Меняльный круг

Нет никаких деревьев, никакого дома Сумрачных тихих аллей, никаких знакомых собак Цветы в ухоженных клумбах, всё совсем по-другому - Незнакомей, новей, словно всегда было так Это конечно то место, только время не это Не то время года, не то время суток

Ремонт - Flëur

***

      Перерыв между обедом и ужином самый длинный, и к ужину обычно уже зверели от долгого ожидания. Но это если день скучный, а если не скучный и Шакалу Табаки есть о чем рассказать — совсем другое дело. Он может болтать и болтать, пока уши слушающих не завернутся в трубочки.       Единственный, кто отказался слушать — обиженный Лэри, запрятавший поглубже в тумбочке своего «Ингви». Болтовня Шакала словно перепрыгивала через него, не доходя до грязных ушей.       Коляснику же все равно, есть дела поважнее и поинтереснее, чем жующий сопли Лэри, с грохотом выпрыгнувший в коридор. Все внимание приковано к новой жилетке: Табаки то снимал ее, чтобы получше разглядеть, то надевал — и так по несколько раз.       В наушниках у него «радиодребедень» для детей дошкольного возраста, пока пальцы с благовонием ощупывали блестящие бисеринки на рукавах. С каждым новым предложением, как бедная девочка Герда спасала братца Кая, росло непонимание вперемешку с возмущением. Ужас, чем пичкают наружную детвору! Все нелогично и еще раз нелогично!       Курильщик, потягиваясь на кровати в противоположном углу, незаметно для всех набивал щеки вчерашними бутербродами. Нашел заначку Шакала под подушкой.       «Лодку уносило все дальше и дальше, — стонал женский голос в наушниках. — Красные башмачки плыли за ней, но не могли догнать! Может, река несет меня к Каю?».       «Надейся, детка, — подумал Табаки, нащупав в карманах подаренные камни. — Амулеты! Мухоморы мне в рот — клещей мне в трусы!».       Сдернув наушники, снова погрузился в стайный шум, нависший над комнатой. Перевернувшись и запутавшись ногами в пуховом одеяле, что служило подобием гнезда, оказался около перепугавшегося резким появлением состайника Курильщика.       — Выбирай! Подарочек! — нос собеседника ткнулся в алый скорлуповатый минерал. — Отличный выбор, если бы я еще знал, что это такое!       Курильщик принял подарок, внимательно покрутив его перед сощуренными глазами, и спрятал в карман джинс. Может, когда-нибудь пригодится.       Свесив ноги, на подоконнике сидел Слепой и курил. Длинная белая слегка изогнутая сигарета покоилась в его руках. Вдох. И внутри него разгорался маленький костер. Выдох. И причудливое облако улетало к столу, где копошился Македонский, собирая тряпкой крошки.       — Есть черно-серый, серо-черный, бело-розовый, розовато-белый, просто красный, сине-зеленый, зелено-синий, оранжевый и серо-буро-малиновый. Какой больше понравился? Если уж брать в счет мое скромное мнение и если мы пойдем по принципу цветового круга, то...       Пальцы Бледного, невозможно длинные, паучьи, перебирали камешки, откидывая непонравившиеся в сторону. Словно тот видел их: какой они формы, цвета, есть ли на них причудливый узор.       Схватил поблескивающий уголек, поднес к носу и принюхался.       — Да, и правда, зачем выслушивать мои россказни...Вот ответь: химозный? — скривился Шакал, повторив действия вожака. Надеялся тоже учуять что-то. — Девчонками воняет? Духами, помадками, лаками?       — Ничем, — Слепой завесился сальными волосами и ушел в себя. — Знакомым чем-то пованивает…       — Откуда тебе знать, как пахнут помадки? Даже не спросишь, где нашел? Что за пассивность в этой сонной комнате? — встрепенулся, как воробей, колясник. — А вдруг я вам с помойки их несу.       — Это ожидаемо, — Сфинкс усмехнулся, садясь рядом с Македонским за стол. — Понятно теперь, чем «пованивает».       — Значит, ты его не получишь! — Шакал проигнорировал безрукого, подъехав к Маку с тем же вопросом. — Вот привереды нашлись!       Оранжевый амулет скрылся в рукаве его безразмерного свитера.       — Ничегошеньки не получишь! Ни капельки! Еще попроси меня о чем-нибудь! Плюну в тебя и поеду дальше.       — Ладно, — вздохнул Сфинкс. Даже не постарался сделать вид, что расстроен. — У кого спер? Признавайся.       — Спер?! — возмутился Шакал, бросая в лицо Черному оставшиеся камни. — Я спер?       Он же, в свою очередь, кинул камешек в вольер Толстого, на кровать Лэри (хотя тот и не заметит в своей свалке чего-то нового) и Горбача, пусть Нанетта от души поиграется с новой игрушкой.       — Вот какого мнения ты обо мне, друг мой несчастный! А вот ничего больше не расскажу, абсолютно ничегошеньки, хоть клещей мне высыпь в трусы, а перед этим натри все перцем красным!       Рев колясника повторился. Плюхнувшись на кровать и собрав возле себя подушки, принялся читать лекции «о старых друзьях». Ходячие захотели убежать из комнаты, а лежачий Курильщик — слиться с белесым матрасом.       — Так все-таки, — поинтересовался он, придвигаясь к нахохлившемуся состайнику, что, выдохнувшись, жадно глотал воздух. — откуда они у тебя?       — Курильщик, для особо непонятливых объясню, раз уж ты у меня любезно поинтересовался, что, в свою очередь, показывает тебя с хорошей стороны. Хоть кто-то в этой комнате воспитан правильно! — специально громко говорил, чтобы отвернувшийся к окну Сфинкс услышал его возмущения. Шакалье лицо потеряло человеческое выражение, приняв тупой, задумчивый вид. Настолько он обиделся. — Меняльный вторник! Меняльник! Приезжай и бери, чего душа требует! Вот моя душа затребовала для моих дорогих состайников, для моих ближайших друзей, даже для тебя, Курильщик, подарки!       Курильщик нахмурился. «Ну спасибо, что не забыл про меня», — так и читалось в его глазах.       — Смотрю, стоит одна-одинехонька девица с коробкой, а мне ж интересно, должны же знать! Коробка тяжелая, видимо, никто у нее ничего не берет. Стоит и почти рыдает! И вот тут появляюсь я! Герой! А она мне так и сразу в ладони все добро отдает и говорит:«Бери, мне не жалко».       Слукавил, и даже не покраснел. Сидел себе, закутанный в десяток одеял, и улыбался.       — Кто ж такая щедрая у нас? — через голое плечо обернулся Сфинкс, поглядывая на говорившего. Унюхал ложь все-таки…       — А ты ее не знаешь, — мгновенно выпалил Табаки, а сам глядел на непонимающего Курильщика, что сам был не против спрятаться под одеяло. — Шаманка какая-то, наверное, недавно в Доме оказалась. Я-то ее не знаю, я!       — А как выглядит хоть? — в разговор вмешался Горбач, свесив кудрявую голову со второго яруса. Значит, заинтересовался. — Не поверю, что ты никого из новичков не знаешь!       — Эх, — вздохнул Шакал, сбрасывая одеяло. Расчистил вокруг себя место, словно вот-вот собирался взлететь, уселся прямо, прокашлялся. Вокруг повисла мертвая тишина, все собрались слушать колясника. — Да, знаю! Разломали меня вы, как грецкий орех! Волк это в овечьей шкуре, вот, кто это… Сначала не понимаешь, смотришь, вроде самая обыкновенная девица: молчаливая, затюканная, лишний раз не взглянет да не заговорит, а потом как… БАЦ! И ты уже у нее на крючке. Только и сверкают желтые глаза, да клыки белые скрипят. Знавал я таких людей! Настоящие хищники, жрущие тех, кто меньше и слабее…       Табаки умолк и с умным видом оглядел комнату. Притихшие состайники глядели на него в ответ.       — Так как она выглядит? — ещё раз повторил Горбач.       — Рыженькая, костлявая. Ножки такие кривенькие…синяк на левой коленке почти заживший, уже пожелтел…Руки совсем как у, да простят меня все, нежильца! Абсолютно обтянутые белесой кожицей морщинистой, только зеленые вены оттеняют все это безобразие…       — А ты на лицо то ее смотрел? — усмехнулся Сфинкс. — Описание женских ног и рук не очень интересно нам…       — Я эстет! Замечаю все и сразу! — ответил ему Шакал. — Женские ноги — это очень важная деталь! По ним даже характер можно предугадать…На чем я там остановился?       — Синяк на левой ноге и мертвецкие руки…       — На левой? Нет-нет, он был на правой, расползающийся к ляшке, хотя ляшки ее и ляшками не назовешь… Глаза большие, намалеванные черной краской. У них со Стервятником, видимо, один модный журнал на двоих: макияж очень похож…Нос такой, как у ведьм в книжках описывают: длинный и крючком, только жировика на кончике не хватает. Веснушки, как грязюка, по носу и щекам разбрызганы. Губки тоненькие, прям как ниточки, совсем не подходят ей. К такому острому и большому лицу, нужны все крупные части: нос, глаза, губы. Вот губами обделили ее! Еще так намалевывает их по-пошлятски! Этой коралловой помадой ужасной! Ну вот не подходит, портит! Зачем же себя самолично уродовать?       — Понятнее не стало, — очнулся первый Курильщик, почесывая затылок. И без того непонятный рассказ, стал еще непонятнее. — Волк, овца, глаза, а потом что?

