребёнок держался за папу, словно утопающий за соломинку. — Пап, ты уходишь? Навсегда? — в голосе малыша чувствуется страх и волнение, печаль и слезы. Рома начинает плакать, понимая что его вот-вот бросит самый важный в его жизни человек. Слёзки стекают по его пухленьким щёчкам. Он смотрит на антона взглядом умоляя его передумать. Ведь он не понимает, с чего вдруг любящий отец решил так жестоко поступить с ним. Антон ничего не чувствует смотря на малыша. Только раздражение. Приступы совести заглушаются голосом разума: "я больше не могу о нем заботиться." Антон принял это решение ещё давно. Он обдумал, взвесил его. Это серьёзный шаг, а не секундная прихоть. — Перестань плакать, Рома — в голосе чувствуется холод, даже при том, что Антон постарался это скрыть. — У меня просто нет другого выбора. Ты должен это понять. Так будет лучше для нас всех. — Но... но папа... — малыш не понимал, не мог понять в силу своего юного возраста, через что проходит его уже бывший отец и почему он просто не может принять другое решение. — Я отказываюсь от тебя потому что другого выхода нет! — еле заметно, но Звёздочкин всё же повышает голос, раздражение потихоньку нарастало. - ты сейчас должен вести себя как мужчина. Вытри слёзки и стой спокойно, пока я подписываю нужные документы. Тихо всхлипывая мальчик наблюдает, как Антон отходит от него и занимается какими-то бумажками вместе с воспитателем. Он не понимает что это и для чего, просто из последних сил надеется, что папа передумает, что не оставит его в этом ужасном месте. Но Антон не передумывает. Да он и не собирался. Закончив с бумагами, он направляется к выходу, но в этот момент Рома не выдерживает и со всех ног бежит к Тоше, хватает его за ногу, и слезы текут с новой силой. — Папа, не бросай меня здесь, папа не бросай меня здесь, я исправлюсь, я буду хорошим, только пожалуйста, не уходи - истерично плачет малыш, как можно крепче сжимая брюки Антона. С тяжёлым вздохом Звёздочкин опускается на колени и крепко обнимает малыша, прижимая к себе его крохотное тельце. Обнимает тепло, аккуратно. Но не чувствует при этом ничего. Ни любви, ни привязанности. Абсолютно холодные, медленные, размеренные движения. Без какой либо души. Просто чтобы утешить. Чтобы перестал рыдать. Антон держит крепко, держит долго, пока Рома окончательно не успокаивается. Затем отодвигает от себя, придерживая за плечи, смотрит строго в глаза и спрашивает: "успокоился?" Мальчик чуть кивает, силясь, чтобы снова не разреветься, шмыгает носом. Антон встаёт. Он хочет сказать "Прости", но понимает, что просто не сможет. И сказать "прощай" он не сможет тоже. Поэтому просто кивает воспитателю, прощаясь с ней и уходит. Уходит навсегда.