black, toffee and whiskey

В горле пересохло, и Джемин, вяло поднявшись с кровати, с шарканьем поплелся к холодильнику. Ледяной апельсиновый сок едва ли зарядил его бодростью, и парень бессмысленным взглядом оглядел кухню. Пусть и уютную – он любил готовить, – но тем не менее слишком тихую и зябко-холодную. Такую же, как и в целом его апартаменты в Бронксе, самом непопулярном районе Нью-Йорка. Такую же, как и вся его, На Джемина, жизнь. Однако, неожиданная вспышка от брошенного на столе телефона заставила парня почти вскрикнуть. И это в кромешной тьме ночи, которую отгонял лишь неверный свет фонаря, прыгавший пятнами по оконному тюлю. Однажды Джемин просто должен был отключить такие «световые» уведомления, которые могли довести и так его не самую здоровую нервную систему до окончательного срыва. Экран, напротив, тускло моргнул, демонстрируя текст только что пришедшего сообщения.

«Доброй ночи, мистер На. Прошу прощения за столь поздний ответ, только сейчас смог прочесть ваше сообщение. Если вы еще не спите, я бы хотел созвониться.»

Номер еще не был в списке контактов, и Джемин, если честно, сначала даже не поверил, что ему ответили, и более того – готовы были обсудить с ним детали дальнейшего сотрудничества в полвторого ночи. Впрочем, в их сфере понятий «поздно» и «рано» зачастую просто не существовало. Протерев глаза и прислонившись к столешнице, Джемин нажал на кнопку вызова. Внутри он чувствовал нарастающее напряжение и клокочущее любопытство. – Ли Джено? – Еще раз доброй ночи, На Джемин, – раздалось с того конца мягким баритоном, и Джемин вдруг почувствовал, как в горле снова пересыхает. Странное ощущение парень тут же постарался отогнать. – Мистер Ли, если Вас заинтересовало мое предложение насчет фотосессии для Vanity Fair, – заговорил он торопливо, почти даже машинально, ощущая отчего-то накатившую слабость, – я бы хотел встретиться, чтобы мы могли все вместе, с вашим агентом обсудить расписание и детали… – Я только за, – мягкий тембр снова ворвался в ухо Джемина, аккуратно оборвав речь, – я знаю неплохой ресторан в Даунтауне. Но, – Джено на секунду остановился, – наша встреча будет тет-а-тет. Я вполне способен разобраться со своим расписанием и без агента, – легко усмехнулся тот. Джемин замолчал, не сразу найдясь с ответом. Обычно его клиенты – модели, знаменитости особенно – всегда предпочитали приходить на встречи с ним как с фотографом только в присутствии своих агентов или менеджеров, которые зачастую вступали в спор касаемо не только времени, но и концептуальных моментов. Нельзя было отрицать, что Ли Джено своим тихим, но весьма настойчивым тоном давал понять – здесь он и только он будет задавать условия. И время, и место назначит. Небось, и его идеи может переиначить под себя, хотя… Нет. Здесь Джемин сумеет отстоять свои идеи. Джемин угадал. Помедлив и согласившись на предложение Джено, тот все тем же мерным спокойным голосом сообщил, что пришлет адрес заведения и время в смс, и он надеется на плодотворное сотрудничество. – Впрочем, если Вас что-то будет не устраивать, обязательно скажите мне об этом, – добавил Джено в конце, и Джемин по изменению тона голоса почувствовал, что парень по ту сторону вновь усмехнулся. Джемин с иронией осознал, что даже если он и хотел что-то возразить еще секунду назад, после последней будто бы незатейливой реплики утратил способность как-либо возражать. Джено, удовлетворенный этим, прибавил краткое «превосходно, тогда до встречи» и завершил разговор. В трубке наступила тишина, и парень положил телефон обратно на стол. В голове не было ничего, кроме слов, сказанных голосом Джено. Джемин знал этот тон. Он отличал людей уверенных, властных, но при этом не злоупотребляющих этим. Таких людей просто слушали, соглашались, потому что знали, что это будет наилучшим вариантом для всех. Удивительным было лишь то, что такой голос принадлежал такому человеку как Ли Джено. Его называли открытием года, глотком воздуха, уникальным явлением во всей модной индустрии. Будучи двадцати лет от роду, он выступил на открытии Нью-Йоркской недели высокой моды и на следующий день проснулся всемирно знаменитым. Его