Хорошо

Югём, опершись о перила балкона, наблюдает за уходящим солнцем. Рассвет яркий, красными линиями строясь ниже облаков. Он зевает и втягивает холодный воздух, концентрируя взгляд на облаках. Они холодные на вид, далёкие и, хоть и пушистые, совсем не привлекают мужчину. Покрытые снегом здания и земля, что с такой высоты кажется жалким клочком, не вызывают симпатии. Ничего не вызывает симпатии, только разочарование, способное разъесть внутренности из-за стресса. Из-за всего того, что навалилось на мужчину в последнее время. Не пытаясь осознать самого себя, а стараясь стать кем-то ради других, он, кажется, совсем не уверен в своих действиях сейчас. Так опрометчиво. Хотя бы потому что она, её имя забыть хочется, но оно всплывает само по себе, словно встроенное в корку мозгу. Хотя бы потому что она существует, дышит где-то в одной стране, на одном континенте, а хотелось бы ещё дальше, где-нибудь на Аляске, в холоде. Хотя бы потому что она не заслуживает того, что продолжает испытывать к ней Югём. Он зол, он знает, что хочет оставаться безразличным к ситуации, но этому не бывать. И как тут поступить, если вся та ненависть возникает к ней из-за её измены. Трудно. Боязно, что сам виноват. Не следил, не любил, не ценил, что может даже правдоподобно, потому что в тот вечер сердце не стиснуло так, словно следует ждать скорую помощь, в голову лишь ударило чувство вины. Заслуженно ли? У Югёма всё впереди, но он знает, что чем взрослее станет оболочка его, тем труднее будет. Остаётся пожелать лишь удачи, потому что другое у него заканчивается. — Безумец, — протягивает он самому себе, глядя куда-то далеко за горизонты домов, и рукам за то время становится холодно; температура не щадит. Если бы Югём умер бы вчера, когда кутался тепло в одеяло и в один момент ему стало не хватать воздуха, то он бы не узнал сегодняшнюю боль. Если бы он умер утром, когда уронил с высокой полки нож и не отскочил в последний момент, то он не стал бы размышлять о своих поступках. Если бы он умер по дороге на встречу, когда слишком рано завернул и чуть было не врезался в другую машину, то ему бы не пришлось стоять на холоде и корить себя. Если бы он прыгнул сейчас, прямо туда, то смог бы умереть. Он живёт на шестом этаже, на земле плотный снег, рядом нет никаких мешающих предметов, как и людей, а за, максимум тридцать секунд, или сколько там говорит физика, он смог бы лишить себя воздуха и стать невесомым. Чем взрослее становишься, тем чаще думаешь о смерти и ситуациях, которые могут и не случиться, потому что действие то кажется уже не удручающим и тянущим на дно, а спасающим кругом на поверхность. Обидно, что даже так она вряд ли оценит сей широкий и убивающий (буквально) жест. Позабыть всю жизнь свою, но, чёрт, нельзя, даёт же опыт какой-то, бонус… жаль, никто не объяснит как с этим поступать. Югём не знает куда деть трудные мысли и волнения, потому что мурашки по коже пробегаются неестественно часто, в то время как она, скорее всего, счастлива. И тут бы повозмущаться и закричать от всего, что накопилось внутри, но то ли сгушающаяся темнота не даёт, то ли гордость принимает поражение, тупо уставившись куда-то вперёд. — Хорошо, — выдыхает в конце, закрывая ладонями глаза. Раз уж всё вышло так, то ничего не изменишь уже, хоть кричи, хоть стой истуканом. Раз уж так, то ничего не остаётся сделать. На что-то крайнее он не решится, а жить всё равно придётся. Может быть, в этом и правда есть что-то хорошее.