Мой геройский путь

      Как только разбор ошибок закончился, я, молча, направилась в раздевалку. Обеспокоенным друзьям было сказано, что мне просто нужно было попить воды. Походка была старательно сдержанной, но стоило скрыться от посторонних глаз, шаги стали длинными, импульсивными, стремительными. Ногти впились в кожу ладоней до ярко-розовых следов, грозясь и вовсе разорвать её. Дверь в раздевалку захлопнулась с громким хлопком, оглушительный звук заполнил собой весь коридор, к счастью этого никто не услышал. Рука сорвала маску-респиратор с лица одним резким, грубым движением и замахнулась, чтобы со всей силы швырнуть её о пол, но даже в таком состоянии было жалко портить что-либо. Маска упала на скамейку, но это в любом случае было бы мягче, чем удар со всей силы о кафель. — Сука! — с губ вырвался сдавленный крик.       Из-за страха, что это могли услышать, я сильно укусила нижнюю губу, чтобы больше не позволить себе кричать: недавно затянувшаяся рана вновь начала кровоточить. Хотелось орать, плакать, что-то сломать, да что угодно, лишь бы перестать чувствовать это разъедающее кипение в себе. Но вместо этого с немым всхлипом я закрыла лицо руками и медленно спустилась вниз по стене, чувствуя, как вся трясусь от чувства безысходности. — Почему?.. Ну почему ты такая никчемная! — голос дрожал, а ладонь с лица переместились к макушке.       Пальцы сжимали пряди, растрёпывая хвостик и принося еле ощутимую, но всё же боль. Раз за разом воспоминания о последнем поражении били по разуму, заставляя сознательно хотеть наказать и покалечить себя за очередную неудачу. Но в этот раз даже причинение вреда своему же телу не помогло от слова совсем. Ком в горле был не просто болезненным, он давил вместе с обидой и злобой на саму себя. Но плакать было нельзя. От мысли, чтобы ещё хоть раз заплакать при ком-то, тошнило. Но ведь на спортивном фестивале я показывала эмоции при другом человеке, почему же теперь это под запретом? Тогда у нас с Очако была общая беда, и плакать с ней было не стыдно, а сейчас… А сейчас я одна в беде, и навязывать свои проблемы не хотелось. Сердце кричало просьбы о помощи, но серая кончелыга в голове продолжала говорить, что плакать при ком-то — слабость, что никому не интересно, и это пустое унижение. Ногти начали ритмично царапать предплечья. Психика была критично перегружена и отчаянно пыталась с этим справиться. — Надо было оставаться дома! Зачем ты полезла сюда? Ни способностей, ни физической подготовки, ни ума. Снова, снова и снова… Ты снова умудрилась всех подвести и разочаровать! Нахуя родители только трать деньги на тебя! Лучше бы ты никогда и не появ…       Осознание того, что я совершила страшную ошибку, неправильный жизненный выбор, подняло внутри такую бурю страха и тревоги, что даже предложение закончить не получилось. «Что я наделала…» — была единственная мысль. В раздевалке стало очень тесно и мало кислорода. Руки с предплечий переместились к грудной клетке в попытках вернуть контроль над ситуацией. Казалось, что сердце замирает, а затем начинает биться слишком быстро. Было ощущение, что я вот-вот задохнусь, несмотря на то, что судорожно глотала ртом воздух. В глазах темнело, а в комнате стало очень холодно. «Что происходит?» — с ужасом в глазах беззвучно спрашивала я, ложась на кафель в надежде облегчить ситуацию, однако это не особо помогло. Меня уже не просто трясло, а натурально колошматило. Страх от безысходности моего положения перерос в страх смерти.       Первой мыслью было то, что случился сердечный приступ или что-то в этом роде. Это совершенно не помогало. Правая рука сжимала футболку в районе сердца, а левая легла на горло в попытке понять, что происходит, и заставить меня дышать. Иронично. Стоило подумать о том, что не хочется жить, как судьба подкидывает прикол, из-за которого понимаешь, что жить всё же охота, что помирать рано, и вообще так тупо сдохнуть — это бред. Через силу, сжимающую горло и грудную клетку, я начала дышать медленнее и плавнее. Через время я в ахере вновь сидела на полу, раскинув конечности в стороны, когда этот трип отпустил. — Это типа… Паничка сейчас была? — с усмешкой задала я риторический вопрос. — Прикольный интертеймент, конечно.       Я медленно вставала с кафеля, помогая себе руками. Голова всё ещё слегка кружилась, но стало значительно проще. Из агрессивного состояние стало просто подавленным, а с таким почему-то правиться было легче. — А потому, что опять себя же подавляешь, — вдруг заговорила более зрелая часть меня. — Знаешь же, что из этого вытекает, и всё равно продолжаешь, — маска, лежавшая секунду назад на скамье, уже заняла свое место на лице. — Сколько тебе уже плакать хочется?.. Ладно. Сейчас успокоюсь, дождусь конца этого дня, а в общаге всех к хренам затоплю, — психика вновь пыталась разгрузиться, но уже юмором.       «Сегодня же кино», — вспомнила я, остановившись на секунду в дверях. — «Наверное, не пойду».       