Место, куда я вернусь

      Декабрьский воздух был свежим, хрустящим морозом. Ренджун, по-мышиному тихо побродив в коридоре, в темноте оделся, натянул варежки и взял корзинку, на дне которой болтались заготовленные заранее фонарик, складной нож, баночка и промасленные салфетки, и вышел на улицу. Деревянный настил крыльца едва виднелся под слоем сыпучего, сияющего в полутьме снега. Поежившись, Ренджун проложил дорожку вниз по ступенькам, и долгую минуту стоял, прислушиваясь к звукам предрассветного леса. Поскрипывали деревья, где-то в глубине гулко и хрустко надламывались ветки, и неожиданно громко, звонко пересвистывались птицы. Небо было потрясающего бледно-розового цвета с прожилками, и Ренджун невольно вспомнил один из агатов, хранящийся на их чердаке, где Джено устроил свою драгоценную коллекцию. Небо ему бы понравилось. Но была зима, и Джено спал дольше обычного, потому почти никогда не видел поздних рассветов — Ренджун и сам периодически оставался в постели подольше, приткнувшись под теплый бок с художественной книжкой или очередным Травником, и сбегал только если совсем уж становилось голодно, или захватывало пожаром научное любопытство, и руки аж чесались смешать что-нибудь эдакое в лаборатории.       Если на участке снег ещё был расчищен, то дальше пройти оказалось практически невозможно. Вздохнув, Ренджун потоптался у самого низа лестницы и вернулся обратно на крыльцо, вытащил из наружного шкафа короткие, широкие лыжи. Шарф лез в рот колючей шерстью и хотелось чихнуть. Шмыгая носом и кусая губы, Ренджун, вооружившись фонариком, пошуршал в густую сосновую темноту, разбавленную лишь тусклым светом утренней, бледной луны.       Живицу он обычно собирал всю зиму, как только температура опускалась ниже нуля, и использовал не только для приготовления зелий и мазей, но и на продажу. Но в этот раз, не рассчитав количество, на выходных Ренджун всё завёз в город в «Зелья и травы», и теперь оказался совершенно без запасов. Новое «Согревающее живительное» не могло обойтись без свежей сосновой смолы, и Ренджун всю ночь беспокойно ворочался в постели в нетерпении и досаде, и ни свет ни заря встал, чтобы отправиться в лес.       Ближайшую округу за прошедшие полгода он успел изучить, как свои пять пальцев, и хотя ориентироваться в полутьме было не так привычно, быстро нашёл первое дерево, на котором сочился смолой аккуратный надрез.       — Здравствуй, — шепнул Ренджун, любовно погладив прохладную узорчатую кору.       Дерево отзывалось сонной магией — зимой она была жёлтой и холодной, как янтарное отражение солнца в текущей воде. Зажав фонарик между зубов, Ренджун поставил корзинку на снег, раскрыл нож и обтер лезвие промасленной бумагой. Неспеша срезав наросшую пахучую живицу, он поместил её в баночку и плотно закрыл. Дерево было молодым, и брать много наполненной силой смолы не следовало: это помешало бы ему быстро восстановиться, чего Ренджун крайне не хотел.       — Спасибо, — тронув кончиками пальцев разлом в коре, он влил внутрь свою магию, и дерево отозвалось благодарным звоном.       Сложив все принадлежности обратно в корзинку, Ренджун зашагал дальше. Зимний лес действовал на него совершенно по-особенному, умиротворяюще и восторженно: под своей белоснежной статичностью он скрывал столько жизни, столько чистой, природной магии. Бродить здесь он мог часами, заворожённый, полный жадного любопытства натуралиста, но сегодня задерживаться не стоило. Остановившись ещё пару раз перед тем, как наполнил банку, Ренджун решил возвращаться домой. Джено должен был ещё спать: теплый, разнеженный и мягкий — Ренджун вспомнил его кроткое, чуткое выражение лица, густые чёрные ресницы и разомкнутую, мягкую линию губ, и сердце наполнилось нежностью. Можно было по-быстрому скинуть лишние слои одежды, оставить добычу в лаборатории и проскользнуть обратно в постель, в их тёплое, уютное пододеяльное надвоих.       