Wait for me, please hang around

В 15 лет Чарльз Эйлер потерял себя. Были ли слова, которые он произносил, его собственными? Дрожали ли его руки или это очередная галлюцинация? Определить это было невозможно. Говорил ли с ним кто-то? Был ли это реальный человек? Он не знал, как дышать. Он не знал, живо ли что-то еще, кроме его пустых легких и окровавленного сердца. В 16 лет у Чарльза Эйлера была работа. Он мог есть. Он мог позволить себе лекарства. Он мог дышать. Он уже не мог вспомнить каждое пятнышко на лице Скарлетт, но полностью забыть ее он не мог. Никогда. В 16 лет Чарльз Эйлер спас жизнь Винсенту и дышал так, словно вся его жизнь до этого была проведена за вдыханием заводских отходов. Может, так оно и было. Может, так оно и было. Жизнь не была идеальной. Туман никогда полностью не уходил, и его руки все еще не были похожи на руки Анри: чистые, белые, чистые. (Насколько чистыми они были? Или это была такая же ложь, как и все остальное?) Но Винсент был жив. Бог не был мертв, и он снова мог слышать слова, произносимые вне его собственной головы. Он был жив. Он мог смотреть на человека и видеть другого человека. В конце концов, он не был одинок в этом мире с Винсентом. В 17 лет Анри Уорхол переехала, а Чарльз Эйлер почти снова вернулся в прежнее состояние. Некоторые лица снова начали искажаться, извиваясь кислыми личинками. Но, по крайней мере, лицо Винсента было настоящим. Чарльз был уверен, что слабое воспоминание, которое так сильно ускользало от него в один из его худших дней, было Винсентом, его лицо (белое, доброе, настоящее) снова стало реальным. Он всегда был человеком, но иногда его было трудно разглядеть. Слишком ярким. Возможно, дело было в таблетках, но если он помнил это как прикосновение бога, то это уже никого не касалось. В тот день, когда его мысли складывались в слова, имеющие смысл, Чарльз подумал, не жалеет ли Винсент о том, что его спасли. Не все были такими, как Чарльз. Не все хотели быть спасенными, всеми фибрами своего живого тела. Но он не мог позволить себе задаваться этим вопросом. Винсент был тем клеем, который удерживал кусочки его личности, он был Богом его мира. Конечно, у Винсента были свои плохие дни. Дни, когда он не мог написать ни слова, дни, когда его белые шрамы не оставались белыми, когда Винсент не оставался белым. Дни, когда он не отвечал ни на одно сообщение, и страх нарастал в Чарльзе, пока он не пошел и не заперся в маленькой комнате Винсента с мальчиком, чтобы знать, что Винсент не убежит на крышу. Винсент плакал и умолял Чарльза позволить ему уйти, а Чарльз просто сидел там, обнимая его маленькое тело, и думал, верит ли Винсент все еще в тот мир, который расширится, как Большой взрыв, от его трупа. Может быть, и верил. Может быть, он просто не знал, как еще сделать его лучше. Чарльз не знал, хочет ли он это знать. Он просто хотел Винсента. Он хотел, чтобы он остался, потому что Чарльз был слаб. Он знал, что был слишком навязчив, что прыгал с обрыва без парашюта, потому что говорил себе, что Винсент всегда может поймать его, и что однажды он не поймает его, и он сильно ударится о землю и никогда не встанет. Боже, он знал. Но что еще оставалось делать? Поэтому он остался и держал его, пока слезы не ушли и они не научились дышать вместе. В 18 лет Чарльз Эйлер принял предложение, о котором даже не подозревал. Терапия. Это слово вертелось у него во рту, как еда, вкус которой не соответствовал ее вкусу. Немного слишком большой и немного слишком твердый. Но удивительно сладкая. Он откусил. У него были деньги. Он снова ел, мог говорить и дышать. Анри навещала его во время осенних каникул, они ходили в парк и в магазин, и ни разу ему не захотелось блевануть при виде других людей. Это было хорошо. Это было весело. Поэтому однажды днем, собрав все силы, он записался на прием. Первый раз ничего не дал. Он смотрел, считал пальцы, изучал краску на стенах. Но милой женщине, казалось, было все равно. Вероятно, она знала, что делает. В конце концов Винсент