Когда все остальные закончили свои бои и прозвенел звонок, мы разошлись по раздевалкам. Девочки обсуждали предстоящий поход на фильм, все суетились и были в предвкушении, пока я старалась сохранять редкую тишину в голове, сдерживающую от истерики. — Мари, ты не сильно обидишься, если я с Киришимой займу те два дальних места? — спросила Мина, натягивая чёрные гольфы и выводя меня из транса. — Кто? Я? Конечно нет! — с улыбкой произнесла я, просовывая руку в рукав рубашки. — Как ты планируешь его туда заманить? — Пф, Мари, я тебя умоляю. Не все такие замороченные, как ты. Просто скажу, чтобы садился со мной. А дальше согласиться он или откажется — дело его. — Я не думаю, что он может отказаться, — последняя пуговица моей рубашки уже была продета в её отверстие. — Если он откажется, я ему напомню, что знаю, где он живёт. — Звучит угрожающе, — Ашидо хихикнула, аккуратно складывая свой костюм в кейс. — Мина… — тихо произнесла я, не желая портить настроение подруги, улыбка медленно сползла с лица. — Я… я, наверное, не пойду в кино.       Ашидо подняла обеспокоенный взгляд на меня. Её глаза округлились, а уголки бровей подняты: — Это из-за тренировки? — Нет, — уведя взгляд в сторону, произнесла я. — Ну… Да, — я созналась под пытливым взглядом подруги, пристыжено опустив глаза в пол. — Я немного… Немного устала. — Мари, — Мина подошла ко мне и обняла. Это длилось мгновение, но это было самое приятное и тёплое чувство за сегодня. Оно было настолько желанным, что, когда девушка отстранилась, стало болезненно пусто. — Ну ты чего? Тебе наоборот надо развеяться. Пошли. Ты мне сама говорила, как сильно хочешь пойти. — Не, — я мягко мотнула головой. — Как-то не то настроение. Лучше приду в общагу, отосплюсь как следует. А вы спокойно идите и не переживайте. Буду ждать рассказ о посиделках на последнем ряду, — я слега тюкнула Мину локтём и игриво подмигнула, давая понять, что у меня всё хорошо. — Если ты мне сейчас готова поклясться, что дело в том, что ты просто устала, то я успокоюсь и перестану уговаривать тебя, — Мина серьёзно посмотрела на меня. — Ну… — на секунду эта фраза ввела в ступор. Как можно клясться в том, что не правда? Зачем вообще просить человека клясться в такой ерунде?! — Я немного расстроена, но это естественно. Мало кто будет плясать от счастья после неудачи. Но это не является главной причиной.       Родители уже давно прочухали эту фишечку — не давать прямых ответов в неудобной ситуации, поэтому иногда говорят, что я как уж на сковородке. Кажется, Мина тоже начинает различать, когда я говорю правду и когда очень старательно пытаюсь её недоговорить. Ну а что она могла ещё сделать? Начать пытать меня? Девушка вздохнула, положив руку на моё плечо: — Ладно… Может, тебе и правда лучше отоспаться.       Я благодарно улыбнулась и кивнула подруге, в ответ на что её губы тоже изогнулись в мягкой улыбке. После этого небольшого, но такого важного дружеского жеста стало чуть легче.       Несмотря на то, что солнце уже начало садиться, на улице всё ещё стояла эта ужасная жара, которая каким-то непонятным образом только усиливала апатию и чувство безнадёжности. Все ждали, когда закончится это пекло, но солнце продолжало палить, и конца этому видно не было. В голове раз за разом крутилась сцена с кнопкой, которая уже была у меня в руках, и каждый раз на моменте, когда не хватило всего доли секунды, слёзы наворачивались. Глаза оторвались от брусчатки под ногами и направились вверх, чтобы не дать воли слезам. «Не смей. Не плачь. Ты уже почти дошла до общежития. Ты будешь там одна и поплачешь. Ещё чуть-чуть. Не думай об этом», — уговаривала я саму себя. Зрение было затуманено пеленой из-за слёз, а разум был занят укорами из-за поражения и одновременно попытками отвлечься от этих укоров, за этим сумасшествием я пропустила и красивый золотой осенний закат и то, как местами пожелтевшая листва деревьев неспешно покачивалась от ветра, несущего с собой перемены.       Казалось, мне удалось успокоить себя, когда двери общежития открылись под небольшим давлением. «Видишь? Всё хорошо», — уговаривала я, разуваясь. «И вовсе мне не хочется плакать», — продолжал внутренний голос, пока лифт стремительно поднимался к четвёртому этажу. — И чего я так распереживалась? Просто лягу сейчас спать, а вечером поем и поболтаю с девочками, — открывая комнату, говорила я.       А затем лямка сумки зацепилась за ручку двери. Казалось бы, такая незначительная мелочь, которую можно даже не заметить при обычных обстоятельствах. Но такая мелочь сломала плотину, которая удерживала всё, что успело накопиться за эту неделю. — Вы издеваетесь?.. — тихие дрожащие слова слетели с моих губ, словно затишье перед бурей. — ДА ПОШЛО ОНО ВСЁ К ХУЯМ СОБАЧЬИМ! — крик был настолько громким, что в горле сразу же начало першить, но на это всё было уже откровенно плевать.       Сумка упала вниз и с яростью была пнута, она проскользила по паркету, долетев до стены в противоположном конце комнаты и ударившись о неё. В сумочке был телефон, экран которого итак был покрыт несколькими трещинами, но на это тоже было плевать. Оперевшись спиной о дверь, я спустилась к полу, закрыв лицо руками и истерически взвыв. Ладони намокли от теплых солёных слёз, которые уже не поддавались никакому контролю. — Сука! Сука! Сука! Бесполезная! Жалкая! Никчёмная! — Зажмурив глаза и обняв себя, продолжала кричать я, но уже чуть тише.       