O Holy Night

      Прошли годы — десятилетие, если быть точным — с тех пор, как Уилл проводил Рождество с кем-то, кроме собак. Когда-то очень давно он праздновал с отцом, но закономерно перестал после того, как покинул Новый Орлеан и начал жить самостоятельно. Временами в конце года ему звонили и поздравляли, иногда даже дарили подарки, но этим все и ограничивалось.       У него были Молли и Уолтер, но они ни разу не отметили Рождество вместе. Им было слишком больно пытаться праздновать семейный праздник с Уиллом, когда еще совсем недавно рядом был отец Уолли, его дух как будто все еще не покинул дома. Рождественские каникулы они предпочитали проводить у родителей Молли, и Уилла это вполне устраивало. У него были собаки.       Собак больше нет, но в этом году он празднует Рождество не один. Впервые за долгое время он не один.       И ему это нравится. Ему комфортно. В то же время, он чувствует себя немного странно. Уилл не знает, чего ожидать, и не знает, как понять, что первое Рождество с Ганнибалом прошло так волшебно, как нужно.       Уилл видит, что Ганнибалу тоже не по себе. Это очевидно по тому, как нерешительно он интересуется мнением Уилла о праздничных десертах, или как украшает дом постепенно, как будто ждет, что Уилл его остановит. Конечно, Уилл бы не стал, он видит, как доктору это нравится.       Он сомневается, что Ганнибалу нравится сам праздник, хоть он никогда и не был рядом с ним во время Рождества в Балтиморе, и уж тем более во время разлуки, обеспеченной больницей для невменяемых преступников.       Уилл хочет спросить об этом напрямую. Они через многое прошли, столько всего повидали, и понимают друг друга с полуслова, и глупо ходить вокруг да около по такому пустяковому поводу, как праздник. Они с привычной легкостью могут обсудить, кто станет их следующей жертвой и какое блюдо украсит праздничный стол, но почему-то все еще избегают темы Рождества.       Не то чтобы Уиллу страшно говорить об этом. Нет, он не боится, что Ганнибал осудит или отвергнет его. Они оба выбрали быть друг с другом, и Уилл нисколько об этом не жалел.       Просто он понятия не имеет, что делать.       Он чувствует себя подростком, никак не решающимся на первый поцелуй. Уилл не представляет, как проникнуться духом Рождества с кем-то, кто не его отец, к тому же с учетом прошедших с тех пор двадцати лет.       Несколько недель они продолжают игнорировать эту тему. Уилл не говорит о своем беспокойстве, а Ганнибал словно пытается праздновать тайком. Они все еще вместе охотятся, убивают, готовят, да и в целом почти все делают сообща, так же, как и все время, что они провели в этом красочном маленьком доме на окраине Гаваны. Он все так же засыпает, обняв Ганнибала за талию, и все так же начинает утро, целуя его в лоб.       Беспокойство гнетет Уилла до тех пор, пока его место не занимает раздражение.       Что с ним происходит? Беспокойство вполне объяснимо, он ведь не хочет испортить чудо отношений, которые они создали с Ганнибалом, но Уилл не может перестать ругать себя. У всех свои рождественские традиции, у каждой семьи, и естественно, что и они на это наткнулись — потому что это первые праздники в их семье. Это ново.       Они могут создать собственные традиции.       Уилл все-таки заводит этот разговор однажды вечером, за несколько дней до самого Рождества. Они только что закончили ужинать и удалились в гостиную, на свой кожаный диван. Уилл пьет виски, а Ганнибал потягивает вино. На кофейном столике лежит свежеприготовленная мятная кора, и Уиллу хочется съесть ее, не чувствуя тяжелого взгляда все еще молчащего Ганнибала.       — Знаешь, — начинает он, — мне очень нравится все, что ты сделал… к празднику. Сладости восхитительны, и дом выглядит потрясающе.       — Спасибо, мой дорогой Уилл, — удивленно моргает Ганнибал.       Уилл слегка улыбается и придвигается ближе к Лектеру, который, кажется, расслабляется от этой близости и придвигается к Уиллу.       — Последний раз я праздновал Рождество не один еще в юности, — сообщает Уилл, и вопросительно смотрит на Ганнибала. — А ты?       — Аналогично, — кивает он, — Уилл, ты совершенно точно это заметил, но я боюсь, что не имею представления, как встречать праздники с тобой.       — Заметил, — смеется Уилл, выдыхая с облегчением. Наконец-то они говорят об этом открыто и спокойно. — Я тоже, но я понял, что мы можем разобраться в этом вместе. Как и всегда.       — Звучит чудесно, — Ганнибал кладет руку на бедро Уилла, — с чего нам следует начать?       Уилл задумывается.       — Что ж, как насчет того, чтобы подарить друг другу подарки? И возможно, ты захочешь приготовить что-то особенное, или выбрать, чем мы займемся.       — Да, я бы хотел обменяться подарками, — подтверждает Ганнибал, кивая, — признаться, я уже кое-что приготовил для тебя.       — Хорошо, — Уилл хихикает, — потому что я для тебя тоже.       — Что касается всего остального… Есть несколько вещей, которые с детства ассоциируются у меня с Рождеством, но я не хочу их тебе навязывать. Как ты и сказал, теперь это только наш день.       — Нет, нет, это замечательно, — поспешно отвечает Уилл, — у меня-то ничего особенного в детстве не было, а твой опыт может стать фундаментом. И к тому же, если для тебя что-то важно, я бы хотел это перенять.       Он ободряюще смотрит Ганнибалу в глаза, радуясь, что видит в них только тепло.       — Спасибо, дорогой, — доктор расплывается в улыбке, и делает глоток вина, перед тем, как продолжить, — как тебе известно, мои родители были представителями литовской знати. Мы чтили многие культурные традиции, но, пожалуй, легче всего для нас сейчас открыть подарки в канун Рождества и приготовить блюда из рыбы.       Уилл кивает, обдумывая эту информацию.       — Без проблем. Отметим в канун Рождества и поедим рыбу. Есть какой-то особый рецепт?       Ганнибал задумчиво наклоняет голову.       — Я мог бы приготовить и что-нибудь, отвечающее нашим привычным вкусам. Но возможно есть что-то, чем хочешь заняться именно ты?       — Если честно, — говорит Уилл после паузы, — я был бы рад просто бездельничать, слушать, как ты играешь на клавесине, или читаешь что-нибудь вслух, — он думает еще немного, затем смеется, — но если ты готов к чему-то новому, я бы хотел посмотреть с тобой пару-тройку рождественских фильмов.       Ганнибал подхватывает его смех.       — Думаю, я смогу выдержать несколько часов просмотра телевидения, если ты этого хочешь.       — Отлично, — лукаво улыбается Уилл, — потому что тебе понравится «Один дома»

***

      Уилл чувствует, что после этого разговора настроение в доме заметно смягчилось. Ганнибал продолжает печь рождественские сладости, но теперь не скрывает своего удовольствия. Уилл покупает в городе елку, одну из последних в магазине, ведь праздник уже совсем близко. Хорошо, что они не дотянули до последнего и не получили елку в стиле Чарли Брауна*, хоть это и могло стать новой традицией.       Уилл понимает, что когда имеешь дело с чем-то принципиально новым, невозможно совершить ошибку. Каждое действие как мазок на белоснежной бумаге, создающий уникальную картину.       Когда гирлянда ломается и вместо режима постепенного переключения останавливается на резкой и хаотичной смене огоньков, он не огорчается, а показывает елку Ганнибалу, и они вместе смеются над тем, какой вычурной она получилась.       