Подогретый этими мыслями, он ускорился, и уже увидел знакомую покатую крышу и коричневые стены, когда магия внутри взволнованно пошевелилась. Улыбнувшись, Ренджун притормозил у самой кромки леса, уложил ладонь на грудь, где билось блаженно и часто сердце. Джено проснулся. Наверное, бродил в одиночестве по дому, сонно спотыкаясь и недоумевая, куда Ренджуну приспичило с утра пораньше. Конечно, записку, оставленную на тумбочке, он не заметил. Как и ту, что ждала его на кухне, и на зеркале в ванной, и в прихожей. Магия принялась ворочаться совсем уж некомфортно — её будто тянули, как кота за хвост, и Ренджун, покачав головой, побрёл к дому, теперь уже неспеша переставляя ноги. Он едва успел подняться на крыльцо, как дверь распахнулась, и в морозное декабрьское утро высунулся Джено. Был он в смешной пушистой пижаме, с взъерошенными волосами, стоящими во все стороны, и без тапочек.       — Куда босиком?! — зашипел Ренджун, едва не теряя равновесие от той силы, с которой Джено на него налетел, сжимая в объятиях, и тот промычал что-то неразборчивое.       От него пахло ароматическими свечками, которые Ренджун зажигал вчера вечером, хлопковым постельным бельем и чем-то неуловимым, мускусным и тёплым. От него пахло уютом. Их общим домом, жизнью вдвоём — сердце дёрнулось, ширясь, переполняясь нежностью, и Ренджун раздражённо, беспомощно вздохнул. Этот дурачок стоял босиком на снегу потому, что потерял его, не заметив ни одной оставленной записки, а теперь дышал ему влажно в шею, елозил сухими губами по коже под колючим шарфом и пытался засунуть холодные руки под полушубок.       — Отстань, дай хоть лыжи поставить, — пропыхтел Ренджун, хмурясь, но так и не сумев стереть с лица влюбленной улыбки.       — Куда ты ходил так рано? — надувшись как ребенок, буркнул Джено.       — Не вредничай, будь хорошим, — Ренджун подтолкнул его к пышушему теплом проёму. — И не стой на холодном, опять будешь весь день как сонная муха.       Осоловело моргая, тот расцепил руки и вернулся на ковер в коридоре, и Ренджун, сложив лыжи в шкаф, захлопнул за спиной дверь.       — Где ты был? — плаксиво повторил Джено, покачиваясь из стороны в сторону, и Ренджун закатил глаза. — Я проснулся, а тебя нет. Мне было холодно. Одиноко.       Сунув ему в руки корзинку с добытой живицей, Ренджун принялся разуваться и снимать шарф. Нет, ну точно нужно было в следующую поездку в город купить кашемировый палантин: его кожа была слишком нежной для обычной шерсти, а в условиях долгих прогулок по зимнему лесу сохранение тепла становилось вопросом выживания.       — Если бы ты посмотрел по сторонам, то увидел бы, что я оставил записку. Четыре штуки! — фыркнул он. — Чего подорвался? Спал бы ещё, я ведь рано вернулся.       — Ты же знаешь, я не могу спать без тебя, — застенчиво улыбнулся Джено.       Цапнув за край свитера, он вытряхнул Ренджуна из одежды и затащил под одеяло, оплел всеми руками и ногами, будто огромный змей — было это не так далеко от правды, и иногда Ренджун искренне задавался вопросом, сколько же в Джено змеиных генов, а сколько человеческих. Впрочем, мог ли считаться гуивр хотя бы на сколько-нибудь процентов человеком?..       Горячий язык скользнул по шее, и Ренджуна пробрало дрожью, дыхание в горле перехватило на мгновение.       — Я очень замёрз, — невинно вздохнул Джено, вовсе не так невинно скользя ладонями вниз, чтобы сжать на ягодицах.       — Может, это потому, что ты стоял босиком на снегу? — ворчливо поинтересовался Ренджун.       