Меняльный круг

***

      — А ты иди…специально приди к ней, чтоб она лопнула от переизбытка злости. Полезно такую процедуру проводить, — ругается Рыжая, туго заплетая волосы Шаманки, чтоб ни единого волоска не торчало из кос. Поглядывая через зеркало на позеленевшую соседку, что только могла послушно кивать, потирая грязным платком разбитый нос, та успевает пару раз затянуть чужую сигарету. — Вот я несколько дней подряд оставалась после обеда в этой трухлявой столовке наедине с этими курицами накрашенными…а все почему? Потому что кишку я себе отрастила, утолщила! И тебе того же советую. Послушай меня, ведь я…       За входной дверью, ведущей в коридор, затоптали каблуками девушки, принарядившиеся к ужину, надеясь слинять после в Кофейник. Запели, заплясали, растекаясь огромной лужей по всему третьему этажу.              Младшие принялись ворошить спрятанные сундучки с игрушками, чтобы вызвать зависть у мальчишек коллекцией лысых кукол, обмотанных в запачканные салфетки, как в платья.       Кто-то прятался в пустующих классах, разрисовывая намытые доски непонятными рисунками и надписями.       Бедная Блондинка, чья смена сегодня была. Сидит, наверное, в своей коморке и трясется…хотя, как только пробьет семь, ее снова сменит Крестная. Тогда-то не поздоровится неугомонным девушкам…       — Главное, не показывать, что тебе страшно, — кряхтит из своего угла Кошатница. Детки ее в один голос запищали, соглашаясь во всем с матерью. — Это как с собаками: учуют, что боишься и все…тебе крышка, мягко сказано. Да что объяснять-то, сама все знаешь, не в первый и не в последний раз…       — Так шкодят все, а получает за это только она! С самого детства играет одна и та же пластинка. Заела старушка!       — Так она — дурья башка! В тот момент, когда надо бежать — стоит столбом, как истукан. Конечно, ее и ловят…       Русалка молчит. Очень не любит разговоры про Крестную и походы к ней, поэтому держится в стороне. Старается заняться делом: прибраться в захламленных кухонных шкафчиках, выбросить заплесневелые бутерброды, про которые Шаманка забыла недели две назад еще, вымыть вонючие Птичьи склянки, в которых заспиртовали хвою и мандарины, снять с веревки, растянутой над плитой, высохшие носки с трусами, полить, наконец, цветы на подоконнике.        Но всегда возвращается к этому неприятному разговору…       Возможно, надо было заткнуть уши пальцами и, не уставая, бубнить себе под нос одно из заученных стихотворений. И так без конца, пока кто-нибудь не сменит тему.       — А если я не пойду к ней? — Шаманка резко разворачивается лицом к Рыжей. Голос ее заикающийся и глухой. — Не хочу я к ней идти! Не хочу снова торчать в Клетке, плюя весь день в потолок…       Рыжая, удивившись, закашлилась, подавившись сигаретным дымом, и строго взгялнуда на соседку.       Недоплетенная коса распускается, и огневолосая, недовольно поджав губы (конечно, все труды и время были потрачены зря), отвечает:       — Что значит: если ты не пойдешь? Ты обязательно должна появиться у нее. Без всяких «но» и «а если»!       — Это будет настоящее фиаско! Поражение! — поддерживает ее Кошатница. — У тебя на лбу будет написано: " Я трусиха». Позор века! Да что века? Всего времени!       — Я и есть трусиха, если вы не поняли этого за столько лет…       Настроение некой подавленности распространяется от медноволосой ко всем присутствовавшим.       — Ты снова клюнешь на ее удочку и окажешься поданной на ужин. В виде рыбной котлеты…       — В виде рыбной котлеты? — не понимает смысла сказанного Шаманка. В голове все смешивается в один огромный клубок слов. Неразборчивых и неясных.       — Это метафора, — с тяжелым вздохом произнесла Русалка, пытаясь оттереть засохшее кофейное пятно со скатерти. Последнее слово было за ней: отправлять медноволосую на профилактическую беседу к воспитательнице или нет. — Крестная просто так от тебя не отстанет. Будет тыкать носом, как маленького котенка, который забыл, где его лоток. И так из раза в раз, пока не перестанешь гадить… А гадить именно в лоток для таких шкод очень сложно.       