модельная карьера, начавшись еще несколько лет назад, тут же понеслась в гору. Однако, Ли Джено, несмотря на обрушившуюся на него известность, остался верен своему имиджу и принципам, за которые он и был известен ранее, но в гораздо более узких кругах. Его почти платиновый блонд стал такой же легендой и чем-то совершенно естественным, как прическа Мэрилин Монро, и самые будто бы несочетающиеся стили на нем приобретали особую энергию, приводившую в восторг глав ведущих модных домов. Имя Ли Джено у всех ассоциировалось с эклектикой и классикой одновременно, с чем-то приземленно простым и одновременно божественно недостижимым. О нем ходила слава удивительно трудолюбивого, приветливого и одновременно холодного и замкнутого человека. Слухи плодились самые разные, однако даже самые ловкие папарацци не могли наскрести и толики материала для какого-нибудь пикантного скандальчика. Некоторые такую безупречную репутацию объясняли близкими связями с якудза. На это Джемин мог лишь посмеиваться, потому что они оба были этническими корейцами. Более того, На Джемин даже когда-то его знал. Правда, они никогда не общались, но жили почти по соседству где-то в захолустье штата Огайо и даже учились в одной школе. Джено уже тогда был не сильно разговорчивым, но при этом добрым и ответственным человеком. Казалось, из такого мог получиться хороший юрист или врач, и потому Джемин первое время даже не мог поверить, что сводящий с ума тысячи фанатов Аполлон со смугловатой кожей был тем самым Ли Джено, который после уроков играл с друзьями в баскетбол на старой площадке в городском парке. Джемину, на удивление, даже удалось выспаться перед встречей с парнем, о котором, он на самом деле, почти ничего и не знал. Мысль о том, что их встреча пройдет в неформальной обстановке, довольно расслабила его, и Джемин даже досконально не продумывал концепцию фотосессии, впервые полностью положившись на чутье, импровизацию и… Джемин ехал в такси мимо ярких вывесок, которых становилось все больше, когда они сворачивали в Даунтаун, и чувствовал дрожь в кончиках пальцев. Опять какая-то странная реакция, и это настораживало Джемина. Нахмурившись, он быстро проверил свое расписание, в котором следующий сеанс с его психоаналитиком был назначен на послезавтра. Ресторан, куда приехал Джемин, спрятался в проулке меж двух шумных клубов, и такое место было весьма недурным местом и для делового разговора, и для того, чтобы непринужденно провести время. Неудивительно, что Джено регулярно пытались подкараулить возле клубов, когда тот, очевидно, предпочитал совсем иные места. Усмехнувшись и отряхнув дождевые капли с тренча, Джемин вошел внутрь, сразу же обратившись к хостес с вежливой улыбкой. Джено сидел за столиком в одной из четырех ниш, расположенных по углам зала, и в приглушенном теплом свете его кожа отливала карамелью. Парень, одетый в простые черную рубашку и брюки, выглядел дороже всех прочих посетителей ресторана. И дело было даже не в золотых часах, которые игриво поблескивали из-под подвернутых рукавов рубашки. Джемин коротко улыбнулся. Джено, заметив его, погасил экран своего телефона и убрал в карман. – Добрый вечер, Джемин, – с ответной улыбкой произнес Джено. Он привстал, протянув руку для рукопожатия. – Не против, если просто по имени? – тут же осведомился он, подаваясь чуть вперед. Джемин сглотнул. – Конечно, Джено, – подавив невольную усмешку, ответил Джемин. Ладонь Джено была чуть больше его, но куда мягче и теплее. – Формальности иногда утомляют, – присаживаясь обратно, добавил Джено, – тем более, мы с тобой одного возраста. Джемин отмахнулся от мелькнувшей искрой мысли. Разумеется, Ли Джено уже изучил его анкету фотографа, да и мог быть наслышан о нем от кого-то из своих коллег или знакомых. Джемин помнил, что они даже пару раз пересекались на закрытых вечеринках, на одной из которых ему и вручили номер Джено, сообщив, что стоит попробовать связаться с ним лично, а не через агента. Джено заказал шотландский виски, тут же поинтересовавшись об алкогольных предпочтениях Джемина. Джемин к спиртному, особенно крепкому, относился довольно равнодушно, но, понимая, что отказываться