Огранка моих чувств

      — Амур и Юпитер — каждый по-своему мил. Но я бы всё же выбрал Амура, — сказал Миша, отламывая ложкой кусочек торта.       — Почему? — спросила Настя.       Мы сидели за круглым столом в комнате отдыха и обсуждали, кто из котов запал нам в душу особенно.       — Потому что он на тебя похож. — Миша улыбнулся Насте особенной улыбкой, которая могла означать только одно: я влюблён в тебя до потери рассудка.       — В каком это месте? — Настя засмеялась и безобидно пихнула Мишу локтём в бок. Она всегда смеялась, когда он был рядом. Не из вежливости или ради заполнения пауз, а искренне. — Он же такой пухленький, и цвета — как кофе с молоком.       — Ну, я же не про внешность! А про поведение. Я его когда после ветеринара приношу обратно в комнату, он сразу принюхивается, головой туда-сюда мотает, глазками стреляет. Типа такой: «Так-так, что тут без меня произошло? Расскажите мне все последние новости!»       Настя, улыбаясь, прожевала торт и спросила:       — Неужели, я и вправду так делаю?       — Постоянно! Тебе всё знать надо, — сказала Диана, а я закивал, поддерживая её.       Миша продолжил расписывать сходства между Настей и новым котом, а та в свою очередь шутливо и протяжно говорила: «Непра-а-авда!» Этот своеобразный флирт мог продолжаться достаточно долго, поэтому Диана отвлеклась от новоявленной парочки и обратилась ко мне:       — Артём, мы кусочек с цветочком специально для тебя оставили. Забирай его.       — Я не уверен, что в меня влезет.       — Ой, не ерепенься, — отмахнулся Миша и под одобрительные кивки Насти переложил кусочек мне на тарелку. — У тебя днюха, и ты обязан съесть цветочек.       — Что-то впервые такие правила слышу. К тому же, по факту она у меня завтра.       — И что нам теперь — до завтра его хранить? — огрызнулся Миша.       — К тому же, тебя тут несколько дней не будет, — напомнила Диана.       Меня и вправду впереди ждали насыщенные дни. Именно поэтому я и принёс ребятам торт сегодня, хоть это и было рановато. Но когда ещё? Вечером намечался небольшой приём в честь годовщины свадьбы одного из знакомых, после я собирался к Максиму, чтобы завтра отпраздновать день рождения с ним. А под конец того же дня предстояла поездка в наш семейный коттедж.       Мы с Лёшей всё же решили принять идею Кати, объединить два праздника и отпраздновать их нашей компанией. Не передать словами, как я волновался, предлагая Максиму поехать с нами. Провести несколько дней вдали от дома в малознакомой компании — для интроверта наверняка то ещё испытание. Но Максим только пожал плечами и сказал, что если я этого хочу, то он с удовольствием составит мне компанию.       В тот миг моё сердце сладко замерло, совсем как тогда, когда Максим согласился пересмотреть со мной «Сумерки». Наверное, он даже не представлял, насколько очаровательным может быть.       

***

      — Мы можем пожарить шашлык и овощи. И надо сделать что-то лёгкое для Лёши, — рассуждала Катя, копошась в моей шкатулке с украшениями. — Не прикольно будет, если в свой же день рождения он сляжет с больным животом.       Я кивнул, наблюдая за тем, как Катя прикладывает к моему галстуку зажим за зажимом. Она уже сделала макияж, уложила волосы и нацепила на уши серёжки с изумрудом. Ей осталось только надеть платье и парочку колец, и поскольку время позволяло, Катя решила помочь мне подобрать украшения, потому что сам я давно перестал о них задумываться. Осталось от силы два кольца, которые ещё хоть как-то держались на пальцах, и подобрать к ним зажим оказалось непростой задачей. Он либо подходил к кольцам, но совершенно не сочетался с галстуком, либо наоборот, либо казался неуместным на фоне вообще всего.       — Мне кажется, у папы что-то было, — задумчиво произнесла Катя, встала с дивана и шустро вышла из комнаты. Вернулась она быстро, с широкой улыбкой на лице предвкушая победу. — Гляди-ка, — Катя повертела золотым зажимом с тремя сверкающими бриллиантами, — вот это другое дело.       Если честно, мне было всё равно, есть на мне украшения или нет, сочетаются ли они между собой. Но забота Кати окутывала теплом, и я чувствовал радость от того, что радовалась она.       В банкетном зале было светло и уютно, всё пребывающие гости первым делом подходили к семейной паре и поздравляли с юбилеем. Их брак длился уже двадцать пять лет, что не могло не восхищать. В подтверждение серебряной свадьбы к капителям колонн были привязаны серебряные воздушные шарики, а столы украшали белые хризантемы и лилии.       Многие упоминали брак своих детей, ставили виновников торжества в пример или вспоминали родственников и знакомых, которые прожили вместе столько же, а то и больше.       — Ещё три года, и у вас с Аней тоже будет годовщина, — сказал Павел Александрович, которого тоже пригласили.       Мне стало тревожно от этих слов, и я мельком посмотрел на папу, который выглядел спокойно и уверенно.       — Да. Готовьтесь к тому, что вас пригласят всего за день, — с улыбкой сказал папа. — Вы же знаете, как Аня не любит что-то долго планировать.       Его слова успокоили меня. Всё будет хорошо, у родителей обязательно наступить серебряная, золотая, бриллиантовая и какие там ещё бывают свадьбы?       Отвлёкшись от разговора, Катя заприметила неподалёку Дениса, его отца и Жанну. Сестра помахала им рукой, и, ненадолго попрощавшись с Павлом Александровичем, мы все вместе направились к ним. Катя обняла Дениса, а папа пожал руку Глебу и поздоровался с Жанной. На ней было скромное платье без рукавов от Miu Miu цвета пыльной розы, которое прикрывало ноги почти по щиколотку. В одной руке Жанна сжимала клатч, а другой держала Глеба под локоть. Она выглядела немного напряжённой, и, будто чувствуя это, Глеб порой поглаживал её по ладони. Я не знал, откуда Жанна родом, кем работает и как она познакомилась с отцом Дениса, но было видно, что подобные мероприятия ей не совсем привычны. Я сказал, что рад её видеть и что она отлично выглядит, Катя подхватила и заметила, что видела её платье на показе и что на Жанне оно смотрится гораздо лучше, чем на модели. Это сработало и женщина, чуть расслабившись, улыбнулась.       Спустя время мы разбрелись по залу. Катя попросила Дениса сфотографировать её на фоне цветов, папа с Глебом и Жанной встретили ещё одних знакомых и разговорились, усевшись на парапет небольшого внутреннего фонтана. Я же направился за шампанским, но на полпути меня негромко окликнул знакомый голос:       — Малыш.       Я обернулся, и губы невольно растянулись в улыбке. Своей неизменной пружинистой походкой ко мне быстро приближался Валентин.       — Только не говори, что виновники торжества своим долгим союзом обязаны вашей страховой компании.       — Такой услуги у нас нет, но стоит над ней поразмыслить, — подхватил шутку Валентин.       Мы обменялись парочкой вопросов, ответы на которые сводились к тому, что у каждого из нас всё хорошо. Вот только Валентин показался мне более бледным и худым, чем обычно, а ещё усталым. Освещение банкетного зала было выгодным, но даже оно не скрывало синяков под глазами Валентина.       — Ты тут один? — спросил я.       — Нет, с братом и отцом. Но он, к счастью, уже ушёл, заглянул только ради приличия, — Валентин небрежно махнул рукой. — Мы с младшеньким разбрелись, точнее нас внезапно растащили по разным компаниям. Договорились встретиться около бара. — Валентин лениво заглянул мне за спину, но в следующую секунду оживился. — О, он уже там! Пойдём, я вас познакомлю.       Игнат — брат Валентина, был на него совсем не похож. Ниже ростом, пухлый, чернявый. Если Валентин улыбался задорно, а порой даже насмешливо, то улыбка Игната мгновенно убеждала в том, что никакого зла, даже мелкой пакости от этого человека не стоит ждать. Он всем своим видом излучал доброту и безобидность.       Спустя пару минут из нас троих говорил только Валентин, горячо расхваливая брата, который скромно улыбался и велел ему прекращать. Но прекращать Валентин не собирался. Было видно, как он искренне гордится Игнатом и готов поддержать его абсолютно во всём, будь это какое-то великое дело или желание научиться играть в бесполезный и давно забытый вид спорта.       Немного перебрав со спиртным, Валентин так разгорячился, что в порыве братской любви сжал Игната и попытался его приподнять, как они видимо делали в детстве, но Игнат неожиданно строго остановил его:       — Так, не вздумай! А то у тебя швы разойдутся.       — Швы? — переспросил я.       — Я недавно случайно руку порезал, — беззаботно отозвался Валентин. Игнат его веселья не разделял и внимательно смотрел на брата, однако очень быстро разговор вновь свернул в безобидное русло.       Я чувствовал воодушевление от такой приятной встречи с Валентином и Игнатом. После разрыва мы закономерно отдалились, но не игнорировали друг друга, что очень радовало. В конце концов, как человек Валентин вызывал у меня симпатию, и не хотелось совсем терять с ним связь.       

