Пепел

Друг друга отражают зеркала, Взаимно искажая отраженья. Я верю не в непобедимость зла, А только в неизбежность пораженья. Не в музыку, что жизнь мою сожгла, А в пепел, что остался от сожженья. Георгий Иванов

Эйгону скучно. У Эйгона дни сливаются в винный морок. Один похож на другой. В этом мороке он то и дело забывает, что существует мир за пределами его покоев. Что есть в его жизни еще какие-то люди, кроме него самого и черной королевы. Есть ли? Последний раз он получал какие-либо новости извне почти полгода назад. Рейнира мало говорит с ним о происходящем вокруг. Рейнира обычно приходит раз в несколько дней и задумчиво гладит его по волосам с полчаса — а потом уходит. И разговоры у них одни и те же. Одни и те же. Разговоры о том, пора ли Эйгона убить. Его это не волнует. Он топит свои дни в вине — Рейнира разрешает ему столько вина, сколько он сможет осушить за сутки. Он часами напролет лежит в постели, смотря в потолок. Слуги приносят ему еду, слуги убирают в его комнате, слуги готовят для него ванну, слуги меняют ему одежду на чистую — но никогда с ним не говорят. Эйгон не запоминает их лиц. Эйгон не смотрит на них, когда они приходят. Эйгон не удосуживается даже одеться или прикрыться, если случается так, что они заходят, когда он обнажен. Точно так же он не удостаивает Рейниру чести. Она приходит — он никогда не поднимается с постели, чтобы с ней поздороваться. Он редко ей что-то говорит. Часто только наблюдает за ней с деланым безразличием и затаенной почти радостью, что к нему кто-то пришел. Ему кажется, он ее даже больше не ненавидит. Это поначалу он плевался. Он шипел, он бросался в нее проклятиями, он пытался задушить ее, ударить. Он мечтал сломать ей все кости, выдавить ей глаза, оттаскать за волосы. А сейчас все ушло. Сейчас он сгорел. Сейчас ему все равно — он только рад любому теплу. Поэтому, каждый раз, когда она приходит, когда садится на постель с тяжелым вздохом, Эйгон ложится головой на ее бедро. Привычно. Естественно. Она приходит и сегодня — у Эйгона нет никакого предчувствия. Визиты Рейниры нерегулярны, и он никогда не знает, придет она или нет. Никогда не знает, почему она пришла. У королевы тяжелая поступь. Когда за ней закрывается дверь, она чуть опускает плечи. Она закрывает глаза и поводит тяжелой головой так, словно ей требуется усилие, чтобы открыть глаза вновь. Эйгон не встает. Он сегодня на редкость трезв, потому что с утра успел выпить лишь полкубка. Рейнира, облаченная в черное, кажется ему каменным изваянием с пустым лицом. Она садится на его постель — привычно. Он неторопливо сдвигается так, чтобы лечь головой на ее бедро — привычно. Ее рука ложится в его волосы — привычно. — Я все еще не решила, стоит ли мне убить тебя, — говорит она. Говорит, как говорила всегда, каждый раз, как приходила к нему, как он клал голову на ее колено, и как она принималась гладить его волосы. — Ты уже столько месяцев не можешь решить, — отвечает Эйгон, смотря на нее снизу вверх. Раньше от взгляда на Рейниру у него сильно слезились глаза. Сейчас у него внутри ссохлось настолько, что слез не осталось. — М-м, — отвечает Рейнира безучастно. Ее глаза опущены к нему, но смотрит она мимо. Они кажутся черными и глубокими. Там больше нет ни огня, ни крови — их было так много, когда она только шагнула в Королевскую гавань, объявивши себя хозяйкой, когда все ее раны, выдранные с мясом смерти, были еще свежи. Сейчас в ее черных глазах один сплошной горький пепел. — Ты единственный дракон, который у меня остался, — говорит она медленно обескровленными губами. Ее пальцы массируют ему кожу головы, и Эйгон покрывается мурашками. — Жаль будет убить тебя. — Почему единственный? — спрашивает Эйгон. Его голос тих после долгого молчания. Ногти Рейниры оцарапывают его, когда она больно сжимает его волосы в своих пальцах и тянет, вынуждая запрокинуть голову сильнее. И смотрит, не мигая. Сама как дракон. — Потому что твой брат убил моего мужа. Эйгон выдерживает ее взгляд, тоже не мигая. — Эймонд, впрочем, мертв тоже, — добавляет она Эйгону это кажется какой-то бессмыслицей. Рейнира смотрит на него устало и холодно. В ее глазах такая страшная мертвая пустота, какая не должна