техники сближения

      Когда Ирука возвращается из академии, он застаёт в их доме лишь пустоту. Знает, что Хатаке сегодня не на миссии, а потому настораживается. Обычно его встречают с горячим ужином и чуть кривоватой смущенной улыбкой. В такие вечера они подолгу сидят перед телевизором и бездумно пялятся в отупляющие ток-шоу, чтобы забыться. Он ждал этого весь день: и горячий ужин, и тёплый бок Какаши, к которому можно прижиматься, пока смотришь, как два бездарных повара соревнуются в заваривании рамена. И настолько сладкие эти мечты, что шум воды из ванной он слышит не сразу. Ноги сами туда несут, потому что соскучился, потому что дети усердно валяют его в пыли, потому что мел въелся в пальцы так, что противно.       Распахивая дверь, он ожидает увидеть любимое тело, расслабленное горячей водой. Может быть, даже дремлющее в этой бане, которая получается каждый раз, когда Хатаке ходит мыться. Чего он не ожидает, так это Какаши, стоящего перед зеркалом с занесённым в руке кунаем. Ирука не думает, попросту не успевает, потому что тело все делает за него: точно метает кунай, вышибая такой же из руки Каши, подаётся вперёд и не то обнимает, не то стискивает в боевом захвате. — Ты какого хера удумал?!       Они оба так и стоят перед зеркалом. У Какаши растерянное лицо. Он без футболки, и чунинский жилет почти болезненно притирается к обнаженной спине. Ируку трясёт. — Это вообще не то, что ты подумал. — Я тебе сейчас вломлю так, что думать ещё пару дней не сможешь!       Осколки кафеля отваливаются от стены, подтверждая его обещание. Они разбили его отлетевшими кунаями. Ну, Ирука разбил. Какаши в руках у него совсем не сопротивляется. он расслаблен, и это бесит практически. И пугает до дрожи в пальцах. — Ты не поверишь, если я расскажу... — Хатаке, у тебя одна только попытка сказать что-нибудь прежде, чем я свяжу тебя. — Я собирался подстричься...       Ирука так и замирает. Страх на лице застывает кривоватой маской тупого непонимания. Он даже разжимает свои карательные объятия, отступая на шаг. Седые пряди действительно отросли, топорщатся даже влажные. Умино нервно усмехается. У него дёргается глаз, а руки инстинктивно закрывают лицо. Он смеётся тихо, почти истерически, секунд тридцать, а потом усаживает Хатаке на бортик ванны. Тот не сопротивляется: и садится послушно, и на красивые медные ножницы, которые из шкафчика вытащил сенсей, смотрит доверительно. Вертит головой в нужных направлениях, позволяя Ируке ровнять его творческую стрижку. — Ты мог бы попросить меня раньше, знаешь? — Кто знал, что ты так отреагируешь? — А ты бы иначе отреагировал?       Какаши не отвечает, уводя виноватый взгляд на осколки плитки. Ирука только усмехается. Он не удивлён. Как говорит Генма, у них все всегда через задницу.