В радости и печали

      К вечеру Юра предупредил, что уедет с Поповым на пару часов.       ⁃ Устал он от нас за день. Мечется между двух огней, – пояснил Кудряшов в ответ на удивленный взгляд Сергея и повел его в кухню ужинать.       ⁃ А Юра где? – спросила мать.       ⁃ С Андреем в казино уехали.       - Ох, зачем отпустил? Сейчас убивают везде, даже имени не спросят… А я ему пельменей налепила.       ⁃ Когда придет, скажу, чтоб поел.       Кузе очень хотелось поговорить с матерью Аркадия о Юрке, чтобы окончательно все для себя понять. Дождавшись, когда Кудряшов уйдет, он спросил ее:       ⁃ Как вы ладите с Юрой?       ⁃ Чудесный мальчик! У меня своих двое, так я их не разделяю. И дом этот получили, и нас перевезли. Аркаша только им и живет... – с чувством начала говорить мать и вдруг поджала губы.       Но Сергей не увидел в этом движении ни капли брезгливости или горького материнского сожаления, а только лишь добросовестное исполнение сыновьего наказа держать язык за зубами. В то время как Сережина мать именно Юрку, наглого и бессовестного, всегда считала единоличным виновником всех его бед и пьянства и до сих пор упорно вешала на него всех собак.       Дальше он расспрашивать не стал, чтобы не загонять женщину в неловкое положение. Он знал, как непросто говорить об этом и подбирать слова. Ему достаточно было убедиться, что Юра живет в здоровом климате и по-настоящему принят в семью.       Вернулся Кудряшов и привел с собой Юру.       ⁃ Там мать тебе пельменей настряпала. Иди поешь, не обижай, – прямо с порога шепнул он ему воспитательным тоном.       Юра вымыл руки и сразу же прошел на кухню. Растущий организм уместил в себе две порции с добавкой.       ⁃ Спасибо, тетя Рая, очень вкусно, – поблагодарил он, подбирая хлебом остатки сметаны с тарелки.       ⁃ Кушай, Юрочка. А то совсем похудел ты. Вон как живот впал.       ⁃ Ну так мне сколько лет-то уже, тетя Рая! Детская пухлость ушла, – справедливо заметил он и просиял улыбкой.       Ночью снова засели в студии. В ночное время все воспринимается иначе. И эта Юрина студия с маленькими окнами под потолком, похожая на бункер, только усиливала чувство отрешенности и отгороженности от мира.       ⁃ Долго сидеть будете? – допытывался Аркадий и все топтался на пороге.       ⁃ Не знаю, может, и до утра просидим, – неопределенно ответил Юра и лениво потянулся.       Аркадий между делом пощекотал ему голый живот, выглянувший из-под футболки.       - Смотри, не перетрудись. И Кузю не упахивай, он уже не молодой, – иронично добавил Кудряшов.       Но Юра не отреагировал. Он уже вернулся к инструменту и теперь сосредоточенно смотрел в монитор, перебегал глазами, сверяя числа на экране с выставленными значениями на синтезаторе.       ⁃ Я у Левы заночую, мать с Андреем остаются в доме. Все, давайте.       Кудряшов предпочитал не находиться дома, когда Юра с поразительной непосредственностью позволял себе ситуации подобно этой.       Для Кузнецова же великодушная уступка Аркадия, близость Юры, когда они остались наедине, в чужом доме – в их доме! – только подчеркивали полную невозможность все вернуть. В каких-то рабочих моментах он даже не мог до него дотронуться. Физически не мог. Протягивал руку, и рука останавливалась, не касаясь, как будто натыкалась в воздухе на невидимую преграду. Что-то в нем повернулось не так. Внутренний магнит, который всегда тянул его к Юре, как будто обратился теперь другим полюсом и отталкивал.       Чтобы отвлечься от ненужных мыслей, он сосредоточился на инструменте, но ничего не получалось, шло тяжело. Руки ложились на клавиши, Юра был рядом, серьезный и вдумчивый, но магия не включалась. Мелодия срывалась, ломаясь. Сергей не мог поймать нерв. Измученный противоречиями, он вышел в прилегающую к студии комнату для отдыха, чтобы спокойно обдумать композицию. Лег и закурил прямо в кровати.       