Внутри было так больно, и эта боль никуда не девалась, она разъедала даже тогда, когда я, наконец, перестала подавлять саму себя. У всего есть своя цена и пришло время платить за желание справляться со всем самой, не навязываясь другим. Казалось, сердце сейчас разорвётся от количества горечи и яда в нём. Хотелось это выплеснуть куда-то, и был лишь один быстро действующий метод. Ногти царапали и впивались в кожу предплечий. Было больно, но этого казалось недостаточно. Хотелось наказать себя за свою бесполезность, за то, что не могла оправдать ничьи ожидания. И из раза в раз я царапала себя. Конечно не до крови. Это было страшно и слишком заметно. Я никогда не хотела, чтобы это кто-то увидел, чтобы кто-то начал переживать или уж тем более считать, что я пытаюсь привлечь внимание. Нет. Мне просто хотелось избавиться от чувства вины за неоправданные ожидания.       Истерика моментально прервалась от стука в дверь. Я подняла голову, прислушиваясь и молясь, что просто послышалось. «Какого хрена? Я же должна быть одна. Нет… КАК Я МОГЛА ЗАБЫТЬ?!» — Голубь, открой дверь, — раздался твёрдый слегка обеспокоенный голос Бакуго. Из-за всех этих переживаний из головы совершенно вылетело, что в кино не пошла не только я. — За… Зачем? — тихо спросила я, чувствуя нарастающую панику и стараясь сдержать всхлип, а затем вскочила на ноги, оглядывая комнату и пытаясь придумать предлог, чтобы не открывать. — Я не могу… Я… Я переодеваюсь, — это было первое, что пришло в голову, чтобы получить время привести себя в порядок.       «Кацуки, милый, уходи, пожалуйста. Ты вообще последний, кто должен меня видеть такой», — я молилась, чтобы он решил подождать, пока я сама выйду. — У тебя полторы минуты. Потом я взорву эту дверь, — поставил ультиматум парень. — Ты!.. Этого времени слишком мало! — в моём голосе читалось возмущение. — Время пошло, — ответил одноклассник по ту сторону двери.       Я уже была готова заплакать снова из-за того, что опять была загнана в угол. «Почему он такой упёртый?! Вот что значит баран в знаке зодиака!» — я быстро стягивала юбку с гольфами, бросая их на кровать. — «Чего он вообще добивается? Зачем ему это? Чтобы он посмотрел, какая я зареванная и лишил меня хоть каких-то шансов даже на мечты о совместном будущем?!» — продолжала материться я, снимая рубашку и быстро надевая футболку. «Кто вообще даёт на переодевания полторы минуты?! Я же девушка, а не солдат, в конце-то концов! Он специально. Чтобы я реально ничего не успела кроме переодеваний» — Нога пыталась попасть в оставшуюся штанину шорт. Я быстро забежала в уборную. В каждой комнате рядом с туалетом была небольшая раковина, чтобы чисто помыть руки. Она была совершенно неудобна для умывания, поэтому умывальники были общественными, но дойти до них возможности не было. Я отчаянно пыталась смыть следы своей истерики, но подойдя к большому зеркалу, поняла, что это бесполезно: губы были припухшими, глаза успели покраснеть и заблестеть от слёз, а ресницы были мокрыми и слипшимися. «Чёрт! Пожалуйста, пусть он передумает. Пусть уйдёт. Ему нельзя меня сейчас видеть! Я буду не просто безразлична, а противна ему», — я умоляла судьбу, чтобы она сжалилась надо мной. Чтобы хотя бы сейчас перестала издеваться и не добивала окончательно. Но у неё были свои планы. — Время вышло. Открывай, — раздался голос из-за двери всё с той же твёрдостью.       Рука медленно, судорожно потянулась к ручке. Прерывистый вздох слетел с губ, прежде чем дверь неохотно открылась. Я не поднимала взгляд на Кацуки, а наоборот пыталась его спрятать, глядя в пол. Руки прижались к груди, словно пытаясь создать защитный барьер, а большие пальцы нервно поглаживали друг друга. — Ты что-то хотел? — я говорила почти шёпотом, пытаясь скрыть дрожь в голосе.       Щёки пылали от стыда и унижения, которое я чувствовала. Я так-то не горела желанием показывать свою слабость кому-либо, но сейчас была готова попасть на новости, если бы это значило, что такое моё состояние увидят все, кроме Кацуки. «Пожалуйста… Не надо… Просто уходи. Он поймёт, какая я жалкая и больше даже не посмотрит в мою сторону», — думала я. Есть люди, которые красиво плачут или уронили две слезинки и успокоились, какая же сильная была к ним зависть в этот момент. — Я сидел в комнате и занимался своими делами, вдруг слышу сначала знакомый бубнёж от человека, который должен был быть в кино, а потом непонятный крик и звук, похожий на падение. Как ты думаешь, что я хотел? — Бакуго взялся за дверь, раскрывая её ещё шире и заходя ко мне в комнату.       Я сделала шаг назад, не зная, что сказать и всё ещё не поднимая взгляд в глаза Бакуго, боясь увидеть в них отвращение. Хотелось спрятаться куда угодно, лишь бы он меня не видел. — Со мной всё хорошо. Можешь не беспокоиться, — правая ладонь обхватила плечо левой руки, нервно поглаживая его. — А может, ты уже перестанешь врать? — в голосе парня читался явный укор. — Ты врёшь друзьям, учителям, родителям. Ты даже самой себе врёшь. Ты хочешь от других, чтобы они выражали свои эмоции, а сама закрылась и никого не подпускаешь, — слова резали как нож даже не столько грубостью, сколь правдивостью.       