Кажется, он начинает понимать, почему людям так нравится проводить праздники с семьей.       Канун Рождества наступает скоро, но теперь они к нему готовы. В этот день они гуляют по городу и по пляжу, взявшись за руки и наслаждаясь обществом друг друга. Ближе к ужину они возвращаются, не с пустыми руками. Все-таки их первый рождественский ужин должен быть самым лучшим.       Ганнибал решил приготовить нечто с названием kepta įdaryta lydeka, или, если быть проще, рыбный пирог. Рыбу ему пришлось заказать из Европы, поскольку достать нужную ему на Кубе проблематично, но пришедшая выглядит свежей и пахнет приятно, и Уилл не беспокоится о качестве. Не то чтобы он вообще сомневался в готовке Ганнибала, он уже не раз видел, как этот человек творит на кухне волшебство.       Они готовят вместе, как обычно. Уилл любит, когда Ганнибал во время приготовления блюда комментирует каждый шаг, добавляя маленькие детали об истории и культуре Литвы. Это мило, но Уилл не может не заметить, что Ганнибал никогда не говорит о собственном опыте.       Он ни разу не упоминает о еде своего детства, хотя Уилл и уверен, что он помнит. Он молчит о том, как готовила его мать, и как они наслаждались этим всей семьей. Уилл знает, что детство — больная тема для Ганнибала, и не давит, чтобы не касаться незажившей раны. Он только надеется, что Ганнибал в порядке, и они не перебарщивают с элементами традиционного литовского Рождества.       Ужин проходит гладко, и разумеется, он бесподобен. Рыба тает во рту у Уилла, и в сочетании с зеленым салатом, мандаринами и глинтвейном это блюдо кажется идеально подходящим для Сочельника.       Уилл пристально смотрит на Ганнибала через стол, любуясь его чертами, что кажутся более резкими в свете свечей. Он думает о религиозных истоках Рождества и решает, что сегодня самое подходящее время отпраздновать созданную ими божественность.       Ганнибал смотрит на него так, будто догадывается, о чем думает Уилл. И это вполне возможно, они ведь так хорошо знают друг друга.       — С Рождеством, Уилл, — мягко произносит он.       Уилл улыбается.       — С Рождеством, Ганнибал.       Они убирают со стола и моют посуду куда быстрее обычного из-за волнительного ожидания предстоящего. Уилл чувствует себя ребенком, оживленным в предвкушении подарков. Дело не в том, что он хочет получить подарок, нет, ему интересно, что Ганнибал приготовил специально, чтоб его порадовать. Он не может дождаться этого маленького ритуала, который они создали сами в своем новом мире.       Наконец они уходят с кухни в гостиную и присаживаются на диване у сверкающей рождественской ели. Уилл берет в руки коробку со своим сюрпризом, надеясь, что он придется по душе.       — Я так давно не получал настоящих, продуманных подарков, — размышляет вслух Ганнибал, когда они садятся. — Только книги от тети и дяди, вино от коллег, сыр от определенных пациентов и сертификаты от Аланы.       Уилл усмехается.       — Что ж, боюсь разочаровать, — отвечает он, ухмыляясь, — но ничего из этого я тебе не подарю.       Ганнибал легко смеется и протягивает ему аккуратно завернутую коробку с красным бантом. Уилл дает ему взамен такую же, но бант на ней зеленый.       Ганнибал берет свой подарок, держа его как что-то драгоценное. Сердце Уилла начинает биться чаще от осознания того, насколько этот опыт особенный для доктора.       — Хочешь быть первым? — спрашивает Уилл.       Ганнибал бросает взгляд на коробку и снова переводит его на Уилла.       — Думаю нет, дорогой, — отвечает он, — давай лучше ты.       Уилл пожимает плечами и разрывает оберточную бумагу. Под ней обычная коробочка, открытая, чтобы было видно содержимое. Здесь перья, пух и нити всех цветов, а еще ножницы, шило, и прочие инструменты. Это полный набор для изготовления рыболовных мушек.       — Я сам подбирал перья и пух, — тихо говорит Ганнибал, — все самое лучшее для тебя, дорогой Уилл.       Уилл проводит пальцами по мягкому материалу, на мгновение теряя дар речи. Это больше, чем он мог себе представить. Он любит рыбалку, но при переезде на Кубу ему пришлось оставить свои приманки, и адекватной замены пока найти не удавалось.       Но теперь у него есть новый. Он великолепен, и что самое главное, Ганнибал сделал его специально для него.       Он так тронут.       — Спасибо, — выдыхает он, — это прекрасно.       Он поднимает взгляд, видит лучезарную улыбку Ганнибала, и не может не притянуть его к себе для сладкого поцелуя. Он так сильно влюблен.       — Я очень рад, что тебе нравится, — сияет Ганнибал после того, как они расцеловались.       — Очень нравится, — заверяет Уилл, прижимая к себе коробку. Он уже готов представить, какие мушки сможет сделать, и возможно, даже научить этому Ганнибала.       — Теперь твоя очередь, давай же, — начинает он уговаривать. — Нечестно, что я один так счастлив.       — Я счастлив, — Ганнибал легко касается его руки, — Уилл, быть с тобой и видеть тебя таким радостным — все, о чем я мог мечтать.       Уилл краснеет, но игриво закатывает глаза.       — Ну же, не тяни, открой.       Ганнибал издает смешок, но так и поступает, опуская руки к коленям, где лежит нераспечатанный подарок. Секунду он смотрит на него не двигаясь, но затем приступает к распаковке.       Уилл слегка напрягается, замечая эту небольшую заминку, но не понимая, почему он медлит.       Ганнибал и вправду совсем не торопится, раскрывая коробку, изящно разрывая ногтями ленту и отодвигая пальцами оберточную бумагу. Это совсем не похоже на то, как Уилл нетерпеливо разрывал свою упаковку. Как будто Ганнибал боится того, что увидит.       Уилл затаивает дыхание, когда Ганнибал наконец открывает коробку и достает совершенно новую пачку карандашей для рисования.       — Знаю, тебе скоро понадобятся новые, — поспешно объясняет Уилл свой выбор, — у них еще есть специальный ластик, который не будет пачкать бумагу…       — Я в восторге, — тихо прерывает его Ганнибал, — Уилл…       И это правда, судя по тому, как он проводит пальцами по каждому острому кончику. Уилл выдыхает с облегчением.       — Это еще не все, — говорит он, чуть смущаясь. — Посмотри под оберточной бумагой.       Ганнибал замирает, затем кладет карандаши на столик сбоку, прежде чем снова залезть в коробку и медленно открыть последний подарок.       Сердце Уилла бешено колотится, когда Ганнибал вытаскивает его и подносит на свет, чтобы рассмотреть получше.       Это фотография, большая и без рамки. Уилл получил ее несколько дней назад от Чио, которая оказалась достаточно любезна, чтобы вернуться ради этого в поместье Лектер, когда он попросил. На ней запечатлено произведение, созданное Уиллом несколько лет назад, узник Чио в подвале замка. Его плоть наполовину разложилась, лицо стало неузнаваемым, а кокон полон довольных улиток. Чио потратила свое время, но сделала фото ночью, когда пляска светлячков дарила стеклянным крыльям мерцание. Инсталляция выглядит даже лучше, чем раньше, благодаря мрачным метаморфозам времени.       Он полагает, что Ганнибалу вполне может понравиться подарок. Это первое творение, созданное полностью им, увековечившее жизнь Ганнибала, словно памятник. Он как-то выразил сожаление, что не может его увидеть, и Уилл хотел подарить ему такую возможность.       Но сейчас, он невероятно волнуется, что совершил ошибку.       Ганнибал понимает, на что смотрит, его зрачки расширяются, а тело словно каменеет. Тревога Уилла набирает обороты, особенно когда он замечает в глазах мужа красноречивый блеск.       — Если тебе не нравится, я просто выброшу это подальше, — начинает тараторить он.       — Я в восторге, — повторяет Ганнибал медленно, — я… я…       Он моргает несколько раз подряд, но несколько слезинок все равно стекают по его щекам. Уилл спешит стереть их большим пальцем, склонившись, и этот жест заставляет Ганнибала перевести на него взгляд. В его широко раскрытых глазах читается смятение, и Уилл тут же понимает, что что-то изменилось.       — Это самый лучший подарок на свете, даже лучше игрушечной лошадки, которую Миша подарила в том году, — шепчет Ганнибал. — Только не говори ей, ладно?       Уилл замирает.       Такого он не ожидал, хотя пожалуй следовало бы. Уилл далеко не глуп, он знает, что такое механизмы защиты и возрастная регрессия. Сам он никогда к подобному не обращался, но нельзя не увидеть, как Ганнибалу это нужно, и все потому что Уилл так облажался, пробудив своим подарком его худшие воспоминания.       Пусть он и совершил ошибку, сейчас он загладит вину и позаботится о своем возлюбленном, не отталкивая его, когда он так уязвим и хрупок. Ему нужно точно знать, что Ганнибал получит от него все, чего хочет и заслуживает.       Уилл же не монстр. Во всяком случае, не настолько.       Несколько секунд шестеренки в его голове лихорадочно вращаются, но он берет себя в руки.       — Я ей не скажу, — произносит он мягко, снова проводя по щеке Ганнибала большим пальцем. — Что-то не так, милый?        — Я-я не хочу обидеть Мишу, — губы Ганнибала дрожат, — я люблю ее, но и тебя тоже люблю.       Уиллу кажется, что его сердце — трепещущая птица, которая вот-вот вылетит из груди.       — Любить разных людей — это нормально, — говорит он, как будто воркует, — твои родители любят друг друга, и тебя, и твою сестру. Правда ведь?       Ганнибал моргает несколько раз, его слезы высыхают.       — Хммм…. Наверное, правда.       Уилл улыбается ему в ответ.       — Вот и славно. Как ты себя чувствуешь, милый?       — Лучше, — решает Ганнибал, отворачиваясь от Уилла, чтобы осмотреть все вокруг. Пользуясь случаем, Уилл сует картину обратно в коробку и прикрывает папиросной бумагой, кладя сверху новые карандаши. Ганнибала больше это не побеспокоит, и Уилл проведет праздничную ночь, заботясь о нем так, как он в том нуждается.       — А где снег? — раздается, как только Уилл отодвигает коробку подальше.       Уилл оборачивается и видит, что нахмурившийся Ганнибал больше не выглядит расстроенным, только обескураженным и сбитым с толку. Уилл вздыхает с облегчением.       — Мы на пляже, — отвечает он. — На пляже не бывает снега.       Ганнибал смотрит на него как на полного идиота, и Уилл думает, что наверное это заслуженно.       — Но это же Кучиос! — восклицает он. — Не бывает Кучиоса без снега, глупый.       Уилл проклинает себя за незнание литовского, но полагает, что это слово обозначает литовский аналог Рождества.       — Да, ты прав, — откликается Уилл, стараясь быстро что-нибудь придумать. — Ганнибал, а что ты обычно делаешь в Рождество?       Это отвлекает Ганнибала от отсутствия снега, и пока он думает, Уилл достает телефон и максимально быстро гуглит литовские рождественские традиции.       Ганнибал выглядит немного не в своей тарелке, что не удивительно, если сейчас он считает себя ребенком. Маленький Ганнибал ничего не знает о мире взрослых, не говоря уже о культурных традициях, обговоренных ими с Уиллом. Маленький Ганнибал знаком только с обычаями своего детства и Уилл сделает все возможное, чтобы их воссоздать и сделать Ганнибала настолько счастливым, насколько возможно.       