Подвал
05 ноября 2022, 12:04
У Лютогора, сына Кощеева, предводителя навьего войска, теперь много времени для раздумий — целая вечность. Схваченный воинами дивьего царя Радосвета, сидит он у него в подземелье, подвале каменном, тёмном и глубоком. И кованые засовы на двери дубовой, и железо кандалов, что крепко — будто челюсти свирепых огнепёсок, день и ночь отцовский замок стороживших, — заговорены от чар, каковые Лютогор попробовал бы на них наложить.
Боятся его дивьи воины, ох, боятся, думает он, усмехаясь. Сам понимает прекрасно, что усмешка выходит кривой и невесёлой. А чему радоваться? Его молодое крепкое тело протестует против кандалов, против бездвижья, молит о воле, о свежем ветре, о воде родниковой, которую надо черпать пригоршней из ручья и пить, роняя вниз блестящие на солнце капли. Где то солнце, где та вода? Солнечный свет — единственно в крохотном оконце под потолком, решёткою кованой забранном. Вода — вон она, застоялая, в глиняном кувшине, краюхой чёрствого хлеба прикрытом.
Лютогор не сетует на несправедливость судьбы. Он знает: любые испытания, любые наказания, что выдумают для него дивьи воины, будут им заслужены. Не он ли, не его ли отец — враги им лютые? Недаром же такое имечко отец сыну дал.
Лютогор снова усмехается. Имя это он с малолетства ненавидел. Просил звать его Лисом — прозваньем того зверя, рыжего, вёрткого да хитрого, в какого он умел оборачиваться.
Эх, вот стать бы сейчас таким проворным хватким зверем, выскользнуть из проклятых кандалов, в прыжке-полёте достигнуть окошка под потолком, юркнуть меж прутьев… Но нет, недаром на нём заговорённые кандалы — никакие чары сейчас ему не доступны.
Лютогор ждёт пыток, ждёт казни. Он не понимает, почему медлит Радосвет. В подвалах отцова дворца провинившиеся в чём или обвинённые в измене претерпевали такие муки лютые, что молили о смерти денно и нощно.
Помнил он, как дядька Ешэ, отцовский советник и главный над пыточными теми подвалами, впервые ввёл его туда.
…Струной натянуто тело в окровавленных лохмотьях, за запястья к крюкам в каменном потолке подвешенное. Руки неестественно вывернуты, вытянуты, и кажется, что каждая жилочка в них уже надорвана. Человек едва слышно стонет, покачивая в забытьи раскосмаченной головой. Но едва тьма бессознания наваливается на него, пол под его босыми ступнями начинает раскаляться. Докрасна, дозолота, покуда казнимый не начинает кричать хриплым сорванным голосом, пытаясь подтянуться вверх на искалеченных своих руках, чтобы спасти обугливающиеся ступни.
Тошнотворно воняет палёным мясом.
— Что тебе дороже — руки или ноги? — с каким-то усталым смешком вопрошает дядька Ешэ, а Лютогор, окаменев, смотрит на эту страшную пляску терзаемого человека — смотрит, пока сам не оседает на пол, сражённый милосердной тьмой.
Отец только презрительно фыркнул и покачал головой, узнав про то, а дядька Ешэ, наоборот, буркнул: «Не дело это — княжичу по пыточным подвалам шататься».
А вот сейчас он сам сидит в таком же подвале. И не приходится ему ждать милосердия.
Вот и шаги за дверью. Лязг засова. Что его ждёт?