тоже пошел после некоторых уговоров, и однажды он начал понимать, что это его любимый день недели. В 18 лет Лилит Эйлер перестала дышать, и Чарльз Эйлер тоже. Он забыл, что такое таблетки, и вспомнил о Скарлетт Эйлер. Винсент нашел его на следующий день, истекающего кровью, с пропавшим голосом, забившегося в ванную. Винсент держал руку Чарльза в своей собственной маленькой руке. Его руки и запястья были покрыты шрамами, но аккуратные следы совсем не походили на уродливые шрамы на руках Чарльза. Были ли они действительно такими разными? Нет. В глубине души они были одинаковыми. Одинаковыми. Они ничего не говорили, но все было сказано. Некоторое время Чарльз ходил к этой милой женщине два дня в неделю. Той весной Чарльз окончил школу. Несмотря ни на что, его одежка осталась белой среди множества черных одежек. Он уже не помнил школу. Он уже почти не помнил школу. Хотя у него всегда были хорошие оценки. Он надеялся, что это заставит людей полюбить его. Так и случилось, но это не означало, что он имеет значение. Это означало, что его могут обмануть, воспользоваться им. Но ему было все равно, потому что это означало, что люди с ним общаются. Но ему больше не нужны были эти люди. У него был Винсент, и у него была Анри, даже если она была лишь маленькими словами на экране, теплым телом, слишком далеким, чтобы чувствовать. Иногда ему хотелось быть Шарлоттой, его идеальной героиней, идеальной дочерью, идеальной девочкой, которая знает, кто она. Она знала бы, как разговаривать с людьми. Она знала бы, как быть счастливой. Винсент, вероятно, предпочел бы кого-то вроде нее. Мать была бы счастливее. Но Чарльз не был Шарлоттой. И это было приятно — чувствовать, что он может быть самим собой. Он забыл об этом чувстве. И вот он его обрел. Впервые за многие годы он задумался о том, возможно ли будущее. У него была еда. У него были лекарства. У него была милая женщина, которая знала, что сказать. У него был Винсент. Это было так непривычно. --- «Колледж?» спросил он, его голос был недоверчивым. «Да!» Анри щебетала по телефону. «У моих родителей теперь достаточно денег, так что я учусь, ничего шикарного, но я наконец-то могу куда-то пойти в своей жизни. Тебе тоже стоит. Общественный колледж — это не так уж и много. Я думаю, тебе нужно что-то делать. Если у тебя не будет чего-то, на чем можно сосредоточиться, ты снова потерпишь крах. У тебя все так хорошо. Сделай что-нибудь простое. Я знаю, что ты сможешь». Он замолчал, глубоко задумавшись, пока Анри не спросила, все ли еще он там. «Извини. Я подумаю об этом». «Отлично!» Они обменялись еще несколькими словами, затем попрощались, втайне гадая, сколько времени пройдет, прежде чем они снова заговорят. Чарльз не знал, что и думать. У него было достаточно денег. После смерти матери у него остался дом. После того как Винсент закончил университет, они съехались, чтобы дом не пустовал. В этом был смысл, и это было бесплатно. Чарльз все еще не мог заставить себя зайти в комнату родителей, но ни один из них не возражал против совместного проживания с Чарльзом. В конце концов, они слишком долго обходились без настоящей любви. Возможно, они были слишком близки, но им было все равно. Иметь рядом с собой кого-то, кто понимает, каково это, — это было то, с чем никто из них не знал, как справиться. Но они справятся. Обязательно. Но в перерывах между работой (Винсент подрабатывал в местной библиотеке. Ничто не делало его счастливее, и ничто не могло сделать Чарльза счастливее, чем видеть Винсента счастливым. Его настоящие улыбки были редчайшей красотой на земле) и относительно небольшими расходами, они смогли справиться с колледжем. Так в 19 лет Чарльз Эйлер поступил в колледж. --- Это было слишком. Чарльз не мог этого сделать. Он мог. Там было так много людей. Они были такими шумными. Он обещал Винсенту. Дышать было труднее, чем следовало. Ему просто нужно было передохнуть. Сесть в траву. Позвонить Винсенту. Кампус был очень открытым, повсюду тропинки, трава и деревья. Чарльз