Требует пора любви немного горьких украшений

      Юный троодон широко зевал, мечтая о тёплой постели и о новом прекрасном сновидении. Прошлой ночью Гилберт не смог увидеть во сне что-либо приятное для него, стоило только ему закрыть глаза, как ему снился дядя, с которым всё время происходило что-то ужасное. Странное дело, жить вместе с дядей и видеть подобные сны. И что ещё больше пугало, так это то, что всё происходящее в кошмарах могло произойти в реальности. Ведь у его дяди было тяжёлое заболевание сердца и он мог схлопотать инфаркт из-за волнений. Гилберт это слишком хорошо понимал, но не знал, каким образом он должен показать любовь к нему. Стыдно при друзьях показывать любовь к нему. Как-то не слишком круто для подростка.       Гилберт проходил у комнаты дяди и остановился. Никто не звал его, не призывал остановиться и всё тому подобное. По какой-то причине он сам захотел узнать, всё ли с ним в порядке. Дверь была слегка приоткрытая, из-за чего Гилберт увидел, как Сонни сидел за столом, слегка сгорбившись. Тому было было тяжело раз за разом писать многочисленные отчёты начальству именно ночью, так как днём он был поглощён работой, работой и ещё раз работой. Племянник слегка удивился, когда дядя начал тихонько напевать, попутно закрыв голову руками. Видно, снова голова болела. Но Гилберта волновало вовсе не это, а сама песня. Стараюсь я, как могу, не доверять никому, Любви не чувствовать, лишнего не требовать. Никогда спорить ни с кем, не доставлять проблем, И не выделяться, не слишком открывать себя.       Гилберт вздрогнул, пытаясь унять дрожь во всем телом. Стараюсь я, как могу, не навредить никому, И никого не гнобить, случайно не убить. В то же время, не обнаружить лицемерия, Нос не задирать никогда. Не забывать порой разбавить незатейливой шуткой диалог, То тут, то там бросать улыбки, с комплементом между строк. Пусть горько, зато красиво. Не говоря ни слова, съешь до крошки шоколад. Пусть горько, зато красиво. Не придирайся, просто делай то, что говорят. Чувствуя, что разум высосан до дна, Сердцу одному ты доверишься пока. Значит, и поступишь так же, как и я. «Кстати говоря, уточнить хотел, где раньше Могли мы с Вами видеться?.. Впрочем, ерунда» Стараюсь я, как могу, о лишнем не говорю — Никто не должен знать больше, чем положено. Но держать закрытым свой рот всегда не должен я, Лучше рассмешить, чем помимо воли быть смешным. Стараюсь я, как могу, знакомых превозношу, Всех уважаю вокруг, пою другим хвалу. Но остерегаюсь ехидных комментариев, Палку перегнуть не могу. Как пожизненный узник группы, Вновь любезничать с ними приговорён. «Ну и ну, — говорю, — твоя челка шикарна!» И так далее, весь этот скучный трёп. День и ночь, я уже на взводе! Будто самосуд религиозной секты... Но не должен тронуться умом.       Гилберт не подозревал, через что проходит дядя, чтобы казаться лучиком идеала в этом мире. Пусть горько, зато красиво. Тебя испортит эта одинокая любовь. Пусть горько, зато красиво. Пропали птицы, их искусство было лишь дерьмом. Раньше полон был возвышенных идей, Пылко рассуждал о великом, а теперь... Сказанное «нет» очень часто значит «да». «Дай-ка похвалить! Для тебя это впервые, Но справился прекрасно. Наверное, талант!» Требует пора любви немного горьких украшений. Требует пора любви немного горьких украшений. Пусть горько, зато красиво. Изображая из себя всеобщий идеал, Пусть горько, зато красиво. Свои эмоции и личность я уничтожал. Пусть горько, зато красиво. Сожги желания и эго, пепел закопай. Пусть горько, зато красиво. Вдруг понимание настигло: Я же вырос, мам.       Гилберт уже не сдерживал слёзы и они свободно потекли по его щекам. Чувство озарения словно очистило его от всего недоверия к нему. Дяде, что не по своей воле выбрал стезю идеальности. Завтра, послезавтра, много дней спустя Буду этот ад проживать покорно я. Так что, может быть, позволишь хоть сейчас Где-нибудь запрятать внутри остатки детства, И с ними уберечь настоящего себя? «О, похоже, вспомнил! Вы — тот серьёзный дядя, Который мне запомнился... Впрочем, ерунда»       Гилберт ничего не сказал, лишь тихо, как мышка, прошёл в комнату и обнял со спины любимого дядю. И лишь тихо шептал слова прощения. Он не видел, с каким пустым взглядом на него смотрел Сонни. И это точно к лучшему.