было бы крайне невежливо, выбрал горячий коктейль с ромом – парень надеялся, что этот напиток позволит немного расслабиться и унять непонятную дрожь, то и дело сковывавшую его. Это было очень непохоже на него, и такое пугало не на шутку. Джемин устало вздохнул, полагая, что ему совсем скоро потребуется обратиться за чем-то противотревожным. Напитки подали почти сразу. Джемин, сделав первый глоток, почувствовал облегчение и наконец смог перейти к делу. Найти свободный день в расписании топ-модели оказалось совсем несложно, и это несказанно удивило Джемина. Он хотел было уточнить, не забыл ли Джено о каких-то еще прочих мероприятиях или… Но вопрос застревал в горле каждый раз, как он поднимал взгляд и натыкался на чужой. Что бы это ни было, оно обволакивало и дурманило сильнее его горячительного коктейля. Джемин никогда не видел Джено так близко. И теперь он думал, что выражение лица осталось таким же серьезным, но с возрастом оно приобрело более расслабленные черты, впитало в себя особую силу. Так же, как и в юности, ему не нужно было много слов, чтобы расположить к себе. Джемин, откинувшись в кресле, расстегнул верхнюю пуговицу на своей рубашке. Джено, улыбнувшись краем губ, отпил виски. Джемин следил за ним, не отрываясь, будто старался увидеть путь жидкости изнутри. Длинные пальцы слегка покачивали стакан, и Джемин неожиданно поддавался этому незатейливому гипнозу. Игривые отблески подобно неверным эльфийским огням бесконечно отражались от колец на среднем и безымянном пальцах. В какой-то момент Джемину показалось, что алкогольные пары затопили все вокруг, однако затем он встрепенулся. Осознав, что пряным коктейлем, выдержанным не один год, с нотами бергамота и ириса пахнет от самого Джено. Джемин не помнил, как они обсуждали детали съемки. Из сознания ураганом смело все события того вечера, оставив только огни. Виски. Ирис и бергамот. Трель будильника заставила его подскочить с дивана в гостиной, на котором он очевидно задремал, не найдя сил доползти до спальни. Взъерошив волосы, Джемин поежился и отключил звенящую мелодию. А затем недоуменно воззрился на пришедшее почти в следующую секунду сообщение.

«Доброе утро, Джемин. Мне показалось, что вчера ты к концу нашей встречи устал. Сегодня все в силе? Мой агент уже договорился с визажистами и стилистом.»

В календаре и правда значилось: «Ли Джено, 08:30 в студии *** в Сохо. Vanity Fair. Срочно!!! Классика в эклектичной простоте.» Обычно, Джемин делал весьма подробные заметки касаемо грядущих съемок, здесь же он впервые отказался от своей привычной манеры работы, почти полностью отдавшись творческому случайному порыву. И что он имел в виду под «классикой в эклетичной простоте»? Под этими словами можно было замаскировать что угодно, особенно на не самую трезвую голову. Не нужно было пить, особенно накануне длинного рабочего дня. Несмотря на то, что на Джемине как фотографе лежала огромная ответственность за то, каким он представит Ли Джено жаждущей публике на этот раз, у него создавалось стойкое ощущение, что с момента их первого разговора по телефону все бразды правления были у самого Джено. Это было парадоксально из самой идеи их деловых отношений «фотограф – модель», но Джемин ничего с этим не мог поделать. В студии было довольно многолюдно, но Джемина это не волновало. Ассистентка тут же принесла ему американо, и любимая горечь, иссушающая глотку, уже давала силы жить и радоваться новому дню. Над Джено кружили визажисты, придавая последние штрихи новому образу. Джемин, на самом деле, мог сотворить что угодно. Он прекрасно знал, что его коллеги по цеху старались всячески продемонстрировать все внешние достоинства Джено. Самым логичным было бы выбрать что-то яркое, всполохи огненно-красного, например, и сделать акцент на губах и обнаженных руках, торсе… Но Джемин чувствовал, так же хорошо, как и ощущал до сих пор дурманящий коктейль из виски, что для Джено нужно было нечто абсолютно особенное. И вместе с этим – до одури простое. Белая шелковая блуза, не сковывающая движения, намеренно скрывающая все от глаз, расстегнутые пуговицы, так, чтобы была оголена лишь одна сторона груди. И то