Химия

Александр Григорьевич произвел на Свету такое сильное впечатление, что до конца школьного дня она не могла выкинуть его из головы. Она вспоминала, как стояла у доски рядом с ним, как он хвалил ее. Вспоминала движения его рук и тон его голоса. — Астахова, — обратилась к ней учительница литературы. — Астахова! — повторила она громче, но без укора. У Светы была репутация умной и прилежной ученицы, поэтому преподаватели никогда не ругались, если она изредка делала что-то не так. — Вы нашли в тексте абзац, который я просила? — А-а, — вынырнула из своих мыслей Света. — Еще нет. Ей показалось, что Мария Андреевна была разочарована таким ответом. Наверное, та ожидала, что Света, как обычно, справится с заданием быстрее всех. Но Света с трудом могла концентрироваться на тексте: в ее сознании постоянно возникал образ Александра Григорьевича, и пока она силой отвлекала себя от этих мыслей, она уже забывала, что только что прочитала, и ей приходилось перечитывать одни и те же строчки по несколько раз. Раньше у Светы никогда не было проблем с концентрацией, но после урока химии в ее сознании будто бы поселился Александр Григорьевич. Хотя ей не хотелось называть Александра Григорьевича проблемой. Что-то настолько приятное и притягательное не могло быть проблемой! «Так, надо сконцентрироваться на литературе! — настраивала себя Света. — Что бы подумал Александр Григорьевич, если бы узнал, что вместо дела я витаю в облаках?!» И как ни странно, теперь ей стало легче сосредоточиться на тексте. Ведь Александр Григорьевич мог бы похвалить ее, если бы знал, что она все-таки смогла как следует сосредоточиться на задании. — А, вот! Вижу! — быстро исправилась Света. — Третий абзац на странице двенадцать. — Верно, — успокоилась Мария Андреевна. — Зачитай, пожалуйста.

***

Вечером мысленный образ Александра Григорьевича стал менее навязчивым, поэтому Света смогла конструктивно подумать об этом внезапном наваждении, охватившем ее во время урока химии и не отпускавшем весь день в школе. Свете было немного страшно признаться себе самой в том, что Александр Григорьевич понравился ей больше, чем в норме должен нравиться преподаватель, пусть даже профессионал своего дела. Света чувствовала, что ее мысли и эмоциональные устремления против ее воли переходили какую-то негласную черту, регламентирующую взаимодействие учителя и ученицы. Но ведь она не думала ни о чем таком! Она не собиралась с ним кокетничать или тем более соблазнять его. Не собиралась она и подлизываться к нему. Значит, она ни в чем не виновата! И нет в ее действиях ничего неправильного. Вон Вероника и Катя даже юбки короткие надели и глазки строили Александру Григорьевичу, и ничего! А Света ничего такого даже не делала. А могла бы! Если девчонки надели короткие юбки, и это не выходило за рамки нормы, значит, и ей можно было надеть юбку на урок химии? Света уже начала радостно погружаться в эту мысль, как в горячую ванну. Ведь ничего такого, если она наденет юбку. Не только же на Веронику с Катей учителю смотреть. Пусть и на нее посмотрит. Она хуже что ли? Она тоже имеет право надеть юбку. Только вот ни на какой другой урок Свете надевать юбку не хотелось… Но следующая химия только в пятницу, а сейчас вторник. Еще два дня ждать — это так долго. Света открыла шкаф и порылась в поисках подходящей юбки: эта слишком длинная, а эта не очень красивая — у Кати красивее была. Света даже немного расстроилась. Ну ничего. Пойдет в какой есть. Она же не красоваться будет! Обычная юбка тоже подойдет. Разнообразие — это хорошо. Света чувствовала, что ее собственные мысли пытаются ее обмануть, но решила не обращать на это внимание. Хотя в последующие дни не обращать внимания не получалось. Света понимала, что на самом деле ей хочется покрасоваться перед Александром Григорьевичем, но в то же время считала, что это желание неуместно, потому что с помощью него Света пытается