Утерянное сказание

— Тебе реально не больно? — косился Артур на лицо Гилберта, пытаясь найти хоть какие-то признаки дискомфорта. Рана на его плече подсвечивалась салатовым, и медленно наращивалась плоть, восстанавливались сосуды, сращивалась кожа. Процедура на самом деле болезненная, ну или как минимум очень неприятная. Обычно в отряде Скотта молодым воинам Кёркланд вначале "замораживал" место ранения: и зараза не проникнет, и боли не чувствуется. Бывалых он не хотел этим обижать. Над бахвалистым Байльшмидтом же он собирался поиздеваться, как настоящий садист, вот только тот и не поморщился, не доставил ни капли удовольствия, сволочь. — Малыш, я тебе не нежная девица. Это мелочь, не заслуживающая внимания, — снисходительно ответил Байльшмидт. Где-то на фоне фыркнул Родерих, вслед за ним высокомерно пискнул мелкий зверёк, выглянув из рукава принца. Иван же, разжигая костёр, поглядывал в сторону Артура и наблюдал за движениями его пальцев, что касались краёв раны, направляя заживляющее заклинание. Нежная, бледная кожа слегка загорела во время путешествия, но уже было далеко не лето, чтобы этот слабый загар мог хоть сколько-нибудь продержаться. Рана на плече срослась за минуту, и, конечно, шрама не осталось. Удовлетворённо кивнув, принц занялся щекой Гилберта. Тот, казалось, томился от бездействия, но сидел смирно. Спал этой ночью Артур довольно беспокойно. Он был довольно нервным, в силу ли врождённого характера или вмешательства зелий в развитие организма, а потому сразу после разговора с Иваном рассчитывал на бессонную ночку. Страх, чувство вины, опасения о будущем, мысли о своём народе и жизни среди тёмных — всё сразу заняло его голову, и бедный мальчишка просто не мог разобраться с этим. Голова налилась чугуном, и в воспалённом сознании одна за другой мелькали отвратительные картины. Ночную темень разгоняли свечи в роскошных золотых подсвечниках. Запястья сковывал металл, и боковым зрением Артур заметил, что наручники крепились к изголовью кровати с помощью прочной зачарованной цепи. Железо искрило от количества наложенных заклятий. Горло сдавило от отчаяния и безнадёжности так, что голос не слушался. Принц и слова вымолвить не мог, лишь беззвучно открывал рот в попытке закричать, но каждая из них заканчивалась провалом. Тонкая бежевая ткань, прикрывавшая плечи, живот и бёдра, не прикрывала даже колени. Не искушённый ни в чём подросток подумал, что это, наверное, ночная рубашка. Такая короткая... Полупрозрачная, с кружевами внизу... Так или иначе, синяки и ссадины на ногах она не прикрывала, как и следы от чьих-то пальцев на бёдрах — те попросту просвечивали. От осознания этого захотелось кричать с новой силой, но горло напрягалось понапрасну, срывая голосовые связи — изо рта Артура по-прежнему не донеслось ни звука. Приближение этого человека принц не увидел и не услышал, а почувствовал. Всё внутри сжалось в беспрестанно болящий комочек, сердце испуганно билось о рёбра, а горло вновь распирало от немого крика. Тело задрожало от холода. Он, он, он! Снова он! Налитые жаждой крови и похотью фиолетовые глаза напугали настолько, что более не было сил находиться в этом кошмаре. Бесполезный, болезненный, беспокойный сон закончился ещё одним немым криком Артура, на этот раз наяву. Он был в ужасе от того, насколько это походило на то, что произошло с ним во сне. Рот раскрывался, горло горело огнём от напряжения, но ни звука он не мог издать. Он оглянулся и с замиранием сердца посмотрел на своих спутников. Вон совсем рядом Родерих тихо и размеренно дышит, погружённый в забытье. Как-то раз он признался Кёркланду, что вообще, абсолютно не видит снов. Принц никогда не думал, что будет ему настолько завидовать... Чуть поодаль спал Гилберт, и недалеко от него расположился Брагинский. Все спят, один Артур, как умалишённый, подскочил, перенервничав с ничего. Молодец, что сказать. Родители были правы, он бесполезен. Способен только мотать нервы себе и другим, а более ни на что! Ругая себя на все лады, Кёркланд пододвинулся ближе к Эдельштайну и прикрыл глаза. И вовсе это не слабость, убеждал он сам себя, просто никому же не будет хорошо, если он не выспится, правда? А некромант, ну... Вдруг его суперспособность распространится и на Артура, и он сможет забыться на пару часов? Правда, уже начало светать, но...

