Еще свидимся мы с тобой

       Лань Ванцзи знал путь. Узнал о нем задолго, как решился прийти сюда — последний пункт его изнуряющего пути к последующему бесконечному забвению. Ответит ли Сияющий Фэнхуан на его призыв? Прекрасное и ужасное существо, которое может дать надежду и отобрать, вернуть утраченное и ввергнуть в пучину отчаяния, дать жизнь или забрать ее лишь кивком своей головы. Суть самой тайны жизни, два священных начала в идеальном симбиозе — Инь и Ян. Порождение непорочной любви вселенной, божественный дар чистым душам. Лишь его перо, отданное добровольно, сможет помочь: удержать нужное, а потом вернуть без вреда. И сохранить единственную нить, которая важна и которую Лань Ванцзи крайне эгоистично не готов обрезать.        Водная гладь спокойного озера начала волноваться округлыми морщинками от падающих с небес капель. Забеспокоились острозубые кленовые листья цвета огня, легшие на поверхность с резким порывом воздуха. Мир умирал, чтобы после долгого сна пробудиться яркими клейкими почками, а затем — дурманящим сплетением ароматов. Прекрасная аналогия его жизни. Лань Ванцзи тоже умирал в надежде проснуться, глядя в любимые глаза, сжать в объятиях и почувствовать заполошно бьющееся сердце. Живое, стремительное, безграничное в своей жажде жизни и любопытстве.        Вэй Ин…        Встревоженно вскрикнула птица, спрятавшаяся в зарослях поблекшего осота. Капли налились тяжестью, стали гуще и плотнее. Небеса окрасились в скорбящие оттенки серого. Лань Ванцзи замер. Небеса горевали вместе с ним, проливали свои ледяные слезы, смывая соль со щек, укрывая тайну несдержанности. Он был благодарен за это непрошенное фантомное сочувствие.        Лань Ванцзи не требовалась долгая подготовка, тем более душевная. Его эмоциональность с момента смерти Вэй Ина зашкаливала. Едва только струна рассекла горло, которое Лань Ванцзи лишь накануне исступленно покрывал поцелуями, охваченный желанием и счастьем обретенного чжицзи, она в тот же миг изодрала его сердце в клочья. И он был не в силах собрать его воедино. Боль в груди взорвалась, осела и поселилась вязкой мутью, стала привычной и родной, словно всегда там жила, словно не было ей места лучше, чем грудная клетка Лань Ванцзи. Она тлела, выпускала шипы, заставляла кровоточить все его нутро. Но он двигался и двигался. Если бы он хоть на миг остановился и пропустил через себя ту предательскую мысль, что червем вгрызалась где-то глубоко, то больше не смог бы и шагу ступить.        Потеря выела его безысходностью и обреченностью. Надежда тлела в нем, раздуваемая лишь силой воли. Если бы не это, Лань Ванцзи не продержался бы столько лет сначала в поисках той твари, что поглотила душу Вэй Ина, а после — в попытках заполучить персики бессмертия. С тех пор он ненавидел персики, хотя скорее всего это он тоже позабудет. Как и своего Вэй Ина. До поры, до времени. Всему есть цена, вопрос только в том готов ли ты ее платить. Лань Ванцзи за каждый вздох платил непомерную цену, но это был его выбор, его желание. Ради него. И обоюдного обещания, данного на краю мира мертвых. Сдаться хотелось едва не каждый день, но упрямства ему было не занимать.        Он вызвал из мешочка Цянькунь гуцинь и сел прямо на насыщенную влагой траву. За озером возвышалась гора Даньсюэ со скрытой зарослями и молочным туманом киноварной пещерой. Фэнхуан всегда слушал просителей его милости, но отвечал редко. Достойна ли история Лань Ванцзи и Вэй Ина, чтобы быть услышанной самим Фэнхуан?        Горло перехватило сухими рыданиями, как часто в последнее время. Лань Ванцзи не мог высказать все что чувствовал, но он мог выразить иначе.        Он прикрыл глаза и опустил пальцы на гуцинь. Струны отозвались легким коротким плачем. Небеса рыдали все обильнее и горше над склоненным в нерешительности Лань Ванцзи. У него не было плана как он будет играть их историю. Поэтому он просто позволил говорить своему сердцу и рукам. Всему тому, что тугим комком свернулось и не хотело отпускать.        Легкие звуки, усиленные духовной энергией, не заглушил дождь. Они медленно поплыли, вплелись в водяные струи, заставив их плясать. Словно небрежные мазки кистью, мягко брошенные на свиток, оживляли его мелодию.        