***

      Перед отъездом к Максиму я попрощался с Катей и папой, который уже как пару дней был в курсе моих планов на день рождения. Пожелав удачи, он взглянул на меня с новым, сперва непонятным выражением лица, которое можно было счесть за вот и ты вырос.       Я поехал налегке, сразу после банкета. К Максиму уже давно перекочевала парочка вещей, так что не стоило беспокоиться о том, что завтра для меня не найдётся одежды.       Дверь, как всегда, была не заперта. Я переступил порог, и ко мне на встречу из кухни выбежала Золушка. Вслед за ней оттуда же донеслось:       — Привет.       Максим сидел за обеденным столом и что-то внимательно высматривал в ноутбуке. Я присел на корточки, погладил ласковую Золушку, а затем выпрямился и быстро расстегнул пальто, чувствуя, как в тепле квартиры телу становится слишком жарко.       Стоило мне закончить с последней пуговицей и стянуть шарф, как послышалось удивлённо-восхищённое:       — Ого. — Максим, не отрывая от меня взгляда, захлопнул крышку ноутбука. — Впервые вижу тебя в костюме.       Он встал из-за стола, вышел в коридор и с любопытством оглядел меня. Я вдруг понял, что не то что костюмов при Максиме не носил, я вообще не помню, что надевал в последние месяцы. Кажется, просто то, что первым попадалось в шкафу. Осознание этого ужасало. Я настолько запустил себя, что просто удивительно, как только удалось привлечь внимание Максима таким чучелом. Стало даже немного стыдно от того, что ради первых встречных парней я из кожи вон лез, прихорашивался, а ради человека, которого люблю, ни капельки не постарался.       — Не думал, что ты можешь выглядеть ещё потрясней.       Я смущено прокрутил кольцо на пальце. Ещё? Значит, он всегда считал меня красивым?       — Ну… просто… — меня одолело смущение, и я лихорадочно принялся стягивать пальто, чтобы скрыть неловкость за шорохом шерстяных полов.       Только я повесил одежду на вешалку, как меня тут же со спины прижали к широкой груди и прошептали куда-то в шею:       — Ты красивый. — Я положил ладонь поверх ладони Максима, устроившейся на талии. Сломанной рукой он аккуратно обнимал меня за плечи. — И как-то по-другому пахнешь.       — Это одеколон.       Максим ещё несколько раз сделал глубокий вдох, а потом прижался губами к коже, проложил дорожку поцелуев до уха и прошептал:       — Пошли, помогу тебе переодеться.       — Знаю я твою помощь, — отшутился я, чувствуя, как неизбежно краснею. Максим развернул меня к себе, поцеловал в висок и сказал:       — Да ладно, только помогу, а там посмотрим.       Я знал, что он говорит правду. Знал, что одно моё «нет» мигом всё остановит, и Максим не станет злиться. Но ни этот факт, ни его ласковые прикосновения, ни поцелуи, особенно громко звучащие в тишине спальни, не способствовали появлению желания.       Я старался игнорировать это, обнял сидевшего рядом Максима, огладил его плечи, потянул вверх домашнюю футболку. Он охотно выпутался из неё и страстно поцеловал меня. Я ответил. Всё хорошо, главное, что ему приятно. Он итак в последнее время слишком часто слышал отказы.       Вскоре костюм лежал где-то на полу, я сидел на кровати, облокотившись о спинку, а Максим устроился между моих ног и жадно водил ладонью по телу, будто всё никак не мог убедиться в моей реальности. Было приятно, как от любого его прикосновения, но Максим явно ощущал куда больше эмоций, о чём ясно говорили встопорщившиеся серые боксёры. Я потянулся к ним рукой и начал гладить возбуждённую плоть через бельё, стараясь доставить удовольствие и одновременно отвлечь Максима, чтобы он не заметил моего состояния. Он прижался ко мне, обнимая сломанной рукой за шею, а здоровой провёл от груди до живота, затем ниже, старательно касался меня, но возбудиться было выше моих сил.       Максим отстранился. На его лице читался вопрос, на который у меня не нашлось бы ответа, а в глазах застыло столько нежности и тревоги. Я не дал ему ничего сказать, прижался к губам, хотел было углубить поцелуй, но он отстранил меня.       — Что происходит? — Пока я подбирал слова, Максим сделал свои выводы и зло воскликнул: — Ты притворяешься?!       Я опешил. Это было не совсем верное определение.       — Нет. Мне приятно. Просто я не очень хочу, но всё нормально, ведь ты хочешь.       Максим отпрянул от меня, будто произошло нечто ужасное.       — Ты что, издеваешься? — прошептал он. — Если ты себя принуждаешь, не хочешь, а я спокойно продолжаю, то это… изнасилование какое-то.       Я вздрогнул. По мне всё было не настолько критично. Но, может, Максим и прав. Совсем не понимаю, как это воспринимать.       Максим придвинулся ко мне, заглянул в глаза и уже более спокойно сказал:       — Больше никогда так не поступай, ладно?       Я не знал, что делать и как реагировать, поэтому пробормотал:       — Ладно, прости.       Повисло угнетающее безмолвие. Я чувствовал, что с каждой секундой теряю силы, скоро даже сидеть не смогу.       — Иди сюда, сладкий.       Максим провёл по моим плечам и притянул к себе. Но мне не стало легче. Стыд пожирал изнутри. Я чувствовал себя ребёнком, который нарисовал на стене сердечки, добавил слова любви и ждал улыбки адресата. А в итоге получил нагоняй. Но откуда ребёнку было знать, что так нельзя? Вслед за этой мыслью стыд начал превращаться в гнев. Да. Откуда мне было знать? Какого чёрта?! Я же так стараюсь! А в итоге…       Я закусил губу, сжал кулаки, постарался остановиться, повторял, что перед тем, как что-то почувствовать, у человека есть несколько секунд, чтобы решить, как отреагировать на ситуацию. Но, кажется, время было упущено, потому что злость не отступала.       — Я хочу побыть один, — сказал я, отстраняясь и намереваясь встать с кровати.       — Что? Погоди. — Максим обхватил меня выше локтя. Ну, почему ты просто не сделаешь, как я прошу? — Почему?       — Потому что я злюсь, ясно?! — Я вырвался из некрепкой хватки и всё же соскочил с кровати. — Я хотел как лучше, а в итоге…       В моей голове всё звучало складно, но вслух объяснить чувства почему-то никак не получалось. И от этого сердце сковывало досадой.       — Хотел, чтобы тебе было хорошо, — голос начинал дрожать.       — Я знаю. — Максим встал и сделал маленький шажок навстречу, я же отошёл назад, чтобы сохранить дистанцию. — Но это слишком большая цена. И ты не обязан её платить.       Я прикрыл глаза и всхлипнул, чувствуя себя ужасно от того, что не могу сдержать слёз. Максим всё правильно говорил. Так чего же я реву? Почему я такой нелепый?       Максим преодолел разделяющее нас расстояние и ласково провёл по волосам, затем спине, пытался заглянуть в лицо, но я старательно прятал его за ладонями, всё не в силах успокоиться. Тогда он аккуратно привлёк меня к себе и прижался щекой к макушке.       — По-настоящему мне хорошо, только когда и тебе хорошо, — сказал Максим.       Я крепко обнял его.       