У Юры пробежал озноб по коже, ему стало не по себе. Когда Кузя сам уходил от него, отстранялся, закрывая душу на замок, его мир терял равновесие. Сняв наушники, он пошел вслед за ним. Не стесняясь лег рядом, вплотную. Положил голову на его плечо и вопросительно заглянул в лицо. С минуту они лежали молча.       Наконец Кузя произнес с задумчивой, мягкой усмешкой:       - Нечасто мне приходится обнимать такое взрослое тело.       - Ой, не привередничай. Между прочим, у меня с восемьдесят девятого даже размер одежды не изменился, – Юра начал шутить в своей легкой манере, чтобы снять напряжение. – Я все еще ношу те джинсы с заплатками. Помнишь их? А… тебя с нами тогда уже не было, – он осекся и перевел разговор на более приятную для Кузи тему. – Кто у тебя сейчас? Сколько ему?       - Не забивай себе голову. Меньше знаешь, крепче спишь, – ответил Сергей, рассеянно перебирая пряди его челки. – Равных тебе все равно не будет.       Юра взял Кузину руку, на которой лежал, поднес к губам, затянулся его сигаретой – как всегда, ненасытно, в несколько затяжек за раз, нарочно касаясь пальцев губами, словно быстрыми, отрывистыми поцелуями. Он начал расставлять свои сети.       ⁃ Ну давай я тебе хоть минетик соображу. Чтобы тебе не пришлось меня обнимать, – в его голосе содержалась и шутка, и издевка, и растерянность. – А то как мы будем искать третью составляющую в песне?       ⁃ Юрка, ты же это несерьезно?       ⁃ Возьми сигарету в другую руку, – прошептал он. – А то устроишь мне пожар в штанах. Знаешь, что Аркадий просит меня брить все тело сверху донизу, – неожиданно заявил он и утянул Кузину руку вдоль по телу к себе в шорты. – Видишь?       Он вел себя сейчас, как залюбленный, развращенный ребенок, который совершенно не знает запретов. И в этом его бесстыжем и в то же время отчаянном жесте содержалась не столько жалоба на Аркадия, сколько его вывихнутое представление о любви: пока его хотят, он чувствует себя нужным.       ⁃ У тебя же на груди ничего не растет, – заметил Кузя, стараясь не выдать волнения.       ⁃ Это ты думаешь, что не растет. А там давно уже все растет. Я сбриваю, потому что Аркаше не нравится.       В его тоне, как показалось Сергею, звучала неподдельная обида.       ⁃ Это ерунда. Просто блажь. Он любит тебя. Как умеет, – Кузя и представить не мог, что когда-то произнесет такое. – Если он кого-то и любит в этой жизни, кроме себя и денег, так это ты. Но не дай ему выхолостить тебя, – добавил он встревоженно, – вытряхнуть из тебя все содержимое. Он на это способен.       ⁃ А как?       ⁃ Сохрани себя. Сохрани свою хрупкую юную душу.       Юра направил на него взгляд, открытый и наивный. И от отчаяния, что он принадлежит другому и все равно ждет его любви, Кузя рывком поднялся, нагнулся над ним, положил ладони на его лицо и долго всматривался. В глубине неподвижных зрачков, обведенных синей радужкой, на Сергея смотрел мальчик из летнего леса восемьдесят седьмого.       Не отрывая глаз, Юра снова захватил его сигарету уголком рта и затянулся. Изящно сложив губы, выдохнул дым ему в лицо, облизнулся, как котенок. Капкан захлопнулся. Сергей немедля затушил окурок прямо об пол и начал снимать с него шорты.       В последний день Кузиного визита решили не работать, вместо этого поехали к побережью. Кузя хотел попрощаться с морем.       Они остановились на небольшом диком пляжике рядом с волнорезом. Погода была ветреная, в море ходили высокие волны. Кузя с Аркадием остались на берегу, а Юра все равно пошел купаться. Красивым движением он подныривал под гребни, и у обоих замирало сердце, если его голова долго не показывалась в пучине. Иногда Юра пытался выйти из воды и уже выпрямлялся в полный рост, но тут же подкатившая сзади волна сбивала его с ног, и он, не сопротивляясь, падал на гребень, подбегавший следом, и, раскинув руки, свободно качался на поверхности.       