Невесомость

Юи проснулся и долго не открывал глаз. Вчера, перед тем, как забиться в яму под корнями на ночь, он загадал проснуться в Сангвинеме, в домике их семьи, услышать голоса Мики, Акане и детей и осознать, что всё случившееся было просто наваждением. Он спал без сновидений. И, проснувшись, был почти уверен, что его желание сбылось. Но стоящий вокруг пронизывающих холод быстро разубедил его. Он открыл глаза. Снег. Вставать не хотелось. Зачем? Зачем куда-то идти? Зачем шевелиться? У него больше нет ни единой причины делать что-либо. Он лежал, собирая осколки воспоминаний. Произошедшее казалось ему невероятным. Полностью выходящим вон из картины мира. «Можно этого не будет? — попросил он. — Можно мне ещё раз этот день? Я отговорю Мику. Мы никуда не пойдём». Отмотать назад всего лишь один день. Один день — это ведь совсем ничего, правда? Разве он столь многого просит? Юи моргнул, надеясь, что в следующую секунду что-то изменится, хоть и знал, что это полная глупость. Он поднёс руку к лицу и содрал со щёк корку замёрзших слёз. Плакать больше не хотелось. Ничего не хотелось. Можно ему остаться здесь и умереть от холода? Это было бы вовсе не плохо. Всё равно жить дальше нет никакой надобности. Интересно, что там, после смерти? Где сейчас Мика и остальные? Что произошло после того, как их взгляды застыли? Что они увидели? Юи вдруг стало жутко любопытно. В голове возник целый рой вопросов. Его семья сейчас вместе? О чём они говорят? Видят ли сейчас его здесь? Стыдно. Юи было ужасно стыдно перед ними за то, что он жив. Он не должен был. Не стоило убегать. Зачем он только сделал это? Нужно было остаться и умереть вместе. Только сейчас Юи осознавал, что его семья была для него всем. Он любил их. Каждого из них. Каждый был особенным. Особенной была Ако. Юи никогда не видел более эмоционального ребёнка, чем она. Каждую секунду Ако чему-то удивлялась, радовалась или о чём-то грустила. Она кричала и плакала громче всех. Звонче всех смеялась. Ни минуты не сидела на месте ровно — тогда это раздражало, но сейчас Юи отдал бы всё за её крик и смех. Ако любила сладкое. Когда Мика приносил конфеты, она съедала почти все. А ещё она была без ума от сказки про принца-лягушку, которую ей раз за разом начитывала Акане, а после она засыпала позже всех, говоря, что, когда вырастет, тоже станет принцессой и найдёт своего принца. Особенным был Таичи. Ему было всего два года, когда случился Апокалипсис, и он не помнил ничего о мире наверху. Всегда воспринимал вампиров и жизнь в Сангвинеме как должное. Был таким добрым и послушным, когда был один, и превращался в ком бурлящих эмоций рядом с Ако, будто бы специально. Будто не хотел ни в чём отставать от сестрёнки. Юи почему-то вспомнилось, как он выбрасывал книги за дверь, когда старшие пытались научить его читать по-японски. Но потом расстроился и пообещал, что всё равно научится, и на следующий день Юи нашёл его рыдающим над таблицей хираганы. Особенной была Фумиэ. Вот она хорошо помнила приют. И напоминала о нём каждый день в любой подходящий момент. Она старалась превратить их домик в место, хоть отдалённо напоминающее его. Это она обклеила стены рисунками Чихиро, сделала фигурки из бумаги и повесила их над кроватью, разрисовала спинки стульев узорами. Вчера Фумиэ очень обрадовалась, услышав, что они уходят. Она сказала, что оставляет своих бумажных журавликов для детей, которых поселят в домик после них, а для семьи сделает сколько угодно ещё. Особенным был Кота. Всегда спокойный и серьёзный, он мало показывал эмоции. Много думал. Много наблюдал. Наверное, стал бы таким же гением, как Мика, если бы подрос. Он сам догадался, откуда берутся вещи, которые Мика выменивал на свою кровь. Тогда Юи в первый и последний раз увидел его расстроенным и злым. Он тоже переживал всё это время, хоть и не хотел подавать виду, и готов был обходиться без всех удобств, лишь бы другим было хорошо. Особенной была Чихиро. Все знали, что она стыдится