***

      Мне снилось бескрайнее цветочное поле. Сладкий аромат заполнял лёгкие и кружил голову. Впервые за долго время во сне виделось что-то безобидное и приятное, но ещё сильнее удивило то, что когда я открыл глаза, приятный запах не исчез. Наоборот, он стал более чётким, осязаемым.       Я протёр глаза, огляделся и замер, уставившись на половину кровати, принадлежавшую Максиму. Там на подушке покоился аккуратный букет цветов.       Я резко сел, не веря глазам, и долго не решался прикоснуться к букету. Вдруг это всё ещё сон? Но бежевая подарочная бумага, повязанная изумрудной переливающейся ленточкой, чётко ощущалась под пальцами, а бутоны роз явственно покачивались от того, что я вертел букет туда-сюда. Розовые цветы в центре, по окружности — голубые с белыми, будто снежинки, блёстками по краям лепестков. Всё такое цветное, блестящее, прямо как я люблю. Это же мне?       Я всё вертел букет, не в силах оторвать от него взгляд и унять восторг, когда в спальню вошёл Максим.       — Проснулся? — спросил он, а затем чуть покраснел, видимо, от моего восторженного взора.       — Это от тебя? — Задал я глупый вопрос. Ну, от кого ещё?! Кроме Максима тут никого и нет. — Мне ещё никогда не дарили цветы.       — Вот как… — пробормотал Максим, скосив взгляд в сторону. От его смущения стало ещё веселее.       Я поднялся на кровати, прошёлся по матрасу в сторону Максима, спрыгнул на пол и ринулся к растерявшейся тучке.       — Спасибо!       Я крепко сжал Максима, утыкаясь носом в плечо. Он оттаял не сразу, обнял меня в ответ и прошептал в макушку:       — С днём рождения.       — У тебя есть ваза?       Рука, гладившая меня по спине, замерла.       — Об этом я не подумал.       Мы осмотрели на кухне все ящики, наткнулись на то, о чём даже не подозревали, но ни вазы, ни чего-то, что могло бы её заменить, так и не обнаружилось. Максим предложил обрезать горлышко пятилитровой пластиковой бутылки из-под воды, но мне такая затея не понравилась.       — Такой красивый букет и в пластиковую бутылку… — критично сказал я. — Давай сходим в супермаркет, может, там найдётся ваза. И на будущее пригодится.       — Намекаешь на то, чтобы я тебе периодически дарил цветы? — вздёрнув бровь, спросил Максим. Я прищурился и томно произнёс:       — У тебя хорошо получается составлять букеты. Незачем такому таланту пропадать.       В том, что Максим сам подбирал цветы и бумагу, у меня почему-то не было сомнений.       К счастью, в магазине неподалёку нашлась стеклянная цилиндрическая ваза. Ничего примечательного, но лучше, чем бутылка, да и от букета внимание отвлекать не будет. То и дело посматривая на цветы, я, под пристальным взглядом Максима, позавтракал и отправился в универ. Удачно намечалось всего три пары, после которых меня ожидало приятное времяпровождение с любимым. Я не знал, что запланировал Максим, но сам факт того, что он что-то придумал специально для меня, заставлял губы подёргиваться от глупой улыбки.       — Ты такой довольный, — заметил Эрик. — Родители придумали для тебя какой-то сюрприз?       — Ага, — согласился я.       — Его папочка придумал что-то необычное для своего мальчика, — то и дело тихо похихикивая, сказал Миша, за что получил пинок под партой.       Его ждало бы ещё какое-то наказание за длинный язык, но мелодия на телефоне отвлекла меня. Валентин поздравил с днём рождения коротеньким сообщением.        Когда я миновал двери университета, то сразу выцепил во дворе знакомую фигуру. Максим сидел на скамейке, держа в одной руке телефон, а другая покоилась на повязке, перекинутой через шею. Его взгляд неотрывно следил за чем-то на экране, а брови то и дело хмурились от гама проходящих мимо студентов. Казалось ещё немного и над ним разразится устрашающая молния, а вслед за ней явится густой ливень, призванный смыть всех людей вокруг.       Но когда я подошёл к Максиму, он тут же вскинул голову и взглянул на меня с мягкой улыбкой. Ужасно хотелось коснуться её своими губами, показать, какую радость во мне вызывает лишь одно его присутствие рядом. Но место было неподходящее, поэтому мы, обменявшись ласковыми взглядами, покинули территорию университета и направились туда, куда путь знал только Максим.       — И куда ты хочешь меня отвести? — кокетливо спросил я.       — Если продолжишь так стрелять глазками, то ко мне домой.       Я хихикнул.       — А если серьёзно?       — Ладно, — сдался Максим. — На мультимедийную выставку.       Я восторженно протянул «о-о-о» и почувствовал, как внутри растёт предвкушения от чего-то нового.       — Это где изображения проецируются на стены, пол, потолок, двигаются и всё светится?       — Да. А ещё лампочки и фонарики свисают, формируют какую-то картину и можно среди этого всего побродить.       — Был на таких выставках прежде? — спросил я.       Максим покачал головой.       — А ты?       — Нет.       Сердце под ребрами томительно сжалось. Мне нравилась мысль, что нечто абсолютно новое для нас мы испытаем вместе. Нравился Максим в окружении разноцветных ромбовидных светильников, свисавших откуда-то из темноты потолка. Они отражались от зеркального пола и стен, заставляли верить в то, что этот сказочный край бесконечен. Но это было только вступление. Приближаясь к следующему залу, мы всё отчётливее слышали шум волн, а когда переступили невидимый порог, то увидели накатывающую прямо на нас морскую волну. Она вышла за пределы стены, омыла собой пол и коснулась наших ног, отразилась на ботинках Максима и моих туфлях.       — Вау, — выдохнул он.       В полумраке мне удалось увидеть распахнутые глаза Максима и его удивлённую улыбку. Почувствовав мой взгляд, он глянул на меня и с придыханием сказал:       — Круто, да?       Круто было то, что это будоражило его так же, как и меня. Максим всегда помнил о том, что я люблю всё яркое и необычное, и нашёл удивительную выставку. Но главным подарком являлось то, что он пришёл сюда со мной, делился эмоциями и разделял мой интерес. Забавно, что Максим наверняка даже не подозревает о том, какой на самом деле сюрприз мне преподнёс.       — Я люблю тебя, — тихо сказал я, когда очередная волна накрыла нас.       Но Максим услышал, чуток смутился, а затем ответил:       — Я тоже тебя люблю.       В следующем зале были водопады. С нескольких узких вытянутых вверх экранов падал сверкающий золотом поток воды. Быстро, шумно. Максим нашёл неподалёку мягкие пуфики-мешки, почти сливающиеся с темнотой. Все, кроме одного, были заняты другими посетителями, но такое развитие событий оказалось нам даже на руку: без лишних беспокойств мы вместе заняли его, крепко прижимаясь друг к другу боком, и с комфортом принялись любоваться иллюзией.       — Хочешь прогуляться и зайти ещё куда-нибудь? — спросил Максим, когда мы покинули выставку и оказались в прохладе вечернего города.       — Если честно, я немного подустал от впечатлений, — признался я. — Лучше отдохнуть перед поездкой.       Максим кивнул и повёл меня к остановке.       Час пик подходил к концу, и хоть свободных мест в автобусе не было, никто не толкался и не мешал обсуждать выставку. За разговором мы чуть было не пропустили нужную остановку, но Максим вовремя заметил за окном знакомый вид и мы лишь чудом успели выскочить до того, как двери захлопнулись.       — Сейчас бы уехали хрен знает куда, — со смешком сказал Максим.       — Главное, что вместе.       — Тебе типа с милым и в шалаше рай?       — Ну, минимальные удобства должны быть, — заметил я. — Хотя, думаю, какое-то время я бы смог прожить в лесу.       — Откуда такая уверенность?       — Дедушка с папиной стороны многому научил меня с Катей. Мы с ним ходили в небольшие походы без ночёвки. Он был немного… суров в плане воспитания. Однажды спрятался, чтобы поглядеть, найдём ли мы с Катей выход из леса.       — И вправду жёстко.       — Но мы были детьми, наш страх и осознание опасности ещё не достигли адекватности. Мы восприняли это как приключение и без паники нашли путь обратно. Так что, если не сталкиваться с грибами, думаю, я и сейчас бы не растерялся.       Максим с любопытством посмотрел на меня и спросил:       — А что не так с грибами?       — Мне вечно с ними не везло. — Я тяжело вздохнул. — Дедушка любил срывать первый попавшийся и резко спрашивать: «Артём, это ядовитый или не ядовитый гриб?» А я всегда говорил, что не ядовитый. И тогда дедушка сурово заявлял: «Неправильно! Ты мёртв». И я принимался пускать слёзы, потому что «умирал» в начале каждого похода. А я ведь даже не ем грибы!       Максим, смеясь, закинул руку мне на плечо и успокаивающе сказал:       — Не переживай, рядом с нами никогда не будет грибов. Я их тоже не люблю.       Мы так и продолжили в обнимку петлять среди узких улочек. Тепло Максима отчётливо ощущалось на фоне холодного воздуха, ладонь крепко, но аккуратно сжимала моё плечо, а темнота вечера, разбавляемая лишь уличными фонарями, намекала на неприличные мысли.       — Хочу тебя поцеловать, — признался я.       Максим на секунду удивился, то ли от самих слов, то ли от того, что они слетели с моих губ.       — Ну, тогда ищи по пути укромный уголок, — хитро велел он.       Внутри что-то кувыркнулось от волнения.       — А если найдём, мы, правда, им воспользуемся?       — А иначе какой смысл?       — И, как думаешь, нас никто не заметит?       Я спрашивал, не потому что не был уверен, а потому что даже просто разговор здорово распалял.       — Я закрою тебя собой, и тогда даже если кто-то что-то заметит, то ничего не поймёт.       Этого оказалось достаточно, чтобы я начал выискивать подходящее местечко. Среди пятиэтажек, в одной из которых жил Максим, было немало плохо освещённых уголков, но зимой я нередко замечал там компании школьников, а сейчас, весной, когда погода улучшилась, они тем более сидели на покосившейся изгороди и, втайне от родителей, курили. Максим завернул в проулок, в котором я никогда не был прежде, затем ещё в один, и, пропетляв немного, мы вышли на старый покосившийся ларёк, который перестал работать, наверное, ещё до моего рождения.       — Вот сюда точно никто не заглянет, — довольно сказал Максим, ступая на поросшую травой землю.       Я вслед за ним обошёл ларёк и спросил:       — Почему ты так уверен?       — Да, не важно.       Максим схватил меня за запястье, притянул к себе, заставляя окончательно спрятаться в тени старой обшарпанной постройки, и жадно поцеловал. Ноги тут же подкосились, и я вцепился в накачанные плечи, краем уха услышав, как скрипнула под пальцами кожа дублёнки. Максим выпутал руку из повязки, прижал меня к груди, и, поглаживая спину, углубил поцелуй. Я не удержал тихого стона.       Наше щекотливое положение будоражило, заставляло неистово отвечать на поцелуй, пока время, место и удачное стечение обстоятельств это позволяли.       — Эй, — шёпотом воскликнул я, когда ладонь Максима сжала ягодицу.       А он в ответ лишь потёрся носом об мою щёку и довольно выдохнул в ухо:       — Ты такой пошленький.       — С чего это? — спросил я, стараясь не отвлекаться на тёплое дыхание, согревающее ухо.       — С этого.       Рука, устроившаяся на ягодице, заставила прогнуться в пояснице, качнуть бёдрами вперёд и прижаться пахом к паху Максима, который был возбуждён не меньше меня. Я прикусил губу, а над ухом послышался смех.       — Замолчи, — велел я, чувствуя, что вот-вот сгорю от смущения.       — А ты заставь.       Я с вызовом глянул в прищурившиеся, хитрые глаза Максима, вцепился в его волосы и грубо прижался к губам, желая тем самым показать всё своё неистовство. А в ответ услышал только довольный стон и почувствовал, как Максим приоткрыл рот, позволяя творить мне всё, что вздумается.       Извращенец. Да и я такой же, потому что что-то в этом точно было.       — Думаю, нам стоит поторопиться домой, — предложил Максим, а я вдруг осознал, что тяну молнию его дублёнки вниз.       Мы неслись так, что ветер свистел в ушах. Перешагивали сразу через две ступени, чтобы поскорее оказаться на нужном этаже, а когда добрались, Максим распахнул дверь до того, как я успел хоть немного отдышаться, и молниеносно затащил меня внутрь квартиры.       Я поочерёдно наступил на пятки туфель, раскидал их по разным сторонам коврика в прихожей, затем присел на корточки и остервенело принялся развязывать шнурки на ботинке Максима, пока он дёргал узел на другом. Дублёнка упала на пол, на середине коридора растелилось моё пальто, шарф полетел в ту же сторону.       Вжав меня в стену, Максим начал жадно водить здоровой ладонью по груди, целовать и слегка прикусывать кожу на шее. Я дрожащими руками пытался сжать края его футболки и стянуть её. Когда это удалось, ноги не выдержали, подкосились, и мы опустились на пол, не разрывая объятий. Максим нетерпеливо дёргал пряжку ремня на моих штанах, я старался как можно скорее выпутаться из джемпера, вот уже начал бой с пуговицами рубашки, как сбоку раздалось:       — Мяу.       Мы вздрогнули и синхронно повернулись. Золушка непринуждённо смотрела на нас бликующими в темноте глазами.       — Она… меня смущает, — признался я.       — Меня тоже, — ответил Максим.       Не сговариваясь, мы поднялись с пола и быстрым шагом направились в спальню. За закрытой дверью тут же послышался скрежет и недовольное мяуканье, но лёгкий скрип пружин в матрасе заглушил лишние звуки.       Ладони вновь коснулись обнажённого торса Максима, тепло проникло через кожу, ремень ослабили, и больше ничего не мешало избавиться от штанов. Максим, давно скинувший с себя одежду, устроился между ног, подполз поближе и коснулся меня за пару секунд до того, как я сам успел сжать его. Облокачиваясь спиной об изголовье кровати, я содрогался от каждого прикосновения и мучительной силы собственного желания.       Движения были быстрыми и резкими, как и накатившая разрядка. Она заставила запрокинуть голову и поперхнуться воздухом. Очень хотелось сползти вниз, развалиться на кровати, но всё ещё твёрдая плоть Максима говорила о том, что я заметно опередил его. Но с другой стороны, теперь ничего не мешало сосредоточиться исключительно на чужом удовольствии.       Я периодически менял темп и положение ладони, стараясь уловить те моменты, когда дыхание уткнувшегося мне в плечо Максима становилось особенно шумным и перетекало в стоны. Мне нравилось касаться его, делать приятно. Это открывало новую грань любви и вместе с тем пробуждало чувство собственничества. То, что Максим находился именно в моих руках, стонал в моё плечо и сжимал именно моё бедро, будоражило так, что если бы не уже хроническая усталость, я бы вновь возбудился.       Максим особенно сильно сжал кожу на бедре. Я прикусил губу, чтобы не выдать боли, и продолжил двигать рукой. Подёргивание плоти, отдававшееся в ладони, красноречиво говорило о том, что осталось чуть-чуть. Над ухом послышался протяжный выдох, смешавшийся со стоном.       Пальцы на бедре разжались, и Максим, осознав свои действия, начал ласково гладить кожу.       — Прости.       — Ничего.       Максим поцеловал меня в шею и вдруг засмеялся.       — С днём рождения, — сквозь смешки, выдавил он.       Я легонько ударил его кулаком в плечо. За дверью всё ещё возмущённо орала Золушка.       