Шаманка от ожидания бледнеет, скрючивается, уменьшившись в два раза.       Все погружается в мертвое молчание. У каждой в голове свое видение дальнейшего спектакля: кто, куда, когда и зачем…       Для всех ясно одно — хочет Шаманка того или нет, но она пойдет к Крестной на серьезный разговор, после которого, скорее всего, снова отправится в Клетку за непослушание.       Так происходило всегда…       — Хочешь, — Рыжая опускает свои веснушчатые руки на плечи Шаманки, слегка их сжимая. — Потом забежим в Кофейник? Говорят вечерком у них грандиозное празднество обещают…может и кто настроение поднимет. Все-таки мальчики…уже не очень страшные и злые. Как это было в детстве.       — Тук-тук, — в дверном проеме показывается сгорбленная фигура Горгульи. В одной руке — помятый тетрадный лист, в другой — ручка. — Как ваши дела? Чего такие тихие? Что случилось? Крыса на месте?       Ее раздражающая привычка — всегда и везде влезать своим длинным носом в чужие дела. Получалось это у нее совсем легко: два-три вопроса и уже все карты раскрыты.       Самые неразговорчивые часами могли прятаться в кроватях, пока дева не успокаивала свой интерес ко всему происходящему, а когда она наконец-то уходила, выжидали еще пятнадцать минут, потому что она любила возвращаться и дорассказывать еще какую-нибудь ерунду, про которую из раза в раз забывала.       — Вот это у тебя синячище! — верещит она, увидев сидящую на матрасе Шаманку, что сразу же, как страус, прячет голову под подушкой. Уверена: над ней издеваются. И если кто-то еще сейчас постучится к ним, точно убежит прятаться в воспитательское крыло, лишь бы не слышать удивленных вздохов. — А я то думала, слухи, а это самая настоящая правда, что тебя за длинный язык…       — Можешь не продолжать, — перебивает ее Рыжая, поднимаясь с места рядом с медноволосой соседкой, застывшей в одном положении. — А то за длинный язык кто-то еще огребет.       Горгулья, растерявшись, трет лоб и утыкается носом в смятый листок.       — Что пришла-то, новые сплетни собрать да растрепать всему Дому? Теперь и новые уши прибавились, твою бессмысленную болтовню слушать часами.       — Да так…уже ничего. Настроение у вас хорошее, ничего новенького не произошло. Крысы нет… Да и мне пора… — и принялась пятиться к выходу, больно стукнувшись локтем о дверную ручку.       — «За длинный язык», — кривится Рыжая, нарочито коверкая интонацию Горгульи (говорит она скрипуче, в нос). — На себя бы сначала посмотрела. Страшилище!Что за люди? Одна сплетни собирает, вторая языком чешет, а третья что?       - А что третья? — машинально вскрикивает Шаманка, с отвращением отбрасывая от себя подушку, словно та вся в грязи. — Что мне надо было сделать? Ответить ей? Накричать? Или сразу с кулаками полезть? А? Ну ответь-ка мне, если самая умная нашлась…       Огневолосая даже смотреть на соседку не хочет. Пусть сначала успокоится.       Только пожимает плечами и скрывается в ванной комнате.              Зажурчала вода.       Вопрос так и остался без ответа: навострившая уши Кошатница тут же засопела, не проронив ни слова, Русалка принялась намывать посуду, путая моющие средства и соду.       Шаманка поднимается, и едва передвигая онемевшие ноги, двинулась к двери. А за ней следят две пары удивленный глаз.       — Ты надолго? — осторожно тянет Русалка, стараясь удержать в руках ускользающую намыленную кружку. — К выключению света придешь?       — Какая вот вам разница, куда я и на сколько? Занимайтесь своими делами лучше!       Поправив съехавшую рубашку с плеч и взяв под мышку костыль, топает в коридор.       — Да отстань от нее! — плюется Кошатница. Все-таки не спала, следит и котов своих подговорила следить. — Большая уже, не пропадет…       — Она в последние время совсем не своя, — упав на матрас с тяжелым вздохом, говорит Русалка. — Никого слушать не хочет, делает, что вздумается…Словно подменили.       — Ой, не сочиняй сказок. Она всегда была глупой-глупой пацанкой. Ее ломай-ломай — не сломается. Такие и выживают тут…неломающиеся…       — Как бы она сама себя не сломала.