выйти за рамки допустимого взаимодействия между учителями и учениками. Более того, это желание может быть даже вредно! Она будет следить за реакцией Александра Григорьевича вместо того, чтобы концентрироваться на химии, а потом еще целый день не сможет выкинуть его из головы. Ну и что? Разве ее учеба может пострадать из-за каких-то там мыслей? Нет. Она же ответственная, умная и быстро схватывает. Справится как-нибудь. В среду и четверг, когда не было химии, Света ходила в школу в штанах и свободной рубашке. А утром в пятницу начала сомневаться: что же ей надеть? Юбку, как ей хотелось? Или брюки, как подсказывал здравый смысл? Света понимала, что формально она имеет полное право надеть юбку, но ведь она хотела сделать это только для того, чтобы Александр Григорьевич обратил на нее внимание. Мужское внимание. Светины сомнения разрешила простая случайность: сегодня на улице было тепло и сухо, поэтому надеть юбку казалось вполне естественным. Это в холодные дождливые дни надо носить штаны, чтобы было теплее, а в такую погоду, как сегодня, можно надеть и юбку. И наверх что-нибудь более обтягивающее. Чего мелочиться! Решено так решено. Надоело Свете маяться этим нелепым выбором. Возьмет и наденет, что хочет. Света выбрала черную юбку выше колена, но не мини. Не обтягивающую, но и не слишком свободную — что-то среднее. И чулки. Света не любила колготки, потому что они постоянно сползали, и это было неудобно. А вот чулки ей нравились. Хотя юбка у нее была такой длины, что окружающие не могли увидеть, чулки Света носит или колготки. Но Свете хотелось, чтобы Александр Григорьевич знал, что она носит именно чулки — она слышала, что мужчинам это нравится. А нравится ли такое ему? Не спросишь же. Как будто желая доказать самой себе, что она сильнее и смелее своих сомнений, Света расстегнула целых четыре пуговицы на своей обтягивающей полупрозрачной блузке, открывая ложбинку на груди. Но придя в школу, постеснялась и застегнула две пуговицы обратно. Пожалуй, это было бы слишком открыто для нее, выбивалось из ее привычного образа. — Свет, классно выглядишь! — с нескрываемым удивлением и восторгом сделал ей комплимент одноклассник. Тот самый Ермаков, который отсутствовал на прошлом уроке химии. «Если он отсутствовал, значит, не мог ничего заметить. Не мог заметить, что мне нравится учитель», — быстро сообразила Света, и эта мысль придала ей смелости и спокойствия. — Спасибо, — сухо ответила она и подумала: «Типичный тупой парень — увидел короткую юбку с обтягивающей блузкой и среагировал. Как предсказуемо». Света не получила удовольствия от его комплимента. Наоборот, она почувствовала к Ермакову какое-то снисхождение — настолько он был примитивен. И тут же поймала себя на мысли: она хотела бы услышать то же самое от Александра Григорьевича. Такое желание было нехарактерно для Светы, а потому тревожило ее. Но она решила не думать об этом сейчас — все равно ведь Александр Григорьевич такого не скажет! Учителю нельзя так открыто отзываться о внешнем виде ученицы, это слишком подозрительно. Света начала нервничать и думать, правильно ли она сделала, что так оделась. В любом случае, уже ничего не изменишь. В чем пришла — в том пришла. Не снимешь же с себя одежду, ха-ха! Хотя… Снять перед Александром Григорьевичем одежду... Мысль привлекательная, но еще более недопустимая, а потому вызывающая смущение. — Свет, ты чё, стесняешься? Хах, — уличил ее Ермаков, хотя Света о нем уже и забыла. «Господи, надо взять себя в руки, а то еще решит, что я из-за его комплиментов смущаюсь. Дурак. Он Александру Григорьевичу и в подметки не годится», — подумала она. — Еще чего, — каменным голосом ответила Света и начала смотреть Ермакову в глаза тяжелым взглядом, как будто бросая ему вызов, чтобы показать — она не стесняется и может смотреть на него как на не вызывающее абсолютно никаких светлых чувств полено. — Ой, ладно, ла-адно, — недовольно