От прикосновений мучительно приятное тепло поднималось в крови, магия разгоралась костром. По коже побежали цветные вспышки — Джено жадно впитал их, делясь своей магией в ответ. Зимой она становилась немного другой: терпкой и тягучей, будто бы тоже немного сонной, и куда более тёплой. От неё в голове блаженно пустело, и воздуха будто бы начинало не хватать.       — Может, это потому, что будь моя воля, я бы всю жизнь провёл вот так, лёжа с тобой под одеялом? — мурлыкнул Джено, сладко улыбаясь.       — Большой, страшный змей затащил маленькую ведьму в свою нору? — хихикнув, Ренджун вплел пальцы в отросшие волосы, и Джено зажмурился, подставляясь под ласку. — И что же он собирается сделать? Съесть её?       — Ох, я мог бы, — ухмыльнулся он, блестя потемневшими от страсти глазами, и Ренджун азартно сжал пальцы сильнее, потянул, заставляя чужую голову откинуться назад, обнажая сильную шею.       — Мог бы, — не стал спорить он, — но это я съем тебя.       Припав губами к нежной коже в изгибе плеча, он сжал на ней зубы, и Джено дёрнулся, застонал. Ноги его заскользили по простыням, и Ренджун прижал его нежно и крепко, заставляя обмякнуть. Никто не знал — даже вообразить не мог — каким послушным Джено становился, стоило погладить, надавить в нужном месте, и это сводило Ренджуна с ума. В этой открытости, с которой Джено предлагал себя, отдавался ощущениям, было столько доверия и любви, что ей можно было захлебнуться. Эмоции душили тревожно и сладко, и Ренджун метался от поспешной жадности к жуткой медлительности, когда был с ним вот так, наедине и близко.       Всхлипнув, Джено выгнулся, переворачиваясь на спину, когда Ренджун осторожно обхватил его член пальцами. Он сжал крепко в своих бедрах плененную ренджунову ногу, проследил кончиками пальцев пунктирную строчку позвонков, чтобы коснуться там, между ягодиц, где было чувствительно.       — Бессовестный, — фыркнул Ренджун, осуждающе качая головой, но руки не убрал, вместо этого ткнулся в чужие губы, чтобы поцеловать.       — От тебя пахнет сосновыми веточками, — пробормотал Джено, когда он оторвался, и Ренджун кивнул. — Так вкусно!..       — Да, я ведь живицу собирал. Она закончилась, а я хотел сварить…       Он захлебнулся стоном, когда Джено толкнулся навстречу — твёрдый, разгоряченный и всё так же раздражающе невинно, очаровательно улыбающийся.       — Ты хотел сварить?.. — переспросил он, и Ренджун мстительно укусил его за плечо, заставляя охнуть, но так и не прекратить улыбаться.       — Моё новое зелье. Ты разговаривать хочешь или что?       Он приподнял бровь, внимательно глядя на распростёртого под ним Джено, и тот перехватил его ладонь, чтобы оставить поцелуй в самом центре.       — Я хочу что угодно, если буду делать это с тобой, — взгляд его был таким открытым и честным, что им грудную клетку пробило навылет.       Больше Ренджун терпеть не смог, прижался близко, задвигался, позволяя удовольствию разгонять искры магии в крови, переплелся с Джено всеми конечностями. Но тот вдруг отстранился — разгоряченный, сияющий непривычно ярким румянцем, — и, облизнув красные губы, попросил:       — Могу я спуститься вниз? Хочу отсосать тебе.       То, с какой бесстыдной честностью он заявлял подобные вещи, заставляло что-то слабое в груди надламываться жарко: Ренджун никак не мог перестать ощущать беспомощное, сладкое смущение, от которого кожу начинало покалывать, словно сотней иголочек. С лёгкостью перевернув их, Джено откинул в сторону одеяло, сползая на кровати ниже.       — Ренджуни? — позвал он, позволяя горячему дыханию коснуться затянутого тканью боксеров члена, и от звука собственного имени, произнесенного так чувственно, Ренджун ощутил, как всё больше твердеет.       — Да, — выдохнул он, — конечно, детка.       