***

      Наполовину одетый кед вечно сползает с босой ступни. Так и хочется запульнуть его в кого-нибудь…Со всей силы. Чтобы тот, в кого он попал громко и с выражением крикнул: «Ай!». Но никого поблизости нет…       За каждой дверью происходит своя история: кто-то спорит, переходя на крики, кто-то горланит песни, кто-то шушукается, надеясь что никто лишний не услышит их секретов.       Перед телевизором парочка сонных дев вслушиваются в диалог двух влюбленных и стараются окончательно не провалиться в сон, пока те не закончат серьезный разговор долгожданным поцелуем.       Воспитательское крыло — следующий поворот. Но, правда, хочется ли по своему желанию Шаманке туда идти? Опять взять на себя всю вину и сидеть в Клетке еще неделю…       Девушка обеспокоено вскидывает голову и пытается загипнотизировать взглядом темный коридор с мигающей через раз лампочкой где-то с полминуты. Раздумывает: надо ей это или нет…       Нет. Точно не сегодня!       Резко развернувшись, испугавшись за загипсованную ногу, она ускакивает в противоположную сторону, к лестнице, ведущей на первый этаж, где можно перейти в мальчишечьей блок. Где сейчас кипит жизнь…       Логи так и сидят на излюбленной лестнице, пытаясь закадрить смущающихся дам, укутанных в их кожаные куртки. Один из них держит в руках почтовый ящик, весело потряхивая им.       — Эй, погоди, — кричит он, завидев новое, незнакомое ему, лицо. Шаманка останавливается и оборачивается к кричащему парнишке. — Напиши анонимное письмецо с пожеланием. Кому угодно.       — Зачем это надо? — без интереса спрашивает, но протянутые другим Логом листок с ручкой принимает. Крутит в разные стороны, потом глупо уставилась на парнишку. — Это для какой-то статистики?       — Какая к черту статистика, красавица? Чтобы познакомиться и поднять друг другу настроение. Представь, как будет тебе приятно получить милое сообщение от какого-нибудь парня. Ведь вы, девушки, такое любите.       — Кто сказал тебе такую ерундистику? — кривится Шаманка. Впервые ее заставляют заниматься таким глупым делом. А вот глупое или нет, решать точно не ей. Медноволосая скупа на положительные эмоции, оттого и понять ей трудно, что кому-то это правда поднимет настроение. — Да и как я пойму, что мне парень ответил, письмо же анонимное? — накалякав парочку несвязных предложений о хорошей погоде и пожелание о бесчисленном запасе кофе, сворачивает листок вдвое и бросает в ящик. — Доволен?       — И на этом спасибо, — улыбка, растянутая до самых ушей, сползает с его лица. — Удачи тебе, куда бы ты там не пошла дальше.       — Маленький советик, — из-за плеча «почтальона» показывается еще один Бандерлог, похожий на носорога, — О-о-о, я тебя знаю, ты же на меняльном вторнике камни магические раздавала! — Шаманка кивает, вцепившись одной рукой в костыль. — Тогда тебе вдвойне полезный советик: в комнату лучше прийти до выключения света, потом будет проблематично выйти из темноты…может твои камни и помогают, не проверял еще, но от ночных коридоров и их обитателей еще ничего полезного не изобрели.       Возможно, стоило послушать их. Не зря же Логи — своеобразная новостная служба Дома. Знают много, да и плохого, вроде, не советуют.       — В чем заключается проблематичность выхода из темноты? — усмехается она. — Не ориентируетесь в четырех стенах и плутаете по коридорным лабиринтам?       Логи переглядываются.       — Бабайка съест, — шутят они, загоготав. — Ты, кажись, красавица, впервой попадешь в наш мальчишечий лабиринт. Тогда, удачи испытать на своей шкуре все его прелести…       — Се-дня дежурит Шериф, — горланят ей вслед, когда Шаманка, ускорив шаг, спрыгивает с последней ступеньки. — Спокойно пройдешь!       «Знать бы еще, кто такой Шериф», — осмотрев лестницу в последний раз, она топает на второй этаж, к Кофейнику, где сегодня намечается большой праздник.

