поцелуи лечат?

красное зарево, большой дуб и духота. большое ничего и сердце, бьющееся в груди, кажись, остановилось. труп на земле; красный, кажись, его вывернули наизнанку. а рядом глаза. обжигающий красный и холодный, синий страх глубоко внутри. здесь, он едва может посмотреть на свои руки, когда мысли стучат о черепную коробку и они слишком громкие, чтобы не достучаться до его израненного мозга. голова гудит, а губка с болью готова размазать его такие умные мысли по яркой траве. его руки красные. он знает. от крови? или его голова приятно столкнулась с грязной землёй? он просыпается. в голове звон, булькающий и какой-то липкий звук, холодная от пота футболка, а во рту пустыня. — кошмар? — голос по ту сторону от кровати заставляет вздрогнуть. теплый, но не настолько горячий и обжигающий как кровь в его руках. — эй, курапика, я здесь. — нет, — автоматически солгал курута… и от жгучего стыда щеки вспыхнули отчаянным румянцем. — если ты покончил с местью и избеганием себя, тебе следует также покончить с враньем, — спокойно сказал леорио, посмотрев на того долгим взглядом с такой любовью, что парень вынужден был опустить глаза. он почувствовал в горле соленый привкус слез. — идем ко мне, курапика. и это приятно. приятно то, что теперь ему можно задержаться в чужом доме, вместе смотреть глупую документалку. все пауки вокруг истреблены, как и тени; ни одна не тронет его и курапика в этом абсолютно уверен, когда прижимается к чужой разгоряченной спине в теплой кровати. леорио, как выяснилось, дома ещё более расслаблен. его спокойствие живёт в конспектах с размашистым почерком и неуверенных движениях своеобразного массажа. — курапика, — леорио тянет это почти срываясь на стон облегчения. плечи затекли до ужаса; прошло около двух часов, а библиотека на его старом столе так и не кончается, но вот тетрадь вновь увеличивается в размере. чужие руки приятно давят на плечи массирующими движениями и совсем невинно гладят смуглую кожу. — знал, что поцелуй может излечить лучше всего? — нет, — курапика движения замедляет, а леорио лишь кажется, тот краснеет. — научно не доказано. пока не узнаю, не поверю вам, док. — зануда… курута лишь смеётся, мягко стучит по плечам, позволяя тому вернуться к конспектам. — когда ты там должен ехать? неужели сегодня? — леорио трепетно занимается готовкой под родным взглядом. прошло около месяца. суши, которые они уже умеют готовить, получаются до ужаса неровными, но вкусными. курапика грустно улыбается; красноватый оттенок играет на радужке. — сегодня, но я вернусь, ты же знаешь. паладинайт не сомневается в этом, лишь убеждается сильнее, стоит рукам парня сомкнуться вокруг его торса. поцелуя так и не произошло, знаете? но курапика проводит по его шее кончиком носа и прячет руку в кармане леорио, когда они гуляют вдоль тесных улочек, но это определенно больше, чем поцелуи. — знаю, но… — спасибо, леорио. лёгкое касание губ к его щеке и леорио уверен, сердце выпрыгнет из груди прямо сейчас. их щеки красные, а взгляды направлены только на друг друга. вечер и собранные чемоданы. каждый медленно отсчитывает минуты до посадки. леорио тут же стискивает его руку в своей — боится, потеряет. — это все займет около двух недель. все зависит от начальника. звони мне, хорошо? но оба знают, курапика трубку не возьмёт. посадку объявляют и они идут очень медленно, еле передвигая ногами. курута закусывает губу, не смотрит на него. от всего сердце кровью наливается, готовое вот-вот лопнуть и растечься огромным пятном. — до встречи, леорио. руки держат щеки, чувствуя легкое покалывание щетины, а сам он приподнимается на носочки. поцелуй. опять. красное зарево, большой дуб и духота. большое ничего и сердце, бьющееся в груди, кажись, остановилось. труп на земле; красный, кажись, его вывернули наизнанку. а рядом глаза. обжигающий красный и жар на губах. два силуэта на траве; светлой-светлой, почти невинные прикосновения губ. две лопаты, ликорис и множество лап. — целуй, пожалуйста, — привкус железа и слез, привкус жгучего стыда. — позволь мне исцелиться. он просыпается.