Я давно не чувствовала себя такой… Маленькой и беззащитной. К горлу вновь подступил ком, а слёзы, которые так старательно останавливались, вновь накатили. Я быстро отвернулась к окну, вытирая уже скатившиеся по щеке солёные капли, пока Кацуки не увидел. — Я не вру… — мой голос был настолько тихим и неуверенным, что выдавал меня с потрохами, — Пожалуйста, выйди из комнаты, если тебе ничего не нужно, — я собрала последние остатки сдержанности, запрокидывая голову наверх, но вдруг почувствовала мягкое прикосновение к своим плечам.       Руки Кацуки плавно, но уверено развернула меня к нему и крепко прижали к его груди. Всё моё тело напряглось, желая отстраниться, защититься от проявления слабости, но на этот раз сердце, умоляющее о помощи, победило разум, умоляющий о границах и самозащите. — Кацуки… — голос был хриплым, неровным, напуганным.       Руки человека, в которого я была влюблена, не оттолкнули, не отстранились, а лишь крепче прижимали к груди и поглаживали мои спину, крылья и волосы. — Я… Я не в порядке… Мне плохо… Мне очень плохо! — я спрятала лицо в изгиб его шеи, чувствуя, как слёзы начали скатываться друг за другом безостановочно. Мои ладони вцепились в его футболку на спине, притягивая его ближе. — Я знаю, — тяжесть руки Кацуки, которая лежала на моей спине и бережно прижимала, как самое ценное сокровище, ближе к его груди, его сердцу; его хриплый, глубокий, утешающий голос возле моего уха; тепло его тела — всё это успокаивало.       Хотелось плакать толи от счастья, что меня спасают из болота, пока я всем силами пыталась выбраться сама, толи от непонятной горечи, которая слишком долго копилась во мне. Кацуки слегка отстранился, его указательный палец коснулся моего подбородка с намерением заставить меня поднять взгляд. — Не смотри! — я сжала футболку Бакуго сильнее, полностью спрятав лицо в изгибе его шеи, теперь мой голос приглушался его кожей. — Пожалуйста, не смотри… — Тогда посмотри сама, — мягко, но настойчиво произнёс Бакуго.       Мои губы сжались, а глаза сильно зажмурились. Кацуки активно вытаскивал меня из зоны комфорта. Мне было гораздо комфортнее, когда во мне видели зрелого осознанного, сильного человека, а не пятнадцати летнюю девочку, которая совершенно не уверена ни в одном из своих последних самых важных жизненных решений. Я приподняла голову, но глаза оставались по-прежнему закрытыми. Из всех возможных состояний, которые я не люблю показывать людям, более ужасным могло быть только, когда я болею. Ладонь Кацукики нежно обхватили мои щёки, его большие пальцы смахивали солёную влагу. — Открой, — почти шёпотом дал он мягкий приказ.       Веки медленно поднялись мои глаза были прикованы к его собственным, ища в них разочарование и отвращение, но вместо этого нашли лишь понимание и утешение. — Пошли, сядем, Голубок, — Кацуки подвёл меня к кровати и, обняв за плечо, сел. — Ты же понимаешь, что тебе нечего стыдиться, и ты можешь, наконец, рассказать, какого хрена с тобой происходит? — Кацуки сел глубже на кровать, оперевшись спиной о стену, и потянул меня за руку к себе, кладя мою голову на свою грудь. — Иногда мне кажется, что я выбрала не ту профессию, — начала я, теребя край футболки пальцами. — Если бы я осталась в Бийске, то было бы всё лучше. Я чувствую, что подвела всех, взяв на себя непосильный груз. Если бы я осталась, то и с оценками всё нормально было бы, и родителей бы видела… Я очень скучаю по дому… Почему все мы находимся в одинаковых условиях, а тяжело только мне?! Кацуки, ты тоже считаешь меня слабой?.. — с каждой секундой интонация становилась всё тоньше и тоньше, пока слова не стали неразборчивым скулежом. Новая волна слёз вновь атаковала, пропитывая футболку Бакуго. — В каком смысле «тоже»? — в голосе парня и его теле появилось заметное напряжение, — Какой кретин и самоубийца так считает? — Я так считаю… — немного пристыжено пролепетала я. — Вот идиотка, — Бакуго расслабился, а эти слова были сказаны настолько ласково, насколько позволял его голос. — Ты не слабая, просто устала. И вообще, кто тебе сказал, что тебе одной тяжело? У нас многие с роднёй полгода не виделись и переживают по этому поводу, например, хвостатый. Он скучает по предкам. Или Серо. Да кто угодно, даже я иногда думаю, что хотелось бы стариков повидать. Только у всех мозгов хватает об этом с кем-то поговорить и успокоиться, а ты сколько с этим «всё в порядке» ходила? — Ну из тебя вообще-то тоже хрен что клещами вытянешь, — почувствовав небольшое облегчение, пробубнила я, всё ещё лёжа на груди Кацуки, пытаясь вытереть непрекращающиеся слёзы и тихо всхлипывая. — А ты стрелки не метай, — быстро закончил эту линию диалога Бакуго. — К тому же ты вообще с другой страны, тебя окружили незнакомые улицы, люди и культура. Да тут у кого угодно кукуха поедет, тем более у такой малявки, — по голосу было слышно, что парень ухмыляется, его пальцы лёгким прикосновением заправили мою, успевшую местами прилипнуть из-за влаги, чёлку за ухо, — Голубь, ты как-то вообще не к тому человеку за утешениями приходишь. Я, по-твоему, выгляжу, как личностный тренер? — Прости, — с тихим смешком произнесла я, сквозь слёзы. — Не извиняйся. Мне нравится, что ты заставляешь меня хотеть быть таким, — голос парня понизился почти до шёпота, его пальцы медленно, плавно скользнули по моим волосам, к шее, а затем по позвоночнику к пояснице, я слышала, как участилось его сердцебиение, — и судя по тому, что ты там тихонько хихикать начала, я не так безнадёжен в этом.       