процедил Ермаков, отвернулся и пошел куда-то. Наверное, в столовую. Сейчас был длинный обеденный перерыв, после которого у них должен быть урок химии. Долгожданный урок химии. Ради этого она приоделась, но и о знаниях не забыла: материал был выучен назубок, как и говорил Александр Григорьевич. «Надо вести себя как обычно и не думать ни о чем таком, — настраивала себя Света. — Вдруг кто-то догадается, из-за чего я себя так странно веду. И из-за кого…» Решено. Хоть Света и оделась так, чтобы привлекать мужское внимание, она будет вести себя как обычно. Она выше того, чтобы кокетничать. Это не в ее стиле. Да и страшно как-то — кокетничать с учителем. Вот с Ермаковым было бы не страшно, но с ним и не хотелось. После знакомства с Александром Григорьевичем Света начинала немного понимать, зачем Вероника и Катя наряжаются, красятся и флиртуют, но как Света ни старалась, она не могла понять, зачем делать это со всеми. В ее представлении, мог быть только один мужчина, для которого хотелось все это делать. Все это и даже больше. И не потому, что Света была ярой сторонницей мировоззрения, что женщина должна уделять внимание только одному мужчине и принимать внимание только от одного мужчины, чтобы не прослыть «шлюхой». Наоборот, Света считала такие взгляды ограничивающими и высмеивала их. Нет, Света просто не могла ощутить, какое удовольствие в том, чтобы нравиться всем. Зачем? Ей это было не интересно и даже неприятно. Она чувствовала себя как сломанное радио, которое могло ловить только одну волну. Хорошо или плохо? Света не знала. Поэтому ей так не понравилось, что Ермаков воспринял ее привлекательный внешний вид на свой счет. На уроке химии не случилось ничего необычного. За исключением того, что Александр Григорьевич два раза вызывал Свету к доске, и оба раза она оказывалась в каком-то неловком положении. Но возможно, это была просто случайность. В первый раз учитель вызвал Свету, когда на доске оставалось свободное место только на самом верху. Со своим невысоким ростом Свете было трудно достать до туда, поэтому ей пришлось вставать на цыпочки и тянуться вверх, отчего ее юбка немного задиралась. Прежде чем писать уравнение реакции, Света спросила: — Можно стереть с доски? — На ваше усмотрение, — не ответил ничего конкретного учитель, но после этого добавил вкрадчивым голосом, глядя ей в глаза, — но, думаю, не все еще успели списать. Класс не смел возражать. Свете показалось, что это было скрытое указание на то, что Александр Григорьевич не хочет, чтобы она стирала с доски. Поэтому она не стирала, и ей пришлось тянуться, обнажая бедра слегка больше, чем она планировала. А вдруг он увидит, что она в чулках? Но ведь она и сама хотела, чтобы он это увидел. Эта мысль начала смущать Свету, и она волевым усилием сконцентрировалась на уравнении реакции, которое ей надо было решить. Быстрее сделает — быстрее вернется на свое место и выйдет из этой неловкой ситуации. Но, может, ситуация вовсе и не была неловкой? Наверное, Александр Григорьевич все-таки не видел, в чулках она или нет — не так уж сильно у нее задиралась юбка. Хотя Света не могла сказать наверняка. Да и логично было просить не стирать с доски — действительно, не все еще переписали — вон, тот же Ермаков что-то строчил в тетради. И правда, дурак — такие простые уравнения реакции можно написать, даже не глядя на доску. Было даже логично, что Александр Григорьевич вызвал именно Свету — хоть она и невысокая, в химии разбиралась лучше всех в классе, поэтому доверить следующее, уже сложное уравнение реакции именно ей было рациональным решением. Но ведь тогда учитель мог бы просто подождать, пока все допишут, а потом уже вызывать Свету. Его вкрадчивый взгляд и улыбка давали ей повод вообразить, что учитель снова играет с ней в какую-то негласную игру. Но Света не была в этом уверена. Может, она просто придумала это себе потому, что