Мёртвые самураи

Легко опадают цветы по весне

Под порывами ветра.

Но легче я

С жизнью прощусь.

Почему?

(Асано Наганори)

Гарри вынырнул из омута памяти, стоявшего в кабинете директора Дамблдора. Руны по краю чаши ещё светились голубым, а содержимое закручивалась спиралью перламутрового тумана. Большое всего ему сейчас хотелось закричать, вскочить на ноги и разгромить кабинет одной только сырой силой, как это было после смерти Сириуса. Теперь он все понял. "Я крестраж! Долбанный крестраж! Одноразовый человек, как одноразовые пластиковые шприцы!",‒ их Гарри видел, когда Дурсли привезли его в больницу, обессиленного от спонтанной аппартации. Все они: мама, отец, Сириус, Дамблдор, Снейп и Люпин умерли ради него. Точнее не ради него самого, но ради момента, когда он сам, по собственной воле, должен будет пойти к своему злейшему врагу, чтобы дать ему убить себя. Ведь "...ни один из них не сможет жить спокойно, пока жив другой...". Вместо того, чтобы заорать, выплескивая бессильную ярость, Гарри поднес руки к глазам, чтобы протереть их после увиденного в омуте. Лицо было мокрым. Директор Дамблдор любил комфорт: за высокими книжными шкафами располагалась неприметная дверца, ведущая, к так необходимым сейчас, удобствам. Гарри умылся, посмотрел на себя в зеркало. Год в поисках крестражей не пошёл ему на пользу. Он стал ещё более сухим, ломким, загоревшая кожа лица только подчеркивала неестественную худобу, глаза запали, скулы и подбородок заострились. "Анорексик",‒ как сказала бы Гермиона. Воспоминание о подруге немного смягчило острый, колючий ком в горле. Привычно проигнорировав бурчащий от голода живот, Гарри все же бросил в пространство: ‒ Чай. Крепкий, горячий, без молока. Чай появился на сервировочном подносе в тонкой фарфоровой чашке вместе с молочником и двухярусной тарелкой-этажеркой с небольшими треугольными сэндвичами внизу и крохотными пирожными сверху. Стоял поднос прямо поверх бумаг, разбросанных на письменном столе директора. После директорства Снейпа в кабинете Дамблдора не изменилось ничего: тот же стол, те же портреты на стенах, те же книжные полки и шумные артефакты, дремлющая Распределительная Шляпа, даже насест Фоукса был на своем привычном месте. Все это напомнило Гарри мемориальные дома знаменитостей, которыми был богат магловский Лондон. Человека нет, а память жива. Гарри торопливо отпил из чашки, обжигаясь. Терпкая горечь Эрл Грэя осела на языке, прочистила разум. Если ещё полчаса тому назад Гарри казалось, что все самое худшее в жизни с ним уже случилось, то сейчас он отчётливо осознавал, что самое страшное впереди. Его затрясло, подкинуло из уютного кресла. Ноги сами привели к книжным полкам. Книги всегда успокаивали Гарри, не смотря на то, что он редко и мало читал, в беготне бесконечных приключений. Механически он начал перебирать книжные корешки. Раскрыл "Фантастических тварей" и сразу же поставил на место, потянулся было к "Расширенному справочнику зельевара", но даже не дотронулся до него. Бережно взял в руки плотное магловское издание "Бусидо. Путь воина", вернулся в кресло, перевернул несколько страниц и замер, оглушённый. Гарри вдруг отчетливо вспомнил тот единственный день, в который он почувствовал себя частью семьи, за все то время, что он жил на Тисовой, когда дядя и тетя ушли за покупками в местный супермаркет, а Дадли остался. Они вместе смотрели фильм, восточный исторический боевик. Дадли было так жутко, что он разрешил нелюбимому двоюродному брату подсесть к его ногам и вцепился в гаррино плечо до боли. А там, на маленьком, но цветном экране разворачивалась сцена присяги наместнику-победителю, после поражения в жестокой битве армии одного из глав провинций. Рядом с белоснежным храмом в пять рядов стояли на коленях поверженные воины. Перед каждым из них лежали два меча: один длинный, другой короткий. По обычаю той страны, если они признавали власть нового господина, то с поклоном протягивали ему длинный меч, как символ покорности и верности. Только вот они не протягивали... Один за другим они кланялись и вонзали короткий меч прямо себе в живот, с усилием проводили слева направо, а кто-то даже вниз от диафрагмы к земле. Кровь заливала белые одежды и белые камни прихрамовой площадки... Как бело-красные пионы, после грозы и ураганного ветра в саду у тети Петуньи, они падали, падали и падали, до тех пор, пока никого не осталось в живых. ‒ Почему они так? – спросил Гарри брата. ‒ Самураи! Долг выше жизни! ‒ сдавленно бросил Дадли. Странное слово запомнилось. Позже в школьной, еще магловской, библиотеке Гарри узнал, что у самураев был свой особый кодекс чести «Бусидо», но читать его было сложно, там было много непонятных слов, отступлений, чужих традиций, так что Гарри так и не смог его осилить даже наполовину. Однако он понял, что самурай, ступая на путь воина навсегда посвящал себя Смерти и что Смерть самурая – это продолжение его жизни. И да, что Долг важнее жизни. И вот теперь он сидел перед уже остывшим чаем и готовился принять свою судьбу, выполнить свой Долг. В дверь негромко постучали, Гарри поднялся, поправил толстовку, подошёл к двери и резко распахнул её. За дверью стояли