У нас в ванной жили звёзды

И снова затопим соседей водой, Разрыв нашей вселенной. У нас в ванной жили звезды и капала кровь, Добро и хейт переменны.

***

      Он прекрасно знает, что его никто не ждёт в этом доме. Он знает, что никакие цветы не подарят ему хоть каплю счастья. Он знает, но… Без их звёзд в ванной он прожить и дня. Глупые наклейки, которые вдыхают в его жизнь.       Ох, если бы Руми не сказала что в этой квартире местные видели звезды на полу, он бы… А что он? Продолжил бы рыдать и выщипывать себе перья.        Гематомы уже давно красивой россыпью пустились по спине и шее. Опять двойной стук в сломанную дверь и грубый удар по голове. Разбитая гитара слабо напоминает ему про то дурацкое обещание, про те дурацкие аккорды. Без крика, в полной тишине, он лишь грустно смотрит. Сломанным взглядом блуждает по сильным рукам, которые беря за шкирку буквально закидывают в ванну.        Вода полностью заливает пол в комнате. Соседи уже не раз жаловались. Но он же про-геро… Хотя нет, он уже не герой, когда-то да, но не сейчас. Руки плавно ложатся на почти сломанную шею. Обгорелая плоть слегка щекочет кожу, но это уже не важно. Ногти впиваются в уже полностью разодранную шею. Обычно его предложения начинаются в среднем тоне, затем тон повышается, а к концу снижается, «замирает», растворяется в тишине. — У нас в ванной жили звёзды и капала кровь — вспоминается мимолётная строчка из любимой песни. Где-то сверху громко хмыкнули, и сильнее сжали руки. Игривый огонёк скользнул по воде.        Красиво… Правда сжигаются все звезды. На запах гари по вечерам, соседи тоже не раз жаловались. Это уже не важно, когда к крыльям плавно касается голубая искра. Звёзды горят ещё сильнее. Сильнее горят крылья. Дымка выедает глаза. Поплывший взгляд падает на небольшие стеклянные баночки, тоже со звёздочками.       Голова не выдерживает, и начинает кружиться, когда сердце выбивает чечетку. Но уже не понятно от чего, может тахикардия*, может боль. Куда всё укатилось? Куда пропал тот красивый, молодой про-герой с величайшими алыми, налитыми крепким, опьяняющим вином крыльями? Он не удержался от своих же звёзд. И когда звёздочки горят, горят и его крылья. Вода становится красной, не только от намокшего пуха. Немой крик опускается тишиной в комнате. Огонь кажется не таким уж и горячим. Скорее обжигающе холодным.        Пока крылья горят, горит и сам ястреб. Пока клыки рвут кожу на плече, он считает все свои звезды. — Утопи все наши звезды — голосу сверху явно нравится мучать своего… И правда, кто он ему? Взгляд порхает по тем же баночкам, а пламя лезет на стену, к проклятым ёмкостям. Сердце ещё не делало такие кульбиты, за все 22 года жизни.        Кажется, с затянувшихся ран течёт ртуть. Руки ослабевают, а крылья сгорают вместе с крайней плотью возле их основания. Чужие, сухие губы жестко целуют каждую ранку, и потом раздирая и мягкие, родные.       Сознание уплыло еще полгода назад, когда он впервые увидел эти звезды на двери в квартиру, и звёздного мальчика, который лишь с блеском в глазах, таким как и него самого. Игривый огонёк уже давно сжёг последние звезды. Стекло на окне рядом с немного обожжённым стеклом покрылось миниатюрными капельками влаги. Глубокая бирюза уже давно утянула на дно. Последние вдохи, и строчки, только уже грубым голосом. — Добро и хейт переменны — идеальная тишина опускается в комнату мягкими шажочками. Зачем он только повёлся на эти звезды? Зачем полюбил эту проклятую бирюзу? Он это унёс с собой уже не в этот мир.       Янтарные глаза больше не сверкнут расплавленным золотом. Кожа больше не укроется крупинками от холода. Волосы больше не будут по утрам рассыпаться золотыми нитками по пуховой подушке. Белый пух и красные перья. Тело обтянутой бархатной кожей не будет больше так манить прикоснуться к себе. Серебряный голосок больше не зазвенит в гробовой тишине квартире.       Больше не будет того ювелирного парня с горяще-медными слезами.       Жалко только два пера, которые чудом не сгорели. В стеклянную банку дрожащие сильные руки опустили последнюю пару алых «слёз».