Кузя сидел, скромно облокотившись на колени и, погруженный в себя, смотрел на рокочущее море и Юру в нем. Кудряшов, напротив, вольготно, по-хозяйски развалился, откинувшись назад, и бездумно покачивал ногой в такт какому-то низкопробному шансону, доносившемуся из кафе-шашлычной неподалеку.       Наконец Юра вышел на берег. Но еще долго, стоя к ним спиной, всматривался в горизонт, где соединялись два оттенка бирюзы, и думал о чем-то своем, пока набегавший прибой ласкал его ступни и лепил к лодыжкам мелкую гальку со дна.       - Че, Кузь, неужели тебе не нравится такое тело? – вдруг спросил Кудряшов с самодовольной ужимкой собственника. – Как это вообще возможно? Оно же идеальное.       На самом деле он не ждал ответа. Он любовался им, склоняя голову то на одну, то на другую сторону, как тонкий ценитель в музее античных скульптур наслаждается своим любимым изваянием.       Юра повернулся. Сопровождаемый неотрывным взглядом Аркадия, он подошел к ним. Морская вода стекала по его лицу и шее, собираясь в яремной впадинке, наполняла ее и текла дальше, струйками огибая соски, скапливалась в пупке, снова продолжала свой путь вниз и каплями срывалась с туго натянутых нейлоновых плавок. Овеянная ветром, его кожа покрывалась мурашками и была как бархатная.       - О чем шепчетесь? Обо мне? – спросил Юра шутя.       Он наклонился над Кудряшовым и утерся краем полотенца, которое лежало у Аркаши на плечах, при этом капли с его волос падали Аркадию на лицо. «Довольно интимный жест», – подумал Кузя. Между ними всегда что-то такое проскакивало, даже на людях.       Юра собрал свою одежду:       ⁃ Пойдемте, скоро в аэропорт выезжать.       Пока он переодевался, Кузя подошел к линии воды и на прощание бросил в море монетку, что-то из ненужных теперь советских денег, чтобы еще раз вернуться сюда, как только Юра снова его позовет.       Юра решил отвезти Кузю в аэропорт сам, на своем КамАЗе. Аркадий с ними не поехал – пусть прощаются без него, тем более в поселке накопилась куча дел.       В дороге они вспоминали, как Кузя, совсем не разделяя Юркину страсть к автомобилям, а только лишь переполненный страстью к самому Юрке, пытался вытянуть его на репетиции с картинга и как Юрка на это посылал его матом. Сергей внутренне упрекнул себя за то, что ревновал тогда Юру к его детским увлечениям, пытался ограничивать, вместо того чтобы наслаждаться им во всех его проявлениях. Например, сейчас Юра так умело обращался с рычагом переключения скоростей, что эти его эротичные манипуляции с рукояткой рождали какие-то совсем уж непристойные ассоциации. А Юра, ничего такого не подозревая, лишь слегка рисовался перед Сергеем в том, как любовно и ловко управляет он своим исполином. Он хотел, чтобы Сережа им гордился.       Поздно вечером Аркадий услышал с улицы, как заглох рокот мотора Юриного танка, но сам водила заходить в дом почему-то не спешил. Даже спустя полчаса он так и не появился.       Уже начав волноваться, Аркадий вышел за ворота. Из-под КамАЗа виднелся свет фонарика. Юра лежал под кузовом, растопырив ноги, и что-то чинил. «Ну что за беспредельно развратная поза!» – первое, о чем подумал Кудряшов, и сам себя одернул. Потому что в голове сразу заплясали картинки, что бы он с ним сделал, если бы Юра вот так же лежал голым на кровати.       В просвете между дном машины и землей Юре показались две ноги в калошах.       - Аркаш, помоги мне тут. Подай смазку.       - Как же я тебе ее подам, если она в спальне?       Юра завис на пять секунд.       - Ну ты и озабоченный! Дай вон ту бутылку или иди, не мешайся.       