Плавно и протяжно — первые встречи, непонимание себя и своих желаний. Невнятно, сумбурно, с ноткой злости. И водная взвесь кружилась, попеременно рисуя то тень яркой улыбки, то призрачный возмущенный взгляд.        Вэй Ин…        Спокойно и уверенно — признание поражения. С капелькой грусти и смирения. И невидимая кисть рисовала как избранный путь стал единственно возможным, за тем, к кому тянулась невидимая шелковая нить крепче свитых из ци пут.        Вэй Ин…        Резко и с силой взвыли струны. Пальцы окрасились первыми алыми каплями. И взвились струи отчаянным танцем падения в бездну, что жадно тянула свои скрюченные щупальца, чтобы поглотить самое дорогое, чтобы окончательно погасить тусклый взгляд обреченности, который все удалялся и удалялся.        Вэй Ин…        И сумбурно, нежно — радость обретения. Отчаянное счастье взаимности. И закружились зыбкие прозрачные образы, наполненные оттенками чувственности, которые были прежде незнакомы, но в которые было так приятно окунуться. Почувствовать себя исследователем неизвестного лишь им двоим. И темп мелодии то учащался, то замедлялся, наполнялся непристойными нотками пряного желания, откровенного и лишенного стыда. Так сладко и так больно, что это истаяло и осело пеплом на губах.        Вэй Ин…        Резко, надрывно, до туго звенящих струн — потеря, горе, отчаяние. Окоченевшие пальцы расцвели алыми полосами, как когда-то давно спина — уродливыми линиями дисциплинарного кнута, навсегда осевшими шрамами на спине и осквернившими идеальный нефрит. Уже давно не идеальный, отвернувшийся от своего клана ради того, кого любил больше жизни, нарушивший едва не все правила могильной плитой возвышающейся Стены Послушания. Водяная взвесь вокруг возмущенно и хаотично задвигалась, отображая весь сумбур чувств. Всю бездну стылой пустыни, в которую превратилась душа, с разбросанными по ней осколками его сердца.        Вэй Ин, Вэй Ин, Вэй Ин!        Будь милосердным, Фэнхуан.        Будь милосердным, молю тебя.        Ярким всполохом мазнуло по водной стене и на израненные ладони легло серебряное перо. Легкое, неуязвимое для колючих струй, чуть светящееся.        Лань Ванцзи смотрел на него и не понимал бегут ли слезы по его лицу или это просто дождь мешает разглядеть маленькое чудо, которым его одарили. Перо медленно поластилось к пальцам и тут же скользнуло к шее, вниз под туго запахнутое ханьфу. Лань Ванцзи рванул края в стороны. Серебро застыло напротив сердца и медленно истаяло, растворившись на коже. Обернуло внутри теплом, давая росткам надежды воспрянуть. Лань Ванцзи упал на колени и отбил поклон в сторону Даньсюэ.        — Благодарю за дар, — прошептал он в непрерывную стену дождя.        И поднял лицо к рыдающим навзрыд небесам. Струи били с такой силой, словно хотели его сломить или проткнуть насквозь. В сердце этой стихии, на краю мира он позволил своей боли пролиться, выплеснуться в этом месте, где никто не мог услышать его воя. Подобные звуки непривычны. Никто и никогда не слышал и не услышит впредь, не узнает, что он умеет их издавать. Он давал им литься из него, опустошая и тем принося болезненное облегчение.        Через несколько дней он опустошенный, иссушенный горем, измученный нелегким путем, но с легкой ноткой надежды, серебром греющей изнутри, шагнул в покои брата. Впервые за долгое время он позволил себе немного тепла, в котором так нуждался. И которое столь эгоистично и неблагодарно принял. Брат был тем, от кого он не был готов отказаться. Без него он не сможет пережить предстоящие годы. Или столетия? Насколько боги все же будут жестоки к двоим, оскверненным грехами, душам? Им предстояло это выяснить.        Несправедливо было взваливать весь груз памяти и ответственности на брата, но Лань Ванцзи всегда был немного избалованным младшим братом, который больше брал, чем отдавал. И даже в слиянии с его телом, в порочной запретной связи, было больше эгоизма. Такого постыдного, но желанного.        Прости, Хуань, но ты мне нужен.        Без тебя я не переживу все испытания.        Прости.