Олимпиада, или как выжить в Постолимпийский сезон

      Утро выдалось доброе, вот только ребята вообще не выспались. Даша с самого утра собиралась на прокаты, делая макияж, придумывая прическу. Семененко она не будила, пусть поспит. — Доброе утро, — лениво потягиваясь на кровати, проговорил Женя. — Доброе утро! — она помахала в открытую дверь ванной, прямо напротив которой находилась кровать. — Может не будешь сегодня красится? — Если я не накрашусь, то сольюсь со льдом. Имеешь что то против мейка? — У тебя чёрное платье, со льдом точно не сольешься. — Давай чемпион, вставай, тебе тоже не мешало бы собраться.       Собрались, поехали в «Мегаспорт», разошлись по раздевалкам, попрощались до вечера. Время пролетело почти незаметно. Вот осталось уже пара минут до выхода на шестиминутку женской одиночки. Разминочные прыжки почти чистые, теперь оставалось только повторять все в разминочном зале и ждать программу. — Волнуешься? — Даша принципиально стояла спиной к арене, чтобы не видеть прокат других и разговаривала с Женей, чтобы успокоится. — Нет… хотя кому я пытаюсь соврать. — У тебя получится. И аксель получиться, и ничего что ты прокатилась на попе после него на разминке. Соберись, — девушка поместила голову на плечо парня и слушала. — Я пошла, — пожелание удачи и поцелуй в макушку. Далее выход на лёд, слова напутствия от Светланы Владимировны и прокат.       Не сказать, что программа была поставлена на события Олимпиады, но строчки выбранной Морозовой для короткой программы, идеально описывали происходящее в её голове тогда. По мнению Жени, музыка подходила к Даше, а Даша к музыке. Данная точка зрения сложилась в следствии неоднократного просмотра программы вживую, по видеосвязи и в записи. Однако это не убавляет волнения, которое определённо испытывал Семененко, сжимаясь на каждом её прыжке, как будто прыгал все это сам. Всё, идеально. Ждёт возле выхода, придерживая бутылку с водой, почему то оказавшуюся у него. Запыхавшаяся Даша тщетно пытается восстановить прежний сердечный ритм и размеренно дыхания, параллельно наблюдая повтор своего проката. На несколько секунд камера переметнулась на Женю, внимательно наблюдавшего за ней и незамечающего ничего вокруг. Смотрит на него, видит немного смущённое, но улыбающееся лицо человека, не любящего внимания, отвечает такой же улыбкой. Менее запыханным голосом, она отвечает на вопросы Загитовой и Транькова. Не избегается тема личной жизни. «Интересно, они на каждом прокате будут это спрашивать?» Дала интервью в мини микст-зоне, идёт улыбается. Довольная. Во избежании поворота камер на них, по отдельности выходят за пределы арены в коридор. — Ты моя умница, — обнимает. Пара часов ожидания, перекус какой то шоколадкой из автомата, просмотр выступлений спортивных пар, и на лёд выходит Женя. — Прыжки не заваливать, иначе у бабушки Дашки инфаркт будет, — до макушки для поцелуя не дотягивается, целует в губы. — Удачи, — он выходит на арену первый, опять же для ограждения от излишнего внимания. Следом выходит Даша, вставая за бортиком, но ближе ко льду. Смотрят друг на друга, она отворачивается, чтобы не отвлекать, он концентрируется. Морозова знает, что его программа упрощена, но трясти от этого не перестаёт, ибо «и с тройного можно здорово навернуться».       Программа не совсем новая, даже имеются воспоминания, связанные с ней, правда, не самые приятные. Она знает все мельчайшие детали программы, которые он сам рассказывал. «Господи, когда нибудь, я отжую у него эти прекрасные перчатки, и мне будет насрать, что они мне большие», — концентрация на чистоте технической части снижается, переходя в наслаждение короткой программой, не раз просмотреной. Каждый его прыжок сопровождался её зажмуренными глазами. Обещание было сдержанно, Женя ни разу не встретился со льдом ничем, кроме лезвий коньков. Снова повтор, снова вставка с наблюдением второй половинки катающегося за происходящим на льду, на которой он видит мило жмурившуюся Дашу. Перевёл взгляд с экранов на девушку, видит как она закрывает улыбку одной рукой. Классические вопросы и давно заготовленные ответы об ощущениях после проката, про травму, про отношения. «Да, они будут это спрашивать после каждого проката». — Ты молодец! — поцелуй. — У бабушки Дашки не случился инфаркт? — Нет, ты спас её от этого, своими чистыми прыжками.       