Глава 8: Твоя Извечная Ложь
Крики Джона проникали в каждую клеточку его тела, сотрясая кости и вызывая ледяной озноб вдоль всего позвоночника. Гоуст ощущал, как все мышцы Соупа были напряжены в попытке выбраться из захвата, и изо всех сил старался не дать дрожи перетечь на руку, которой доставал пулю. — Саймон, пожалуйста! — умолял он, и слёзы катились по его лицу. Острая боль пронзила грудь Гоуста, но он наконец смог хорошо ухватиться за покорёженный металл и потянул вверх, держа пулю как трофей. Джон хватал ртом воздух и задыхался им же. — Напомни никогда больше не ловить пули рядом с тобой. — Я запомню. — Эй, слезай уже, — Джон дёрнулся под его телом. Гоуст смотрел на него с любопытством. — Ну же, элти. Ты тяжёлый, зараза. Гоуст просто… смотрел. Затем вонзил палец в пулевое отверстие. Крики Джона раздались вновь, но теперь в них слышалась не только агония, но и… ужас. — Хватит, хватит, хватит! — он забился под Гоустом и схватил за запястье, в безнадёжной попытке убрать его руку. С тошнотворным хлюпающим звуком Гоуст зарывался всё глубже, пока его ладонь не оказалась полностью внутри чужой руки. Крики Джона стали бессвязными. Прикладывая силу, Гоуст продолжил углубляться, с любопытством наблюдая, как собственное предплечье исчезает в чужом теле, проталкиваясь сквозь жировую ткань и сухожилия. Добравшись до грудной клетки и ощутив ладонью отёкшие лёгкие, он нежно коснулся сердца Джонни… И раздавил его.
❖❖❖❖❖
— Никогда его таким не видел. — Это ты его ещё ночью не слышал, капитан. Крики. Думаю, его мучают кошмары. Мне пришлось перебраться этажом ниже и спать на полу в комнате людей Алехандро. Не хочу показаться бездушным, просто я… не мог уснуть, слыша, как он снова и снова выкрикивает имя Соупа… — Нет-нет. Береги себя, Гас, — вздох. — Пару раз в день я оставлял еду у его дверей. Иногда он её забирает, иногда нет. Он ступил на тропу войны. — В каком смысле? — Не уверен. Мы получили информацию, что некоторые члены картеля и остатки «Теней» Грейвза поддерживали связь. Он исчезает на несколько дней, потом возвращается весь в грязи и крови. Полагаю, он жаждет мести. — Чёрт… — Да уж. На днях он заявился и направился прямиком к месту содержания Валерии, бросив перед ней… человеческую голову. С торчащим куском позвоночника. Гас застыл. — Господи боже. — Знай ты хотя бы половину, Гас… Понадобилось шесть человек, чтобы вытащить его из камеры. Мне почти повезло, что он не убил нас прежде, чем вернуться за ней. — Сочувствую каждому невезучему ублюдку, до которого он доберётся. — Как и я.❖❖❖❖❖
Гоуст стоял в дальнем углу камеры Валерии, небрежно прислонившись к стене и согнув одну ногу в колене. Она не заметила, как он появился из маленького окна, расположенного вне её досягаемости. — El Sin Nombre, — прошелестел он, смотря на свои руки и лениво вращая нож. На нём была обычная чёрная толстовка с накинутым капюшоном поверх незатейливой чёрной балаклавы. Джинсы в пятнах запёкшейся крови. Руки в привычных перчатках. Она посмотрела в его сторону и, стоит отдать ей должное, не вздрогнула. — Maldito vaquero fantasma, — засмеялась она. — А я всё думала, когда же наконец увижу тебя снова, pendejo. Какие угрозы заготовил на этот раз? Не поднимая головы, он взглянул на неё стеклянными глазами. — Даже не знаю, Валерия, — сказал он, отталкиваясь от стены. — Джон МакТавиш мёртв. А тело наверняка разлетелось на миллионы кусочков, — он медленно подошёл к ней и остановился, смотря сверху вниз. Её тело прошибло дрожью. — Я дал тебе слово, Валерия, — его дыхание коснулось её лица, когда он наклонился, вдыхая исходивший от неё запах алкоголя. Голос почти перешёл в намекающий шёпот. — Как думаешь, с чего мне начать?❖❖❖❖❖