Он тяжело вздохнул, обняв меня обеими руками, в этот момент я всё ещё чувствовала себя маленькой, но чувство беспомощности ушло. Мне казалось, что я была за крепкой стеной, под защитой своего сильного героя, готового уберечь меня от всего. И это чувство было настолько прекрасным и светлым, что я больше никогда не хотела его лишаться. Я наконец-то смогла побыть обычной девочкой со своими загонами, переживаниями и страхами, и не чувствовать за это стыда или вины.       Не знаю, сколько мы так просидели в обнимку за обсуждением всего, что было на душе, и с каждой секундой мы с оба понимали, что похожи друг на друга больше, чем кажется. Оба боялись показаться слабыми; оба скрытны, хоть и выражается на людях это по-разному: у меня вечные смехуёчки, а у него агрессия; к обоим высокие ожидания, которые боимся не оправдать; и у обоих есть проблемы с самооценкой. И это чувство схожести давало утешение, понимание, что в этом новом, всё ещё не понятном и почти взрослом мире я не одна.       Всё время, что мы разговаривали, слёзы не останавливались, даже несмотря на то, что уже не хотелось плакать. И когда последняя капля, наконец, скатилась по челюсти и упала вниз, воцарилась полнейшая пустота, она не была тревожной или страшной, она была обнадёживающей. Эта пустота сразу же начала наполняться любовью, теплом и счастьем. Когда я почувствовала силы, то, наконец, смогла сесть нормально, Кацуки тоже выпрямился. Мои ладони собирали остатки слёз с уголков глаз, прежде чем Кацуки обхватил мою кисть и свободной рукой указал на моё исцарапанное предплечье. — И вот этой хернёй прекращай заниматься, — взгляд парня был напряжённым и осуждающим, но сквозь это я видела, что он всё же переживает. Он отпустил мою руку, которую я сразу же прижала к себе и попыталась закрыть такой же исцарапанной рукой. Глупо. — Это нервное. Я не специально, — уведя взгляд в сторону, произнесла я, потираю предплечья. — Ты делаешь это слишком часто, — Кацуки смотрел на меня твёрдо и проницательно, я поджала крылья и опустила взгляд в покрывало. А потом до меня дошёл смысл его слов. — Подожди, так ты видел?! — Мари, то, что другие что-то не замечают, не значит, что я этого не замечу. Может, я и не эмпат, но мелочи вижу очень хорошо. И если мне надо, я буду обращать на это внимание.       «Дура, конечно он заметил бы рано или поздно» — ругалась я про себя. — «У него же внимание на максимум прокачено». — Ну я… Я правда делаю это не специально в большинстве случаев, — мои пальцы перебирали край футболки. — Тогда, попроси, — лицо Кацуки было спокойным, как и его голос. — О чём? — я подняла взгляд, но ответа на вопрос так и не последовало. Он хотел, чтобы я сделала это сама, но почему ему это было так важно? После вздоха, с моих губ, наконец, слетели эти трудные, но очень важные слова. — Мне нужна помощь. Пожалуйста…       Настолько сильно открыться человеку для меня было, интимнее, чем секс в его привычном понимании. — Ну наконец-то, — губы Кацуки изогнулись в этой прекрасной заботливой улыбке. — Я сделаю всё, что смогу, — его тёплая, грубая от вечных тренировок ладонь легла на мою щёку, а большой палец коснулся уголка моих губ, вызывая дрожь по всему телу и приятных бабочки в животе. Я чувствовала, как кровь приливает к щекам, а крылья напрягаются и на одну треть раскрываются. — И хватит свои губы жрать постоянно. Ей-богу, на Беллу похожа. Я Сумерки терпеть не могу. — Поэтому пересматриваешь их стабильно раз в месяц, — с игривой ухмылкой в ответ подколола я. — А ты откуда знаешь? — искренне удивился парень, уголки его бровей напряглись, а лёгкий румянец покрыл его лицо. — Я когда к Киришиме иду, периодически слышу музыку оттуда, которая играет со стороны твоей двери. — Голубь, свидетели долго не живут, — парень сурово посмотрел сверху вниз, скрестив руки на груди, но улыбка тут же тронула уголки его губ. — Дурак, блин, — хихикнула я, тюкнув его в плечо. — От дуры слышу, — Бакуго довольно ухмыльнулся.       Секунду мы смотрели друг другу в глаза всё с теми же одинаково глупыми улыбками, пока не поняли, что пялимся. Честно говоря, уже не особо и хотелось отстраняться или смущённо отводить взгляд, но ради приличия пришлось это сделать. — Ладно, я пойду, умоюсь, — прочистив горло, я встала с кровати и направилась к выходу из комнаты.       Встав перед зеркалом у общих умывальников, я оценивала, с каким видом сидела рядом с парнем своей мечты, в которого была и так уже безнадёжно влюблена, а сегодня поняла окончательно, что больше моё сердце так принадлежать никому не сможет. Ну что ж… Ебальник, конечно же, был отёкшим, глаза красными от слёз, а хвостик растрёпанным. — Как замечательно, — со смирившимся выражением лица я набрала воды в ладони, прежде чем выплеснуть её на лицо. — Какого хрена он снова смотрел на меня… Так? — уголки губ сами собой направились к верху. В этот раз почему-то была полная уверенность, что это не надуманно и не показалось. Было непривычно видеть такой взгляд по отношению к себе, но, похоже, рядом с Кацуки я начинаю потихоньку привыкать и… Верить. Может, это и опасно. Может моё сердце и будет безвозвратно разбито, но, кажется, я уже почти готова поставить на кон всё. Почти готова.       