У Джено и правда была немного нестандартная анатомия — пожалуй, только это могло объяснить, почему он так легко мог принять член глубоко. Лениво окольцевав языком ствол, он спустился до основания, и снова, и снова, и Ренджун сжал в коленках его широкие плечи. Он ощущал себя беззащитно и защищенно одновременно, и это было волнующее, потрясающее чувство — оказаться настолько открытым перед кем-то, и в ответ получить только удовольствие и любовь.       — Я… тут подумал, — буднично проговорил Джено, отрываясь от своего занятия, и Ренджун заторможенно моргнул. — Ты ведь не боишься больше моей истинной формы?       Совершенно не понимая, к чему тот клонит, Ренджун помотал головой, на всякий случай уточняя:       — Но это не значит, что я хочу в своей постели видеть огромную змею.       — А если… — Джено сделал неопределенный жест рукой. — Просто тебе нравится, когда делаю это ртом, и я подумал…       Нахмурившись, Ренджун приподнял голову, чтобы посмотреть на него внимательнее, будто пытаясь прочесть мысли:       — Ты начинаешь меня пугать. Что такое?       Вместо ответа Джено закрыл глаза, перехватывая его ладонь, чтобы поднести к своим приоткрывшимся губам, и Ренджун с удивлением обнаружил, что розовый кончик чужого языка вдруг формируется в раздвоенный, высовывается наружу, чтобы обвиться вокруг его пальцев — слишком гибкий и длинный, чтобы быть человеческим. Это было щекотно и горячо, и неожиданно возбуждающе: Ренджун невольно представил, как этот язык может ощущаться на самых чувствительных частях его тела, и не сдержал короткого стона.       — Ты можешь такое? И почему я узнаю об этом только сейчас?       Застенчиво отведя взгляд, Джено пожал плечами. Язык его скользнул обратно в рот, напоследок влажно мазнув по губам.       — Я не очень хорошо умею изменять форму. Самое сложное — остановить переход в стабильную наполовину обращенную форму, мне пришлось потратить на тренировки несколько месяцев.       — Наполовину обращенную форму? — с любопытством уточнил Ренджун, и тот помялся перед тем, как сообщить:       — У меня тогда связь с тобой ощущается ещё сильнее. Правда появляется чешуя кое-где, раздвоенный язык и удлиненные клыки, ну и рога немножко. Не очень привычное для людей зрелище.       Да уж, очевидно не очень привычное. Особенно, если учесть, что гуивры вообще крайне редкие существа, предпочитающие с людьми и другими мифическими существами не связываться. И, может, отчасти это в Ренджуне говорило увлечение настоящего ученого, или виной всему были его чувства к Джено, но он выпалил:       — Ты ядовитый? У меня не будет проблем?       — Нет, конечно! — оскорбленно фыркнул Джено. — К тому же яд на мою пару всё равно никогда не подействует: он же целиком из магии, а ты как минимум процентов на тридцать — я, так работает метка.       — Тогда покажи мне, — нетерпеливо поёрзав, Ренджун ухватился за его плечо, и брови Джено взлетели вверх. — Ну же, давай. Мне правда интересно.       — Может, в другой раз? — беспокойно пробормотал тот, и руки его, будто сами собой, взлетели, чтобы ощупать бока Ренджуна.       Он помнил слишком хорошо, как сильно Ренджун кричал, когда впервые увидел его в истинной форме исполинской змеи. Гуивр, хранитель подземных сокровищ — по правде сказать, мало кто на его месте не испугался бы, но это всё были дела прошлого, тревожился о которых разве что только сам Джено.       — Нет, я хочу видеть.       Упрямства ведьмам было не занимать: за прошедшее время Джено прекрасно с этой чертой своего возлюбленного успел познакомиться, и потому, вздохнув, позволил магии вспыхнуть вокруг себя, закружиться водоворотом. Ренджун успел только моргнуть — и перед ним сидел всё тот же знакомый Джено, но на лодыжках и предплечьях, широких плечах и спине его сияла, словно диковинные доспехи, терракотовая чешуя. В тёмных волосах виднелось два заострённых рога, и раздвоенный язык беспокойно скользил по нижней губе.       