Своевременное признание

Это было тихое мирное утро в Шире. Иных там и не бывало. Юный господин Фродо Бэггинс, однако же, волновался, ведь его ждал серьёзный разговор. Разговор, что, возможно, изменит его жизнь полностью. И вот час настал… Фродо подошёл к дяде, откашлялся и сообщил как бы непринуждённо: — Дядя Бильбо, я должен сказать тебе, что мы с Сэмом любим друг друга. Мы поженимся. Надеюсь, ты не возражаешь, ведь так будет лучше для всех. И для Сэма, и для меня. И для тебя, наверное, тоже. Услышав эти слова, Бильбо уронил свою трубку. Он встал из-за стола, прошёлся взад-вперёд по залу, подумал немного, оглядел потолок и пожал плечами:  — Ну, раз ты так хочешь… Смотри только, чтобы у вас всё было хорошо. Сэм вообще-то неплохой парень, хоть я и не понимаю, зачем тебе жениться. Но если уж решил, будь по-твоему. Я ведь, честно говоря, не возражаю, наоборот. И от всей души желаю тебе удачи. Хотя мне лично кажется, что брак и везение — вещи несовместные. — А ещё, — добавил Фродо, чтобы как-то поддержать разговор, — у нас будет, наверное, большой медовый месяц. В Ривенделле. Владыка Элронд готов организовать его для нас. Обещал даже огромный цветок, который мы назовём Эзелот… Ну, ты понимаешь. Цветок покоя и счастья. Очень редкое растение. Говорят, его можно найти только в Ривенделле. Но это неважно. Главное, что ты благословил наш брак. Ты можешь даже отправиться с нами, поживёшь без докучливых родственников и прочей гопоты. — Пожалуй, — сказал Бильбо, — не откажусь, Фродо. Не откажусь… И вот Фродо счастливо улыбнулся, ласково потрепал дядю по плечу и выбежал из дома. Очевидно, к своему дорогому Сэму. Бильбо же погрузился в раздумья. Мысли его занимали собственные слова о браке и его (якобы…) ненужности. На самом деле, старина Бильбо кривил душой. Был один… человек… гном, с которым он был бы рад связать себя этими узами. Признаться, до сих пор был бы… Да только телега уехала, как говорится, отгремела, и дело с концом. Они оба стары — он и гномий король Торин Дубощит. Но всё-таки то, что вспыхнуло между ними в какой-то момент, было больше всего похоже на чувство любви. Неозвученной и взаимной. Мать честная! Как давно они не виделись! Не исправить ли эту оплошность? Бильбо покачал головой, осмотрел полку с шишками, специями и безделицами, нашёл старую, как он сам, чернильницу и устроился за столом. Почему бы не написать Торину? Не рассказать о своих чувствах? Да, идеальная возможность упущена, но неидеальная — лучше, чем ничего. Так он хоть не будет жалеть на смертном одре. И вот Бильбо, куснув кончик пера, воскликнул: «О!» А затем начал письмо-признание… «Мой дорогой друг, мой великий король! Это письмо я пишу, чтобы сказать тебе самое главное: я люблю тебя. Не как книгу, уютное кресло, жареные кабачки или даже хорошее странствие… Нет, мой Торин. Я люблю тебя так, как любят только раз в жизни. Моя жизнь недолговечна, и я уже не тот Бильбо, которого ты знал — нет… Но я по-прежнему твой Бильбо, внезапный взломщик, попавший в серьёзную передрягу и полюбивший сурового, упрямого гнома с самыми чистыми и прекрасными глазами во всём Средиземье. Я долго молчал, ещё дольше откладывал, а в удачнейшие из моментов попросту упускал свои шансы. О, умоляю тебя — не суди меня слишком строго. Пусть каждый видит в моей ошибке личную трагедию старого хоббита, этакое поучительное назидание для себя самого. О чём я прошу? Да пожалуй… О том, чтобы встретиться с тобой вновь. Мы давно не виделись. Я понимаю, что это моё письмо кажется тебе бредом сумасшедшего. Я сам думаю о себе именно так. И, поверь, вполне этого заслуживаю. Но всё же не откажи мне в этой последней просьбе. Пожалуйста. Ну, до встречи?.. По крайней мере, я очень на это надеюсь. Навеки твой, Бильбо Бэггинс» Закончив письмо, Бильбо отложил перо. Он ощущал облегчение и волнение. Ох, как давно он как следует не волновался… Не о позабытом на огне чайнике и прочей ерунде, а так, молодо, бурно, по-настоящему… * * * * И вот час настал. И на этот раз не для Фродо, а для самого Бильбо. Торин Дубощит принял его как гостя в своих королевских суровых чертогах. Подумать