слегка, ехидно потешаясь над всей объективизацией, заставляя кусать губы каждого, кто будет выжидать, выискивать – ну же, ну же – что-то там, скрытое ото всех. Пояс так и просился, чтобы потянули за него, развязали, но нельзя – у Джено в образе взгляд так и пронизан ленивым, даже усталым осуждением. Линии андерката острыми лезвиями переходили в скулы, спотыкались об кадык и прятались в приоткрытых губах. Белый, серебристый, огни золотистые в уголках глаз, в украшениях на запястьях и бликах на стенах. На последних снимках Джено словно принимал всю тяжесть мира, стекая вниз и закрываясь от Вселенной, не возжелавшей его понять, прячась в погибших галактиках. Его спина открыта, и тени от лопаток напоминали сломанные крылья. Редакция журнала ждала снимки с нетерпением, и Джемин едва не забывал поспать хотя бы по два-три часа, чтобы в остальное время растворяться в чужих родинках, угловатостях, изгибах спины. Недосып очевидно заставлял его бредить, потому что иначе он не мог объяснить, каким образом ему удавалось так явственно ощущать запах сквозь изображение. Вот, на этом кадре он слышал ноты кориандра, банка с которым стояла на одной из его кухонных полок, а уже в следующее мгновение под охряные отблески Джемина пригибало под шотландским виски. Он не мог признаться даже себе, что игры с золотистым светом выходили лишь из одной-единственной гипнотической ассоциации. А на последней был ирис. И над обработкой этой фотографии, казалось, Джемин застрял на вечность. Он не мог понять, что было не так, почему эта чуть сгорбленная поза так врезалась, что-то ворошила в его сознание до головной боли. Ирис, ирис, ирис… Отправляя фотографии редактору, Джемин был абсолютно спокоен, вымотан и истощен. Он знал. Такого еще никто не делал. И Джемин был прав. Такого Ли Джено никогда еще не видели. Так нагло, издевательски целомудренно, осуждающе-невинно. Такое не принято снимать в Америке. Высокая мода забыла о подобном, особенно когда речь шла о мужчинах. Казалось бы, а зачем прятать тело? Он знал, что эта фотосессия раскроет Джено с новой стороны как модель, а его – как фотохудожника. Новые предложения посыпались с утроенной силой, и Джемин, сделав рутинный отчет в своем рабочем инстаграме и отметив официальный аккаунт Джено, не преминул нырнуть в новые проекты. Джено, или менеджеры его аккаунта – в любом случае, кто-то сделал репост, как положено, поставил сердечки, дежурные благодарности и прочее-прочее. Джемина это не интересовало. Его волновал кадр сейчас, в моменте и процессе постобработки, а не в соцсетях. Джено не связывался с ним, и Джемин только из чужих разговоров да обрывков новостей знал о новой ступени в карьере топ-модели, новых слухах и всякой иной шелухе. При этом Джено продолжал жить и говорить в его, джеминовой голове. Кто бы ни был в кадре, как бы ни были он или она одеты, день ли это, беззвездная ночь на Манхэттене – Ли Джено был с ним. В нем. Его негромкий голос, редкие мгновения легкого смеха, от которых внутри что-то взлетало шариками к небесам. Его руки, пальцы, путавшиеся в пуговицах блузы и светлых волосах. Его запах. И все это с каждым днем смешивалось с поездом из воспоминаний. Вот он снова сидел в школьном кафетерии, а Джено за соседним столиком, одетый в белую свободную футболку и шорты – он только из спортивного зала – о чем-то болтал негромко с одноклассником, и периодически в его ломавшемся голосе мелькал звонкий смех. Или когда он случайно столкнулся с Джемином в коридоре, тут же извинился и неловко улыбнувшись, поспешил прочь. От него тогда пахло чаем с бергамотом и ирисками. Джемин не мог понять, как тот Джено из его юности стал этим, в котором ирис почти полностью растворялся в тяжелом виски. Его пары затуманивали взор, отвлекали от чего-то взор, лгали изо всех сил. Или Джемину так хотелось во все это верить. В конце концов, Джемин никогда его не знал. Кто же такой на самом деле – Ли Джено. – Что-то в тебе изменилось сейчас, Джемин, – сказал ему психоаналитик, доктор Уайт, на очередном сеансе. Джемин ходил к этому специалисту уже почти год, хотя и нерегулярно, скорее когда ухудшалось самочувствие – обычно под странными