— Что-то не сходится. Я знаю, что он привязался к нему, но он же не в первый раз видит чью-то смерть… В чём дело? — Думаю, в чём-то большем, чем просто привязанность. Гас уставился на него. — Я… О чём ты?❖❖❖❖❖
Саймон медленно приходил в сознание, вдыхая запах гниющей плоти и костей. Открыв глаза, он моргнул — на мгновение показалось, что он ослеп, пока не понял, что его окружала тьма. Оказавшись в ловушке, он начал слепо ощупывать всё, пытаясь сориентироваться. Что-то твёрдое и смутно похожее на человеческое тело находилось под ним. Он был заперт. В чёртовом гробу. — Ёбанный ад… — выругался Саймон, стараясь дышать поверхностно. Он не был уверен, что ему удастся глотнуть свежего воздуха, а запах разлагающихся останков заставлял желудок болезненно сжиматься. Что-то шевельнусь возле его затылка, и он вздрогнул. Почувствовав вес своего тактического жилета, он вздохнул с облегчением и достал нож, пытаясь занять максимально удобное положение, чтобы начать выбираться из могилы. — Заживо меня ещё не хоронили, — пробормотал он себе под нос. Материал гроба казался хлипким, разбив дерево в щепки, он сплюнул грязь изо рта. Земля была сырой, влажной и, к счастью, всё ещё рыхлой. Это были самые долгие пятнадцать минут в его грёбанной жизни. Когда он, наконец, добрался руками до поверхности, то начал копать в поисках опоры. Было нелегко вытаскивать себя из скользкой грязи, но он справился. Прохладный ночной воздух ударил в липкую от пота и останков того бедолаги спину. Саймон обернулся к могиле, чтобы принести посмертные извинения. Безжизненными глазами оттуда на него смотрело раздутое атрофированное тело с копошащимися во рту и носу червями. Тело Джонни.
❖❖❖❖❖
— Он любил его, Алехандро. — Я знаю, hermano, — поёрзав, вздохнул он. — Когда вы поняли? — На согласовании. Перед спасением полковника из тюрьмы. То, как Гоуст смотрел на него, невозможно было скрыть за маской. Так… пылко. На друзей так не смотрят. А потом Соуп ляпнул что-то вроде «Вот за что я люблю Гоуста», — Родольфо наклонился ближе и прошептал: — Сомневаюсь, что он заметил его реакцию на это своё «За что я люблю Гоуста». Oh Dios mío. Мне казалось, я им мешаю уже тем, что просто нахожусь в той же комнате. Алехандро на мгновение задумался, прежде чем ответить. — Я понял это по коротким взаимодействиям. Замечал то, что другие не замечали… Сначала я подумал, что Гоуст просто счёл своей обязанностью уберечь товарища. Как и вы, я знал о слухах, и предположил, что он... устал терять своих людей. А потом, когда бойцы Аль-Каталы забрали Соупа, Гоуст пригрозил Валерии пытками, если с тем что-то случится. Не буду лгать, вёл он себя жутковато. Но, как ты и сказал, дело не в дружбе. Это было личное. Обещание мести.❖❖❖❖❖
— Ты как? — спросил Гоуст, подходя к сержанту, опирающемуся на пульт управления. Тот выглядел усталым и потерянным. — Отпуск бы не помешал, — ответил он. Гоуст склонил голову набок и ослабил бдительность, лаская другого мужчину взглядом. — Как и всем нам, сержант, — сочувствующе произнёс он. Внезапно он протянул руку, положив её на макушку Джона, и сначала небрежно взъерошил его волосы, а потом ласково пригладил. Второй ладонью он коснулся щеки и поразился тому, какой приятной на ощупь была его кожа, даже сквозь перчатку. — Позабочусь о том, чтобы ты его получил. Его хватка стала крепче, и он сломал шею Джона.
