Меняльный круг

***

      И так, стоя в переполненном автобусе и совсем не замечая спертого воздуха, в котором из-за жары смешиваются самые разные запахи пота, пыли и выхлопных газов, она раздумывает, к чему приведет ее наивный характер пятилетнего ребенка, который ведется на любую нелепицу, сказанную взрослыми.       Куда ведёт дорога без поворотов и каких-либо знаков? Как долго ей ехать до ближайшей остановки? Куда едут все эти люди, общающиеся между собой, словно знают друг друга с самого детства?       Возможно, надо было просто развернуться, не обращая внимание на разговоры тех пожилых дам, которые словно вылезли из сюрреалистических картин, и пойти пешком до ближайшей заправки. Возможно, тогда бы воображение наконец-то успокоилось, не создавая новые неловкие ситуации, из которых потом пришлось бы вылезать…       «Возможно…возможно…возможно».       — Извините, а когда следующая остановка? — мнется девушка, неловко похлопав по плечу грузного мужчину, что предпочел уснуть с наушниками в ушах до самой конечной.       — Вы что-то говорили? — просыпается он, глупо моргая глазами. Девушка перед ним бела как чистый лист бумаги. — Чем-то помочь?       — Да, сколько еще ехать до ближайшей остановки. Табло не работает, а я не местная, вот и запуталась, — еще тише добавляет. — В вашей глуши, видимо, даже сеть не ловит…телефон глюканул еще на остановке…а от карты толку никакого.       Она оборачивается, смотрит на спокойные лица у себя за спиной и усмехается. Только одна она паникует из-за отсутствия сети. Как маленький ребенок…       — Да понятно, что вы нездешняя… Тогда бы сложили два и два, а так будете пугать народ кучей вопросов…       «Так ответьте хотя бы на один!» — злится девушка, но перечить старшему стесняется.       Знакомые пожилые дамы в своих несуразных ситцевых платьях оглядываются на нее и противно смеются, прикрывая изогнутые коралловые губы ладонями.       — Остановка у нас только одна — конечная…минут через десять прибудем. Прибейся к какой-нибудь молодежи, что все у стариков ошиваешься? Вон, мальчишка все налюбоваться тобой не может… познакомься хоть…       Не ответив, она нервно вглядывается в запотевшее стекло в надежде найти на дороге хоть какой-нибудь проезжающий мимо автобус. Никакой мальчишка ей сейчас не нужен.       Она находится не там, где ей стоило бы находиться. Тот ли этот номер автобуса? Верный ли номер придет минут через пять, если она попросит остановиться в глухом поле? Туда ли она едет вообще?       — Приехали, красавица, — мужчина неловко тянет за край ее куртки. — Заснула что-ли?       — Спасибо, — непонятно, за что она благодарит его…наверное, что он с ней заговорил без насмешки, а может просто так…       Испуганно попятившись назад, пропускает его вперед, юрко последовав за ним. Возможно, ему в ту же сторону, что и ей?       «Опять это «возможно»! Какое ужасное слово!», — и правда, ничего ужаснее, чем «возможно», не придумаешь. Словно без этого «возможно» жизнь не существует…       Выйдя из душного автобуса, она с облегчением выдыхает, только вот грузный мужчина уже испарился в толпе, растянувшейся на площадке перед придорожной забегаловкой.       Тучи зловеще нависают. Скоро пойдет дождь.       Забегаловка — белый домик с остроконечной крышей и полосатыми козырьками над окнами. В подъездную дорожку уткнулась куча машин, одна древнее другой. Сплошь модели начала века.       В самом дряхлом драндулете с откидным верхом сидят две полуголые девицы, которые при виде девушки, осторожно следующей за удаляющейся компашкой подростков-неформалов, замахали руками и дружно взвизгнули:       — Потерялась, милашка? Садись к нам, поможем.       — Спасибо, не стоит.       Она, раз за разом наворачивая круги вокруг площадки, огибает машину. После десятого круга все-таки решается зайти в закусочную, ныряя в шум, гвалт и сладкие мясные запахи.       В небольшой квадратной комнате каким-то чудом умещается уйма народу. Сидят за деревянными столами, сидят на них и под ними. Столы не отполированы, из них торчат занозы, на некоторых даже сохранилась кора. Лица вокруг незнакомые. На стенах горят разноцветные надписи. Стоило посмотреть пристально и выделить одну — она начинает пухнуть, увеличиваясь в размерах и заслоняя соседние.       — Чертовщина какая-то… — плюхнувшись за столик, чудом оказавшимся свободным, она неохотно спрашивает у пробегавшей мимо официантки. — У вас можно курить?       — Конечно. Все, что пожелаете, — официантка тут же исчезает, а девушка, позабыв о каком-либо смущении, закуривает, торопливо вдыхая горький дым сигареты. Ей тут же становится плохо. Мир кружится , а кожа покрывается липким потом. Еще немного и ее вывернет прямо в центре забегаловки.       Стол перед ней занимает лихая компания старикашек в черной коже и с запущенными бородами. Их гогот и хрюканье заглушает все вокруг. Но, несмотря на поднятый ими шум, можно расслышать, что в одно из окон кто-то гневно стучит. Стук наконец привлекает чье-то внимание, окно открывают, и в комнату влетает ушастое животное, похожее на недоразвитую гиену с прозрачными крылышками из цветочных лепестков.       Неловко пометавшись под потолком, оно падает на ее стол, перевернув из ниоткуда взявшуюся пепельницу и рассыпав вокруг тучку пыльцы, от которой у девушки защекотало в носу.       — Ну ты и даешь! — возмущается гиена. — Что ты тут забыла?       — Курю, как видишь, — девушка демонстративно крутит ненавистной сигаретой. — Жду следующего автобуса в город.       — Дурында, не так туда попадают, — зловеще произносит летун и внезапно начал кашлять. Из приоткрытой пасти капает слюна, застывая в воздухе и осыпаясь на стол с хрустальным звоном. — Где моя жратва? — хрипит крылатая гиена. — Вот поем и разберусь с тобой не по-хорошему. В последнее время столько проблем с такими, как ты!       — Я думаю, мне стоит оставить вас одного. Решать проблемы в одиночестве намного эффективнее.       — Стоять!       Гиена превращается в хрупкого, задумчивого индуса средних лет. Никаких крыльев. Черный костюм, белоснежная чалма. Он повязывает себе салфетку и берет с подноса миску с едой.       — Оставь самовольность. Сейчас со всем разберемся вместе. И без того в Могильнике худо…       — В Могильнике? — неуверенно переспрашивает девушка, словно не понимая, что означает это слово. — Вам то откуда знать про него? Следите за мной, да? Уже все справки навели?       — Существуют ли Ходоки и Прыгуны? — весело поет мужчина. Смеется над ней. А как тут не смеяться? Над такой-то простячкой! Ей все карты раскрыли, все разжевали, в рот положили — только проглоти…Все равно не понимает! Все думает, что жар поднялся. — А сны твои настолько реальные, что уже и непонятно, где явь, а где навь? Так и тянет оказаться на Изнанке и почувствовать долгожданную свободу?       Девушка окончательно скисает, теряясь в собственных мыслях. Все вокруг, как один большой кошмар, пожирающий остатки здравого смысла.       — На Изнанке? Не знаю, кто вы, но ,видимо, на другой стороне мы с вами очень хорошие знакомые…Хотите сказать, что мы на той стороне?       — На той, на этой - разницы нет!Начала соображать? — скорее утверждает мужчина. — Это хорошо. Чем быстрее поймешь, в каком направлении плывешь, тем лучше… Тонуть будет уже не так страшно. А теперь перейдем к не самой приятной части разговора…       — Я тонуть не собираюсь…       — Это пока топить не начинают, хе-хе…       — И это была приятная часть? — огрызается девушка, закуривая вторую сигарету. Кажется, пачка опустеет быстрее, чем она окажется в автобусе.       — Не притворяйся дурочкой, дорогуша. Быстрее хватай ноги в руки и делай, что нужно.       — Если бы я еще знала, что делать…       — …не жевать сопли, как ты это любишь. «Я не вожак…я не вожак!». Я уже и не вспомню времен, когда ты так не говорила, — индус, тихо напевая под нос, извлекает из воздуха позолоченный кальян. — Дорогуша, послушай совет старого человека, возьми себя в руки, сделай правильные выводы и, наконец, дай всем понять, кто ты на самом деле…волк в шкуре овечки или овечка в шкуре волка…Ты Вожак! И это самое главное...Наплюй на мнение своих рептилий престарелых и услышь наконец-то зов Дома. Он уже кричит! Понимаешь, кричит, чтоб твои уши услышали его...       — Помниться, кое-кто уже разбрасывался кое-кому такими советами…к чему это привело? Скажи-ка…       — Людям свойственно ошибаться в других людях. Но ты то другая… Ты уже пришла на готовое место, а не собирала вокруг себя дохляков. Видимо, это и была его ошибка…не надо было лезть в девичьи дела, а я его предупреждал! Я говорил с ним накануне...Он обещал мне...Обещал! И обманул.       - Никто и не лез в наши дела! Так, пару советов дал и все...       — Ага…пару советов, после которых ты начала колдовать? - девушка кривится. - Не строй тут гримасы! Я то знаю, что ты натворила. Знает и он, у нас секретов нет. А ты утаивать решила, поджала хвост и все два года сопли жуешь! По нему что-ль?Давай эту бесполезную и до ужаса грустную тему оставим до следующего раза. У нас другие заботы — как бы из тебя все дерьмо выбить! Чтоб нытья твоего больше не слышать… Как бы, как бы, как бы…Эх…       Свет мигает. Дважды. Бородачи в углу возмущенно свистят.       — Хочешь, можешь поговорить с ним… Обещаю, кусаться не будет. Он, хоть и мальчик с характером, но не плохой… Тебя то он обижать точно не станет. Сюсю-мусю и дело в шляпе! Прояви все свое женское обаяние — и свирепый волк превратиться в добренького домашнего пёсика…       — Не хочу я с ним разговаривать! Свои проблемы я сама буду решать. А не сюсю-мусю устраивать...       — Ты даже не попробовала, а уже отказываешься…Глупо! Глу-по! Не знаю, чем он тебя так отвращает: к нему подход нужен. Он чужих не подпускает к себе, за старичков держится. А ты так…хоп…и в хороший момент будешь рядом. Сразу же, вот зуб даю, все его — станет твоим!       — Нет!       — Твое дело. Я предложил. Но в следующий раз, когда мы встретимся, неважно, будь это здесь или там, я надеюсь, что передо мной будет сидеть прежняя ты, а не какая-то сопливая оболочка от той тебя. Понимаешь?       Свет погасает, в зале вопят во все горло .       Девушка устало закрывает глаза, а открыв, обнаруживает себя в Кофейнике.       За Крысиным столом надрывается магнитофон, продолжив и разнообразив вопли. Рядом старается перекричать музыку Рыжая, а Муха старается перекричать Рыжую, чтобы рассказать что-то интересное Шаманке. Русалка ковыряется ложкой в кофейной помойке у себя в кружке.       — Ты обиделась на Рыжую? — шепчет она, не отрывая взгляда от грязной ложки. — Если надо, я с ней обязательно поговорю. В последнее время она неуправляемая…       — Ничего…ничего, — произносит не своим голосом медноволосая, рассматривая, как в первый раз, свою одежду. — На кого я обиделась?       — На Рыжую...       Рубашка с грязными рукавами и длинная юбка — вроде, ничего необычного, только вот засыпала она в застиранной пижаме из Могильника и никак не в Кофейнике, а в Клетке.       — На меня так осень действует…что я пропустила?       — Ничего, ты же только что спорила с Рыжей, почему терпеть не можешь Крыс…забыла? — Русалка отрывается от разглядывания столового прибора и, сощурившись, странно глядит на собеседницу. — Она назвала тебя тупоголовой, и ты словно заморозилась…а теперь спрашиваешь, что пропустила… Странно это все. Может, стоит пойти в Могильник?       — Я уже там была! Пару дней назад, ты сама меня туда отправила…       — Шаманка, ты что-то путаешь. Я тебя никуда не отправляла, и в Могильнике ты уж точно не была, потому что Пауки устроили забастовку из-за Рыжей.       Шаманка поспешно встает и покидает Кофейник, пока ее окончательно не достали.       «За психа решили меня держать?», — мир кругом дрожит, кружится и темнеет. Ноги ослабевают и подгибаются.        Может, это все ненастоящее? Может, этого всего и не было? Может, это лишь наказание за то, что она как призрак слоняется по Дому?       Маленькая желтая лампочка висит над коридором. Она не мигает. Тусклый ржаво-оранжевый свет струится по старому полу.       Половицы недовольно скрипит под весом девичьего тела, как разбуженный зверь. В глубине, куда не дотягивается свет от крохотной лампы, двери и часть коридора проглатывает мрак. Там было холодно и грязно. Неразборчивыми подписями и бессмысленными граффити перекрыты стены.       — Какие же нервы должны быть, чтобы выжить здесь? — громко шмыгнув носом, Шаманка нежно обнимает костыль, как живого человека, которому можно было выплакать все свои переживания, и оседает на пол, не обращая внимания, что кто-то за углом следит за ней.

***

      Черные стекла. Окна в Наружность.       Здесь окна когда-то были, а теперь их больше не было, от чего коридор стал слишком темным, однако никого это не смущало. Добираться до комнаты можно было и на ощупь.       Домовцы закрылись от стороны, выходившей на улицу.              Другая, со стороны двора, их не беспокоила, хотя двор открывал наружность не хуже улицы. Но двор, дома, видимые со двора, пустырь и все, что к нему прилегало, они приняли и включили в свой мир.       Для этого не требовалось обносить двор бетонным забором, забором стали сами дома. С другой стороны этого не было.       Дом лихорадит: он трясся от топота спешащих ног, покрывается испариной панических мыслей на стенах, бредит, переговариваясь шёпотом с самим собой.       Так и хочется стереть старый слой краски ногтем, взглянуть хоть разочек на ту сторону жизни. Жизни, которой у них никогда не будет. Только вот это не ее коридор, и даже не ее этаж.       У всех есть правила, которые не стоит нарушать, даже если ты про них не знаешь.       В комнате сидеть невыносимо, в девичьем коридоре — тем более. От запаха духов и новой косметики мутит.       На лишние вопросы: «Что с тобой? Не выспалась? Плохой сон? Как себя чувствуешь?», — отвечать не хочется даже соседкам, особенно Русалке, которая и днями, и ночами кружит около Шаманки. Как с маленьким ребенком нянчится, покоя не дает. Скоро в одной кровати будет спать, чтобы следить…       Натянув капюшон кофты до самого носа, усаживается на незахламленный подоконник и закурила, пока коридор пустует.        За те две недели, что она путешествует по коридорам второго этажа, девушка понимает, когда мальчишечья территория пустует.       До и после ужина можно насладиться тишиной, а до того времени приходится прятаться по углам, чуть ли не сливаясь с мешками с мусором.       — Ральфу ничего не говорим, — гаркает кто-то около нее. Незаметно передвигается вправо. Быстрее добежать, рассказать всем!       Сенсация дня стоит перед Логами во плоти, а вежливость не позволяет рвануть наперегонки, как только они завидели Ральфа, направлявшегося в свой кабинет, громкими воплями оповещая Дом о случившемся.       