снами или гложущими туманными мыслями. Он будто все время искал то, что не имело либо названия, либо осязаемого воплощения. Мистер Уайт всегда готов был выслушать и был открыт к поиску решений, новых выборов, и Джемину было проще открываться ему, чем кому-либо из знакомых, ведь настоящих друзей за годы жизни в Нью-Йорке у него так и не появилось. Психолог временами приводил его к теме секса, хотя Джемин всячески хотел убежать от этой темы куда подальше. Он не понимал, почему специалист раз за разом пытался воззвать к этой теме, хотя говорить, наверное, как раз об этом и нужно было. Не считая первого, крайне неловкого раза еще на первом курсе колледжа с едва знакомым парнем, опыта у Джемина было немного. Бывали потом попытки завязать с кем-то отношения, хотя дольше недели или даже одной ночи все никуда не двигалось. Спустя какое-то время он опустил руки и работа осталась по сути единственным, что действительно питало его. Джемин был несказанно рад, что дело его жизни не переставало радовать его, но все еще было нечто, что сковывало его душу ледяным холодом стальных цепей. – Мы уже обсуждали, что твой блок связан с прошлым, Джемин, – повторял мистер Уайт. Джемин уже слышал эти слова. «Тебя что-то или кто-то держит там и не дает тебе жить здесь и сейчас». Кто-то? Телефонный звонок, раздавшийся в три часа ночи спустя еще неделю, перечеркнул жалкие попытки заснуть. Джемин сверлил экран пустым взглядом секунд пять, прежде чем нажал кнопку ответа. – Привет, Джено. Что-то случилось? – Привет, Джемин, – выдохнули в трубку хрипловатым, и Джемин сам едва не забыл, как дышать. – Нет, все в порядке. Ты занят? Он спросил так буднично, будто на дворе был ясный день, и они виделись только вчера, где-то в Бруклине за чашкой капучино. Если у Джемина были бы силы, желание и что угодно, он должен был по идее спросить, что Джено нужно, послать к черту, ночь, в конце концов, на дворе! – Абсолютно свободен. – Я заеду за тобой минут через сорок. Окей? – поинтересовались на той стороне. Тон голоса определенно не подразумевал отрицательного ответа. – Без проблем. Я скину адрес, – произнес Джемин и тут же положил трубку. Ливень за окном наконец прекратился, и на сизо-синем небесном полотне замигали далекие звезды. Отражение в зеркале улыбнулось Джемину, не то успокаивая, не то посылая усмешку. Под его окном уже припарковалась черная Honda, и едва Джемин вышел на улицу, сбегая по ступенькам крыльца, как Джено вышел из машины. Обойдя ее, он открыл дверь пассажирского сидения рядом с водителем и замер, придерживая за ручку. Джемин, обведя машину и ее владельца любопытным взглядом, сел внутрь. Его оглушило. Не нужно было и гадать, что тот аромат, которым он грезил последнюю неделю, жадно заполнит его легкие, вытеснив такой ненужный теперь кислород. У Джемина не осталось сил даже спросить, куда они едут. Вопросов, на самом деле, было множество, но все они сводились к одному. Чего хотел Джено? Они ехали молча, с приоткрытыми окнами, и Джемин завороженно наблюдал, как рука водителя крутила руль, а другая покоилась на колене, обтянутом узкими черными джинсами. На нем снова была черная рубашка, и Джемину невольно хотелось потянуться, дернуть за пуговицы, заглянуть. Это было так нелепо, учитывая, что он знал тело Джено почти наизусть. Он мог с закрытыми глазами легко нарисовать перед собой каждый участок чужой кожи, каждую ресничку и морщинку. Тишина в салоне отчего-то напоминала о далеких подростковых временах. Все, что Джемин мог ассоциировать с Джено, и было тишиной. Тишина и долгие взгляды, которыми Джемин оглядывал парнишку на старом стадионе с мячом в руках. Он спал наяву, наблюдая за уже взрослым, властным и совсем другим Джено. И эта греза опьяняла его, особенно когда Джено ловил его взгляд, поворачивая голову и слегка улыбаясь. Джемин не знал, как долго и куда они ехали, но Джено заглушил мотор на подъезде к какому-то мосту. Джено, вдруг так светло и приветливо ему улыбнувшись, махнул головой, и они вышли наружу. – Почему мы здесь? – спросил Джемин, озираясь. Он не знал этого места. По правде говоря, за пределами Нью-Йорка он бывал редко, и то в рабочих поездках. Утро