Он быстро просматривает статьи об ужине из двенадцати блюд, преимущественно из рыбы, играх на снегу, и о традиции гадания на соломе. Он вспоминает, что на кухне должна быть бечевка, которую можно для этого использовать, поскольку ни снега, ни двенадцати порций еды он предоставить не может.       — Я люблю есть много разной еды и играть в соломинку, — размышляет Ганнибал, затем вспоминает, просияв, — о! И еще мне нравится Санта Клаус.       Уилл кивает, и Ганнибал внезапно подвигается ближе к нему и понижает тон.       — Я знаю, что Санты не существует, — сообщает он доверительным шепотом, — а Миша нет. Нам нужно быть с ней осторожнее.       От этого у Уилла щемит сердце. Он знает, как Ганнибал скучает по сестре, и как на него повлияла ее смерть. Но одно дело просто знать, и совсем другое — видеть.       — Обещаю, мы ей не скажем, — он гладит Ганнибала по голове, — кажется, ты уже наелся, но мы можем поиграть в соломинки?       — Ура! — радуется Ганнибал, и Уилл так счастлив видеть его улыбку       Он бросается на кухню, чтобы схватить моток бечевки, и быстро отрезать ножницами несколько кусков разной длины. Достаточно, чтобы сойти за охапку соломы, но не слишком много, чтобы взрослый Ганнибал не рассердился на него.       Когда он возвращается в гостиную, Ганнибал сидит на полу перед Рождественской елью. Он замечает Уилла и громко смеется, указывая на нее.       — Огоньки такие яркие и быстрые! Они как будто танцуют!       Уилл улыбается.       — Да, правда здорово?       — Очень здорово! — радостно соглашается Ганнибал, и его взгляд падает на бечевку в руках Уилла. — Ты принес соломинки! — ахает он.       — Да! — смеется Уилл, заражаясь воодушевлением. — Хочешь быть первым?       Ганнибал изо всех сил качает головой, когда Уилл кладет куски бечевки на пол, затем садится рядом с ним.        — Нет, ты первый! — Ганнибал настаивает, — хочу посмотреть, что тебе достанется.       Уилл улыбается, вспоминая, как совсем недавно взрослый Ганнибал тоже попросил его первым открыть подарки.       — Хорошо, солнышко, — Уилл закрывает глаза и лезет в кучу кусков шпагата. Он слышит резкий вдох Ганнибала, когда касается одного, затем его нетерпеливое гудение, когда Уилл передвигает руку.       Уилл поражен тем, насколько Ганнибал сейчас очарователен. Возможность видеть его таким и быть рядом он считает настоящей честью. Уилл так влюблен в него, и знает, что это взаимно.       Он роется в «соломе» еще немного, пока не чувствует, как Ганнибал начинает ерзать. Уилл понимает, что чаша терпения вот-вот переполнится и хватает один из обрезков. Он подносит его к лицу и затем открывает глаза.       Его «соломинка» очень длинная и довольно плотная.       Ганнибал взвизгивает и хлопает в ладоши.       — Длинная! У тебя будет долгая и счастливая жизнь!       — Вау, так вот, что это значит? — Уилл отвечает с таким удивлением, как будто не узнал об этом только что из Гугла. Потому что именно так и нужно вести себя с детьми.       Уилл не без удовольствия отмечает, что он в общем-то неплохо справляется, и что самое важное, ему это нравится.       — Да! — Ганнибал смеется от радости. — Теперь я, теперь я, моя очередь!       — Хорошо, твоя, твоя, — хихикает Уилл, пока Ганнибал водит руками по вороху.        — Закрой глаза! — он напоминает, ухмыляясь, когда Ганнибал сразу же жмурится.       Он немного копошится, наверняка оценивая длину каждой «соломинки» обеими руками. Да, это очевидно, но Уилл не останавливает его, зная, как важны для Ганнибала поверья его детства.       — Ага! — внезапно заявляет Ганнибал, так резко вытаскивая руки, что куски бечевки разлетаются в стороны. — Взял!       Уилл издает заинтересованное «ооо».       — Давай посмотрим, милый.       