Последний аккорд

Блондинистые брови сходятся на переносице. Холодок бежит где-то около позвоночника, но девушка уже привыкла. Та опирается локтями о бортик катка, листая плейлист. Наушники крепко вставлены в уши, волосы собраны в пучок. Такой же, который она носила когда-то давно. Айстер улыбается, находя нужную композицию, после чего заводит руку за бортик, открывая задвижку. Она выходит на лёд, включая песню, которая шла за нужной. Три минуты на раскатку. Лезвия касаются льда, когда она засовывает телефон в карман олимпийки, скрывающая сине-чёрное платье. Странно чувствовать все эти рёбра и зубцы, быть теле-ведущей сферы, в которой до этого Харуми ничего не понимала. Но, её новая подруга оказывается уже давно как открыла шоу "Ледниковый Период", и сама уже давно является тренером фигурного катания. Из-за превосходной формы Харуми привыкла очень быстро, просто нужно было больше практики. Лёгкое отталкивание - перекидной. Дальше двойной лутц, тройной тулуп, аксель, стоит. Даже четверной поддался по напором. "Сделано" - как бы сказала Стефа. Мышцы разогреты, блондинка пару раз похлопала себя по бёдрам, разогревая. Десять секунд. Центр. Глаза той закрываются, руки обхватывают тело, словно пытаясь создать кокон, который бы защитил её от прошлого, от тупой боли, которая приносила судьба новыми, хлёсткими пощёчинами. Кровавыми, тонкими ранами не щеках или груди. Не тонуть, не тонуть, не тонуть, а плыть По течению, против - уже не суть, Плыть и плыть, не тонуть, не тонуть, не стыть, Ухватившись за тонкую чувства нить. Она оживает, прогибается в спине, дальше быстро вращается вокруг своей оси, после чего останавливается, выводя руками нечёткие, плавные линии. Эту программу она поставила себе сама, даже как-то особо не думая, да и не за чем. Единственным зрителем была её душа, которая сидела закинув ногу на ногу на трибунах. Не тонуть а плыть. Чёртов закон, который блондинка не вынесла, не сдержала и позволила себе утонуть в море слёз и боли. Слёзы, слёзы, слёзы... Девушка едет чуть дольше и со всей силы отталкивается от тонкой поверхности, чувствуя как парит в высоте, но не долго. Лезвие конька столкнулось со льдом, не падать. Стоять. Тихие ноты льются в наушники, и она пропадает в них. Нет, даже не так. "Злой рок" пропадает из виду, образ, который был навеян ей самой, чтоб люди боялись, чтоб не понимали, и даже не пытались. Вот только на самом деле она не такая. Ей не нужно постоянно быть такой. Песня вскрывала свою собственную душу, помогая это делать Харуми, которая просто боялась это сделать. Которая боялась что кому-то что-то не понравится. А она ведь всегда чего-то боялась... Или ты, сомневаясь, дурак, опять солги У любви тридцать семь оттенков, пять сторон У любви, родной, не назвав пароль Не напросишься силы, чтоб среди реки Не тонуть, не тонуть, не тонуть, а плыть По течению, против - уже не суть, Плыть и плыть, не тонуть, не тонуть, не стыть, Ухватившись за тонкую чувства нить. Движения стали чёткими, обрывчатыми. У любви тридцать семь оттенков, пять сторон... Как же это чертовски верно и правильно. Любовь. Штука, в которую играются беззаботные дети, никак не Харуми. Но черт возьми, она то и попалась в эти сети. Тот блондин, тот самый милый Зелёный Ниндзя, который вытаскивал её из бед, который смог помочь... но потом оттолкнул. Больно. Чертовски больно. На глаза наворачиваются слёзы, когда та прикладывает руки к сердцу, а потом с силой отталкивает от себя, скользит назад, выгибая спину и отчаянно откидывая голову назад, запуская пальцы в корни белых волос. Какая же дура. Почему не поняла. Почему не осознала. Всё же могло выйти по другому. Почему не изменилась... Не тонуть, не тонуть, не тонуть, а плыть По течению, против - уже не суть, Плыть и плыть, не тонуть, не тонуть, не стыть, Ухватившись за тонкую чувства нить. Так что ты, сомневаясь, дурак, не смей лгать А то выйдет любовька, выйдет, да