Последние закатные лучи в конце коридора были единственным тусклым источником света. Я неспешно шла в свою комнату, где ждал мой одноклассник, друг и любовь всей жизни в одном лице. На душе стало гораздо легче. Естественно, проблемы никуда не делись, но появились силы. Дверь в комнату открылась, Кацуки стоял у моего письменного стола и рассматривал постеры на стене. — Вернулась, — парень выпрямился и подошёл ближе ко мне. — Лучше? — Гораздо, — кивнула я. — Спасибо, — глаза сияли искренней благодарностью, за то, что он был рядом. — Да пока не за что. Голубь, давай я подтяну тебя по оценкам, если хочешь? — Ну, если тебя не затруднит… — Я этого бронированного вытянул на четвёрку, уж с тобой точно справлюсь, — Кацуки ухмыльнулся, скрещивая руки на груди. — Ты только объясни, в чём трудности. — В том, что я гуманитарий с дисграфией, — усмехнулась я. — Ну, а если серьёзно, я в какой-то момент потеряла нить повествования, всё накопилось как снежный ком. Теперь не знаю, чё делать. Я пыталась вникнуть. Вроде только понимаю, а нам уже новую хуйню подкинут. Ещё сижу, как крот, ничё не вижу, что на доске пишут, — полушутя пожала я плечами. — Ты на второй парте сидишь. Ты серьёзно не видишь или прикалываешься? — Кацуки напрягся и нахмурился. — Ну… — эта неожиданная серьёзность ввела в ступор. Почему все резко стали обрывать мои хи-хи-ха-ха и так сурово смотреть? — У меня есть небольшие проблемы… — Я не успела закончить фразу, Кацуки сразу же оборвал её. — А какого хуя очки не носишь? — с раздражённо-обеспокоенным тоном спросил он.       «Господи, я его уже, наверно, заколебала» — я пыталась сдержать смешок. Но мне правда становилось стыдно, что Бакуго столько нянчится со мной. — Да мне нормально. С доски-то я вижу. К тому же, ты меня в очках представь. Я так-то по какой-то причине оказываю на людей впечатление о то, что порядочная и прилежная девочка, а на деле распиздяй, которых ещё поискать надо. Ты представь, как сильно они будут обмануты, когда я вообще на ботанку похожа буду, — под шутку я замаскировала свои настоящие переживания.       Но для Кацуки я уже была открытой книгой. Он закрыл лицо руками и тяжело вздохнул, словно пытаясь успокоиться, чтобы не прибить меня на месте. — Встань к зеркалу, — пугающе спокойно скомандовал он, не оставляя места для выбора. — Зачем? — я напряглась, когда в ответ на мой вопрос и нежелание следовать указанию, Бакуго направился в мою сторону. — Кацуки, да не надо. Я не хочу. Я вся зарёванная, да и вообще… — я упиралась ногами в пол, когда Бакуго взял меня за запястье и потянул.       В ответ на мои очевидные протесты, он развернулся, подошёл ко мне в плотную, а затем резко присел, обхватив мои бёдра одной рукой, и без особых усилий закинул на плечо. — Мамочки! — мои пальцы вцепились в его футболку на спине, ища хоть какую-то опору. — Кацуки, поставь меня, сейчас же, — я была крайне возмущена, но при этом сдавленные смешки то и дело вырывались, пока парень спокойно нёс меня в сторону зеркала.       Через несколько секунд меня плавно спустили вниз, пока вся стопа устойчиво не встала на землю. Бакуго быстро взял футляр, пока я не успела ничего предпринять, достал оттуда мои очки и аккуратно надел их на меня, поправляя чёлку. Его ладонь слегка сжала мою макушку, заставляя повернуться в сторону зеркала. — Что ты видишь? — всё с тем же пугающим спокойствием спросил он, подняв брови.       «И что он хочет услышать? Что я должна ему ответить?» — успела запаниковать я. Но мне не пришлось ничего отвечать. — Я вот лично вижу дуру, которая не понимает, что ей и в очках и без них одинаково хорошо. Что тебя не устраивает? — Кацуки молча смотрел на меня, явно ожидая ответа. — Ну… Синяки под глазами, как минимум, — неуверенно ответила я.       Ладони Бакуго легли на мои плечи, резко разворачивая меня к нему. — Голубь, у меня они тоже есть! — парень нагнулся на уровень моих глаз и указал одним быстрым, агрессивным движением руки на свои глаза, оставляя вторую всё ещё на моём плече.       Я хотела возразить, но, приглядевшись, и правда увидела два круга под его глазами, которые были слегка темнее остальной кожи. Если честно, даже это казалось в нём прекрасным. — …Это не честно. Ты бы не сказал, я бы и не заметила.       Кацуки расправил кулак, молча указывая ладонью в мою сторону, желая, чтобы я сама додумала. И увидев понимание в моих глазах, он продолжил: — И так с любой вещью, о которой думает эта голова, — Кацуки несколько раз тыкнул указательным пальцем в мой лоб.       Это заставило уголки моих губ подняться вверх в благодарной и одновременно смущённой улыбке. — Кто оплатил мне агрессивно-поддерживающего психолога? — я тихо хихикнула. — Обращайся, — Кацуки ухмыльнулся, выпрямляясь.       Несколько секунд Бакуго смотрел на меня, судя по всему оценивая состояние. — Голубь, — он увёл взгляд в сторону, положив ладонь на заднюю часть шеи и нервно потирая её. — Помнишь, ты предлагала по ролям почитать? — Помню, — я немного оживилась, подняв заинтересованный взгляд.       