Они мучаются, полыхая ушами и покусывая губы, взглядами жадно ощупывая воспитателя. Кто первым заметит что-то интересное, станет героем дня!       Те, что ушли, узнали первыми и первыми расскажут, но те, кто остался, первыми увидели. Они старались выжать из этого жалкого преимущества все, что возможно, раз уж первенство сообщения у них было отнято. Рассказы очевидцев должны быть красочными и волнующими.       — А что именно не говорить Ральфу? — вот Шаманка и попадается в собственную клетку, выдав в себе девичью любопытную натуру. — Что натворили?       — Тьфу! Шаманка! — топает мальчишка. Бандерлог, не старавшийся уже не издавать лишнего шума. — Напугала, ведьма безобразная. Что ты здесь забыла?       — Курю, как видишь, — она демонстративно крутит рукой с сигаретой.       — Да вижу я, — кривится Конь, подойдя ближе. — Что ты забыла именно здесь? На своем этаже уже нет укромных местечек? Крестная запалила? Увидела в косметичке вместо туши и помадок, блоки сигарет?       — Так что не говорить Ральфу? — интересуется Шаманка во второй раз. — Про «переворот»? — спрашивает так, что кавычки в голосе так и слышатся. Ей смешно, а Лог уже трясся в панике из-за своего длинного языка и неосторожности. — Или про что другое? Может, я чего-то ещё не знаю…       «Она же все разболтает, как только увидит его! — кричит его сознание. — Дурья башка, почему я остановился именно здесь?».       Конь пожимает плечами, словно не при делах.       — Какой еще переворот? Я не знаю, про что ты. Откуда ты такую чушь услышала? Опять птички напели что-то?       — У стен есть уши и рот. И они, ой, как любят сплетничать…       — Ведьминская натура… — ругается Лог и снова топает ногой, тревожа пугливую пыль на деревянных половицах. — Шаманка, давай договоримся, я ничего не говорил — ты ничего не слышала.       — Нет-нет. Так не пойдет. Ты говорил — я слышала… Не говорить Ральфу, что Помпей гниет где-то уже с месяц?       — Тьфу… Не говори это вслух! Ты расскажешь все Ральфу, знаю я вас, девчонок, только и умеете собирать сплетни, — девушка внимательно слушает Бандерлога, соглашаясь со всем, что тот говорит. Только вот за нос уже не он ее водит, а она — его. — А если потом это дойдет до Слепого…я даже думать не хочу, если так произойдет. Наши головы будут храниться где-нибудь на чердаке…и не только моя, но и твоя!       Кошка с человеческой головой, перечеркнутая красным. Черный треугольник с пробитой в нем дыркой. Спираль с глазом внутри, испещренная зазубринами. Стены говорят больше, чем трясущийся Лог.       Хозяин у Дома один — и это Слепой…       — Боишься Слепого?       — А ты, скажешь, что нет? Значит, совсем мозги потеряла!       — А почему я должна его бояться? Слепой не похож на монстра из моих страшных снов…тем более из твоих…       — Не в этом дело: похож он на монстра или нет! Слепой — Хозяин Дома! Мы — всего лишь пешки на шахматной доске…как и Помпей…когда-то…возомнивший себя ферзем… Смекаешь?       Стаи строились по принципу лестниц. Каждая ступенька — живая душа. Ломалась самая верхняя — первой становилась предыдущая. На месте обезглавленной пирамиды тут же вырастала новая верхушка.       Только вот, когда ломалась крыша Дома, что могло произойти? Крыша осядет, сломается, стены потрескаются и в конечном итоге Дом разрушится…       — Смекаю, — тяжело сглатывает Шаманка, в последний раз затянувшись. — Я ничего не расскажу Ральфу.       — Конечно, не расскажешь…я же ничего тебе не говорил. Меня вообще не было в этом коридоре, я все еще сижу на лестнице и болтаю с Лэри…а ты все так же сидишь здесь в одиночестве и скуриваешь последнюю пачку сигарет. Заметано?