***

      Катин BMW беспрепятственно рассекал воздух, мчась по пустой трассе. Она заехала за нами, прихватив из дома мои заранее собранные вещи, а затем мы все вместе отправились в коттеджный посёлок, где у нашей семьи был домик. Ещё час езды, и можно будет выйти из машины, размять косточки и вдохнуть свежий загородный воздух.       Я прилёг на колени Максима (мы с ним устроились на заднем сидении), чтобы вздремнуть, потому что вряд ли друзья дадут такую возможность. Катя сказала, что надо отпраздновать мой день рождения, затем дождаться полуночи и поздравить Лёшу. А потом уже со спокойной душой можно идти спать, чтобы завтра погулять как следует.       Уснуть не получалось, но прикосновения Максима к волосам успокаивали, и я прибывал на грани сна и бодрствования, пока он не заявил:       — Обожаю такие машины!       Я приподнялся и глянул в окно. Посреди поля справа от трассы стаяла ярко-жёлтая буровая установка, представлявшая из себя Урал с прикреплённым к платформе буром. Наверное, отчасти именно её цвет и привлёк внимание Максима.       — У Артёма была похожая игрушка в детстве, — вспомнила Катя.       — Повезло, — сказал Максим, оборачиваясь и глядя вслед шумевшей громадине. Солнце уже село, а возле неё всё ещё крутились рабочие. Видимо, не успели выполнить план на день. — Они достают какие-то столбики земли.       — Наверное, это… — я замялся, напрягая память. — Ох, забыл. Катя, как там дедушка говорил?       — Керн?       — Да, точно.       — Это что? — спросил Максим.       — Проба грунта. На этих цилиндрах видны его слои, — объяснил я. — Наш дедушка раньше работал геологом.       — И мы всё детство мучили его вопросами «что это за камень», — вспомнила Катя.       — Нам упорно казалось, что всё дело в шлифовке и огранке. Чуть-чуть потереть, и выйдет нечто классное.       — А дедушка не выдерживал и говорил: «Нет, я не буду смотреть на ваши чёртовы камни, что вы нашли у себя под ногами. Нет, это не ценный камень, это просто щебёнка!»       Максим засмеялся, обнажая ряд идеально ровных белых зубов. Я до сих пор не мог понять, что он с ними делает, что они настолько потрясающе выглядят.       — Когда я в последний раз видел строительную машину, она достала вовсе не щебёнку, — сказал Максим, зарождая в нас любопытство.       — И что же это было? — спросила Катя, и лицо Максима вдруг переменилось, как у человека, осознавшего, что сказал лишнего. Он попытался нелепо отвертеться:       — Да, ничего приятного, забейте.       Я стал настаивать, Максим отмахиваться, заявил, что лучше мне не знать, и тогда, разумеется, узнать захотелось ещё сильней.       — Это связано с тем закрытым ларьком.       — Каким ларьком? — уточнила Катя.       — Возле моего дома, — ответил Максим и замолк. Я с нажимом протянул:       — И-и-и?       — Хрен с тобой, сам напросился, — не выдержал Максим. — Когда мама купила мне квартиру, этот ларёк уже был закрыт. Рассказывали, что раньше там мясо продавали, вроде даже неплохое, а потом лавочку неожиданно прикрыли. Бабки любили уточнять, что мясо на прилавке так и осталось, начало вонять, этот запах на всю округу разошёлся. Ждали, ждали хозяина, в итоге не выдержали, умельцы как-то аккуратно замок вскрыли, выкинули всё и обратно закрыли. Ситуация улучшилась, но запашок всё равно чувствовался. И вот года три он так стоял, со временем проветрился.       Максим вновь замолк, видимо, надеясь, что мы уже успели забыть, с чего началась вся история. Но Катя была бдительна.       — Так, а машина тут причём?       — Начали ремонтные работы проводить, трубы водопроводные менять. А позади ларька как раз часть коммуникаций проходили. Стали копать и докопались.       — До чего? — спросил я. — До трубы?       — Нет. До гроба.       Повисла пауза.       — А в нём?.. — начала Катя.       — Говорят, опознали хозяина ларька.       Потребовалось время, чтобы осознать всё в полной мере, и когда информация уложилась в голове, я не выдержал и возмущённо воскликнул:       — И ты повёл меня целоваться на чью-то могилу!       — Я предупреждал, что лучше тебе не знать эту историю, — без какого-либо зазрения совести напомнил Максим.       Мне так и не удалось заставить его признать вину, а Катя лишь хихикала и рассуждала, какие интересные у нас свидания.       