Вместо тысячи слов Кацуки молча подошёл к двери, открыл её и кивком в сторону выхода пригласил пойти за ним, в ответ на что я также беззвучно улыбнулась и вышла из комнаты вместе с ним. Он подождал, когда я закрою дверь, а затем взял за руку и повёл к себе. Комфортная, знакомая, уютная тишина сопровождала наш короткий путь, она сопровождала нас и когда мы зашли в комнату парня, и когда выбирали, что почитать.       И вот, мы оба сидим на кровати; моя спина лежит на его груди; в моих руках томик фэнтези манги, открытый на первой странице, а его руки обнимают мою талию. Конечно, так беспардонно мы ещё не обжимались, но в этот момент это было казалось таким правильным, таким само собой разумеющимся. Не буду врать, сердце колотилось со сверх космической скоростью, а жар наполнил не только щёки, но и всё тело. Внутри расцветало что-то прекрасное и одновременно пугающее своей интенсивностью и новизной.       На каком-то моменте манги у персонажа, за которого читала я, пошло очень много реплик, поэтому Кацуки сидел тихо. Сначала я почувствовала, как его горячее и слегка сбитое дыхание падает на мою кожу, а затем он и вовсе зарылся лицом в изгиб моей шее, заставляя крылья встрепенуться, а тело покрыться мелкой секундной дрожью. Его ладони двинулись вверх по рёбрам, оставляя за собой тёплые следы и поднимая всё внутри меня, пока не остановились на плечах, крепко обнимая и прижимая спину к его груди. Все мои настройки слетели до заводских настолько, что я чувствовала себя амёбой, не знающей, ни как пошевелиться, ни как хотя бы вдохнуть. Глаза пытались сосредоточиться на тексте, но уже никому из нас не было дела до вымышленных персонажей. Я и не заметила, как сама откидываюсь сильнее к его груди и наклоняю голову в сторону, открывая больше пространства для него. Во всём теле чувствовалось приятное напряжение. Впервые кто-то нащупал настолько глубокие и никем до этого нетронутые струны. — Мари, — буквально промурлыкал Кацуки у уха, его губы практически касались моей раковины. Он хотел что-то сказать, но затем сделал паузу. — Ничего. Продолжай читать.       И после этих слов он не отстранился и не ослабил хватку. На то, чтобы попытаться прийти в себя, ушло несколько секунд. Но даже когда кислород смог нормально поступать к лёгким, речевой аппарат вновь заработал, чтение было поверхностным, а мысли сосредоточены лишь на одном. Трудно сказать, сколько раз подобные картины крутились в разуме бессонными ночами, но ни одна из них даже близко не могла вызвать те же чувства, что и реальность. В этот момент хотелось отбросить книгу в сторону, развернуться и просто уже взять и поцеловать, не спрашивая, не боясь. Но мои тараканы в голове настолько конченые ребята, что даже в такой ситуации оставалась доля сомнения. Спустя несколько страниц буря эмоций подугасла, оставляя умиротворение и чувство нужности и защищённости. Низкий, спокойный и глубокий голос Кацуки расслаблял. После недавнего плача и долгого чтения, глаза закрывались сами собой. И только сейчас, в окружении тепла и заботы, я поняла, насколько сильно была истощена всеми последними событиями, поэтому, когда настала очередь Бакуго читать много текста, я спустилась ниже, положив голову на его сильную, упругую мужскую грудь и закрыв глаза. — Мне продолжать читать? — почти прошептал он, прервавшись.       Я молча утвердительно кивнула, устроившись поудобнее. Дрёма долго не заставила себя ждать, уводя все мысли и тревоги далеко прочь.       Пробуждение наступило совершенно случайно, когда рука пошевелилась, и тыльная сторона ладони упёрлась в угол переплёта закрытого тома, лежавшего на кровати. Веки лениво приподнялись. Кацуки нигде не было. Я села на кровать со взглядом сонного невдуплёныша, коим, в принципе, сейчас и являлась. «Куда он ушёл?» — стоило только подумать об этом, как в коридоре послышались неспешные шаги. Сработала привычка детства — притворяться спящей до конца. Всегда интересно, что говорят и делают люди, пока думают, что я не слышу и не вижу. Этот навык за годы был отточен до совершенства, даже родители далеко не всегда могли раскусить этот шпионаж. Я не планировала делать это долго, просто чуть-чуть удовлетворить любопытство, но произошло то, что нельзя было ожидать. До боли знакомые большие, тёплые ладони скользнули под мои колени и спину, а затем без труда подняли над кроватью. «Господи, что происходит?» — внутренний голос кричал от волнения, но внешнее спокойствие всё также было непоколебимо. «Он серьёзно? Это правда сейчас происходит? Или мне сниться? Да сто процентов, ну не может быть правдой, что он решил меня взять на руки. Точно. Весь сегодняшний вечер — просто сон, иначе всю эту паранормальщину не объяснить. Он меня понёс куда-то?!» — мысленно я была в глубочайшем шоке. Кацуки и правда меня нёс, опираясь на все чувства, он вышел из своей комнаты, прошёл по коридору и вошёл в мою комнату, дверь в которую, судя по всему, заранее была открыта. Через несколько мгновений моё тело плавно опустилось на простыню, а затем любезно укрылось одеялом. Край матраса справа от меня продавился и в эту секунду полился приглушённый, спокойный голос: — Голубок, я в курсе, что ты не спишь.       