Аркаша, смеясь, взял бутылку и залез к нему под машину. Юра тут же со знанием дела разобрал какой-то узел, быстро смазал детали и собрал обратно. Скомандовал Аркадию:       - Держи вот тут, прижми.       Когда Юра был сосредоточен на какой-то работе, он ни на что другое не обращал внимания. С видом очень делового человека он сейчас подтягивал ключом гайки, контролировал натяжение. Аркаша залюбовался им: вот щека зачесалась, потер, запачкался... Казалось, что он вообще ничего вокруг не замечает.       - Аркаш, я не могу работать, когда ты так смотришь. – Юра повернул к нему лицо: – Ну чего тебе?       Оказалось, что Юру не провести. В чувственном порыве Аркадий потянулся к нему. Крепкий мужской поцелуй под КамАЗом отдавал привкусом машинного масла. Быстро ответив Аркаше на этот приступ нежности, Юра вернулся к работе и опять про него забыл.       Лежать на твердом было неудобно, а чувствовать себя бесполезным и того хуже. Кудряшов выполз из-под машины и нетерпеливо позвал:       - Василич, пошли спать.       - Мне надо тут кое-что закончить.       - Нельзя лежать на холодной земле. Почки застудишь или заработаешь простатит. Ну ладно, простатит я тебе и сам вылечу, в домашних условиях...       Из-под машины вылетела скомканная грязная тряпка и влепилась Аркадию в плечо, чуть не угодив в самое лицо. Аркадий со смехом отбросил ее в сторону.       - Василич! – продолжал нудить он, присвистывая на «с» и «ч». – Плюнь! Бросай все, пошли спать.       Юра не отзывался.       - Ай, да ну тебя! – психанул Кудряшов и махнул рукой.       Но через пять минут он вернулся и молча бросил Юре под ноги старое толстое ватное одеяло, которым мать укрывала банки с консервацией, и теплую безрукавку на меху. У Юры даже слезы накатились, но они ничего больше друг другу не сказали.       Аркадий уже лежал в постели и при неярком свете читал «Историю российского самодержавия», когда Юра, улыбаясь, зашел в спальню.       - Я закончил! – гордо объявил он.       Его упорству и целеустремленности можно было только позавидовать.       Он сразу же с головой залез под одеяло, причем снизу. Отчего Аркаше пришлось отложить чтение и выключить свет.       Разгон с места оказался каким-то уж чересчур быстрым. Он подумал, что надо бы посоветовать Юре поменьше возиться с машинами. Но еще через минуту он был уже не способен ни о чем думать. Возвышенность одеяла у него в ногах ходила ходуном. В конце концов Аркадий приподнялся и откинул его, понимая, что Юра там, наверное, уже задыхается. Юра немного замедлился и, нацелив на него глаза, смотрел прямо и убийственно, точно стрелок на изготовке лежа. Он держал во рту его член на всю длину и мягким, обволакивающим языком облизывал по кругу у корня. Аркадию казалось, что само сердце пульсировало и колотилось у него сейчас не о грудную клетку, а о Юрино небо и горло. Он снова бессильно опустился на подушку.       Вдруг Юра совсем остановился и поднял голову. От его рта тянулись вязкие ниточки слюны.       - Миша звонил, – сказал он, слегка откашливаясь. – Зовет меня в Испанию. Рашид оплачивает. Можно я поеду? Скажи «да», а то не стану заканчивать.       Кудряшов ответил с таким стоном, как будто эта остановка причинила ему физическую боль:       - Подобные вопросы так не решаются...       - Зная тебя, я не мог поступить иначе, – сказал Юра с наигранным бесстрастием.       Тут Аркаша резко поднялся, перевернул его на спину и, чтобы голова запрокинулась сильнее, сунул ему под лопатки две подушки. Он не позволит манипулировать собой с помощью секса! Смело втолкнувшись, он задвигался с мягкой силой, с напором, постепенно доставая ему до глотки. И закончил все сам, накачав ему полный рот. Будет он ему еще условия ставить!       Но Юра лишь распутно улыбался – он любил такие выходки. Тем более в Испанию его все равно отпустили, строго-настрого наказав Рашиду глаз с него не спускать.