было прохладным, и парень вздрогнул, пряча руки в карманах косухи. – Здесь всегда так холодно, – раздалось возле уха, и на плечи Джемина опустилось что-то тяжелое и мягкое. Пальто Джено. Джемин задышал жадно вновь, желая раствориться в этом мгновении и абсолютно не понимая, почему. – А еще тут рассвет красивый. Смотри. Они наблюдали, как осенние желтовато-бурые лучи размазывались во влажном воздухе и постепенно заливали все небо, пока золотистый яркий диск медленно поднимался с восточного берега. Под мостом плыли серебристые волны, напоминая ржавевшие листы стали. Джемину казалось, что солнце нагло повторяло каждый цвет, отблеск, который Джемин сам создавал совсем недавно своими руками в образе Джено. – И правда красиво, – прошептал он, слабо улыбаясь. – Часто приезжаешь сюда? – Иногда, – Джено пожал плечами, подставляя лицо теплым лучам, – напоминает о доме. Джемин часто заморгал, когда лучи света заплясали в танце и принялись рисовать картины оранжевых стен школы, ржавых ограждений спортивной площадки. Когда ноты каштана, щекотавшие нос откуда-то из-под пальто, наводили на воспоминания о деревьях, под сенью которых так здорово было сидеть вечерами, провожая очередной день и не спеша встречать новый. Когда он повернул голову, Джено оказался неожиданно близко к нему. Психолог говорил Джемину, что стоит попробовать послушать себя и отпустить, дать своей душе слово. В это время Джено, чуть склонив к нему голову, почти касался его носа своим. Отдаться прошлому в тот момент казалось самым логичным решением. И едва Джемин успел подумать об этом, как Джено поцеловал его, уничтожая всякое расстояние между ними. Солнечное сплетение вновь зажглось теплым огнем, но Джемин не успел насладиться этим ощущением, как Джено отстранился от него. – Поехали ко мне, – прошептал он и потянул Джемина обратно к машине, обхватив его ладонь своей. Джемин не спрашивал. Теперь ладонь Джено больше не лежала на колене, но жарко обхватывала его, и Джемин будто плыл, то падал в пучины ярких светлых пятен, то со вздохом выныривал назад. Джено немного сбавил скорость лишь когда они уже пересекли очередной мост, оказываясь на Манхэттене. Они снова были в Даунтауне, и стоило машине притормозить у одного из небоскребов, ослепительно сиявшего в лучах утреннего солнца, как Джемин усмехнулся. Наверняка в том ресторанчике Джено был тем еще завсегдатаем, ведь он находился совсем неподалеку от его квартиры. Панорамные окна там старались впитать весь свет, и только плотным темным шторам удавалось справляться с ними, пропуская лишь тонкие дорожки, скользившие по блестящему полу. Джемин успел заглядеться на несколько мгновений, пока Джено пропускал его внутрь и закрывал двери на засов. А затем его прижали к стене, и кашемировое пальто комом полетело вниз. Джемин охотно поднимал руки кверху, позволяя чужому запястью пригвоздить их к холодному косяку за его головой. Джено, едва давая краткие мгновения на вдохи-выдохи, жадно, алчно забирал их с каждым новым поцелуем. Целовал глубоко, горячо, что Джемина ноги едва держали. Словно почувствовав это, Джено ловко подхватил его под колени и уже через несколько секунд опустил на прохладные простыни, которые на контрасте с разгоряченным телом Джено давали сумасшедший контраст. Джемин спешно срывал одежду с Джено и с себя, он хотел узнать, ему нужен был ответ на вопрос, который на задворках сознания все мучил его и, быть может, уже очень и очень давно. Он припал губами к шее Джено, засасывая кожу и не особо беспокоясь, что засос будет заметен еще не один день. – Джемин, ты… – Джено не сдержал гортанного стона, и это заставило Джемина усмехнуться. Он был прав. Джено весь являл собой дикий коктейль, и виски, казалось, будто бы текло по его венам вместо крови. Но Джено, распахнув глаза в следующую секунду, полностью подчинил его себе. Придавив Джемина, он не давал и мига, чтобы перевести дыхание, прийти в себя. Джено был везде, и это он теперь смог бы когда угодно с закрытыми глазами нарисовать каждую клеточку Джемина. Джемина, тело которого сейчас ловило отблески золотистого солнца, Джемина, который впитывал его, Джено, запах, который становился