только! Он поседел, и время лишений, битв, радости, горя, а также бремя правления давали о себе знать, что ни говори, но… эти глаза, суровые и глубокие, холодные и ласковые, смотрели на Бильбо как прежде. И волновали как прежде… — Торин! — воскликнул Бильбо, обнимая старого друга. — Ты ничуть не изменился! Что ж, хоббит не покривил душой, ведь Торин не поменялся в главном. Они обнялись, смеясь и стукая друг друга по спинам. Два деда без внуков. Такие разные судьбы. Такие давние друзья… Лишь одно не давало покоя Бильбо — осталась ли в сердце Торина та любовь, которую он видел в его взгляде прежде? Хоть толика её. Да, будучи куда более молодым хоббитом, Бильбо не понимал, что любит взаимно — отчасти именно это и послужило причиной его замалчивания собственных чувств. Но со временем, набираясь опыта, солидности и нагловатой старческой уверенности, Бильбо осознал, что его любили в ответ. Долго ли?.. Столько лет прошло с тех славных тревожных пор. — Бильбо, — Торин тепло улыбнулся, — мой взломщик. Мой друг. Лучший из всех хоббитов, кого я знаю. Чувствуй себя как дома. Вскоре настало время пира. Фили и Кили, возмужавшие с годами, наперебой расспрашивали о приключениях друга-хоббита. Приключениях, которых, увы, с тех пор, как они расстались, не приключалось… А впрочем, они с удовольствием слушали и о празднике Тыкв, и о празднике Первого Урожая, и о столовых приборах. И Торин не отводил взгляда от Бэггинса. Улыбался, насмешливо щурясь. За столом шла неторопливая беседа, гости время от времени вставали из-за стола, ходили по залу, здоровались друг с другом. А потом хоббит заметил, что Торина нигде не видно. Он вышел из-за стола и встал у камина. Рядом с ним сразу оказался Фили. Они долго молчали. Потом, словно бы не в силах больше оттягивать беседу, Фили сказал: — Дяде не хватало тебя. Он часто о тебе вспоминал. Особенно в последнее время, после твоего письма. Бильбо невольно нервно сглотнул, надеясь, что Фили не знает о содержимом… А впрочем, к чему это всё? Скрывать ему было нечего, кроме, конечно, колечка из подземелья… — Такое чувство, что он и вовсе не изменился… Удивительное дело, — пробормотал Бильбо. — Мы, гномы, что в молодости, что в старости волосатые, бородатые, упрямые, боевые и, в общем, с характером парни, — хохотнул Фили. — Так что да, друг мой… Так что да. Попрощавшись с Фили, Бильбо вышел подышать на огромный каменный балкон. Именно там он застал Торина, что глядел прямо перед собой и почему-то казался взволнованным. — Торин, — позвал его Бильбо. — Всё в порядке? Торин повернулся к нему и пристально посмотрел в его широко раскрытые глаза. — И да, и нет, — веско сообщил он. — Бильбо… Мне не хватало тебя. Всё это долгое время. Не пристало королю чувствовать себя глупцом, однако же я жалею… о каждом мгновении, что упустил. — Что ты хочешь сказать? — неуверенно уточил Бильбо. Торин вздохнул. — То же самое, что сказал мне ты в своём странном письме. Бильбо… Что в тебе есть такого, чего нет во мне? Что это за храбрость, которая поражает меня тем, какая она отчаянная, неуместная и… — И… что? Что, Торин? — Совершенная, — Торин покачал головой, улыбаясь. Удивительно, но его голос дрогнул. — Мне следовало бы поучиться ей у тебя. Как ты думаешь, Бильбо, мы сможем с тобой наверстать упущенное? Сердце Бильбо забилось поистине бешено, хотя до того оно грозилось выскочить из груди. Он поднял на Торина глаза, в которых стояли слёзы, и лишний раз убедился в том, что морщины и прочие следы времени сделали образ Торина лишь прекраснее. Величественнее. И в то же время теплее. По крайней мере, теперь было видно по этим морщинам, что гном часто улыбался. Бильбо шагнул Торину навстречу. — Ещё как, — произнёс он севшим голосом, но с какой-то своей прежней, наивно-уверенной интонацией, столь несвойственной ему все последние годы. — Я готов, как это… начать прямо сейчас, — и, не дав Торину возможности ответить, Бильбо притянул его к себе — сперва для объятия, а затем и для поцелуя. … Да, иногда любовь расцветает поздно, но что может быть красивее поздней розы и ярче последних лучей заходящего солнца?