***

      В коттедже уже горел свет: Денис с ребятами приехали раньше нас. Может, они даже успели замариновать мясо для завтрашнего шашлыка.       Я открыл дверь, готовясь принюхиваться к запаху специй, но вместо этого вздрогнул от резкого хлопка и посыпавшихся в мою сторону конфетти.       — С днём рождения!       — Вы меня напугали! — я схватился за сердце.       Несмотря на слова, улыбка так и ползла на лицо при виде довольных друзей. Как будто у них тут праздник, а не у меня.       — Что, Артём, — Гриша закинул руку мне на шею и дружелюбно потрепал за плечо, — возраст уже не тот? Боишься инфаркт словить?       — Третий десяток пошёл. — Денис важно закивал. — Ещё пять лет, и с сердцем шутки будут плохи. Да, Макс?       — Вот именно. Так что на, не заставляй старика таскать тяжести.       Максим впихнул Денису дорожную сумку и закрыл входную дверь. Друг, пыхтя, закинул груз на плечо и спросил:       — Что там такое тяжёлое? Катин уходовый набор?       — Да. И что? — Катя упёрла руки в бока и угрожающе шагнула к Денису. — Ты хочешь, чтобы я была красивая?       — Да ты и так красивая, — сказал Денис, предусмотрительно шагая к лестнице.       — И я останусь такой, если ты отнесёшь мою сумку в нашу комнату! — ступив на первую ступеньку, Катя обернулась и громко объявила: — И чтобы все знали: я таскаю в два раза больше косметики, потому что Артём половину тырит!       С чувством выполненного долга, сестра развернулась и зашагала за Денисом. Друзья посмотрели в мою сторону, а я лишь развёл руками и сказал:       — Возраст.       Кроме дорожных сумок у нас было несколько пакетов с недостающими продуктами, которые друзья попросили купить по пути. Оставив вещи на потом, мы подхватили пакеты и потащили их на кухню, где Стас нарезал овощи, а Лёша, склонившись над ведром, чистил картошку.       — Привет! — радостно воскликнул он, заметив меня. — Прости, мы не смогли выйти с хлопушками. Вы приехали раньше, чем мы предполагали, даже руки вымыть не успели.       Я заверил Лёшу, что ничего страшного, и мы аккуратно обнялись, чтобы не запачкать мою одежду. Оказалось, к мясу ребята ещё не приступали. Чтобы оно не испортилось в дороге, они заморозили его, и в итоге пришлось ждать, пока оттает.       Мы с Максимом решили помочь с пакетами, взяли один из них и направились к холодильнику. Я расставлял продукты по полочкам, а Максим придерживал дверцу, чтобы она не захлопнулась. Что-то было не так с петлями и они не хотели работать как следует.       — Что готовите? — спросил Максим.       — Хотим запечь картошку с овощами. Чтобы не объедаться слишком чипсами и пиццей, а то Лёше нельзя такое. Всё равно мясо нас подставило и им пока не заняться. — Стас сурово ткнул ножом в кусок мяса, лежавший около мойки. Но в следующую секунду вместо недовольства на его лице отразился восторг. — О, Лёша, кажись, оттаяло.       Лёша сказал, что надо обрезать лишние куски сала, всё равно большинство из нас его не ест, и порезать мясо. Предложил заняться этим Грише, что как раз заканчивал разбирать свой пакет, но тот отказался.       — Тогда лук порежешь, — безапелляционно велел Лёша.       — Нет, только не лук! Лучше… — Гриша посмотрел в сторону мяса, около которого уже орудовал ножом Денис. Хуже лука действительно ничего быть не могло. Голос друга стал ещё более отчаянным: — Не-е-ет! Дэн, за что ты так со мной?       — Жопу поднял — место потерял, — не отвлекаясь от работы, сказал Денис.       Лёша подвинул Грише досточку, затем поставил на стол пакет с красным луком. Глаза, спрятанные за стёклами очков, смотрели на луковицы, как на главного врага.       Лёша кивнул в сторону пакета.       — Давай, давай.       — Я итак ничего не вижу, вы хотите, чтобы я окончательно ослеп?       — Я не доктор, — сказал Лёша, — но ещё никто не терял зрение от чистки лука.       — Гриша, хватит ныть! — гораздо более сурово произнёс Стас и кинул другу полотенце со словами: — На, для слёз.       Гриша, словно заключённый на каторге, нехотя отрезал часть луковицы и начал счищать кожуру. Но возмущение так и не покинуло его.       — Почему Лёша командует? — пробубнил он.       — Потому что он старше? — предположил Стас.       — Это что за дедовщина? Сейчас ещё Макс начнёт указы раздавать и всё, мы тут все поляжем.       Максим в ответ качнул сломанной рукой.       — Не беспокойся, я в отставке.       — Как рука? — Спросил Денис, обернувшись. — Кость торчала?       — Нет, но ситуация была серьёзная.       — Ничего серьёзного, — сказал я, закрывая холодильник.       — Да я был при смерти!       Я положил руки Максиму на плечи и, толкая вперёд, повёл к выходу из кухни.       — Простите, мне надо отвести его наверх и вколоть успокоительное, старческий мозг шалит.       — Ты хочешь свести меня в могилу, — не унимался Максим, хватая сумку, что лежала в гостиной около дивана. — Ты со мной только ради моего состояния.       — Конечно, — вырвался неудержимый смешок, — положил глаз на твои запасы протеина.       Поднявшись на второй этаж, мы миновали несколько дверей, за одной из которых доносился шум воды. Катя плескалась в ванной.       Наша комната была в самом конце, и как только мы вошли в неё, Максим первым делом обратил внимание на окно.       — Какое большое.       Он кинул сумку около кресла и уселся в него, устремив взгляд на стекло, в котором отражалась часть комнаты.       — Сейчас темно и не видно, но утром откроется красивый вид на озеро, — сказал я, наблюдая за расслабленным лицом Максима. Он хорошо держался, но наедине, в нашем личном пространстве ему было заметно уютней, чем в компании. — Спасибо, что поехал со мной.       Максим оторвался от окна и посмотрел на меня так, как никто прежде не смотрел.       — Это ведь важно для тебя.       Я подошёл к нему, сел на колени и крепко обнял. Через какое-то время, с трудом оторвавшись друг от друга, мы спустились вниз.       