одной большой меткой – печатью чего-то древнего, первобытного и запретного. Джемин ошибался, когда полагал, что он изучил тело Джено тогда, на фотосессии. Нет, познать – изнутри, целиком и без остатка – он смог только в эту секунду. В секунду, когда Джено ворвался в него до конца, рывком и почти заставляя Джемина вскричать. Джемин не помнил, чтобы его когда-нибудь так топило волнами. Золотистого горячего океана с приливами и отливами, отблески волн которого он ловил в глазах напротив. Глазах Джено, который все повторял его имя – то будто приказывая, или словно умоляя, спускаясь до хриплого шепота – так, будто имя Джемина было давным-давно выгравировано в уголке его сердца. Джемин забывал дышать и дрожащими пальцами все пробегал по каждому позвонку, закрывал глаза и тянулся. Тянулся, тянулся губами к виску, щеке, уголкам губ, наспех, смазанно слегка – но это было неважно. Конец наступил совсем скоро, и Джемина поглотила пропасть, где тянулись вереницы погибших галактик и вспышек сверхновых. И когда Джено вышел из него, ложась рядом и целуя в висок, Джемин не знал, как будет дышать дальше. Если все, что произошло сейчас, и было то прошлое, то неизвестное древнее, что всегда тянуло его назад, то Джемин был согласен жить там всегда. Ему не нужно было ни настоящее, ни будущее. Потому что теперь, когда Джено засыпал, укрыв их одеялом и обнимая со спины, Джемин понимал. Что бы это ни было, прошлое давно ушло. Он не мог цепляться за туманные тени того, чему так и не мог дать объяснения. Джемин глубоко вздохнул, впервые ощутив всю усталость, скопившуюся за эти годы. От самого себя, от чего-то, что давно нужно было отпустить. Джемину не нужны были ответы от Джено, почему, зачем. В их мире это было чем-то, что могло временами случаться и в этом не было сакральных смыслов. Проблема была лишь в самом Джемине, который только теперь осознавал, что все эти годы, оказывается, грезил тем парнем из своей школы, который сидел за соседним столиком в кафетерии и играл в баскетбол на старой площадке после уроков. И который никогда не знал Джемина. И теперь Джемин слушал его сердцебиение, ощущал горячие руки, обвивавшие его, и чувствовал, как внутри что-то разбивается. Осторожно выбравшись из объятий, Джемин тихо оделся. Джено мерно дышал во сне, и Джемин застыл, глядя на его умиротворенное лицо. Видел ли кто-нибудь из фанатов его таким? Или бывшие любовницы, любовники? Это лицо все еще принадлежало тому парню, пусть теперь ирисовые нотки и спрятались почти полностью под тем самым шотландским виски. Джемин, наклонившись, невесомо коснулся чужой щеки губами. А затем его взгляд зацепился за нечто на прикроватной полке. Там стоял флакон с парфюмерной водой. Мужской. Givenchy. Вероятно, это были какие-то новые духи, Джемин их не знал, но он почти сходу догадался, чем они пахнут. Он не помнил, как схватил флакон и с грохочущим сердцем ринулся прочь. И пока такси увозило его прочь, прочь от яркой, богатой жизни, от всего дымчатого, эпатажного и ненастоящего, Джемин смахивал непрошенные слезы. Выключить телефон, спешно бросить вещи в рюкзак – и в аэропорт.

***

Джемин был рад, что книжный магазинчик в этом городке никуда не исчез. И пусть здесь уже не было дядюшки Фреда, а вместо него работал его племянник, но Джемин, как и много лет назад, с горящими глазами оглядывал покосившиеся от времени стеллажи, чтобы обязательно выбрать себе интересную историю для прочтения. Старую спортивную площадку в парке наконец отремонтировали, и Джемин с грустной улыбкой прошелся мимо нее, глядя, как парнишки лет пятнадцати радовались погожему осеннему дню, передавая друг другу мяч. Присел на самую дальнюю лавочку и раскрыл книгу. Все было почти как тогда. Джемин, потеряв связь с реальным миром, уже успел преодолеть не один десяток страниц, как солнце над его головой резко скрылось. – Ты все так же прячешься за книгой, На Джемин. Джемин вздрогнул и ошарашенно уставился перед собой. На Джено, который каким-то образом оказался рядом с ним и даже присел к нему. Он был все в том же пальто, во всем черном, но Джено будто бы ни разу не смущало то, как дорого и необычно, явно не по-местному