Ганнибал открывает глаза и быстро поворачивается к нему, его глаза сияют радостью.        — Длинная! Прямо как твоя! — восклицает он.       Уилл видит в руках Ганнибала, расставленных, будто в подношении, точно такой же длинный отрезок, как и у него.       — Чудесно, — выдыхает Уилл, — это чудесно, Ганнибал.       Внезапно он чувствует такой прилив любви, что не знает, что с этим делать, поэтому он просто придвигается поближе и проводит рукой по волосам Ганнибала. Он поддается и тянется к его прикосновениям.       — Значит, у меня тоже будет долгая и счастливая жизнь, правда?       — Правда, — подтверждает Уилл, и наклоняется ближе к Ганнибалу. — Но это значит еще кое-что особенное.       — Особенное? — глаза Ганнибала наполняются любопытством.       — Поскольку у нас одинаковые соломинки, — Уилл улыбается, — значит, эту долгую и счастливую жизнь мы проведем вместе.       — Вместе? — Ганнибал открывает рот от удивления.       — Да, милый, вместе, — отвечает Уилл с нежностью.       Ганнибал моргает, а потом улыбается так широко, что будто светится.       — Я думаю, мне бы это очень понравилось, — решает он.       — И мне тоже, — Уилл смотрит на Ганнибала глазами, полными тепла и любви. Он хочет его поцеловать, но не знает, уместно ли это сейчас. Возможно, для Ганнибала в маленьком состоянии это будет травмирующе. Однако он не может удержаться и не попросить о кое-чем другом.       — Ганнибал, можно я обниму тебя?       Ганнибал краснеет и застенчиво отводит взгляд.       — Да… пожалуйста.       Трепет охватывает Уилла, когда Ганнибал в ожидании распахивает руки. Он не колеблется ни секунды и прижимает его к груди, глубоко вздыхая от ощущения тепла Ганнибала, его мягких волос и того, как он улыбается ему в шею.       Это и есть дом.       Уилл не знает точно, сколько они просидели так: на полу, в обнимку, с закрытыми глазами. В конце концов он слышит, что Ганнибал зевает, и отстраняется, чтобы убедиться, что он устал.       — Кто-то засыпает? — дразнит Уилл.       — Наверное, — Ганнибал издает еще один зевок. — Мне так хорошо. И тепло.       — Как насчет того, чтобы перейти на диван? Мы можем так же прижаться друг к другу, и тебе будет удобнее, и все так же тепло.       — Ладно, — легко соглашается Ганнибал.       Уилл берет его за руку, помогает подняться, и затем отводит к дивану. Ему хочется, чтобы Ганнибалу было удобно, но удобно рядом с ним. Они быстро принимают комфортное положение, Ганнибал кладет голову на грудь Уиллу. Он проводит пальцами по его волосам и закрывает глаза, думая о том, что этот Сочельник был лучшим в его жизни.       В какой-то момент, разморенный приятным теплом и полным удовлетворением, он засыпает. Он все еще немного осознает, что Ганнибал жмется к нему, и поэтому когда он внезапно напрягается, Уилл просыпается.       Открыв глаза, он чувствует, как крепко Ганнибал вцепился в его рубашку.       О нет.       До того, как он успевает открыть рот, чтобы успокоить Ганнибала, тот прочищает горло и медленно садится, отстраняясь от Уилла.       Уилл не хочет его отпускать, но не возражает. Если они будут говорить об этом, Ганнибалу нужно больше места и времени, чтобы собраться.       Он молчит. Уилл тоже садится и они с Ганнибалом встречаются взглядами.       — Не надо было дарить мне эти подарки, — наконец произносит доктор.       Как ножом по сердцу.       Уилл разом вспоминает, как он подарил Ганнибалу ту фотографию, задевшую за живое, и какой же он тупица. Он и забыл об этом, ведь ему так нравилось заботиться о Ганнибале.       — Ты прав, мне жаль, — Уилл отводит взгляд, — я подумал, что тебе это понравится, но мне стоило предвидеть, что это может быть слишком больно. Я куплю тебе еще принадлежностей для рисования, все, что ты захочешь, я обещаю. Прости.       