своих очков. Особенно этих, больших и круглых — единственных, которые подошли ей на пункте выдачи вещей в Сангвинеме. Они были на неё велики. Ей приходилось постоянно поправлять их, а когда она слишком низко наклонялась над рисунком, они падали на стол. Чихиро любила рисовать. Обожала. Занималась этим всё свободное время. И с каждым разом у неё получалось лучше и лучше. Однажды она попыталась уговорить и Юи попробовать, но тот отвертелся, сказав, что только испортит лист. Зря. Особенной была Акане. Не по годам ответственная, она умела держать слово, всегда обо всём помнила, делала больше всех остальных вместе взятых и никогда не жаловалась. Успевала даже следить за рассеянными Микой и Юи, хотя раньше, в приюте, она сама была наибольшей мечтательницей. Юи жалел, что так мало помогал ей, всегда находя себе оправдания и отговорки. Сейчас он готов был забрать все её обязанности. Он бы смотрел за детьми. Успокаивал и обучал бы их. Не спал бы допоздна, читая им одни и те же сказки. Научился бы готовить. Если бы только можно было вернуться... Почему он так поздно спохватился? «Прости меня, Акане. Прости. Прости. Прости». Особенным был Мика. Для Юи — пожалуй, самым особенным из всех людей на Земле. Он любил их прерывистые разговоры. Любил их молчание. Любил, когда они понимали друг друга без слов и когда не понимали друг друга после долгих споров. Любил гулять вместе по ярусу, выискивая интересные закоулки и убегая от вампиров-стражников, когда Мика то и дело оборачивался, проверяя, не отстаёт ли он. Любил наблюдать с ним за ежедневным переключением фонарей в Сангвинеме вместо рассвета и заката. Юи не мог думать о Мике без восхищения. Он был благодарен ему за всё. Когда он пришёл в приют около шести лет назад, это Мика был тем, кто сказал ему: «Добро пожаловать в семью». Тогда Юи не понимал настоящего значения этого слова. Оно не ассоциировалось у него ни с чем хорошим. Кажется, он так и не понял за все эти годы. Понял только сейчас. «Да, Мика, мы семья! Это ты хотел от меня услышать? Я ведь так и не сказал. Мы семья». Юи любил свою семью. Хоть в трущобах Сангвинема, хоть в лесу — он бы жил с ними где угодно. Но без них ему не нужен был весь огромный мир. Жаль, что это стало очевидным так поздно. Пошарив рукой по земле, Юи нащупал лежащий рядом пистолет. Он и не заметил, как забрал его с собой. Кажется, он потяжелел со вчера. Юи поднёс его к лицу и долго разглядывал. Причудливые золотые узоры. Следы пороха на краю дула. Лёгкий запах гари. Юи приставил пистолет к виску. В животе тут же защекотал страх. Почему? Почему он боится? Даже не нужно снимать с предохранителя. Всё готово. Это ведь так просто: всего лишь сжать палец — и он выстрелит. Что может быть легче? Рука задрожала и выпустила пистолет. Он шлёпнулся на землю перед лицом Юи. В свои последние минуты Мика знал, что умрёт, так ведь? Было ли ему страшно? Что он чувствовал? «Как я жалок». Юи схватил пистолет и ещё раз приставил дуло к голове, на этот раз резким рывком. Но всё равно в последний момент не смог нажать на курок. И со злостью метнул оружие в снег. «Да в чём же дело?!» Поразмыслив, Юи встал, с хрустом распрямил затёкшие и промёрзшие конечности и выбрался из своего укрытия. Он совсем не чувствовал пальцев ног. Тряпичная обувь не защищала от холода. Как, впрочем, и льняная белая одежда. Теперь красно-белая. Юи должен вернуться. Пусть его убьют, раз он не в состоянии сделать это сам. Кажется, ночью шёл снег. Вчерашних следов было уже не найти. Но это неважно. Юи просто будет идти, пока не найдёт кого-то, кто вернёт его к его драгоценной семье. Он посмотрел вверх. Над головой раскинулись голые кроны деревьев — ветви казались почти чёрными на фоне тускло-серого утреннего неба. Ни малейшего дуновения ветра. Тишина. Только где-то вдали перекликалась пара птиц: один голос свиристел тоскливо и протяжно, второй отвечал тихим, мягким щебетом. И снова. И снова. Этот мир был невесомостью и безвременьем.