***

      Сегодня их коридоры-комнаты пустуют, даже барахлящий через раз телевизор со сопливыми мелодрамами выключен. Дом, а точнее весь их третий этаж, лихорадит: повсюду стучат каблучки, бьется посуда, разговоры не прекращаются, одежда без конца меняется, волосы начесываются, глаза и губы густо накрашиваются.        И в час общего безобразия Крестная, железная леди Дома, испаряется.       Хотя...это так, метафора. Она просто крайне удачно подобрала себе выходной.       После третьего стакана заспиртованный в банке кактус не кажется настолько отвратительным на вкус. Наоборот, появляется интересная терпкость, хоть вонь никуда не исчезает. Приходится пить, зажимая нос пальцами.       — И долго ты здесь будешь сидеть? — откуда не возьмись около Шаманки вырастает фигура Русалки. Ее сказочно длинные волосы цвета кофе с молоком обнимают сидящую на подоконнике, словно мягкое теплое одеяло. — Ты же не хотела пить эту дрянь…На чай все зазывала. А тебе и не чай вовсе нужен был...       Шаманка пожимает плечами и громко икает, отчего в глубине коридора, где-то за поворотом, кто-то истерично засмеялся.       — Поганки! — прикрикивает она и трясет кулаком в пустой коридор. — Резко расхотелось! Я вспомнила, что чай подсунули с бергамотом, а я его терпеть не могу, — поворачивается к Русалке и расплывается в глупо-пьяной улыбке. Отчего Русалка кривится. — Очень уж привлекательно выглядела эта дрянь...без бергамота!       — Мы только тебя и ждем, а ты одна здесь решила устроить праздник, — не унимается длинноволосая, стараясь разговорить запьяневшую соседку. Третья бутылка уже наполовину пуста. — Эй, не спать! Муха принесла карты, сможешь погадать нам всем? Рыжая ждет тебя и твоих видений по поводу ее принца…Ну давай, ты же любишь это дело.       — Празднуйте пока без меня, надо проветриться, а то мои видения будут скомканы и пьяны до чертиков, — еле размыкая губы, тараторит медноволосая, убирая челку со вспотевшего лба, покрытого сыпью. Окажись рядом зеркало, Шаманка бы испугалась собственного отражения. — Я обещаю, пять минут - и я с вами. Погляжу обстановку.       — Засекаю, — смеется Русалка, пятясь к двери. Ее ярко-зеленые глаза пытаются поймать бегающий взгляд подруги, что, покачиваясь, стекает с подоконника, убирая под олимпийку пустые бутылки. — Пять минут!       Дверь со смазанным изображением кошки захлопывается. Пока можно побродить по пустому коридору, надеясь не наткнуться на злобных рептилий.       — Одна минута — это целый час! Один час — это целый день!       Она проходит по чистеньким матрасам, своровав обглоданное яблоко. В углу кто-то переворачивается, уткнувшись высунутым из-под одеяла носом в стену. Кто-то, кто тоже не видит смысла в празднике.       Быстро устав (конечно, скакать на одной ноге сложновато), девушка разворачивается, чтобы побрести обратно в комнату. Надоело гулять без толку и разговоров. Так и воспитательский блок нагнетает своей атмосферой. Словно здесь никогда никто не жил, слишком здесь чисто и тихо было.       — Гуляешь? — длинношеяя Душечка, сидящая в кресле, выглядывает из дверного проема. Страшное зрелище, если учесть мигающую лампочку.       — Гуляю, — не своим голосом отвечает Шаманка, стараясь устоять на шатающимся костыле. Душенька всегда вызывает у нее странные чувства: Крестную она боялась, над Овцой смеялась, а вот Душенька…Душенька — фрукт непростой, со своими странными мыслишками не в самой ясной голове. — У меня послеобеденное расшатывание как Паук…врачи…прописали. Знаете, это очень полезно для костей...быстрее сращиваются засчет ускоренного обмена кальция в организме...Вот!       — «Послеобеденное расшатывание»? Ну ты и сказала, — смеется воспитательница, подзывая Шаманку к себе. — Видно, давно ты не ходила на уроки, раз так выражаешься. Читать надо больше.       — Не хочу Вас поправлять, но я присутствую на каждом уроке. Даже если лежу в Мо...стационаре...Меня еще в детстве, как собачку, надрессировали: «Учиться надо всегда!».       — Неужели наша леди так с каждым оборвышем сюсюкалась?       — Не она…в то время ее в услугах Дом не нуждался.       На крошечном столике, заваленном пакетами с едой, шипит кофеварка. Грязная. В часы Душеньки в воспитательской всегда царит полный бардак, блондинка не умеет соблюдать порядка, слишком сложная задача для нее.       Душенька выдергивает из розетки шнур кофеварки и скидывает со второго кресла глянцевые журналы.       — Садись-садись. Тебе долго на ногах нельзя стоять. Ты что-то умненькое про обмен кальция говорила? Вот пусть пока приостановится.       Шаманка осторожно садится на краешек кресла, выставив перед собой костыль как щит. Душенька располагается напротив и достает из пачки сигарету.       — Будешь?       — Не курю, — быстро отвечает воспитанница, пряча скачущие туда-сюда глаза под челкой. Кажется, у дверей собралась целая кучка слушателей и ехидно смеется, вглядываясь в ее покрасневшее, в цвет банданы на шее, лицо.       — Правильно, нечего травить столь юный организм. И без того наша, женская, красота быстро увядает. А вообще, — она выдыхает струйку серого дыма в лицо Шаманки. — Не об этом я хотела поговорить.       — Если вы про забитые унитазы, то скажу сразу, это не наша вина! Они сами засорились!       — Не об этом. Сейчас это проблема не столь важна… Ты же, вроде как, авторитет среди девушек? Или как это еще называют «вожак».       — Я бы попросила меня так больше не обзывать, — суетится Шаманка, задергав здоровой ногой, и начинает пристально следить за каждым неловким движением допрашивающей ее Душеньки. Разум тотчас отрезвел. — И мнение мое вовсе не авторитетно. Я, вообще, стараюсь помалкивать, где надо.       — А мне говорили другое…       — Кто вам это сказал, настоящая дубина. Не более. Надо знать, у кого спрашивать такую информацию. Номер комнаты сказать?       Девушка всеми способами старается запудрить мозги воспитательнице, главное — самой не поверить в напридуманую ерунду.       — Поговаривают, что теперь девушки заинтересовались мальчиками, — клубки дыма становятся все более диковинными, напоминая сказочных существ. — Понимаешь, к чему ведет разговор? Умным девушкам даже намекать нет необходимости.       — Поэтому вы мне и намекаете? — выгнув брови-нитки, встает на дыбы медноволосая. А в голове крутится лишь одна мысль: «Бежать!». Странное наваждение не отпускает… — Я не вправе, даже как вожак, кому-то запрещать что-либо делать. Не по-моему это характеру. Попробуйте сначала сами, — тяжело встав на ватные ноги, Шаманка бредет к выходу, мокрой спиной ощущая озлобленный взгляд Душеньки. — Доброй ночи. И кстати, — напоследок оборачивается. — Я тоже общаюсь с мальчиками и это мне уж очень нравится…       — Ну мерзавка эдакая! Крестная с тобой еще проведет воспитательную беседу, если по-хорошему не понимаешь!       Шаманка старается бежать, волоча загипсованную ногу. Бежит, позабыв об оставленном костыле в воспитательской.       «Ну и черт с ним!» — плюет девушка, заворачивая на лестницу. Там, в окружении веселой компании Логов, гонявших игрушечный автомобильчик на батарейках, на перилах качается Спица.       — Я думала, ты с девчонками празднуешь, — удивляется она, увидев запыхавшуюся Шаманку. Редко ее увидишь в таком виде. — У вас же что-то типа девичника…       — Ага, девичник…Иду к ним, — отойдя от развеселившегося Пузыря, девушка топает дальше. Нечего было мешать им… — …ползу.       — Ты приходи, если заскучаешь, — пищит кто-то ей вслед.       На настенных часах бьет восемь. В маленьком кухонном уголочке за обеденным столом сидят три девушки: Русалка, Рыжая и Муха. Они тихо разговаривают и раскладывают карты на столе.       — Да не так надо, рыбья ты башка! — ревет Рыжая, быстро переворачивая карту. — Мы не должны видеть, что там нарисовано!       — А смысл: вижу и не вижу — все равно не понимаю…       Кошатница, притихнув, внимательно следит за ними со своего места; единственная, кто замечает Шаманку, крадущуюся по комнате.       — Пришлепал, алкаш несчастный, — ругается в своей манере. — Фу, не дыши лучше. Воняешь!       На столе, с запачканной белой скатертью с яркими цветками мака, в подсвечнике мерцают три свечи, они освещают лица собравшихся, бегая наперегонки по их щекам.       — На что гадаете хоть? — плюхнувшись на матрас, интересуется Шаманка. Только сейчас она чувствует, как сильно болит нога.       — На суженого, — не поворачиваясь, мечтательно отвечает ей Русалка.              — И как?              — Шаманка, если ты сейчас же не заткнешься, пойдешь ночевать в коридор! — верещит Рыжая, забив кулаками по столу. У них ничего не выходит, оттого она и бесится. — Я так больше не могу!       — Хочешь, я могу помочь? Мне так-то не трудно…Только вот за результат успешный не ручаюсь!