Огранка моих чувств

      Я не понимал, что делаю и зачем. Слова упорно миновали мозг и зарождались не в голове, а сразу на губах, вылетали стремительно, будто вольная птица из клетки, и пока я пытался их осмыслить, Артём уже соглашался.       — Хочешь остаться ещё на денёк?       — Если я не помешаю.       — Эй, а, может, одолжить тебе мою футболку, чтобы ты не ходил целый день в пижаме и не пачкал брюки с рубашкой?       — О, да, спасибо.       «Зачем тебе спать на диване, если моя кровать куда удобнее, ты ведь уже сам успел в этом убедиться», — это предложение пока не было озвучено, но я с ужасом понимал, что чем сильнее время клонилось к вечеру, тем больше шансов выдать очередное безумие.       Нет, серьёзно, что за херню я творю? Славно, конечно, что к кошке из приюта внезапно прилагался красивый парень, но это не входило в мои планы. Ничего из того, что между нами происходило.       Чтобы решить проблему, нужно чётко осознавать её суть. Такой подход всегда работал. В этот раз я тоже прекрасно понимал, где зарыт камень преткновения. Я был не против секса, но не хотел отношений, Артём отвергал исключительно физическую связь и ни за что не согласился бы на неё без отношений. А учитывая его нынешнее состояние и перемены в жизни, вряд ли он думал о них.       Решение напрашивалось простое — разворачиваться и съёбывать.       Но я не просто оставался на месте, я желал, чтобы Артём тоже никуда не уходил.       И вот он сидел в соседней комнате за моим ноутбуком, делал какое-то задание по универу, потому что — вот удача! — оно было сохранено на гугл диске и ему даже домой за ноутом ехать не пришлось. Я же пытался сосредоточиться на проекте и закончить его, чтобы запустить хотя бы парочку рендеров. Но мысли уходили в другое русло.       Тратить время на работу в таком состоянии было бесполезно.       — Не хочешь поужинать? — спросил я, зайдя в гостиную.       Артём сидел на полу и водил туда-сюда бантиком, заставляя Золушку носиться из стороны в сторону. Когти цокали, ударяясь о ламинат, и я понял, что Артём предусмотрительно расположился подальше от ковра. Он всегда был очень внимательным и аккуратным как к себе, так и к другим.       — Поужинать? — оторвавшись от раззадоренной кошки, удивлённо спросил Артём.       На миловидном лице ещё виднелась счастливая беззаботная улыбка, вызванная играми с Золушкой, и мне даже на секунду стало жаль, что я их прервал. Артём перевёл взгляд на включённый ноутбук, лежавший на диване, и улыбка тут же померкла.       — Уже вечер? — с долей ужаса сам себя спросил он, а потом пробормотал: — Я толком ничего не сделал.       У меня было не так много возможностей понаблюдать за Артёмом в разных ситуациях. В приюте, один раз с друзьями и у себя дома. Но этого было достаточно, чтобы понять, какой он организованный и внимательный. Артём был пунктуальным, запоминал мелочи, легко удерживал в голове нить разговора, не перескакивал резко с темы на тему, и общение с ним напоминало плавание по спокойной реке с красивыми видами.       Однако всё чаще он переспрашивал у меня что-то, а иногда забывал, например, что именно мы заказали на ужин и удивлялся, обнаруживая какое-то блюдо в доставленном заказе.       Это беспокоило, но я не знал, как реагировать и что предпринять. Вот и сейчас просто стоял, размышляя над словами. Но Артём опередил меня:       — Что закажем?       — Может, хочешь что-то приготовить?       Если мы прогуляемся в магазин, а потом займёмся чем-то, возможно, он взбодрится.       — Из меня неважный повар, — признался Артём. — И я думал, что ты тоже не очень любишь готовить.       — Почему?       — Ну… у тебя в холодильнике странные блюда: просто крупы, варённая куриная грудка… а ещё много орехов. Иногда суп.       — Это плата за мышцы. — Я пожал плечами и заметил, как Артём задержал на них заинтересованный взгляд. — И иногда мне лень готовить, да. Но вдвоём это интереснее. — Я попытался вспомнить, а готовил ли что-то с кем-то, кроме имбирных пряников с Адель, и на всякий случай добавил: — Наверное.       — Однажды мы с Лёшей пекли хлеб. Точнее батон.       — Какой странный выбор.       — Ну, мы наткнулись на ламповое видео, где его готовили, сами не заметили, как до конца досмотрели, а потом тоже решили испечь. — Артём улыбнулся, предаваясь воспоминаниям. — Сидели перед духовкой и наблюдали, как он поднимается.       Артём был многогранным парнем. Он мог как на полную оторваться в баре, так и просидеть на лавочке несколько месяцев, просто наблюдая за сменой времён года. Неудивительно, что у него в друзьях был и неугомонный парень, имени которого я, как всегда, не запомнил, и тот флегматичный рыжий Лёша. О последнем он болтал особенно часто.       