хотела, чтобы это было правдой? Второй раз Александр Григорьевич вызвал ее писать уравнение реакции, когда, наоборот, на доске оставалось место только в самом низу. Света постеснялась бы наклоняться, ведь тогда юбка задерется снова — вдруг все-таки Александр Григорьевич увидит, что она в чулках. Поэтому Света присела. Краем глаза она замечала, что учитель вальяжно сидит на стуле и смотрит на нее сверху вниз. И почему сейчас он вызвал к доске именно ее? Задание же простое! Хотя, может, остальному классу даже это кажется сложным, поэтому Александр Григорьевич решил облегчить всем жизнь и дал Свете писать это уравнение реакции? Света не могла оценить, насколько рациональным было решение учителя вызвать ее к доске именно сейчас. А может, он вообще не задумывался, кого вызывать к доске? На кого взгляд упал, того и вызывает? — Можно было и стереть, — сказал учитель, когда Света закончила записывать решение. Света даже не спрашивала. В прошлый раз Александр Григорьевич сказал, что нельзя стирать с доски, поэтому сейчас она сделала так же. Зачем спрашивать дважды? Она ведь понимала все с первого раза. Но тут, видите ли, можно было стереть! Он, что, просто хотел посмотреть, как она нагибается? Это одновременно обрадовало и разозлило Свету. Хотя она ведь сама не спросила, можно ли стереть с доски. Чего было злиться на учителя? В конце концов, она была не против нагнуться перед ним, чтобы ему было видно чуть больше, чем нужно. Но только не перед всем классом! Хотя сложно представить ситуацию, в которой такая инициатива от нее была бы уместна. А тут Александр Григорьевич сам создал такую ситуацию. Хотя, наверное, это Света всё придумала — ей показалось. Нет никакого умысла в действиях учителя. Не будет же он в самом деле говорить ученице наклониться, чтобы посмотреть на ее бедра! Тем более, вон Катя сидит в юбке еще короче. Захотел бы попялиться на девичьи бедра — позвал бы к доске Катю. Света это все себе придумывает, потому что симпатизирует Александру Григорьевичу. На самом деле, ничего особенного не происходит. Не происходит! Света пыталась вдолбить себе эту мысль, подавляя желание думать о том, что все-таки эти странные вызовы к доске — не случайность. Ведь она так и не нагнулась во второй раз — вот, все не так, как планировал Александр Григорьевич! Если он вообще что-то планировал. Света просто присела. Ничего такого! Хотя он все равно на нее смотрел, и Свете казалось, что что-то в его взгляде и позе было необычно, хотя она не могла выявить, что именно. Просто нутром чуяла, что в этом было что-то особенное. После звонка все начали собираться, но Александр Григорьевич попросил Свету остаться. — Вы сегодня особенно хорошо подготовились, — похвалил он ее, обводя ее спокойным взглядом с головы до ног. Свете была очень приятна похвала Александра Григорьевича, неважно, касалась эта она ее знаний по химии или внешнего вида. От мысли о том, что похвала все-таки могла относиться и к внешнему виду, Свете начала немного смущаться и отводить от учителя взгляд. А учитель улыбался и продолжал на нее смотреть. — Я всегда хорошо готовлюсь, — робко ответила Света. — Я пока не успел оценить все разы, ведь у нас с вами было всего два урока, — парировал учитель. — Еще оцените! — набралась храбрости Света. Или дерзости. Александр Григорьевич не смог сдержать легкий смешок. Но это была не насмешка. Свете казалось, что он просто проявляет радость и любопытство от предвкушения следующей партии их негласной игры. — Конечно, — мягко ответил Александр Григорьевич, — не сомневаюсь! — Вам и не надо во мне сомневаться, — Света очень стеснялась, но уже не могла и не хотела контролировать, что было допустимо говорить, а что нет. Она чувствовала, что скользит по грани, и в глубине души хотела переступить эту грань. Не переставая улыбаться, учитель мягко сказал: — Можете идти. Свете показалось, что тон его голоса был довольно ласковым.