быть у живых людей. Такие глаза бывают только у мертвецов. Она держит его за волосы, сильно натягивая их, так долго, что он перестает чувствовать боль. — Твой брат забрал моего Деймона, — говорит она. — Я заберу твоего сына. Эйгону хочется сказать ей, чтобы она забирала свой блядский Железный Трон и подавилась им. Но Железный Трон уже ее. Он этого никогда не хотел. Один убивает второго — за это убивают третьего — за это убивают четвертого — за это… Как будто пьешь, просыпаешься наутро с головной болью и пьешь еще, чтобы ее сбить — и просыпаешься на следующее утро с головной болью и… Эйгон пьет большую часть своей жизни, и даже ему это кажется полной бессмыслицей. — Ты даже ничего не скажешь? — спрашивает Рейнира без интереса. Это даже не звучит, как вопрос. — Я не собираюсь умолять. — Мне не нужны твои мольбы, — говорит она и отпускает его волосы, теперь пропуская светлые пряди сквозь пальцы с непонятной ему бережностью. Эйгон думает про Мейлора. Думает о том, что дети быстро растут, а он в последний раз видел сына почти полгода назад. Может, он уже даже научился что-то говорить. — Он еще ребенок, — говорит Эйгон тихо, совсем ничего не чувствуя. Немощная беспомощность сковывает его голос. — Поэтому он умрет быстро, — обещает Рейнира. — Я все-таки не зверь. Эйгон ничего не говорит. Будь он на ее месте, он бы перетопил всех ее щенков. Она теперь гладит его волосы молча. Эйгон теперь на нее не смотрит, медленно моргая в сторону. Он пьет, когда она уходит. Он пьет и пьет и пьет-пьет-пьетпьетпьет. Он не думает про Эймонда — но он ему снится. Он не думает про Мейлора — но ему чудится так раздражавший его детский плач из-под кровати. У Эйгона слезятся от этого звука глаза. Он пьет и зажимает уши руками. Плач у него в голове. Он слышит, как за дверью стража бормочет что-то о бунте. Ему это, наверное, чудится тоже. Он опять отвратительно трезв, когда Рейнира вновь навещает его. У него только страшно болит голова. — Я решила, — говорит она, не садясь рядом с ним, а оставшись возле закрывшейся за ней двери. Эйгон встает с постели. Выпрямляется перед ней. Он не выше нее. Смотреть сверху вниз не получается. — Я не стану тебя убивать, — говорит она. Эйгон смотрит. Рейнира кажется ему полой мраморной статуей. Стоит надавить на ее кожу, и она пойдет трещинами и развалится. Там внутри — черно. В ее глазах ни единой эмоции. — Я выйду за тебя замуж, — говорит она. — У меня уже есть жена, — отвечает Эйгон. Хелейна кажется ему призраком из далекого прошлого. Ему кажется, он почти не помнит ее лица. — Больше нет, — отвечает Рейнира ровно. Эйгон молча на нее смотрит. — Бедняжка выбросилась из окна, — добавляет Рейнира. Эйгон молча на нее смотрит. Ему пусто. Ему внутри так пусто, пусто, пусто-пусто-пустопустопустопусто. — Матушка будет против этого брака, — говорит Эйгон зачем-то. Голос звучит севшим, но не хрипло. Почти так же ровно, как у нее. Рейнира не моргает. Она похожа на птицу, которая выклевывает глаза мертвецам. — Ей стоило выразить свое недовольство раньше. Мне сообщили, она отказывалась от еды и воды всю прошлую неделю. Комнату вскрыли вчера. Мне жаль, тебя не было на похоронах. Эйгон молча на нее смотрит. — Помимо нашей свадьбы, я хочу организовать помолвку твоей дочери с моим сыном Эйгоном, третьим своего имени, — говорит Рейнира. Эйгон молча на нее смотрит. Он изо всех сил ищет усмешку на ее лице. Издевку. Хоть тень злорадства. Но Рейнира пуста, как скорлупа многих драконьих яиц. В ней нет ничего. Она спокойна, словно смерти врагов больше не приносят ей и капли радости. Словно смерти ее семьи не приносят ей и капли печали. Словно ничего этого не осталось для нее в целом мире. — Эйгон, — зовет она почти мягко. Он покрывается мурашками от этого чужеродного тона. — Ты ведь возьмешь меня своей женой? Эйгон смаргивает слезы и сглатывает удушье. Эйгон думает о том, как все бессмысленно. Как ничего, кроме пепла, не осталось. — Да, — говорит он, и голос не вздрагивает. Лицо Рейниры трескается бледной ненастоящей улыбкой. — Я пришлю за тобой утром, — обещает она. — Спокойной ночи, мой принц. Она уходит — в двери щелкает замок. Она уходит — Эйгон впервые за долгое-долгое время рыдает на полу.