И если до этого мне успешно удавалось сдерживать улыбку, то теперь уголки губ вышли из-под контроля. Глаза медленно открылись, не желая разоблачаться до последнего. — Ты даже не представляешь, как тебя иногда крылья выдают, — с ухмылкой, сидя рядом со мной, ухмыльнулся Кацуки. Но ухмылка эта была не его обычной, она была ласковой. Осознание того, что эту ухмылку никто кроме меня не видел, наполняло своего рода гордостью и светлым счастьем. — Я это учту, — игриво произнесла я, лениво потягиваясь и расслабляясь обратно.       В ответ на это Кацуки усмехнулся, его рука потянулась к моей голове. Пальцы и ладонь парня, потрепали меня по голове, устроив лёгкий беспорядок в итак уже взъерошенных волосах. — Ложись спать. Завтра нужно будет много сил, — парень встал с моей кровати и развернулся спиной ко мне, чтобы покинуть комнату.       Неожиданно для себя я поняла, что села и практически мёртвой хваткой вцепилась в край его футболки. — Кацуки…       «Ты чё творишь?! Отпусти его сейчас же! Даже не смей вообще об этом думать, Мари», — внутренний голос вернул меня в чувства. Я тут же выпустила из рук ткань и неловко потёрла ладонью шею, закрыв глаза со смущённой улыбкой: — Ничего. Не бери в голову. Споко… — но фразу я не успела закончить. — Что ты хотела? — обернувшись обратно ко мне, перебил Бакуго. — Научись говорить прямо. — Я… — щёки сразу же покраснели, а глаза забегали. Кацуки наверняка уже знал, что было у меня на уме, но по какой-то причине хотел услышать это лично от меня. — Я хотела попросить… Остаться, — последнее слово было сказано чуть ли не шёпотом, пока пальцы нервно перебирали ткань одеяла. — Но это глупо, — с досадной улыбкой произнесла я, опуская плечи. — Мари, тебе нужно, чтобы я остался? — прямолинейно задал вопрос парень с серьёзным лицом, в ответ на что я неуверенно кивнула, не поднимая взгляд.       Через несколько секунд раздался щелчок щеколды двери, после чего Кацуки вновь вернулся к кровати. — Ты серьёзно? — я отказывалась верить в происходящее. — Двигайся. Я у стены спать не буду, — твёрдо сказал Бакуго, откидывая край одеяла с намерением залезть под него.       Я беспрекословно отодвинулась, освобождая место, но это не отменяло мой тотальный ахуй. «Он серьёзно вот так просто взял и лёг спать со мной?! А я серьёзно взяла и сказала о том, что хочу этого?! Да что за вечер? Надо у мамы завтра спросить, что за лунный день начался, потому что только какие-то высшие силы могут так надо мной прикалываться. С утра жить тошно было, а сейчас я самый счастливый человек на земле!» — с улыбкой и трепетом в сердце думала я.       Но, в этот раз сон так легко не шёл. Было страшно как-то не так лечь, поэтому всё тело напряглось в позе солдата, а мысли лихорадочно бегали, не давая покоя. Казалось, что сейчас я закрою глаза, а затем открою и пойму, что это сон или просто фантазия, и Кацуки здесь уже не будет, но ни в первый раз этого не произошло, ни в десятый. Бакуго всё ещё лежал здесь, в моей кровати и был самым, что ни на есть, настоящим. По нему было не понятно, спит он или ещё нет, но спустя двадцать минут я решила, что уже кто угодно бы уснул (не считая меня саму). Тогда я аккуратно приподняла голову, снимая с волос резинку, о которой совсем забыла, и расправляя пряди. Моё тело уже было спокойно развёрнуто в сторону Кацуки. Подушка у нас была одна на двоих, поэтому лица, как и всё остальное, находились близко друг к другу. Воспоминания о его объятиях и прикосновениях всё ещё были свежи и заставляли меня пылать изнутри. Хотелось коснуться его. Хотя бы чуть-чуть. Хотя бы на секундочку. Его левая рука лежала на подушке, а правая — на медленно поднимающейся и опускающейся грудной клетке. Медленно и очень осторожно моя рука приблизилась к его, лежавшей на подушке. Наши мизинцы встретились в коротком прикосновении, пустившем электрический разряд по всей длине моего позвоночника.       Я закрыла глаза, в полной мере довольствуясь и этим, но вдруг со стороны Кацуки началось движение. Он выпрямил руку, касающуюся моей, и завёл её за мою голову, вторая же ладонь легла между лопаток, требовательно притягивая меня к нему. Моя голова вновь оказалась на его груди, а его руки вновь приобнимали меня и успокаивающе поглаживали крылья. На секунду я напряглась, но долго быть в таком состоянии не было уже ни сил, ни желания. Хотелось просто расслабиться и раствориться в объятиях любимого человека, слушая его сердцебиение, ритм его ровного дыхания, чувствуя его тепло и вдыхая его запах. Возможно, завтра я буду опять переживать о том, что пересекла черту и что это всё вообще неправда, но сейчас нет. Сейчас мне хорошо, как никогда раньше. Ни одной тревожной мысли, ни капли переживания за завтрашний день или будущее в целом. Только я и Кацуки — всё что действительно имело значение. — Спокойной ночи, Кацуки, — уже проваливаясь в сон, прошептала я из последних сил, прежде чем усталость, наконец, взяла своё.       Кацуки заправил прядь моих волос за ухо, чувственно проведя пальцами по всей их длине, прежде чем его ладонь устроилась на моей пояснице, и он пожелал в ответ: — Спокойной ночи, Мари.