Пожалуйста, не умирай

***

      Ирина Алексеевна и болезнь — вообще вещи несовместимые. В любой ситуации, при любых обстоятельствах она всегда была на работе, всегда была готова руководить отделением, заниматься отчетами, спасать жизни пациентов, решать возникающие из ниоткуда проблемы. Сейчас с трудом можно было поверить в то, что это действительно она. Груз тишины, упавший на сумрачную палату, пронзался звуками приборов, окружавших блондинку. Из бинтовой повязки, окутавшей её голову, выбивалась светлая прядь, касавшаяся её, казалось, прозрачной щеки. Трубки и провода клещами впились в её обессиленное тело. Живот едва-едва вздымался, обозначая факт снабжения организма кислородом, а значит, жизни.       Кривицкий, который на своём веку перевидал многое, сейчас был обезоружен: видеть в таком состоянии своего единственного родного человека было выше сил мужчины. Он подошёл и медленно опустился на колени перед койкой. Он дрожал, и глаза его были стеклянными. Боясь причинить ей боль, Кривицкий лишь исступленно концентрировал свой взгляд на бледном лице, не в силах прикоснуться. Казалось, будто даже что-то невесомое способно оставить трещину на хрустале её белого тела; всё - прах, как может быть так, почему, почему жизнь так несправедлива? Как она, она, его Егорова, никогда не знавшая ничего подобного, она, стойко перенесшая всё, взваленное ей на плечи судьбой, может лежать сейчас здесь, в палате собственного отделения, такая слабая, такая беспомощная и беззащитная? ⁃ Прости, прости, прости меня, за то, что я уехал, что оставил тебя, этого не должно было быть… если бы я был разумнее и вёл бы себя не как малолетний пацан, всё было бы по-другому… ничего, мы справимся, все обязательно будет хорошо, ты поправишься и всё вернётся на круги своя… ты только знай, что я рядом, девочка моя. Всегда, всегда рядом… - из его уст лилась наболевшая, тяжелая исповедь; руки его дрожали в испуге, рвано рассекая воздух над её головой. Он ждал чуда - чуда её возвращения в сознание. Но оно всё не наступало. Эту ночь Геннадий решил провести в палате рядом с любимой женщиной. Другие варианты не рассматривались. Возможна ли вообще жизнь без неё, имеет ли она смысл? Ответ очевиден. Он не отходил от неё ни на шаг. Ровно так же, как и она от него, когда в его груди застучало новое, чужое сердце, любившее, однако, так же горячо ту же, единственную. Сердце может быть новым, но любовь - никогда. И этот чужой орган, чёрт бы его побрал, и эта их размолвка - старый дурак! - его отъезд - бессмысленный! - насилие Аленикова над ней - убил бы! - всё осложняло их и без того непростую ситуацию. Однако он знал, что если она попросила его вернуться - он имеет право на надежду. И он надеялся. Надеялся так, как надеялась она каждую ночь все те тридцать лет их разлуки.

***

      Так прошло около трёх месяцев.       Кривицкий стал сам не свой: он бредил ею, не отходил от больничной койки и поселился в палате. Её имя не сходило с его уст. Однажды приехал Артём вместе с отцом - бывшим мужем Ирины - Павловым. Сын, обвинив во всём Кривицкого, накинулся на него; Павлов унял парня, извинившись перед Геннадием за выходку Павлова-младшего. -Спасибо Вам, Геннадий. Спасибо за то, что ухаживаете за ней. Есть ли перспективы? - говорил он, нервно пожимая руку собеседнику. -Николай, Вы не хуже меня знаете, что состояние комы непредсказуемо. Вы можете поговорить с ней, она всё слышит. -Спасибо, Ген. По-мужски и по-человечески - спасибо. - он наконец отпустил руку Кривицкого и потупил взгляд, намекая на возможность семейного уединения. Их свидание длилось около часа. Геннадий Ильич всё это время был рядом с палатой. Вдруг выбежал Павлов с криками: "Она очнулась! Очнулась! Ира! Доктора, срочно!" Кривицкий молнией рванулся назад: она в сознании! -Где я?.. - такова была её первая фраза после трёх месяцев комы.