шатко добрался до одного из деревьев, где никого не было, и сполз на землю. Он вытащил свой мобильный телефон. Набрал номер, который знал как свои пять пальцев. «Эй, Винс? Где ты?» сказал он, когда вызов был принят. «В библиотеке. Хочешь, я выйду?» Нет. Я не хочу тебя беспокоить. Я уверен, что ты занят. Я в порядке, я справлюсь. «…да.» Он практически мог слышать эту идеальную белоснежную улыбку. «Всего несколько минут, и я буду там. Ты у того же дерева, что и в прошлый раз?» «Да». Они повесили трубку, и Чарльз медленно вздохнул. Винсент был там через 5 минут и 25 секунд. Он не считал. Винсент запыхался и сел рядом с Чарльзом. «Многовато народу, а». Чарльз кивнул. «Ты, наверное, нацепил свою самую притворную улыбку и очаровываешь всех, да?» Винсент покраснел. «Я-» «Не волнуйся. У каждого из нас есть свой способ, который нам удается. Я прячусь. Ты надеваешь маску. Мы все должны найти какой-то способ притвориться нормальными». Чарльз не стал спрашивать, притворялся ли Винсент когда-нибудь с ним. Конечно, спрашивал. Чарльз не винил его, не мог винить. Что еще они двое, не знавшие, как быть настоящими людьми, могли сделать? Чарльз был достаточно счастлив, зная, что у него есть шанс встретить настоящего Винсента. Это было все, что ему было нужно. Чарльз надеялся, что он значил для Винсента хотя бы часть того, что Винсент значил для него. ---- В 21 год Винсент написал свой первый роман. «Это о моей теории рождения Вселенной», — объяснил он. «И о тебе, вообще-то». «Я?» Чарльз поднял глаза от столешницы, которую он энергично мыл. «Да, это о том, каким я могу представить себе ваш мир, вроде того. Это о Шарлотте. О том, как она живет в созданном вами мире под руководством молодого человека по имени Сет. Но, — добавил он, глядя на кислое лицо Чарльза, — его роль — это роль правильного отца. В конце концов, она обнаруживает, что является одной из бесконечных Шарлотт, созданных вашей матерью, Богом того мира, для бесконечных развлечений. Ты, как создатель вселенной, в конце концов разрушаешь мир, потому что созданная тобой история становится разрушенной одной из Шарлотт. Мы с твоей сестрой тоже там». «Правда?» Винсент кивнул. «Но я не буду рассказывать тебе всего. Как только я закончу, ты прочтешь ее первым». «Хорошо.» --- Через несколько месяцев книга была закончена. Когда книга была закончена, Чарльз долго сидел. Он чувствовал себя немного сырым. Удивительно интимный мир, который Винсент так тонко сплел, поразил его до глубины души. Он был потрясен тем, насколько хорошо Винсент должен был понимать его, чтобы написать такую личную историю. Через несколько минут Чарльз встал и побежал на кухню. Как только он увидел Винсента, он крепко обнял его. «Чарльз?» Он звучал растерянно, но все равно обнял Чарльза. Что бы он сказал? Он не знал, почему он это сделал, ему нужно было, он должен был… «Я люблю тебя». прошептал он. Винсент ничего не ответил, но его крепкая хватка произнесла все слова, которые он думал. Это было все, что им было нужно. Они прекрасно понимали друг друга, и слова были не нужны. В 23 года Чарльз сидел на пляже возле своего дома, Винсент рядом с ним, летний закат освещал его лицо. «Именно здесь я планировал умереть», — прошептал Чарльз. «Я знаю». Это было все, что сказал Винсент. Но он все равно убрал руку и позволил Чарльзу взять ее. Они сидели в тишине. Слова были не нужны. Все было хорошо. Они закончили колледж, у них была настоящая работа. Книга Винсента хорошо продавалась, и они были счастливы. Они не были идеальными, но были счастливы. Чарльз все еще не мог напрямую прикасаться к другим людям, он все еще слишком долго мыл руки и иногда забывал, что Винсент — обычный смертный человек. Винсент все еще не умел просить о помощи, все еще пытался спрятаться за улыбающейся маской и не мог держать бритву в душе. Но они были живы, и они были счастливы, и Чарльз Эйлер удивлялся, как он вообще мог дышать раньше в своей жизни. Все действительно закончилось хорошо. Грустить было не о чем.