❖❖❖❖❖
— Ты в раздрае, элти, — сказал Джонни, скрестив руки на широкой груди. Он стоял в другом конце комнаты, прислонившись к стене, как всегда безупречный и красивый. — В этом ты прав, — сцепил руки Саймон. — Я всегда прав, когда дело касается тебя. Сны со мной? Серьёзно? Галлюцинаций тебе мало? — Прошу, хватит, — дрожа всем телом, он уронил голову на руки. — Эй, элти, у меня есть шутка для тебя. — Я не в настроении. — Ой, да ладно тебе. Собираешься сидеть и упиваться своим горем? — Саймон смотрел на свои потёртые и грязные ботинки. Джонни оттолкнулся от стены и подошёл ближе. — Что имеет две ноги и кровоточит? — Что, Джонни? — вздрогнув, проскулил Саймон. Внезапно футболка Джона начала темнеть прямо в центре груди — из зияющей раны стремительно хлынула кровь, стекая вниз и окрашивая пол. Одной рукой он дотянулся и приподнял голову Саймона за подбородок, чтобы посмотреть тому в глаза. — Я.❖❖❖❖❖
Прайс постучал в дверь и принял тихий щелчок открывающего замка за приглашение. Мгновение он колебался, занеся руку над дверной ручкой. Когда он вошёл, Гоуст стоял посреди комнаты, слегка склонив голову, и медленно стягивал перчатки с каждого пальца по очереди. — Привет, Гоуст. Прости, я услышал твой голос и хотел поговорить с глазу на глаз, раз уж появилась возможность, — Прайс потёр затылок, чувствуя себя некомфортно. Маска лейтенанта лежала на кровати, к ней присоединились перчатки. — Блин, тут воняет смертью. Ты когда последний раз в душе был? — Как раз собирался, капитан, — безучастно ответил он и повернулся, на мгновение задержав взгляд на противоположной стене в поисках чего-то. Его лицо казалось измученным. Чёрный грим не мог скрыть тёмно-фиолетовые круги под глазами, свидетельствующие о беспокойном сне… Или об отсутствии сна вовсе. Несколько выбившихся прядей вьющихся и спутанных волос прилипли ко лбу. Щёки впали, болезненно заострив скулы. В глазах сквозила пустота и одновременно плескались эмоции. Гнев. Ярость. Страх. Скорбь. Душевная боль. — Ах да, — капитан прочистил горло. — Мы получили сообщение от пограничного американского патруля. Говорят, что поймали кого-то на границе, и этот кто-то упомянул Шепарда. Искал Алехандро. — А я тут причём? Прайс глубоко вздохнул, успокаиваясь. — Притом, что Алехандро теперь часть «1-4-1», как и ты. Нужно проверить и посмотреть, кого Шепард послал за ним и почему. — Как скажешь, Прайс, — невозмутимо ответил Гоуст. — Ёб твою мать, Райли, тебе не одному больно из-за этого! Из-за Соупа, — не в силах сдерживаться рявкнул Прайс. — Ты хоть понимаешь это? Нам он тоже был небезразличен. Всем нам. Он был хорошим человеком и не заслужил ни капли того дерьма, которое с ним случилось. Но мы всё ещё на пороге войны, и она не будет тебя ждать. И мы тоже. Я надеюсь увидеть тебя завтра в ангаре, а если нет, то садись на ближайший рейс и возвращайся домой. Какое-то мгновение Гоуст смотрел на него без единой эмоции на лице, но потом его глаза начали подёргиваться дымкой и Прайс практически выбежал из комнаты в ответ на такую реакцию, хлопнув дверью.❖❖❖❖❖
Высоко в небе светило солнце, опаляя лучами расположившуюся внизу пустыню, удивительно многообразную в биологическом плане — простирающиеся до линии горизонта большие деревья и бурные реки. «Сейчас не должно быть так жарко», — проворчал он про себя, глядя в небо. — «Грёбанный американский климат. Пить хочу». Он продолжал путь с закинутым на плечо розовым рюкзаком с котятами. Тот первым попался ему под руку, когда два штата назад он ворвался в закрытый универмаг, запихивая в него еду и бутылки с водой. Едва он успел обчистить отдел электроники, как вдалеке завыли сирены, и пришлось делать ноги. В конце концов он всё же позволил себе отдохнуть в самой глуши Техаса. Порывшись в своём рюкзаке, набитом в основном обёртками от еды, он вытащил последнюю бутылку воды и одинокую крошечную пачку кренделей. На дне рюкзака лежали три диктофона, заполненные часами болтовни, признаний и изредка плача. Он не понимал, почему так носится с ними. — Ну хоть что-нибудь оставлю вам на память о себе, — сказал он как-то на запись. — Если вы когда-нибудь меня найдёте. И если медведь не сожрёт меня раньше, — он на мгновение задумался. — А в Техасе вообще водятся медведи? Закуска быстро закончилась, когда он начал разбирать украденную электронику. Он даже не обратил внимания на то, что хватал. Просто брал всё, что под руку попадалось. И надеялся, что этого хватит. Спустя час, довольный проделанной работой, в дрожащих руках он держал самодельный радиоприёмник. Вставив один наушник, он нажал на кнопку передачи, и впервые за две недели вспыхнула надежда, когда он услышал звуки соединения. С кем-то, где-то. Это был огромный риск, но ему придётся на него пойти. Он надеялся, что находится достаточно близко. Потрескавшиеся и пересохшие губы приоткрылись. Адреналин плескался в ноющей, ушибленной груди. — «Браво», это 7-1 вслепую, как слышно? Повторяю: «Браво», это Джон МакТавиш, меня кто-нибудь слышит?