С прокатов они вернулись как выжатые лимоны, сил говорить, есть и выполнять какие то функции не было. Максимум — умыться, переодеться и спать.       Второй день прокатов начинался как и вчера: с долгих сборов Даши в ванной и превращения комнаты в газовую камеру, из-за пользования большим количеством лака. — Поможешь глаза накрасить сегодня? — Точно, спасибо что напомнил. Конечно, — в косметику полетели едва не забытые тёмные тени.       Снова арена «Мегаспорта», снова прощание до вечера. Сегодня время тянулось немного дольше, так что Даша успела попрыгать в коридорах, размяться в зале, посмотреть любимые танцевальные дуэты, поболтать с ними же, с девочками, ещё не начавшими прокаты и кучей других людей, непонятно что здесь забывшими.       Шестиминутная разминка закончилась, нужно было ждать. Перед Дашей катала Камила. Пойти наперекор принципам и все же посмотреть программу хорошей подруги вживую, а не в записи лёжа в кровати, именно сегодня было плохой идеей. Перед глазами Валиева катала программу об Олимпийском Пекине, в голове же бегали мысли об олимпийских ошибках и потерянной медали. Момент с капюшоном заставил стоящие в глазах слезы выкатиться за их пределы, смывая немного тщательно вырисованных стрелок, из-за которых Даша не пускал Женю в ванную почти все утро. «Гребанная, нихрена не водостойкая подводка». — Самая лучшая фигуристка на планете плачет перед прокатом. Дашенька, соберись пожалуйста. Сейчас все стразы отлетят. Ты их старалась, клеила, материла, — Семененко пытался стереть следы чуть поплывшего макияжа и вернуть боевой настрой своей девушки. — Олимпиада закончилась, новый сезон — новая жизнь. — Новая жизнь с призраками прошлого, так лучше звучит, — попыталась засмеяться, но получилось не очень убедительно.       На произвольную программу Даша вышла с немного потекшим макияжем, перед прокатом колотила себя по ногам и рукам, пытаясь унять дрожь в теле, хлопала по щекам. «Все таки хорошая программа у Камилы, за душу берет». Светлана Владимировна помогла убрать следы от нахлынувших эмоций, пожелала удачи и отправила на лёд. Вроде все. Поехали.       Именно Даше как никогда легко вжится в музыку, но смыслы программы и ситуации сейчас немного отличаются. Вроде, все идёт хорошо. Но впереди тот самый, коварный риттбергер, для Даши страшнее чем лутц. Попыток исполнения этого прыжка на тренировках было огромное количество, попыток сделать его на соревнованиях чуть меньше, но тоже много. Чисто приземленных четверных риттов было меньше, чем выездов с ошибкой. Но именно этот прыжок занёс имя Даши в историю, ведь она стала первой, приземлившей его на Олимпиаде, пусть и с последующим падением. Количество оборотов меньше по сравнению с последними соревнованиями, что объясняется началом сезона и не очень хорошей физической формой, но волнение уменьшаться не собирается. Заход, 3 оборота, приземление, бум. Жуткое дежавю не только у самой фигуристка, но и у Светланы Владимировны, и у Жени Семененко, который жмурится. «Стопроцентно гарантирую, что именно этот момент покажут на повторе после падения», — мысль пробегает мельком, сменяясь на беспокойство за сильно подвернутую при падении ногу, кость которой имела возможность дать трещину. Закрыв глаза в финальной позе, Даша выдохнула. Открывает глаза только запрокинув голову наверх, промакивает снова подступившую волну слез, стараясь не смазать ничего. Хлопает по щекам, чтобы стряхнуть лишние воспоминания. И без того залепленный тейпами вдоль и поперёк голеностоп ноет, но терпимо. Смотреть повтор программы не хочется, но понять, что пошло не так на этот раз необходимо. Прыжок докручен, приземлен, но лишён выезда из-за скользкого льда. После идёт кадр с мило волнующимся и расстроенным Женей, как раз тот самый, который он предполагал. — Видимо, предыдущая программа была такой чувственной, что напомнила Пекин всем участникам, — вопросы от Загитовой после проката, как отдельный вид искусства. — Да, — смеётся. От ошибки, конечно, не очень смешно, но поддержка зрителей даёт возможность вести себя как будто ей совершенно не обидно и не больно.       