Золото

Майрон стоял в золотых доспехах. Золото было создано Мелькором, и Майрон будто бы весь из него состоял. Волосы отливали золотом, глаза золотые-золотые. До чего же красиво золото на нём смотрелось. Кровь у него, наверное, тоже золотая. Эонвэ тоже был в доспехах, но серебристых, голубоватых, и золото не коснулось ни сантиметра его тела. А Эонвэ к нему тянулся. Простёр руку вперёд, предлагая Майрону взять его ладонь в свою, приглашая его в свои объятия. Иди ко мне, иди за мной. Эонвэ все говорили, что у него доброе лицо. Майрон же смотрел в него будто бы с отвращением, неприязнью. Эонвэ старался быть располагающим к себе. Майрон смотрел на него с недоверием и опаской. Эонвэ почти не верил, что Майрон действительно возьмёт его руку. Всех сдавшихся в плен Тёмных Майар должны были судить. Майрон в плен не сдавался, по крайней мере говорил так, а Эонвэ не хотел, чтобы он представал перед советом Валар. Но выражать бессмысленный протест не стал, лишь следил потом с волнением за судебным процессом. Майрон держался стойко и решительно, как Мелькор когда-то, не шёл на уступки. Раскайся же! — кричал ему мысленно Эонвэ, — проси прощения, так будет лучше! Всё равно же не поступится своими принципами, не отречётся от взглядов — это Эонвэ знал точно. Майрону не вынесли тяжкого приговора только чудом. Велели исцелять Арду, восстанавливать то, что сам же уничтожил, и он вроде бы даже охотно согласился. Эонвэ упросил Валар не устанавливать слежку, взял под свою ответственность. После суда Майрон подошёл вплотную и прошипел, глядя прямо в глаза: — Мне не нужно твоё покровительство, и в валарском милосердии я не нуждаюсь. Но Эонвэ не отступил, терпеливо выносил колкие взгляды золотых глаз. Майрон только что лишился самого дорогого, ему нужна была помощь, поддержка, которой в Валиноре у него не было. Майар Аулэ коллективно отвернулись от бывшего собрата, даже Курумо, с которым Майрон был когда-то так дружен, избегал встреч с ним. А Эонвэ хотелось быть рядом. Шипы, которые чародей вырастил вокруг себя, отталкивали всех, но Эонвэ был готов раниться. Майрон был злой и колючий, как дикий зверь в неволе. Он не был агрессивен, просто молчалив, угрюм и язвителен. Ему выдали серебристые одежды, какие носили почти все валианцы, и они, казалось, стесняли его и причиняли дискомфорт. Эонвэ пришёл к Майар Вайрэ и попросил сделать платье «цвета солнца». Конечно, когда Майрон надел его, это было не солнце, а золото. Гордый и непримиримый, он с трудом согласился примерить новый наряд. Упрашивая его, Эонвэ понимал, что выглядит жалко, но надеялся, что Майрону хоть чуть-чуть, но приятно. Эонвэ хотелось заботиться. Он приводил Майрона в сады Лориена, наблюдая украдкой за его печальным лицом. Нет, его выражение отвращения не менялось с того самого момента, как тёмный майа попал в плен, но в золотых глазах плескалась едва уловимая тоска. Не выдержав однажды, Эонвэ обнял Майрона. Тот не стал вырываться (по крайней мере сразу), но подчинился безвольно, неохотно, не отвечая на объятия. Майрон был холодный, не как горные вершины и ветра, а как лёд, который создал Мелькор. Эонвэ казалось, что он сам замерзает, покрывается инеем, но не отпускал бывшего Аулэндила, пока тот не вывернулся сам. Майрон в самом деле работал над исцелением Арды, но Эонвэ, как бы ни хотел, не верил, что он отступил от своих идеалов. Хотелось надеяться, что он сможет исправить Майрона, «направить на путь истинный», но эта надежда была ужасно глупой. По крайней мере, ничего из того, чего касался майа Моринготто, не искажалось, не превращалось в труху и пепел. Напротив, он создавал прекрасные вещи. Как-то Эонвэ зашёл в кузню и увидел Майрона погружённым в работу. Стараясь шуршать крыльями как можно меньше, Эонвэ подошёл ближе, но не спугнуть не удалось, и Майрон напряжённо замер. — Что ты делаешь? — Тебе обязательно за мной следить? — Я не слежу, — тихо, печально и ласково ответил Эонвэ. — Я хочу побыть с тобой. Мне правда интересны твои занятия. Майрон хмыкнул, откинул упавшую на лицо будто пронизанную золотыми нитями прядь волос и слегка отодвинулся, открывая Эонвэ обзор на рабочее место. На столе лежали крохотные, блестящие, невероятно искусно выполненные вещицы, напоминающие звёзды. Такую тонкую работу действительно мог выполнить только самый талантливый ученик Аулэ. Эонвэ восхищённо раскрыл бледно-голубые глаза. — Что это? — Снежинки. Никогда не рассматривал их? — усмехнулся Майрон. — Так вот попробуй на досуге. Арда создаёт удивительные вещи, получше некоторых мастеров. Он взял одну снежинку и протянул Эонвэ. — Возьми, не бойся, она холодная. Их ведь Мелькор придумал. Ульмо страшно злился в своё время. — Как же можно… такая красота, — прошептал Эонвэ, восхищённый столь тонкой работой. — Воду, видишь ли, ненаглядную морозит, — пожал плечами Майрон. — Главное обвинить, а разбираются потом. Эонвэ поджал губы и вернул крохотную ледяную звёздочку. Металл — а казалось, будто таяла в руках. — Оставь себе. Я это для развлечения делаю, безделушка. Можно потом рассыпать с твоих облаков, и будет красивый снег. Только вот, кто заметит? — Майрон, сделай ещё! Пожалуйста… — Эонвэ запнулся, опустил глаза в пол. — Я рассыплю над Ардой. Эльфы точно заметят, у них глаза чудесные. Майрон фыркнул и отвернулся, скрывая улыбку.

***

Естественно, по истечении «испытательного срока» Майрон отправился в Средиземье окончательно, без надзора. Без доспехов, в солнечном одеянии. Эонвэ почему-то было тяжко на душе, грустно. Он понимал, что Майрон больше не вернётся, и отпускать его не хотелось. Майрон хотел уйти, не прощаясь ни с кем, но Эонвэ просто так отставать не собирался. Собрался с духом и обнял. В этот раз Майрон ответил на объятие, даже зарылся лицом в мягкие, как птичий пух, белые волосы. Когда отстранился, насмешливо, но не зло взглянул на Эонвэ и произнёс: — Мне тебя жалко. Улыбнулся уголком губы и ушёл навсегда.

***

Эонвэ действительно рассыпал снежинки над Средиземьем. Они были страшно холодные, обжигающе холодные и норовили растаять и впитаться в кожу. Эонвэ взял одну из них, полюбоваться, но вздрогнул и выронил. Снежинки были полностью золотые.