***

      — Блин, как вкусно, — сказал Гриша, жуя картошку с овощами. — Но шашлык будет вкуснее. Уж после того, как я лук порезал.       — Кто бы сомневался, — сказала Катя.       — А если невкусный, то, получается, ты виноват будешь, — ухватился за слова Стас. — Плохо порезал.       Гриша не мог ответить с набитым ртом, поэтому ограничился тем, что показал другу средний палец.       Мы ужинали возле камина в гостиной, расположившись кто где с тарелками в руках. Стас развалился в кресле, около которого на мягком ковре сидел Лёша, рядом с ним, поставив тарелку на журнальный столик, устроился Гриша. Максим тоже воспользовался столиком, чтобы можно было есть одной рукой.       Мне бы куда больше понравилось, если бы мы по-человечески поужинали в столовой за нормальным обеденным столом, но никто и слушать меня не стал после того, как Катя предложила разжечь камин. Так что я сидел на диване между ней и Максимом и медленно попивал вино, порой чокаясь бокалом с сестрой.       Мы не были голодными. Для меня это уже являлось нормой, а Катя поела перед отъездом, но под пристальным взглядом Максима всё же пришлось согласиться с предложением Дениса нарезать нам хлеб, чтобы можно было сделать бутерброды с несколькими сортами колбас, которые мы купили по дороге.       Держа в руках две тарелки, друг вышел из кухни и бодрой походкой направлялся к нам. Настолько бодрой, что один кусочек упал на пол и был придавлен внушительной стопой.       — Дениска, ну ты зачем на хлеб наступил? — тут же отреагировала Катя.       — Да я случайно. Что ты так паникуешь?       — Она боится, что тебя черти в ад утащат, — сказал я. Вокруг воцарилось молчание. Денис так и замер, не дойдя до нас. Я пояснил: — В детстве мама прочла нам сказку о девочке, которая наступила на хлеб. Она, вроде, так и называется.       — Это была сказка Андерсона, а он же такой, довольно набожный чел был, — подхватила Катя, отодвигая Дениса в сторону, чтобы поднять с пола дезертировавший ломтик хлеба. Друг не стал ей мешать, подошёл к журнальному столику и поставил на него тарелки, на одной из которых была красиво выложена нарезанная колбаса. — И там была какая-то долгая цепочка событий, в какой-то момент у героини появляются новые туфли, она куда-то идёт в этих туфлях и с хлебом, перед ней возникает лужа, и, чтобы не испортить обувь, она бросает в неё хлеб и наступает на него. — Катя положила на край столика кусок хлеба и стрясла туда же крошки с рук. — И попадает в ад, где какое-то время страдает.       — Прекрасная сказка на ночь, — сказал Денис, протягивая Кате бутерброд, который он успел сделать, пока она прибирала на полу.       — Учитывая то, что это семья Артёма и Кати, я вообще не удивлён, — прокомментировал Максим. — Они на следующий день ещё и в церковь пошли, наверное.       Катя засмеялась, оценив шутку, и сказала, что вполне возможно так и было.       Максим с Катей неплохо общались, хоть их встречи и можно было пересчитать на пальцах одной руки. Это удивляло, но неизменно радовало. Всё же, они были для меня одними из самых важных людей.       — Но мы эту сказку слишком буквально восприняли, — вспомнил я. — Там одна из моралей состояла в бережном отношении к еде, но мы зациклились конкретно на хлебобулочных изделиях. Я помню тот момент, когда мы сидим перед телевизором, едим печенье, опускаем взгляд, а вокруг всё в крошках. Они на нас, на диване, на полу.       — И мы смотрим на это и думаем: ну всё, за нами уже по-любому выехали.       — Целый отряд чертей. Через пару минут в ад утащат.       — Но выехала только мама с отрядом пиздюлей за то, что мы опять тарелкой не пользовались, — закончила Катя и откусила от бутерброда первый кусочек.       