он выглядел. Но Джемин не смог выдавить ничего, кроме жалкого «что?». – Я всегда знал. Каждый день, на том же месте после уроков. Я всегда знал, что найду тебя здесь, обязательно с книгой в руках, сидящим на этой лавке, Джемин, – произнес Джено с неожиданно кроткой улыбкой. – Ты… Помнишь меня? – выдавил Джемин. – Так значит, ты и правда думал, что я не замечаю тебя? Ни в школе, ни по дороге домой, ни даже здесь на площадке? Джемин молча и неверяще продолжал смотреть перед собой. Джено усмехнулся и встал: – Ну, так не пойдет. Поехали. – Куда? – недоуменно поинтересовался Джемин. – Покажу кое-что. На выходе из парка стояла его машина, и Джено все так же открыл для него дверь пассажирского сиденья. Джемин чувствовал, как его миры – настоящего из Нью-Йорка, и прошлого здесь, в провинциальном Огайо, с жутким грохотом сталкивались, перемешивались и распутываться не желали. Они приехали к бару, который он знал, но никогда внутри не бывал. Джено пригласил внутрь и, приобняв Джемина за талию, повел по еще довольно пустому залу к барной стойке. Бармен, приветливо поздоровавшись с ними обоими, уже через секунду поставил перед Джено стакан с медно-золотистой жидкостью. Джемин, усмехнувшись, попросил простой воды. – Не знал, что ты здесь частенько бываешь, – заметил он. – На самом деле нет, но иногда приходится прилетать, чтобы помочь отцу и уладить дела, – Джено улыбнулся, делая глоток напитка и слизывая капельку с губы, заставив Джемина глубоко вздохнуть. Картинки прошлой ночи невольно вспыхнули вновь. А затем он моргнул, осознав только что услышанное. – Дела? – Это бар моего отца, и я совладелец, однажды он перейдет мне по наследству полностью, – Джено пожал плечами. – Так значит, слухи о твоих богатых и влиятельных покровителях были не так уж далеки от истины, – хохотнул Джемин. – Ну, знаешь, я хотя бы не якудза. На самом деле… – Джено нахмурился, покручивая стакан в руке. – Я не хотел быть привязанным к этому, хотелось реализоваться и самому. Сходил однажды на кастинг, а там и понеслось. Джемин улыбнулся, опуская взгляд в стол. Он действительно ничего не знал об этом парне. – Я увидел тебя случайно, на благотворительном вечере в Милане, и сначала не мог поверить, что это правда ты, – выдохнул Джено, не сводя цепкого взгляда с Джемина. – Но кто ж знал, что ты, все эти годы наблюдая за мной, совершенно не замечал моих ответных взглядов, – ухмыльнулся он. Джемин пил воду из своего стакана, пока обрывки паззла пытались сложиться воедино. – Хотя бы одна наша встреча была случайной, не считая той, в Милане? – Кроме нее – нет, – отрезал Джено. Джемин ощутил, как мурашки побежали по спине. Опустошив стакан, Джено встал из-за стойки и почти придавил Джемина со спины. – И больше тоже не будет. Никаких случайностей, потому что я теперь отпускать тебя не собираюсь. Джемин смотрел ему в глаза, сидя вполоборота и тяжело дыша. Джено наклонился чуть вперед и повел носом. – От тебя пахнет мной. – Я знаю, – сказал Джемин, ехидно улыбнувшись, – я украл твои духи. – Ты самый сумасшедший фанат из всех, – облизнув губы, сказал Джено, а затем добавил совсем шепотом: – Так сильно нравлюсь? – Я люблю тебя. С семнадцати лет, – тут же выдал Джемин. Его дыхание вмиг стало выравниваться, и все камни, дамокловы мечи, что угрожающе висели над ними, рухнули, исчезли в пустоте, оставив только воздух с горьким привкусом виски внутри. Джемин никогда его не знал по-настоящему. Он его просто давно любил. Глаза Джено бегали по лицу Джемина, а затем тот наконец сказал: – Хорошо. Потому что это взаимно, На Джемин. И с шестнадцати лет. На лице Джено была улыбка. Все его поклонники считали ее обольщающей, и только Джемин знал – теперь знал, что она означала смущение. Настоящее. Поцелуй в щеку был внезапным, что Джемин хотел было смутиться, но мысль не успела облечься в слова. Легкое, но ощутимое прикосновение губ, которые следом скользнули чуть ниже, задели уголок рта и мазнули по бьющейся жилке на шее. А затем Джено отстранился и повел Джемина к выходу из бара, придерживая за талию и будто закрывая собой от всего мира. – Поехали. – Куда? – Прощаться с прошлым. Пора в наше будущее.