Гермиона, Рон, Невилл и Джинни. ‒ Дружище, там, там, ‒ дрожащим голосом проговорил Рон. ‒ Там Волдеморт требует тебя! – перебила Гермиона. ‒ Хорошо. Я готов. Иду. Только, Невилл – Гарри вскинулся, пытливо вгляделся в ореховые глаза. – Ты обязательно должен убить змею Волдеморта. Слышишь? Что бы ни случилось, ты должен ее убить. Понял? Невилл твердо кивнул. Джинни и Гермиона всхлипнув, почти одновременно повисли на Гарри с двух сторон, спрятали лица в толстовку, которая сразу стала влажной от слез. ‒ Всё, всё, – Гарри отцепил девчоночьи руки. Проверил в карманах мантию-невидимку и крошечный шарик снитча. Выпрямился и быстрым шагом направился в сторону выхода, ведущего к Запретному лесу. Друзья за ним не пошли. Все правильно. Так и должно быть... В лесу Гарри было привычно. Год в бегах научил его ходить бесшумно, что очень помогало сейчас. Над Запретным лесом зависли дементоры, вымораживая пространство внизу, распугивая мелкую и крупную живность. «Это ведь конец,» ‒ подумал Гарри. Достал снич и сказал: «Я готов принять Смерть». Снитч раскрылся на две ровные половинки, в центре лежал черный, щербатый камень – один из легендарных Даров смерти. Гарри трижды повернул камень вокруг своей оси, и они пришли: бесконечно родные и безнадёжно мертвые. Родители, Сириус, Люпин – все они были молоды, красивы и светились внутренним светом, Снейпа среди них почему-то не было. И Гарри вдруг осенило, что все они как самураи шли своим путем Долга до самого финала, что сам он стал на этот путь едва родившись, и что путь этот наконец-то подходит к концу. ‒ Мы так гордимся тобой, сынок!‒ сказал призрачный Джеймс. ‒ А это больно? Ну, умирать? –, преодолевая противную внутреннюю дрожь, спросил Гарри. ‒ Нет. Просто представь, что ты крепко, очень крепко уснул, – просто сказал Сириус. ‒ Вы можете остаться со мной до конца? – робко спросил Гарри. ‒ Конечно, ведь мы часть тебя, для других мы невидимы – ободряюще произнесла Лили. Путь Пожирателей был отчётливо виден поломанными ветками кустарников и примятой травой. Гарри наклонился, чтобы убрать в кусты замёрзшего ежа, и, видимо, в этот момент, неосторожно наступил на одну из надломленных веток. Из-за кустов выскочили Долохов и Яксли с палочками наизготовку. Гарри замер. ‒ Слышал? Ты это слышал? – резко спросил Долохов ‒ Да, наверное, паук от дементоров побежал, – ответил Яксли. ‒ Ты что думал, Поттер пришел? Он конечно гриффиндорец, герой света, но не дурак. Загорает сейчас где-нибудь на Багамах... ‒ Ладно, кончай трындеть, пусть Поттер и не пришел, но штурм Хогвардса Милорд не отменит. Каждая палочка на счету! Пожиратели развернулись и уверенно стали продвигаться в сторону поляны, на которой, как помнил Гарри со своего второго хогвардского года, жил Арагог с многочисленным потомством. Сквозь нежно-зеленую листву молодых деревьев видно было группу самых верных последователей Волдеморта. Перебрасывали дубинки великаны, оборотни частично трансформировавщиеся, частично в человеческом облике, нетерпеливо порыкивали, сдерживаемые, впрочем, мрачным взглядом Фенрира. Особняком держались вампиры. Малфои стояли поодаль, потерянные, утратившие лоск безупречности, без палочек. В центре на холме возвышался маг, которого магический мир знал как «Того-кого-нельзя-называть». Дорогая, идеально сидящая мантия еще больше подчеркивала безобразие змеиного лица. Красные глаза его горели, щека подергивалась в нетерпении. За ним, подвешенная левитацией, висела сфера с Нагайной, с которой он не расставался. Долохов и Яксли подошли прямо к Темному Лорду, глубоко поклонились. ‒ Милорд. ‒ Кто там? – жадно спросил Волан-де-Морт своих вассалов. ‒ Поттер? ‒ К сожалению, никого – почтительно ответил Долохов. ‒ Стран-но – протянул Темный Лорд.‒ Я был уверен, что мальчишка придет, он должен был прийти. Но видимо я ошибся. ‒ Нет, не ошибся! – Гарри рывком сдёрнул с себя мантию-невидимку, которая казалась невероятно тяжелой и холодной. Подавляя страх, от которого сводило живот, он шел прямо к центру поляны, его родные призраки незримо следовали за ним. Дементоры спустились ниже, Пожиратели обнажили палочки, великаны угрожающе вскинули дубины. Хагрид, верный Хагрид, что-то бессмысленно кричал до тех пор, пока Роули не заткнул его заклинанием. Никто не посмел заступить Гарри дорогу. Между ним и Волдемортом осталось не более двух ярдов, когда Гарри понял, что больше не может сделать ни шага. Темный маг как-то по птичьи вывернул голову и спросил: ‒ Мальчик-который-выжил пришел, чтобы умереть? ‒ от этой циничной шутки захихикали все, находящиеся на поляне. Гарри ничего не ответил, и, в следующую секунду зеленая яркая вспышка, сорвавшаяся с палочки Волдеморта, понеслась к нему, пронзила сердце и милосердно отключила сознание. Тело того, кто еще недавно был Гарри Поттером, с глухим стуком упало на вытоптанную траву. Рев ликования вырвался из глоток Пожирателей. Они не обратили внимание, на то, что изумрудный свет все сильнее разрастался в примятой траве, что от магии потрескивает теплый, весенний воздух, что сила убивающего заклятия сконцентрировалась в теле Поттера, а потом рванула из него как океанское цунами, сметая все на своем пути.