***

      Несмотря на капающий за окном дождь, ребята всё равно вышли на задний двор покурить. Лёша к ним не присоединился, так что мы сидели на полу у камина и обсуждали предстоящую поездку, которую Стас организовал в качестве подарка.       — А как он это сделал? — с неподдельным интересом расспрашивал я. — Показал тебе билеты и брошюру отеля?       — Это довольно рискованно, — сказал Максим, подхватывая с тарелки сыр. Катя, вальяжно развалившаяся на другом конце дивана, закивала. — Вот так покупаешь билеты, бронируешь отель, а может оказаться, что ваши планы не совпадают, с работы не отпроситься и всё такое.       Я осуждающе посмотрел сначала на Максима, потом на сестру. Ни капли романтики.       — Он прав, — нехотя согласился Лёша. — Хорошо, что Стас со мной посоветовался. Потому что изначально он вообще в Прагу хотел. Но это как-то… — Лёша потянулся к букету, стоявшему в вазе на журнальном столике, и неловко поправил цветы, которые итак лежали идеально. — Слишком. И у меня всё равно загранпаспорта нет.       Я на секунду растерялся, ведь у нас с Катей загранпаспорт появился чуть ли не одновременно с обычным. Мне это казалось само собой разумеющимся.       — О, Прага, — Катя мечтательно возвела взгляд к потолку. — Там такой шикарный ботанический сад.       — Точно. Я нигде в России такого не видел, — согласился я. — Но в Питере тоже здорово. Там потрясающие парки и сады.       — Да, Лёш, тебе, как любителю природы и цветов, точно понравится.       Я придвинулся к дивану, положил голову на колени Максима и, взглянув на него снизу вверх, спросил:       — А ты бы куда хотел?       — М… — задумчиво протянул он. В образовавшейся паузе отчётливо слышалось, как разошёлся ливень за окном. — Куда-то, где никогда нет дождей.       — Чтобы быть самой главной тучкой на районе? — не удержался я, за что Максим безобидно толкнул меня в плечо. А потом положил здоровую руку на макушку и начал перебирать волосы.       Я закрыл глаза от удовольствия и удобнее устроился на коленях Максима, мельком отмечая, что это был первый раз, когда он прикоснулся ко мне при всех.       Когда ребята вернулись, началась суета: музыку сменили на более живенькую и праздничную, освещение убавили. Гриша со Стасом о чём-то спорили, Катя и Максим скрылись на кухне, а Денис и вовсе куда-то пропал.       Мы с Лёшей поглядели на это и продолжили делиться последними новостями, порой подкидывая в огонь камина мелкие поленья. Мы так давно не виделись, о стольком хотели друг другу рассказать, что решили не придавать возне ребят значения. Если им понадобится помощь — позовут.       Свет в гостиной совсем потух, огонь в камине сражался с тьмой один на один, а дождь за окном стало слышно отчётливей. Мы замолчали, вдруг осознав, что стало подозрительно тихо. Только я успел подумать, что затевается неладное, как мне в лицо прилетело нечто липкое, мягкое и холодное. Тишина взорвалась хохотом, рука со свежим маникюром на ногтях поставила на журнальный столик торт, на котором красовалась вмятина от моего лица. Всё ещё не до конца осознавая случившееся, я повернулся к Лёше. Зелёные глаза на фоне сливочного крема были широко распахнуты. Я медленно огляделся: Максим с Катей в прямом смысле катались по полу, выдавая звуки, мало похожие на человеческий смех, Гриша снимал всё на телефон и трясся от хохота, Денис взорвал над моей головой хлопушку, а Стас вылизывал лицо Лёши со словами, что это лучший десерт в его жизни. Ещё раз взглянув друг на друга, я и мой кармический брат согнулись пополам от неудержимого смеха.       

***

      Я лежал в кровати, ждал, когда Максим выйдет из ванной, вспоминал недавний розыгрыш и как Катя раз сто повторила: «Господи, как давно я мечтала это сделать!» Она постаралась на славу, крем пришлось довольно долго смывать с лица.       — Привет, зефирка в креме, — сказала Максим, забираясь на кровать.       — Неправда, крем я уже давно смыл.       — Самого себя не смоешь, сладкий. — Устроившись под нашим общим одеялом, он продолжил: — Надеюсь, черти не утащат нас в ад. Торт отчасти состоит из хлеба.       Я фыркнул.       — Это же просто сказка.       — Но в бога то ты веришь, — сказал Максим. Я понял, что он не видит разницы.       — Для меня это не одно и то же.       — Если честно, я так до конца и не понял, как оно для тебя.       Мои отношения с Богом сложны и я не знал, как описать их одним словом. Возможно, его ещё просто не придумали.       — Проще всего было бы сказать, что я агностик, но это всё равно не то, — попытался объяснить я. — Многое в Библии кажется мне вымыслом, мифом. Как мифы древней Греции.       — Да, я тоже об этом как-то думал, и это показалось таким ироничным. Они ведь и вправду искренне верили, поклонялись, умирали. А для нас это лишь занимательные истории.       — С одной стороны Библия тоже, причём её «мифы» не такие занимательные, как у древней Греции. Но в то же время я то и дело выискиваю оттуда мысли, которые откликаются во мне. Которые помогали и помогают. Разумеется, из многих историй, сказок или книг можно вынести что-то для себя, но понимаешь… Для меня Библия более реальна. Как будто это опыт настоящих людей, а не выдуманных героев.       — Мне сложно это понять.       — Ты совсем не веришь?       Я тоже не верил в то, что всё было создано за семь дней, что буду гореть в аду за любовь к Максиму. Библия переписывалась множество раз, уже в самом начале есть расхождения, как же именно был создан человек, а христианство пришло к нам просто потому, что князю Владимиру не понравился запрет на вино в исламе и отсутствие земли у иудеев. И методом исключения выбор пал на христианство. Да и, сдаётся мне, византийская принцесса внешне была очень даже ничего.       Но я не мог отрицать чего-то… чего-то необъяснимого. Того, что человечеству далеко не всё известно. Ведь мы столько раз ошибались, даже в том, что гордо звали наукой и что веками считали истинной.       — Я верю в то, что ничего нет. Мы просто иной вид животных, часть огромной пищевой цепочки. Умираем и кормим землю. Максимум, что ждёт нас после смерти — это остаться в чьих-то воспоминаниях.       — И тебе от этого совсем не страшно?       — Нет. От того, как это всё кристально просто, мне очень спокойно.       Это было похоже на Максима. Ему нравилась упорядоченная, предсказуемая жизнь.       Дождь всё лил за окном, крупные капли ударялись об отлив внизу окна, порождали лёгкий, убаюкивающий стук. Дремота накатывала равномерными волнами, пока вспышка не озарила небо, и не прогремел гром.       Максим перевернулся на бок, сполз чуть вниз и уткнулся в мою грудь, невесомо обнимая сломанной рукой. От такого доверия перехватило дыхание и защемило где-то в груди. Я машинально стал гладить его по волосам, всё не в силах поверить в то, что парень вроде меня смог стать поддержкой для большого, наглого и хмурого мужчины, вроде Максима. Этот факт заставлял немного гордиться собой.       — Когда я был маленьким и слышал гром, мама говорила, что это тучки целуются.       Максим хмыкнул, приподнялся и лёг на мою подушку. В полумраке я отчётливо чувствовал его насмешливый взгляд.       — По-моему, они там не только целуются.       Я чуть улыбнулся и пожал плечом.       — Мне было всего ничего, так что подробностей мама не рассказывала.       Максим провёл по моей щеке, затем шее, огладил плечо и скользнул за спину, неуклюже устроил ладонь сломанной руки между лопаток и притянул к себе поближе. Он неторопливо мял губы, и я уже знал, что таким образом он разведывает обстановку. Я приоткрыл рот, позволяя Максиму скользнуть языком внутрь, и когда наслаждение уже начало заволакивать разум, холодный свет вновь заполнил комнату. Ладонь на спине сжала мою пижамную рубашку, а Максим замер, не отрываясь от губ. Даже зная, что за молнией последует оглушающий раскат грома, он всё равно невольно вздрогнул и отстранился.       Мне отчаянно хотелось поддержать его, успокоить, отвлечь и, ведомый этим порывом, я толкнул Максима в грудь, перевернул на спину и навис сверху.       — Ого! — Сквозь удивление и насмешливые нотки едва уловимо слышалось, как дрожит его голос.       — Давай без комментариев.       Максим примирительно выставил ладони вперёд.       — Простите, Ваше Величество, покорный слуга забылся. — Я наклонился и куснул его за щёку. — Нет, помилуйте!       За незамысловатыми дурачествами Максим отвлёкся, а ливень за окном начал стихать.