Снова воцаряется тишина, и Уилл в замешательстве хмурится, когда он видит на лице Ганнибала похожее выражение недоумения, а не боль или сожаление.       — Дорогой, — начинает Ганнибал после долгой паузы, — мне очень понравилась картина. Не нужно извиняться, она прекрасна. Я бы даже хотел вставить ее в рамку и повесить в нашей спальне.       — Тогда почему ты сказал, что не нужно было тебе ее дарить? — Уилл чувствует себя окончательно сбитым с толку.       Теперь Ганнибал отводит взгляд.       — Я… я полагаю, что подарок, наполненный такой чуткостью и вдумчивостью, был не тем, с чем я в состоянии справиться. Как я уже говорил, дорогой Уилл, я не получал подарков с детства, и сейчас… наверное, я испытал те же чувства, что и тогда, и это высвободило определенные ассоциации.       Уилл медленно кивает, переваривая услышанное. Он испытывает облегчение, что не испортил все, что только можно, но все еще не до конца понимает мысль возлюбленного.       — Я не думал, что отреагирую подобным образом, — продолжает Ганнибал, все еще избегая глаз Уилла, — я прошу прощения, и искренне надеюсь, что мы сможем забыть об этом инциденте.       — Нет, — твердо произносит Уилл, — нет. Не извиняйся.       Ганнибал, наконец, поднимает глаза на Уилла, и выглядит он растерянным.       — Уилл?       — Не надо извиняться, — повторяет он и берет Ганнибала за руку. — Нечего стыдиться. Это не ненормально, хоть может быть и необычно. Но разве в нас не все необычно?       Ганнибал молчит, лишь смотрит на Уилла с ноткой неуверенности. Он сейчас беззащитен.       Уилл не собирается делать вид, будто ничего не было. Ганнибал очевидно был очень счастлив вернуться в детское состояние, и возможно, нуждается в этом снова. Уилл не собирается предавать его уязвимость.       — Ганнибал, — вздыхает Уилл, — это часть тебя, и в этом нет ничего постыдного. Ты видел все мои грани, и я готов к тому же. Я тебя люблю, и не собираюсь осуждать или стыдить тебя.       Он чувствует, как Ганнибал дергает рукой в его хватке.       — Но ведь это совсем не то, что ты…       — Нет, — фыркает Уилл, — ты проходил через то еще дерьмо из-за меня. Но мне нисколько не сложно, когда ты такой. Мне это нравится.       Ганнибал удивленно приподнимает брови:       — Тебе… нравится?       — Да, — отвечает Уилл нежно, — я люблю о тебе заботиться.       Ганнибал медленно кивает.       — … Мне тоже приятно получать это от тебя.       — И это главное, — улыбается Уилл и берет Ганнибала за руку, чтобы ободрить, — мы теперь команда, Ганнибал. Я тебя люблю, и готов принять каждую часть тебя, так же как и ты принимаешь все во мне.       Наконец-то, наконец-то, Ганнибал начинает расслабляться. Его плечи опускаются и он выдыхает, ответно сжимая руку Уилла.       — Ничто в целом мире не заставит меня бросить тебя, — тихо говорит Уилл, — без тебя я был бы совершенно потерян.       Он придвигается ближе к Ганнибалу, сокращая расстояние между ними, и Ганнибал наклоняется вперед, чтобы принять его объятия.       — Спасибо, Уилл, — шепчет он, Уилл чувствует его дыхание на своей шее, — я так отчаянно люблю тебя.       — И я тебя, — Уилл ласково проводит рукой по волосам Ганнибала, — больше никогда не прячься от меня. Если хочешь, мы можем попробовать это в следующий раз специально.       — Возможно, — Ганнибал глубоко вздыхает, — было бы неплохо.       Уилл довольно мычит, и осторожно выпутывается из объятий, чтобы чмокнуть возлюбленного в лоб.       — Счастливого Рождества, Ганнибал.       Ганнибал улыбается и увлекает его в страстный поцелуй. — Счастливого Рождества, Уилл.