После того, как Артём всё же согласился приготовить ужин, нам нужно было решить, какое из блюд выбрать. Зефирный принц настаивал на овощах, я не возражал против картошки и помидоров, а ещё любил сыр, в чём Артём меня поддержал. Поэтому мы решили сделать что-то вроде картошки по-французски и вскоре бродили по рядам супермаркета.       — Нам нужно так много сыра? — спросил Артём, глядя в тележку. — Или ты про запас берёшь?       — Да, и ещё для Золушки. Она им завтракает вместе со мной. Если так подумать, она вообще много чего со мной ест.       — Вы так хорошо поладили, — сказал Артём, улыбнувшись, и я почувствовал, как уголки моих губ тоже невольно ползут вверх.       — Сложно сказать, с кем именно она поладила: со мной или едой.       — Уверен, что причина в тебе. В вашу первую встречу у тебя не было еды, да и Золушка к тому времени уже пообедала.       Я пожал плечами. Было бы здорово, если бы её действительно в первую очередь интересовал я, а не еда, что со мной прилагается. Впрочем, даже если так, Адель у Золушки всё равно будет на первом месте. Вот уж кого кошка обожает без сомнений. Она даже расчёсывать себя позволяет только ей.       — Как думаешь, у них могут быть любимчики? — спросил я, подкатывая тележку к стеллажу с овощами.       Артём пожал плечами, оторвал от рулона пакет и принялся раскрывать его.       — Почему бы нет? Мы ведь тоже склонны выбирать себе любимчиков. — Артём подставил мне пакет, в который я принялся складывать помидоры, и задумался. — Но мне сложно говорить наверняка, у меня же не было питомцев.       — Да, я помню.       — А у тебя?       Я поглядел на два помидора, прикидывая, какой из них мне нравится больше.       — Только попугаи в далёком детстве. — Правый выглядел покраснее, и я сунул его в пакет, а второй помидор положил обратно. — Но они почти сразу чем-то заболели и довольно быстро откинулись. О, Ваше Величество знает, как этим пользоваться?       Артём поставил пакет на весы и вполне уверенно искал на сенсорном экране нужный номер, чтобы взвесить овощи.       — Я что, иная форма жизни из параллельной вселенной, по-твоему? — меня одарили колким серым взглядом.       — Нет, ты Зефирный принц из мармеладной страны, — как можно серьёзнее сказал я. Артём наклеил чек, положил помидоры в тележку, а затем упёр руки в бока и пристально посмотрел на меня.       — К твоему сведению, я знаю, как устроены супермаркеты. И иногда езжу на общественном транспорте. Мне нравятся трамваи.       — А вы ближе к народу, чем я думал.       Артём вздёрнул подбородок и важно направился вперёд, даже не обернувшись. Вот фифа. И почему мне это так нравится?       Я быстро нагнал его, напоследок поставив ногу на заднюю перекладину тележки и чуть проехав на ней.       — Ещё какое-то время я подумывал над хомяком.       Артём глянул на меня уже без обиды. На пустяки он всерьёз никогда не злился.       — Наверное, в какой-то момент все о них думают. Но они… скучные.       — Точно, — согласился я.       — Не очень представляю, как с ними играть или общаться.       — Да. Но я передумал по другой причине. У моей подруги были джунгарики, один умирал, она другого покупала. Я вообще заметил, что они довольно слабые и болезненные. Но один… Я назвал эту историю «Сладкая смерть».       Артём, разглядывавший упаковки с какао и горячим шоколадом, вдруг вздрогнул. Я сжал его плечо, немного помассировал и решил перевести тему:       — Хочешь взять?       — Не знаю. Давно не пил такое. Но от кофе у меня как-то слишком быстро сердце начинает работать.       Артём нахмурился и напряжённо уставился на коробочку горячего шоколада с десятью пакетиками, затем перевёл взгляд на небольшую банку «Несквика». Такое ощущение, будто это был самый сложный выбор в его жизни. Настолько, что в какой-то момент он даже прижал пальцы к виску.       — «Несквик» у меня есть, — сказал я, бросая упаковку горячего шоколада в тележку, а затем закинул руку на плечи Артёма и увёл его в другой отдел.       Он не возражал, и мы продолжили искать оставшиеся ингредиенты вот так, чуть в обнимку. Внимания на нас никто не обращал, что неудивительно: людей было мало, а вели мы себя как ни в чём не бывало. Я уже давно успел заметить, что чем непринуждённее выглядишь, тем больше вероятность, что вас сочтут за закадычных друзей или братьев.       — Что за «Сладкая смерть»? — спросил Артём.       — Ну, однажды у этой подруги хомяк сбежал из клетки, — я опустил взгляд вниз, наблюдая за реакцией Артёма. Мне казалось, что он не захочет об этом говорить. — И за неделю его так и не нашли, уже успели забыть, подумывали нового купить. Но я его отыскал, когда был в гостях. Совершенно случайно.       — Ого. Как?       — Мы были на кухне, заваривали чай, и мне вместо сахара захотелось мёда. Я знал, что он точно есть, но как потом оказалось, ели его нечасто. В общем, я подошёл к кухонной столешнице, стал отодвигать банки и контейнеры. Мёд оказался ближе всего к стене, хранился в банке без крышки. И в нём плавал мёртвый хомяк.       Артём остановился и шокировано уставился на меня.       — Серьёзно?       — Ага. Как мушка в янтаре.       Я выпустил Артёма из объятий и потянулся к прозрачной дверце холодильника, в котором было выставлено мясо.       — Господи, — сказал он, хватаясь за голову.       На самом деле мне очень нравилась эта история. Несмотря на название, концовка неизменно всех удивляла, однако реакция Артёма была не совсем той, к которой я привык.       — Получается, хомяк захлебнулся, — пробормотал он.       — Ну… да, — согласился я, не зная, что ещё тут сказать. Кажется, мне не стоило заводить этот разговор. — Послушай, ты как-то… слишком… — я отчаянно пытался подобрать нужное слово, чтобы Артём не подумал, что его чувства вновь преуменьшают, но ничего путного не вышло и пришлось сказать, как есть: — Слишком остро на это реагируешь.       — Конечно, он же умер!       — Но это просто хомяк.       Артём нахмурил светлые брови и посмотрел на меня так, что я невольно поёжился.       — Это не значит, что ему не было больно.       — Да, но… Не знаю, как лучше объяснить, — я потёр переносицу и перевёл взгляд на упаковку с фаршем у себя в руках. — Давай тогда будем переживать и за эту хрюшку, из которой нам предстоит приготовить ужин, — я повертел упаковкой и махнул ладонью в сторону холодильника. — И за коров, куриц, индеек, вон, я там ещё и кролика вижу.       — Это другое, они не умирали в мучениях, — быстро сказал Артём, но в следующий миг задумался. — Надеюсь…       Класс, не хватало, чтобы помимо хомяка он страдал ещё и о животных с мясокомбината.       — Ты действительно хочешь продолжить этот разговор? — устало спросил я.       — Нет.       — Тогда пойдём дальше по списку.       

***

      На обратном пути мы встретили бабушек, усевшихся на лавочке у подъезда. Меня они не очень любили, а когда одним летом увидели татуировки, то и вовсе показательно перекрестились. Узнав про Адель, они не на шутку охренели, схватились за сердце, и я на полном серьёзе ожидал, что старух хватит инфаркт. Однако после знакомства с Артёмом их настрой заметно смягчился.       Они затормозили нас и, то и дело вставляя «голубчик», принялись расспрашивать, как дела, что это мы делаем, хорошо ли поживает Артём. Он вежливо отвечал, однако при первой же возможности на пару со мной стал отступать к двери подъезда.       — Они тоже здесь живут? — спросил Артём, когда нам удалось полностью ретироваться.       — Да, на первом этаже.       — Хорошо, что им не приходиться подниматься, — вздохнув, сказал Артём и ухватился за перила.       Оба пакета были у меня, поэтому я надеялся, что с пустыми руками он справится и преодолеет это испытание. Я ошибся.       На середине третьего этажа Артём задышал особенно тяжело, пришлось сделать передышку и усесться на ступени. Точнее, на них сел я, благородно жертвуя джинсами и спасая от грязи светлое пальто Артёма, что устроился на моих коленях.       Ладно, дело не только в джентльменстве. Задница у Артёма на ощупь была приятная, я успел в этом убедиться ещё в тот раз, когда тащил его на плече.       — Я тут подумал, — послышался приглушённый голос: Артём утыкался мне в плечо, — здесь нет лифта, но что, если кто-то на коляске?       — Ну, что я могу сказать? Херово.       — Тебя это не беспокоит?       Артём отстранился и глянул на меня. Взгляд у него был какой-то странный, утомлённый, будто его сразила неизвестная болезнь, затронувшая не столько тело, сколько душу. Мне хотелось сказать, что наибольшее беспокойство вызывает его вид, но вместо этого произнёс другое:       — Я осознаю, что это непредусмотрительно и этим людям тяжело. Но меня это будет беспокоить только тогда, когда коснётся лично. — На лице Артёма отразилось удивление и отторжение от этих слов. Нет, так не пойдёт. — Если ты будешь думать обо всех страдальцах этого мира, то либо станешь одним из них, либо тебе будет ещё хуже, чем им. Думай прежде всего о себе.       — Может быть, ты прав, — сказал Артём, опуская взгляд. — Но я так не могу. Этот хомяк…       — Зачем ты его вспомнил? — перебил я. Не надо было ему рассказывать про этого чёртового хомяка.       — Я не знаю. Не знаю, откуда в моей голове берутся какие-то вещи, и зачем я о них думаю. Это вне моего контроля. Я словно сам себе неподвластен.       Артём обнял себя за плечи, будто ему стало холодно, и с ужасом уставился в пустоту, а затем прикрыл глаза и уткнулся мне в плечо. Но перед этим я успел заметить его побледневшие губы. Не нравится мне это.       — Держись, я тебя донесу, — сказал я, беря в одну руку сразу два пакета.       — Не перекидывай меня через плечо.       — Не буду, держись за шею.       Артём послушно обнял меня, прижимаясь всем телом, и я на секунду замер. Лица касались его мягкие волосы, даже через тёплую одежду ощущался стук чужого сердца, и что-то неясное, но очень приятное заполняло меня изнутри.       Я сам себе рою могилу.       — Готов? — Артём кивнул, я взял его под бёдрами и предупредил: — Поднимаемся.       Благодаря тому, что он крепко вцепился в меня, было несложно удерживать его одной рукой. Артём вполне устойчиво сидел на ней, как птичка на жердочке, поэтому мы быстро добрались до квартиры, у двери которой мне пришлось его спустить, чтобы достать ключи.       — Ты в порядке? — спросил я, когда мы оказались в прихожей, потому что губы Артёма по-прежнему оставались пугающего неестественного оттенка.       — Да, мне бы только прилечь.       Продукты мне пришлось разобрать самому со стойким ощущением того, что ничего мы сегодня не приготовим. А я уже успел немного представить результат трудов, аромат мяса, стекающий сыр, то, как Артём отказывается чистить картошку, чтобы не замарать пальцы.       Всё же чревато отступать от принципов. Нельзя чего-то ждать, это приводит лишь к разочарованиям.       Когда я вошёл в гостиную, Артём лежал на диване, свернувшись калачиком, лицом к спинке. Казалось, что он спит, но на звук моих шагов светловолосая голова тут же обернулась через плечо. Золушка, лежавшая у его ног, тоже навострила уши и мельком взглянула на меня.       Я поднял с подлокотника плед, встряхнул им, и он мягким облаком опустился на Артёма, укрывая его по плечи. Золушка же скрылась полностью. Небольшой холмик зашевелился, принялся искать выход, сновал туда-сюда. Артём перевернулся на спину и чуть приподнял голову, наблюдая за этим забавным зрелищем, я тоже не спешил что-то предпринимать. Только когда Золушка недовольно и требовательно мяукнула, я откинул край пледа и заметил нечто со стоявшей дыбом шерстью.       Послышался смех Артёма.       — Боже, она наэлектризовалась!       Вид огромного комка серо-белой шерсти развеселил и меня. Смеясь, я потянулся к кошке, чтобы вернуть ей прежний облик, но тут же отдёрнул руку.       — Ай! Она ударила меня током! — я непроизвольно прижал ладонь к груди и вдруг заметил, что Артём тянет к Золушке телефон. — Что ты делаешь?       — А вдруг она будет работать как беспроводная зарядка?       Принимать новую должность Золушка не пожелала и спрыгнула на пол, уселась на ковёр, извернулась и лизнула себя, намереваясь вернуть шерсти былой облик, но тут же отдёрнула голову и с высунутым языком круглыми глазами уставилась на нас.       — Что с ней? — ужаснулся я.       — Ох, её язык тоже ударило током, — догадался Артём. — Бедняжка.       Золушка ещё какое-то время взирала на нас, пытаясь осмыслить происходящее, но с каждой секундой её зрачок сужался всё сильнее, и вот она в ярости кинулась на декоративную подушку, что неизменно лежала около кресла, и принялась остервенело её бить.       От этого зрелища Артём даже приподнялся на локтях и придвинулся к краю дивана, чтобы разглядеть неистовство Золушки получше.       — Ого… А я-то думал, зачем там эта подушка.       — Это её антистресс. И когтеточка. Помнишь, я говорил, что она никогда не царапается, чтобы ты с ней ни делал?       — Да.       — Так вот, вместо этого она вымещает всю злость на подушке.       Послышалось ворчание, смешанное с рычанием. Золушка била подушку одной лапой и, видимо, материлась на кошачьем.       — Это так мудро, — сказал Артём.       — Я тоже так думаю.       Артём прилёг обратно, я сел на ковёр около дивана и посмотрел в миловидное лицо, с которого пропал отпечаток изнеможения. Виднелась лишь лёгкая утомлённость, которую на глазах снимала улыбка мягких, уже не таких бледных губ.       — Мы ведь будем готовить? Ещё же не так поздно? — спросил Артём. Я не знал, который сейчас час, но мельком подумал, что разбуди он меня посреди ночи и предложи это с тем же очаровательным видом, я бы послушно поднялся и пошёл готовить.       Блядь, как это остановить?       — Только если ты хочешь.       — Если бы не хотел, стал бы предлагать? — сощурившись, произнёс Артём. Я хмыкнул.       Когда он окончательно пришёл в себя, мы отправились на кухню, и, к моему удивлению, Зефирный принц принялся за картошку, попросив у меня перед этим резиновые перчатки, чтобы не отмывать потом руки. Это был новый уровень гениальности.       — Как ты до этого додумался? — спросил я.       — Наша домработница — Светлана так делает, когда готовит.       Артём не слишком быстро орудовал овощечисткой, но действовал уверено, и я всё думал: если им готовит домработница, откуда у него такие навыки?       В школе я какое-то время дружил с сыном местного депутата. Он был отличным парнем, приземлённым, искренним, из-за чего все забывали о том, кто же его отец. Единственным различием между нами было то, что у него телефоны менялись чаще, летом он ездил с семьёй заграницу и жил в двухэтажном просторном доме, который, впрочем, не пестрил роскошью.       Однако тот друг был далёк от готовки, уборки и прочих бытовых дел, в силу не столько возраста, сколько в ненадобности.       Дом Артёма, хоть я и не был внутри, выглядел внушительно. Светлый образец неоклассицизма с пилястрами, карнизами и наличниками на окнах. А вокруг — огромный двор с ухоженными клумбами, многолетними деревьями и стрижеными туями по внутреннему периметру кованого забора.       Учитывая это и то, что в сумме одежда и украшения Артёма покрыли бы несколько месяцев моей работы, достаток его семьи был куда выше, чем у того друга, а значит, ему тем более не было нужды чистить картошку.       — Где ты этому научился? — спросил я прямо.       — У дедушки. Он любил делать всё сам, и когда мы с Катей оставались у него, то помогали.       Артём отложил почищенную картошку в пластиковую миску, взял следующую и вновь склонился над мусорным ведром между нами.       — А что ещё ты умеешь? Ну, кроме выпекания хлеба.       — Тебя выносить.       — Эй!       Я наклонился и легко пихнул Артёма в колено, вот только случайно попал в какую-то точку, из-за которой он вскрикнул и непроизвольно выпрямил ногу, ударяя ей меня.       — Твою ж… — сквозь зубы процедил я, потирая ушибленное место.       — Это карма, — прохныкал Артём, прижимая колено к груди. — А ты — абьюзер.       — С чего это? Ты тоже меня нередко пихаешь.       — Переводишь вину на жертву? Токсик.       Я раскрыл рот, а потом не выдержал и кинул в Артёма шкурку от картошки. Он склонил голову и притворно захныкал:       — Говорил мне папа…       — Ну ты сучка, конечно.       — Чего?!       — Это ж надо всё так вывернуть, — со смешком сказал я. Чёрный юморок мне всегда нравился, не думал, что Артём в нём преуспел.       — Ладно, но только сучка тебя и вынесет.       — О-о-о, — протянул я, — теперь ты тут токсик. Кроме меня тебя никто не полюбит!       Артём ахнул и оскорблённо прижал ладонь к груди, совсем забыв, что она в перепачканной перчатке. Вот это вхождение в роль. Мысленно кричу: «Верю!»       — Ну, всё! Развод! Я забираю свой горячий шоколад и ухожу, — Артём приподнялся со стула, а затем резко сел обратно. — А, нет, не ухожу, ведь ты сломал мне колено!       — Уже прям сломал? — сквозь смех спросил я. — Настолько не хотел тебя отпускать?       Артём заливался смехом со мной на пару, но постарался вернуть самообладание и продолжить нелепую драму:       — Да, кричал, что я буду твоим или ничьим.       Он стянул перчатки и принялся потирать колено.       — Какой-то сериал на Домашнем получился, — сказал я.       — А кто-то так живёт, представляешь?       — Слушай, а если серьёзно, ты правда меня выносишь?       — Нет, — незамедлительно ответил Артём. — С тобой непросто по общепринятым меркам, но не для меня. Мне с тобой хорошо.       Эти слова слетели с его губ так просто, что я немного смутился, хоть и понимал, что нет в этом никакого романтического подтекста. Артём спокойно делился чувствами и не стеснялся проявлять симпатию. Он говорил о том, как любит родителей, сестру, друзей, обожает Лёшу, что он ему как брат родной, какие милые девочки из приюта, и без задней мысли обнимался или вис на ком-то из этих людей.       Я заметил, что Артём продолжает массировать колено, хотя наш спектакль уже подошёл к концу.       — Болит? — забеспокоился я.       Артём неопределённо повертел свободной ладонью.       — Ты не виноват. Я буду страдать, даже если меня просто комар укусит.       — Хочешь, поцелую, чтобы быстрее прошло? — предложил я. Артём выгнул бровь, затем хмыкнул и с долей недоверия сказал:       — Ну, попробуй.       Я ногой отодвинул мусорное ведро под стол, придвинул свой стул ближе, затем наклонился к Артёму и положил запястья на его плечи, стараясь не испачкать грязными ладонями.       — Эй! — Он поспешно упёрся руками мне в грудь. — Я думал ты про колено!       — Ха, купился! — довольно воскликнул я и, легко преодолевая сопротивление хрупких ладоней, приблизился ещё на пару сантиметров ближе к его лицу. — Ты такой красный, что картошку скоро можно будет жарить на тебе.       — Зачем ты меня дразнишь?       — Потому что я токсик и абьюзер.       Наши шутки напоминали неясный образ, проглядывавшийся сквозь летнее марево, вызванное жаром раскалённого асфальта. Вроде ясно, что именно видишь, но доля сомнения никак не покидает. Слова и прикосновения застыли где-то между развязным юмором и флиртом, дружеским теплом и привилегированным отношением.       И я хотел понять рамки дозволенного.       — Ну, так что? Облегчить твою боль?       — Не… нет, — заикаясь, ответил Артём и поспешно отвернулся.       — А в колено поцеловать?       — Нет, никуда не надо.       Я медленно отстранился, но на полпути всё же быстро наклонился и чмокнул открытую благодаря шортам коленку. Послышался писк. Когда я поднял взгляд, то увидел, что Артём закинул руку на спинку стула и, склонившись, спрятал в изгибе локтя лицо. Было видно только копну белокурых волос и красное ушко.       — Будешь резать картошку или помидоры?       Как ни в чём не бывало, я поднялся со стула, захватив миску с чищеной картошкой, и направился к мойке.       — Помидоры, — послышался приглушённый голос. Артём всё ещё прятал лицо, однако ухо приобретало естественный оттенок. — У меня не получится тонко порезать картошку.       К тому времени, как я вымыл овощи, он уже пришёл в себя и подошёл ко мне, чтобы взять помидоры. Сев обратно за стол, Артём вновь потёр колено.       — А вот если бы поцеловал как надо — быстрее бы прошло, — сказал я, присаживаясь рядом, и подал Артёму одну из досточек.       — Ты слишком самоуверен, раз думаешь, что я пожертвую тебе свой первый поцелуй, — ровным голосом произнёс он, надрезая помидор. Нож со стуком ударил по досточке.       О, а вот и граница.       — Получается, ты ещё не целовался?       То есть он настолько невинен? Я попытался вспомнить свой первый поцелуй, и вроде какие-то образы проскальзывали в голове, но было сложно понять, действительно ли они относятся к тому моменту. Проще всего было бы решить, что он был с Женей, но учитывая то, каким раздолбаем я был — вряд ли.       — Нет, — ответил Артём. Я ожидал, что он в смущении отведёт взгляд или хоть чуть-чуть покраснеет, но он был спокоен.       — И тебе не любопытно?       Артём оторвался от наполовину порезанного помидора и повернулся ко мне.       — Я не хочу делать что-то подобное лишь из любопытства.       Он говорил твёрдо и по-прежнему излучал спокойствие. Его плечи были расправлены, спина держала идеальную осанку, а взгляд серых глаз смотрел уверено. И это было поразительно. Передо мной будто находилось невиданное ранее, чистейшее существо, полное чувства собственного достоинства и верное своим принципам.       — Знаешь, в какой-то мере меня это даже восхищает, — сказал я, не успев толком обдумать слова.       Но это было не зря, потому что Артём удивился и, кажется, даже смутился. Он робко улыбнулся и спросил:       — Правда?       — Да. Хотя мне сложно это понять. — Я пожал плечами и принялся быстро нарезать картошку. — Просто вспоминаю себя подростком, гормоны, тебе хочется накинуться на всё, что движется…       — Ну, меня они тоже одолевали, что уж скрывать.       — И что же ты делал? — лукаво спросил я, поворачиваясь к Артёму.       — Да то же, что и все.       В этот раз он отвёл взгляд, я почувствовал, как улыбаюсь ещё шире.       — Дай угадаю. В фильтрах порносайтов ты выбирал мускулистых европейцев…       — Замолчи.       Ни эти слова, ни колкий серый взгляд не заставили меня остановиться.       — …в паре с кем-то поменьше. — Артём зажал уши и демонстративно отвернулся, но я-то знал, что он по-прежнему всё слышит. — Возможно, групповуха…       Артём резко повернулся и уставился на меня широко распахнутыми глазами, полными негодования.       — Не было никакой груп… — он запнулся, даже не в силах произнести это слово. Я засмеялся в полный голос. — Чёрт, да тебе просто нравится надо мной прикалываться!       — Да, даже скрывать не буду, — сквозь смех согласился я.       — Вредина.       — Этого я тоже не скрываю.       Конечно, никакой групповухи. Если бы у меня был кто-то вроде Артёма, я бы ни за что и ни с кем не стал бы его делить.       — Смущать тебя — это, оказывается, какой-то новый вид удовольствия.       — Вот только оно одностороннее, — пробубнил Артём.       — Прости, я постараюсь делать это пореже.       — А полностью прекращать не намерен?       — Ты же помнишь, что я вредина?       Артём ничего не ответил и принялся демонстративно нарезать помидоры.       Приятный запах быстро распространялся по квартире, и пока картошка запекалась, Артём отправился в ванную, чтобы, как он сказал, взбодриться и сменить испачканную футболку на пижаму. Вернувшись, он устроился рядом со мной на диване, взял покоившийся на подлокотнике плед и с наслаждением закутался в него.       — Тебе холодно? — спросил я.       — Нет, просто так я чувствую себя уютней. Как будто в безопасности.       Последние слова показались мне странными. Конечно, под одеялом или пледом всегда хорошо, но эта формулировка была неожиданной.       — А что… — нерешительно начал я, — тебе угрожает?       Артём растеряно посмотрел на меня.       — Я не знаю.       Мне казалось, что правильным ответом на этот вопрос должно быть: «Ничего».       Происходило что-то странное. И я думал так, не потому что являлся пессимистом, а потому что намёки на это были то тут, то там, даже в самом безобидном разговоре. Пока это мелочи, которым можно не придавать значения, но я боялся, что они перерастут во что-то большее. Потому что, как, наверное, сказал бы Артём: «Дьявол кроется в деталях».       — Ты в порядке? — прямо спросил я.       — Конечно, — широко улыбнувшись, ответил Артём. — А почему ты спрашиваешь?       Потому что ты падаешь в обмороки. У тебя течёт кровь из носа. Ты не можешь спать дома. Тебя мучают кошмары. У тебя снижен аппетит. И это только то, что мне удалось вспомнить на ходу. То, что я знал и видел, а сколько ещё за пределами этого? Только сегодня Артём говорил, что не контролирует сам себя. Я вдруг подумал, что если спрашивать прямо, то он никогда не скажет правды.       — Ты её не снимая носишь? — нарушил мысли голос Артёма. Изящные пальцы аккуратно коснулись цепочки на шее.       — После того, как на щеке от неё след остался и полдня не сходил, на ночь снимаю.       Артём беззлобно улыбнулся, подсел ближе и продолжил задумчиво разглядывать украшение.       — У неё есть какая-то история?       — В каком смысле?       — Я никогда не покупаю украшения сам. Люблю, чтобы их дарили, и они хранили в себе воспоминания о том дне и человеке.       — О, да, это подарок. Друзья дарили, кажется, на двадцатилетие.       — Других украшений я на тебе не видел, — заметил Артём.       — Я не поклонник. Ношу цепочку, потому что это подарок. — Я непроизвольно повертел её между пальцев. — Ты прав, когда есть история, это становится уже чем-то большим. А ещё у неё какое-то забавное название, но я забыл, какое.       — Плетение Лисий хвост.       — Точно. А ты в этом разбираешься, — хмыкнув, сказал я.       Артём закатил глаза и саркастично произнёс:       — Интересно, с чего бы это?       Он отполз от меня, устроился на другом конце дивана, облокотившись о подлокотник, и теперь ёрзал ногами, размышляя, как поудобнее их согнуть.       — Вытягивай, — предложил я, сдвигаясь ближе краю.       — Тогда они не будут под пледом.       — Я погрею.       Спустя время мы полулежали на диване валетом, Артём — вплотную к спинке, я же ближе к краю, прижимая к боку милые светлокожие ступни.       — Ты очень тёплый, — сказал Артём.       Я пожал плечами.       — По-моему, у меня такая же температура тела, как и у всех.       — Не, в сравнение с другими ты горячий. Я думаю, ты съел печку.       — Что? — со смешком спросил я. Артём широко заулыбался.       — Точно. Штуки две или даже три.       Я засмеялся от такой милой фантазии. И как только он придумывает что-то настолько очаровательное? Мне казалось, что после определённого возраста люди теряют эту способность, и она подвластна лишь детям.       — Ты ещё общаешься с теми друзьями, что подарили тебе цепочку?       — Да.       — Расскажешь о них?       — Зачем?       Артём неловко поправил плед и опустил взгляд. Я успокаивающе провёл по стройной ноге. Какие же они у него ровные и красивые. На моих плечах вообще отлично смотрелись бы.       — Просто не знаю, что рассказать, — сказал я, спеша унять опасные мысли. — Так-то я не против.       — Что-нибудь. — Артём пожал плечами. — Например, сколько их?       — Четверо. Но собираюсь я в основном с тремя.       — В том баре на злосчастной улочке? — с осуждающим намёком протянул Артём.       — Да, на которой ты курил траву, — в тон ему ответил я. Однако на лице Артёма ни один мускул не дрогнул.       — Мне казалось, ты плохо запоминаешь мелочи.       — Имена. У меня плохая память на имена. На всё остальное просто отличная.       — В твоём возрасте это похвально.       Я пощекотал первую попавшуюся ступню, послышался тихий вскрик, и ногу тут же отняли. Артём прижал к себе колени и до самых кончиков пальцев укрылся пледом.       — Так почему ты видишься только с некоторыми из друзей? — спросил он.       — Один из них слишком устаёт. Иногда мы сидим с ним в каком-нибудь кафе на Пушкинской аллее здесь неподалёку.       Я похлопал по дивану, призывая Артёма вернуть ноги, но он покачал головой. Жаль.       — У него тяжёлая работа? — спросил Артём.       — Ребёнок.       — О, — задумчиво произнёс Артём, я же внимательно наблюдал за его реакцией. — Так необычно. У моих друзей и знакомых нет детей.       — Как ты к ним относишься?       — Не знаю. У меня мало родственников, из малышей никого нет. Наверное, никак, — он задумчиво уставился на Золушку, что важной походкой вошла в комнату и замерла на ковре. Прикидывала, поместится ли и она на диване. — В смысле так же, как ко взрослым, — продолжил Артём. — Те же люди, только более слабые и менее опытные.       — Да, хорошие слова.       Золушка закрутилась на ковре, решив, что на нём ей будет удобнее, чем тесниться с нами на диване.       — Если честно, никогда об этом не думал, — признался Артём, и я перевёл на него взгляд. — Какой смысл? Мне не придётся с этим сталкиваться, я же гей. Какие дети? Но детей Кати я люблю заранее. Думаю, я их серьёзно избалую.       — Тогда тебе от неё крепко достанется.       — Ничего нового.       Зазвенел таймер духовки, пора было засыпать картошку сыром, и пришлось нехотя подняться. Артём откинул плед и последовал за мной, а я вдруг понял, как приятно слышать рядом его шаги. Они наполняли дом уютом примерно так же, как и Адель.       Наверное, в этом и заключалась причина моего пагубного желания держать его поближе к себе.       — А ты что думаешь о детях? — спросил Артём.       — Примерно то же самое. — Я открыл духовку и выдвинул противень. — Я не из тех, кого они умиляют. Но всё меняется, если речь касается… близких.       Заметив, что я направился к тарелке с заранее натёртым сыром, Артём тут же подскочил к духовке и воскликнул:       — О, я тоже хочу посыпать сыр!       Я действовал быстро, Артём же педантично, он старательно закрывал пустые места, пытался выдержать примерно одинаковую толщину, и то и дело останавливал мою руку и указывал, куда сыпать сыр.       — Кажется, кое-кто любит командовать.       — Я люблю, чтобы было красиво.       Вскоре мы сидели перед телевизором и с наслаждением вкушали плод наших стараний, который вышел настолько прекрасно, что Артём даже согласился на вторую порцию.       

***

      Остаток вечера прошёл хорошо, более того, мне удалось сдержаться и оставить Артёма спать на диване. Гордясь своим самообладанием, я немного поработал и ближе к полуночи со спокойной совестью уснул. Однако посреди ночи проснулся от шума воды.       Я подумал, что Артём просто моет руки, но вода всё текла и текла, нарушая тишину, пробуждая в душе смутные беспокойства. Когда они стали вконец невыносимы, я поднялся, натянул шорты и вышел на порог спальни, чтобы дождаться Артёма. Вот воду перекрыли, щёлкнул замок, и в коридоре возник поникший силуэт, будто не человек даже, а лишь его отпечаток. У меня по спине прошёл неприятный холодок.       Артём повернулся, чтобы щёлкнуть по выключателю, но, заметив меня, замер. Споты из ванной осветили половину его заплаканного лица.       — Прости, я разбудил тебя, — сипло сказал он.       — Что случилось?       — Не беспокойся.       — Что случилось? — настойчиво повторил я, и Артём сдался:       — Она мне снилась.       Его губы задрожали, я вздохну и подошёл к нему, чтобы обнять.       Артём сказал, что ему снилась бабушка, и это был самый ужасный из кошмаров. Странно. Я так хотел, чтобы мне хоть раз приснился папа. Мечтал об этом все годы, но он так и не появился ни в одном из снов.       Артём сильнее облокотился об меня, и я почувствовал, как неистово бьётся его сердце.       — Пойдём, уложу тебя.       — Я боюсь снова засыпать, — признался Артём.       — И что же ты будешь делать? Не спать?       Я почувствовал кивок. Идея, мягко говоря, казалась паршивой, хоть и была в этом желании логика. Я принялся рассуждать, как отговорить Артёма, и не нашёл ничего лучше, чем предложить то, чего весь день старался избегать:       — Хочешь лечь со мной?       Артём отстранился и внимательно глянул на меня. Серьёзно задумался. Наверное, тоже чувствовал, что это та грань, которую не стоит переходить.       — Только если ты будешь в шортах.       Я хмыкнул.       — Только ради тебя.