уйдет А то так и останешься вязнуть во мхе болот: Одинок, немолод, не моден, идиот Одинок, немолод, не моден, идиот Одинок, немолод, не моден, идиот Не успевший успеть сказать... Подхватывая конёк, тащит наверх, занося левую ногу над головой. Не тонуть... Не тонуть... Не тонуть... Губы невольно шевелиться в такт песни. Сердце буквально обжигается, кровоточит от переполняющих чувств сожалений и боли. Сожалеет. Так чертовски сожалеет. Что потеряла его. Ведь ей нечего терять, ничего не осталось. Кроме любви Ллойда к ней. А она его разбила. Разбила человека, который мог помочь, поддержать, утешить. Сломала его, о чём сейчас сожалеет. Руми вновь отправляется в "полёт", но не докручивает и падает больно ударяясь бедром об твёрдый лёд. Когда-то так рассыпалась её душа. Не тонуть, не тонуть, не тонуть, а плыть По течению, против - уже не суть, Плыть и плыть, не тонуть, не тонуть, не стыть, Ухватившись за тонкую чувства нить. Не тонуть, не тонуть, не тонуть, а плыть По течению, против - уже не суть, Плыть и плыть, не тонуть, не тонуть, не стыть, Ухватившись за тонкую чувства нить. Не тонуть а плыть... по течению против, уже не суть. Те важные слова, которые она забыла. Не внушила. И сломалась. К чертям сломалась. И ломала других. Без капли жалости. Ломала так, как ломали её. Ведь когда та обрушилась, когда слёзы кислотой лились по лицу, её никто не жалел. Так и она жалеть не будет. Вращение. Лёгкое, с абсолютно прямой, вытянутой ногой, после чего та тянет за чёрную материю, прикреплённую к плечу и натягивает на себя, словно капюшон. Капюшон, который напрочь отрезал от всего мира. Ниндзя никогда не сдаются. Но ведь она никогда не была достойна быть Ниндзя... Харуми заправляет прядь волос за ухо, выключая свет на арене, закрывая дверь и бортик на ключ. Переодевшись, блондинка закинула сумку на плечо и вышла с катка. Тут - то Харуми увидела фигуру, стоящую около стены. -Извините, съёмки Ледникового Периода закончились. Вы кого-то ищите? - Сказала она, подходя ближе. -Ага. Тебя. - фигура вышла на свет. Ллойд. Брови взлетели вверх. -О. Здравствуй. - поздоровалась Руми, нахмурившись. Только его не хватало. -И тебе не хворать. - улыбнулся парень. Тишина. Неловкая, словно кто-то пытался что-то сказать, но не мог. Или не хотел. Люди думали, что у них всё наладилось. Нет. Ничего у них не наладилось. С чего бы это? -Ты зачем пришёл? -Руми... Давай просто поговорим. - тихо сказал Гармадон. Костяшки парня нервно хрустнули. Губы сильно сжались. -Я когда-то просила тебя о том же, Ллойд. - Ответила Айстер, сложив руки на груди. Больно. Парня передёрнуло. Воспоминания о ссоре болезненно отдавались в сердце каждого. -Да, я знаю. - Честно признался тот. -Я скучаю. -И это ты понял только сейчас? Фыркнула блондинка. -Нет. Прошептал тот. -Я понял, что не смогу без тебя. И вновь тишина. Долгая муторная. Руки сползли с туловища, когда брови вновь нахмурились. Он был ей нужен. Ключевое слово - был. Он был ей нужен, когда та молила о помощи, когда окончательно доламывалась, а Ллойд её оставил. Она не винила, нет. Прекрасно знает, что виновата сама. Ллойд любит - видно сразу. Харуми видит это в его глазах, которые никогда не умели ничего скрывать. Таких ребяческих, наивных. Наивные глаза, которые в тот раз кидали гневные, ненавистные взгляды на Харуми. Она помнила каждое пропитанное ядом слово. Прекрасно помнила. Вот только... сейчас, когда он пришёл просить о помощи, она готова помочь. Она готова, вот только именно сейчас осознаёт, что это бессмысленно. Им надо остаться одним. Так будет лучше... для всех. Именно поэтому Харуми улыбается, и просто хлопает Ллойда по плечу, обходя стороной. Всё у него будет. Но сейчас он должен остаться один. Айстер многого не знает, но знает, что сейчас делает правильный выбор, каким бы сложным он не был. Слышите? Это последний аккорд. Именно из-за этого за капюшоном Харуми прятаться больше не будет.