Чёрное солнце

Человеческая природа действительно удивительна и смехотворна. Они терпят бесконечные обиды, жалуются на беспристрастную, пустую, лишенным смыслом жизнь. Воссоздают голове ярые фантазии, упиваются ими, влюбляются, а потом удивляются, что их представление разительно отличается от реальности. Разочаровываются. Теряют страсть. Заканчивается топливо. Лопается интерес подобно мыльным пузырям. Человеческая жизнь абсолютно проста и не интересна. Они поступают в школы, в колледжа, университеты, находят работу, потом заводят семьи, любовниц, детей, приходят и уходят с дома к своим жёнам. А потом наступает конец. Структура умирает. А потом начало. И так раз за разом. Раз за разом. Опять все заново. И я пренадлежу к этой структуре. Те, которые зовутся людьми. И это жутко бесит. Твоя божественная природа подстраивается под человеческую и это чертовски плохо. Это чертовски неудобно. Странно. Гадко. Вот что первее приходит мне в голову, стоит лишь подумать о своей изначальной божественной сути. Вибрирует телефон. Я вытираю руки, кладу тарелки и одним взмахом пальца разблокировываю его. На экране засвечивается уведомление: «Обнаруживая Твои следы, я прихожу в восторг. То что ты делаешь от всего сердца — невозможно описать словами. Ты приносишь добро. Все Твои деяния это благо.» Сообщение гласит; «И что бы не наговаривали на тебя и Твою семью те, кому это удобно и выгодно, я знаю, что есть и те, кто стремится видеть Тебя, а не только травм.» И я роняю телефон, прямо на гребанный кафель. Рука дрожит, на шее вздуваются вены, под кожей пульсирует кровоток. Мой врач говорит, что мне нужно меньше переживать, пытаться научится контролировать агрессию, тем самым выпускать пар всеми возможными способами. Они просто не понимают, когда ты пылаешь изнутри, что этот огонь является всего лишь частью твоей сути, структы. Мерзкие бабы. Мерзкие люди. Особенно когда это одновременно льстит. Остро чувствуется на языке привкус сладостного обмана, иллюзии и человеческой выдумки. Фантазии. Я — все противоречивое во Вселенной. Глупых презираю. Умных уважаю. Совсем скоро закончится моя смена. Одновременно работать в маленькой забегаловке и в тоже время вести лекции по мировой политике, о международном отношении и социологии — сложно. Копить на свадьбу, копить на квартиру, копить на хорошую мебель — вся эта обыденность убивает желание напрочь. Поэтому мне нужна разрядка, эйфория. Я не помогаю никому просто так, по крайней мере в моих желаниях нет искренней помощи. Всегда и во всем есть своя цель. Нет смысла что-то делать, когда нет выгоды. Мне это не интересно. Не нужны чужие беды, чужие проблемы. Кому это надобно? — Привет, дорогой. Линда, рыжеволосая официантка посылает мне воздушный поцелуй и я мимолётно целую ее в губы, прежде чем она после себя оставляет в помещении запах своих приторных духов и цокот своих невысоких каблуков. У нее отменная задница. Длинные ноги, широкие бедра. По понедельникам она носит узкую блузку, чтобы понравиться богатому поситителю в надежде, что избавится от нищей жизни. Хотя живёт она неплохо. Людям вечно все мало. Их вечно что-то не устраивает. — Сладкий, можешь выбросить мусор? Я вздыхаю. Ничего не меняется. Выбрасываю все: начиная от пустых бутылок и заканчивая старыми порно-журналами. Я живу один в двухкомнатной квартире на шестом этаже. Достаточно приличная. Не могу сказать, что она прям шикарная, но девочке моей нравится. Она думает, что если я продам свою, а она свою, то мы сможем себе позволить дом на пристижном районе. Я собственно не против, прежнее жилище моей малышки было неважным, а у отца, который частенько привозил ее к себе — квартирка на пять звёзд. И собственно, не удивительно, почему она так страстно этого желает. Смена наконец закончилась. Я выбираюсь на улицу, в самую пеклу. Поправляю кучерявые пряди, спадающие мне на плечи. Другая сбритая часть волос невыносимо чешется. Шампунь явно неудачный. Набираю номер Сигюн, вместо гудков идёт реклама: «Не знаете как добиться идеальной белизны зубов? Кому обратиться за консультацией? Не знаете как сделать улыбку ярче, а зубы ровнее? Приходите в наш стоматологический центр…». Дальше я не слушаю. Раздражённо вырубаю телефон. Даже это бесит до скрежета зубов. Выпускаю вздох. Телефон выбрирует вновь. Я беру трубку. — Ты где? — Уже здесь. Звучит ее голос сзади моей спины. Я расплываюсь в восхищённой улыбке. — Боже, хрюшечка, это ты. Сигюн недовольно надувает губы, смотрит, не прерывая взгляд. Загадочная хитросплетенная улыбка разрезает мое лицо. Она всегда выглядит свежо: ее яркая розовая помада блестит на солнце, волосы мерцают охристо-золотистым. Моя невеста хороша. Выглядит безукоризненно даже в обычной голубой рубашке вместе с серой юбкой. И это мне нравится. Она мне нравится. Я… люблю ее. Когда мы торопя заходям в его квартиру, я тут же снимаю черную майку, резко разворачивает свою невесту к себе спиной и стягиваю ее мини-юбку. Совсем не понимаю зачем она носит эти колготки. Это же неудобно. Она поворачивается ко мне и ее щеки щедро пылают. Я шепчу. — Я тебя трахну. Она все ещё шумно выдыхает. Совсем неважно как выглядит женщина, не важно какой у нее вес, какие волосы, какая внешность. Женственность не исчезает, не растворяется в пыле городских домов. Моя Сигюн хороша. Просто восхитительна несмотря на то, что в голове у нее сущий бардак: как же хреново, когда любимая девочка является будущей анорексичкой, нездорово глядящая на свою красоту. А ведь она такая худышка. — А.х… В моем голове лишь ее стоны, лишь запах ее тела, аромат волос. Время так проходит незаметно. Сигюн что-то печатает на ноутбуке и я говорю: ты не против, если я покурю? Она отвечает, что нет и я делаю затяжку. Ее пальцы как будто сами печатают, порхая над клавишами. Поправляю ее локоны. Они совсем растрепались. Касаюсь ее голых острых плеч. Пахнут клубникой. Каждый раз, навещая меня, она оставляет на моем кружке след своей помады. Сегодня розовый, через неделю сливовый. Завтра красный. Послезавтра страстная волчица. Прямо сейчас милый котик. Она прижимается ко мне, с улыбкой лепечет, что чувствует во рту мой вкус. Сигюн краснеет и смеётся. У нее красивый голос. Переливчатый, как у трели. Она миниатюрна. Моя девочка говорит, что ей нравится моя татуировка в виде змеи. Дым оседает пеленой. Я прикрываю глаза. Раз. Два. Раз. Два. Раз. Два. Три. Мы с ней знаем кем являемся и свою суть, свою роль в этом мире. А вирд довольно херовая штука. Я никогда ее не ревновал. Никто не сможет отобрать ту, кто по праву принадлежит тебе. Ревность — удел слабых. Наши отношения с Сигни слишком непонятны и странны для других людей. Я — непостоянство. Она — постоянство, самой высшей в своей сути. А пока я все это рассказываю, хотел бы ответить, что сам не до конца пока разобрался в себе. Я — Локи. Я говорю: детка, улыбайся. Малышка, смотри на меня. Ведь пока я человек, могу тебя любить.