Он выглядел… непривычно. По-новому, но всё так же потрясающе.       — Вау, — охнул Ренджун, осторожно касаясь тёплой чешуи на руке, — как красиво!..       Рот Джено приоткрылся и напряжённые плечи расслабились, а в глазах что-то блеснуло. Подбородок его начинал дрожать, и Ренджун успокоительно погладил его кончиками пальцев, щедро делясь своей магией.       — Ты правда не боишься меня? — глухо пробормотал Джено, и Ренджун, фыркнув, помотал головой, притянул его для поцелуя.       Этот потрясающий, гибкий язык, казалось, был везде: очертив линию зубов, он упруго толкнулся внутрь, оплел ренджунов язык, заставляя застонать от прострелившего удовольствия. Ренджун был таким твёрдым, что, казалось, вот-вот мог взорваться. Дрожащей рукой тайком он обхватил себя, чтобы сбить градус этого мучительного, восхитительного напряжения, и Джено проскулил ему прямо в рот. Через магическую связь он ощущал его удовольствие всем собой, и как Ренджун мог забыть о том, как мало мог скрыть от него?..       — Я сейчас, я сейчас, детка, — запинаясь, пробормотал Джено, глядя на него глазами с расширенными, жгуче-черными вертикальными зрачками.       Секунда — и он снова бы там, внизу, и делал так хорошо, что ноги немели. Его язык обхватил ствол, сжимаясь и поглаживая, скользнул ниже, до самого основания, захватывая в свой жаркий плен. Ох, это было слишком. Слишком хорошо — Ренджун охнул, рефлекторно хватаясь за дженовы волосы, едва не поранившись об острые концы рогов, и тот беспокойно заерзал, потянул его за запястье.       — Осторожно, — отодвинувшись, шепнул он, — ты можешь держаться за меня.       На ощупь рога его были едва тёплыми, гладкими. Ренджун несмело сжал пальцы на них, и едва не выругался, когда Джено, удовлетворённо хмыкнув, снова взял в рот. Было это так неожиданно, что он не успел удержать свои бёдра от резкого толчка вверх, в эту потрясающую, влажную тесноту — Джено застонал, и ресницы его, едва влажные от непролитых слез, затрепетали.       Ещё. Он хотел ещё, больше.       В голове всё перепутывалось в жарком, сладостном тумане, и Ренджун не мог понять, где его мысли и ощущения, и где те, что принадлежат Джено. Но эту острую потребность стать ближе ощутил во всём себе, упёрся ступнями в мятые простыни, чтобы задвигаться в сорванном, жадном ритме. Ему хватило всего пары минут, чтобы рассыпаться удовольствием: темнота под веками вспыхнула, словно фейерверк, и Ренджун потерял себя в этих вспышках, чтобы очнуться долгих пару минут спустя. Притянув Джено к себе, он впился в его податливый, беспокойный рот, ощущая на языке итог своего удовольствия.       — Я люблю тебя, — пробормотал Джено между поцелуями. — Я так люблю тебя!..       Он дёрнулся всем телом, когда Ренджун обхватил его пальцами, скользя по головке раз и другой, выплеснулся горячо и влажно, пачкая их животы. Если бы не только что испытанный оргазм, Ренджун точно снова стал бы беспокойным и разгоряченным — Джено кончал так быстро, когда отсасывал ему, и сложно было представить что-то более возбуждающее, чем столь откровенная демонстрация желания.       — Я тоже люблю тебя, — шепнул сладко Ренджун, откидывая ото лба влажные волосы, чтобы ничто не мешало ему глядеть, как в чужих черных зрачках поблескивают звёзды.       — Тогда не уходи больше так рано, — шепнул едва слышно Джено. Он вытер их своей футболкой, натянул одеяло повыше, укрывая по самую шею. — Я проснулся — а тебя нигде нет. Мне было... одиноко...       Его снова начинало клонить в сон. Улыбнувшись, Ренджун прижал дженову голову к своей груди, погладил ласково, ощущая, как успокаивающееся дыхание щекочет влажную кожу.       — Ты же знаешь, что я обязательно вернусь.