***

      Коридор второго этажа длинный, как кишка. Тут стоит невыносимый галдеж, всюду снуют люди: разукрашенные Крысы, вытирающие сопли тыльной стороной ладони, оставшаяся часть Логов, стучащая тяжеленными сапогами с длинными носками, колясники-Птицы, едущие в обнимку с кактусами, — пестрящие надписями и рисунками стены, пол липкий, вокруг мусор: окурки, фантики, разорванные тетради.              Все здесь отличается от девичьего.       Нужная дверь приоткрыта, а то тогда бы Шаманка пропустила ее, рассматривая диковины вокруг себя.        «Только кофе и чай» — предупреждает скромная белая табличка. Вся остальная часть двери расписана под бамбук, совершенно теряясь на фоне стен. Заглянув в нее, она убеждается, что это действительно Кофейник.       Темное помещение, заставленное круглыми столиками. Под потолком — китайские фонарики и разлапистые оригами, на стенах — маски устрашающего вида и черно-белые фотографии в рамках. Прямо перед дверью — барная стойка, собранная из кафедр, выкрашенных в синий цвет.       А самое главное — по центру Длинная Габи, разряженная, как новогодняя елка. Одна мишура на ней и фиолетовая губная помада, растекшаяся по всему подбородку.       Праздник отменяется!       — Какая встреча, — на плечо Шаманки опускается чья-то тяжелая рука в кожаной перчатке. — Так ты тоже на нашу скромную вечеринку пришла? Сказала бы, провели бы по-человечески, а то мы тебя грубовато как-то послали…       Улыбчивый Лог-"почтальон», по пути потерявший ящик, глядит на нее во все глаза.       — Я уже ухожу, — бубнит девушка в ответ, стараясь как можно аккуратнее сбросить чужую руку.       — Почему? Веселье же только начинается. Хочешь, коктейлем угощу, деньги у меня есть, за это не беспокойся. Познакомимся поближе…ты девушка ничего такая, да и я тоже ничего такой…       — Спасибо, у меня в комнате еще остались Птичьи настойки, потерплю как-нибудь.       — Смотри, — вмешивается в разговор другой Бандерлог, видимо, услышавший про Птичьи настойки. — Пупс траванулся на днях их спиртяжками, такую муть чешет, хуже чем под «Лунной дорогой», невозможно в комнате находиться. А в Могильник не берут…представляешь?       — Что за «Лунная дорога»?       — Коктейль, который выдают только личностям в нестандартной обуви…Чумовая штукенция. Про Лорда слышала? — Лог получает отрицательный ответ. — Так его после этой шняги пинком под зад в дурку отправили. Предлагать не буду, но какой-нибудь другой коктейльчик обещаю. Давай, когда еще такой повод будет?       — Ничего, — Шаманка выкручивается из Бандерлоговского круга. — Переживу как-нибудь.       Не хватало еще увязаться с этой странной компашкой, не в обиду им, во всеобщее веселье, где ее поджидает Габи, мечтавшая еще раз разбить нос.       — На Перекрестке тоже весело, если что, — кричат ей на прощание, исчезая за дверью в Кофейник.       Наверное, самое лучшее решение — отсидеться на Перекрестке, возможно, заснуть там и появиться в комнате только с утра, чтобы лишний раз не мучили вопросами в ночь.       Тишина. Запах пыли и сырости. Вот что такое Перекресток. И никакого обещанного веселья.       — Ау, — глупо тянет Шаманка, оборачиваясь по сторонам. Не может быть, что все сейчас собрались в Кофейнике. — Есть кто?       Перекресток освещается двумя настенными лампами. Одна — с бордовым абажуром — освещает угол со сломанным пыльным телевизором. Вторая — с треснувшим синим плафоном — низенькое продавленное кресло у противоположной стены. А вся центральная часть — с диваном и полузасохшими растениями — тонет в полумраке.               Один неверный шаг — и вторая нога окажется загипсованной.       Покопавшись по грудным карманам рубашки, вытаскивает заканчивающуюся пачку сигарет и щелкает зажигалкой. Можно же, если никого нет…       Плюхнувшись на жесткий диван, тысячу раз об этом пожалев, скидывает надоевший синий кед с ноги, оставшись босой.       — Не стоило так делать, — говорит кто-то из темноты. — Полы холодные, да и повсюду бутылки разбитые. Поранишься еще или простудишься.       Шаманка поворачивается на голос, вытянув перед собой костыль. Мало ли кто здесь сидит рядом с ней…       — Ты еще кто? — прищурившись, грозно спрашивает она. Вглядывается, старается рассмотреть парнишку, сидевшего напротив нее.       Слышится копошение, напоминавшее шуршание страниц, словно книгу закрывают.       — А ты кто?       — Ты стесняешься первым представиться? Особенно, когда я первая об этом спросила?       — Я не могу тебя рассмотреть, свет падает с твоей стороны, поэтому уместнее было бы мне сначала узнать: кто ты, а потом тебе — кто я, потому что половину моего лица, хоть и с трудом, но ты можешь увидеть…       — Я Шаманка. Стало понятнее? — равнодушно говорит, вытянув ноги и убрав костыль. — Теперь ты, — надеется, что ее собеседник взбеситься и побыстрее покинет тихое место.       — Курильщик.       — Говорящая кличка. Из какой же ты стаи, Курильщик?       — Не много ли ты вопросов задаешь?       — Совсем нет, это же элементарное знакомство. Чем больше задаешь вопросов, тем больше узнаешь о своем собеседнике. Или ты все-таки стесняешься? Если стесняешься, то можешь у меня что-нибудь спросить. Сегодня какое-то говорливое настроение, так и хочется со всем Домом поговорить…       Курильщик задумывается , а потом, словно его ужалила пчела, говорит:       — Из четвертой…       — Из четвертой, значит. Совсем кисло. И как тебе там живется? Обижают? — во второй раз щелкает зажигалка. Девичья пачка приземляется на колени Курильщика. — Они не тонкие, поэтому не кривись. Ну так что?       Колясник молчит. Не знал, как и выразить свои мысли по этому поводу. Как ему жилось в четвертой?       — Если не хочешь говорить об этом, повторюсь, можешь спросить о чем-нибудь у меня. А то тебе, видно, неудобно одному болтать.       Курильщик чувствует: в его пространство нагло хотят влезть, вторгнуться, разузнать обо всем самом важном и самом неважном, а потом как ни в чем не бывало раствориться в воздухе.       — Например, у нас, в девичьем крыле нет стай… У нас вожак — настоящая балбеска. Нюня и соплячка. Одна на все десять комнат. Можешь себе такое представить? Толку от нее маловато, все вопросы решают рептилии…наши воспитательницы. Те еще стервы. Еще у нас в коридорах частенько устраивают ночевки: усядутся около телика и давай всю ночь шептаться. Я тоже иногда туда захаживаю…когда нет неприятных личностей. Вообще, неприятных личностей у нас многовато… — только вот какой-то реакции на ее слова девушка не получает. — Если так, то мы можем закончить разговор. Я поняла: ты — паренек необщительный, слегка странненький. Таких в четвертой любят… А если тебя ещё не любят, обязательно полюбят. Вопросы тебя раздражают так же, как и тот, кто их задает. Знакомая ситуация. Знавала таких…       Он кивает в ответ, слегка подавшись корпусом вперед, к Шаманке, и неуверенно спрашивает:       — Почему ты Шаманка?       Девушка громко смеется . По-настоящему.       — Почему я Шаманка? Ну ты и сказанул… Не у того ты спрашиваешь, Курильщик. Тебе бы поучиться, кого и о чем спрашивать. Мой крестный, если уж говорить честно, давным-давно покинул стены Дома, а спрашивать его: почему он дал мне такую неказистую кличку — и не получилось и не хотелось, да и глупой маленькой Шаманке вовсе не интересно это было. У нее были свои заморочки в то время… Прозвав так меня сейчас, обязательно бы поинтересовалась, чего такого интересного я натворила.       — Просто так не называют же здесь… Значит, ты чем-то отличилась?       — Возможно и отличилась. Долгая и нудная история, но рассказывать я ее уже не буду. Пусть это останется моим маленьким секретом…       — Видимо, этих секретов у тебя много, — задумчиво крутит сигарету в руках Курильщик. Шаманьи сигареты слишком крепкие, от души набитые табаком, отчего легкие неприятно сдавливает.       — Вагон и маленькая тележка, — хихикает та. — У всех есть свои скелеты в шкафу. Кто-то о них любитель рассказать, а кто-то, наоборот, пытается затолкать еще глубже, чтобы вообще на глаза не попадались.       Догоревшая до фильтра сигарета обжигает пальцы колясника. Он с шипением отбрасывает ее к кучке разбитого стекла и хватается обоженными пальцами за холодную мочку уха. Шаманка внимательно наблюдает за каждым его действием, лениво потягивая свою сигарету.       — Вот прям чувствую, что ты хочешь что-то у меня спросить...У тебя где-то под языком так и пляшут словечки. Открой-ка рот, вдруг выплюнутся они из тебя.       Курильщик давится собственными слюнями. Еще так откровенно никто не намекал на его чрезмерное любопытство. Даже Сфинкс проглатывал эти издевки, стараясь сделать вид, что в комнате он живая статуя. Немая и глухая.       — Спрашивай! Ты же любишь задавать дурацкие вопросы. У тебя на лице это написано, если что, — наконец изрекает она очередную мудрость, раздражённо прищёлкивая языком. — На все отвечу...       А Курильщик чувствует, щёки горят, будто на них плеснули кипятком. Неужели он настолько задумался, что начал размышлять вслух, и его сомнения услышали?       — И...кто же ваш вожак?       Как только Шаманка слышит вопрос, гордо выпрямляется и расправляет плечи. Чтобы выглядеть увереннее.       — Прошлый и нынешний страх женского крыла. Желтоглазое удивительное существо… В одно время тихое и почти неживое, а в другое громкое и кипящее от собственной злости…рыжеволосая ведьма и меняльщица всяких безделушек — Шаманка!