Выйдя через маленькую микст-зону, Морозова встретилась с Женей, который попытался стереть следы от вновь образовавшихся подтеков макияжа. — Видимо тут помогут только салфетки, — он оглядел свои испачканные большие пальцы и щеки девушки. — Даш, все нормально? Голеностоп, спина? — Всё нормально, — в качестве доказательства поболтала коньком. — Просто лёд никак не хочет становится мягким, — отшучивается, потому что так легче, но встречается с серьёзным взглядом Жени, заставляющим говорить только правду. — Голеностоп болит, но не сильно. Я просто подвернула. С трещиной я бы не смогла в кантилевер вывернутся и катать дальше.       Сначала Даша смыла весь свой потоп эмоций в раздевалке. Потом собрала все свои косметические средства и вышла в коридор. Затем постучала в мужскую раздевалку. Все, находящиеся там, были хорошими друзьями девушки.       Вообще, до недавнего времени, Даша была единственной девочкой в мужском коллективе своей тренерской группы. Последние лет так пять, она проводила время преимущественно в окружении парней, причём немного старше. С этим было связано много дружеских шуток, особой темой были воспоминания с первых сборов. Как известно, сборы группы Светланы Соколовской и Евгения Рукавицына проходят совместно. Этот год не был исключением, поэтому на сборах перед первым взрослым сезоном, будучи 16-летней девочкой, она оказалась в окружении парней, возраст которых варьировался от 17 до 22 лет. Тогда это казалось чем то ужасным, а затем преимущества быть единственной девочкой среди парней проявили себя. Сначала казалось, что её не будут воспринимать никоим серьёзным образом, но это было ошибочным мнением. От парней исходила поддержка, они давали чувствовать себя защищённой, попросту были ей старшими братьями. — Извините что прерываю ваши очень интересные разговоры, но мне нужен Женя и его глаза, которые надо накрасить, — Семененко послушно вышел из раздевалки. — Так, в вашей раздевалке полным полно девочек, у нас полная раздевалка парней. Куда пойдём? — Женя огляделся вокруг, в поисках места чтобы сесть. — Сядь сюда, — спасением стала коридорная скамейка Мегаспорта. Женя сел, но чтобы накрасить ему именно глаза, а не что то другое, ей пришлось бы постараться. — Всё сиди, — она устроилась на его колени. — Почему я сразу не додумалась. Держи, — он держал сумку с косметикой. Дальше следовали указания в духе, : «Открой глаз, закрой глаз, дай косметичку». — Тебе удобно так? — Вполне. — Кстати, нас снимают, — Семененко подглядывал за происходящим вокруг него, преимущественно за сосредоточеной Дашей, через приоткрытый глаз, который ещё не подвергся влиянию карандаша. — Видимо мы главные звезды вечера, то на экранах, то здесь. Даже нормально уединиться нельзя. — Даша, мы в коридоре, чувствуешь разницу? — Закрой глаз, — она сделала последний штрих. — Всё, свободен, — чмокнула в губы и ушла, чтобы не мешать собираться перед прокатом.       Произвольная Жени Семененко была самой офигенной программой всего мужского одиночного по мнению Дарьи Морозовой. Особенно в ней ей нравилось две вещи: макияж и Женя. Здесь сочетались все составляющие постановки, и это сочетание заставляло визжать большое количество людей на трибунах, в том числе девушку, но она пока сдерживалась. Хотя бы пыталась, но в конце разошлась, как и сам фигурист, что не ускользнуло от внимательных операторов Первого канала, вставивших подпрыгивавшую от радости за чистый прокат произвольной девушку, в повтор этой самой программы. А вставка не ускользнула от фанатов, которые сделают с ней тысячу и одну обработку, и от самого Жени, который радовался, что программа зашла не только фанатам, но и Даше. — Тебе настолько понравилось, что ты превратилась в сумасшедшую фанатку, прыгающую после проката? — Тебе что то не нравится? Я, вообще то, успела поседеть столько раз, сколько прыжков ты делал. Колени как? — Поседел здесь я, после твоих падений. Мои колени это мои проблемы, — но после взгляда девушки, вынуждающего признаться даже в том, чего не происходило, ответил на вопрос. — Под конец разошёлся и что то не так сделал, болят теперь. А вот ты уверена в своём голеностопе? Не сломалась? — Ну мы уже говорили об этом. Поболит и пройдёт. Спорт же. — Иди сюда, — обнимает так, что косточки трещат. — Если ты решил облегчить мои страдания смертью, то не стоит, я переживу.