***

Отмахиваясь от назойливых капель дождя, Гилберт обернулся и жестом подозвал Родериха. Эдельштайн покладисто кивнул и, даже не возмутившись, пришпорил коня. Поравнявшись с Байльшмидтом, он тихо спросил: — Что? Гилберт лишь перевёл взгляд на Артура. Укутанный в плащ и усаженный на лошадь подобно девице, мальчишка спал в объятиях Ивана. Тот не выражал никакого недовольства. Напротив, с интересом всматривался в милое личико спящего юноши и прижимал к себе покрепче. — Он почти не спал эту ночь, — так же тихо, как и его собеседник, проворчал молодой мужчина. — Мне тоже поспать не дал, гадёныш мелкий. У него от природы слабые нервы или это из-за трансформаций в его теле так стало? — Я склонен грешить на второе. У него выдаётся несколько таких бессонных ночей в году абсолютно без причины, он находит, с чего загнаться, — со вздохом ответил Эдельштайн почти шёпотом. Гилберт хмыкнул и покачал головой. — Придётся ему ещё и успокоительные зелья глотать помимо чего-то для голоса. — Отцепишься ты от мальчишки или нет? — прошипел Родерих. — Бери пример с Его Величества, он молчит и не жалуется, как некоторые. — Ему ещё с этим чудом жить. Разумеется, приходится привыкать уже сейчас. — Он не выглядит страдающим от этого! — шёпотом возмутился Эдельштайн. — Пока Артур спит и не открывает рот, — кивнул Гилберт. — Я тебя сейчас придушу! — зашипел некромант. Они не заметили, как Император подобрался поближе к ним и склонился к спорщикам, и от неожиданности его слова прозвучали весомее: — Если не заткнётесь, я вас обоих скормлю лесным чудищам, — спорщики вздрогнули и переглянулись. — Особенно ты, Гилберт. Меня мальчик устраивает. — Да ладно. Хочешь сказать, он тебе по нраву? — удивился Байльшмидт. Иван поджал губы и ещё раз посмотрел на приоткрытые розовые губы спящего в его объятиях. Чувствительный и даже ранимый, храбрящийся изо всех сил, а оттого грубоватый время от времени, но смышлёный. Не без недостатков, но кто без них? Он ещё слишком юн. Из него можно будет вылепить что-то стоящее. — Более чем, — уверенно ответил Император. — Закрыли тему. Гилберт понятливо кивнул. На привале оборотень отправился за хворостом в одиночку, буквально выборов это право. — Из-за тебя я даже размяться не могу! — отмахнулся он от помощи насупленного Родериха, чья гордость снова страдала. — Нет уж, обойдусь без помощников. Обиженно надув губы, Родерих проследил взглядом за скрывшимся в чаще Байльшмидтом и недовольно топнул ногой. Топнул прямо в лужу, отчего поднял брызги и испачкался. Ещё и чуть не поскользнулся. Разозлившись сильнее, Эдельштайн задействовал свою магию, в мгновение ока избавляясь от налипшей из-за дождя грязи. — Чёртов... — Тише, — шикнул на него Иван. Артур всё ещё спал. Его Брагинский пару минут назад выпутал из мокрого плаща и укутал в плед, подстелив плащ на мокрую землю. Эдельштайн недовольно рыкнул и отвернулся. Но у Императора, как оказалось, осталась ещё тема для разговора. — Родерих, погоди. Не расскажешь мне кое-что? Глубоко вдохнув и выдохнув, некромант настроился на беседу с Его Величеством и кивнул. — Что хотите знать? — тихо спросил он в ответ. — Я... Это не моё дело, конечно, но почему ты тогда не принял опеку Гилберта? И почему вообще отказывал в свадьбе, если... Ты же любишь его. С уязвлённым видом Родерих моргнул и опустил взгляд. — Разве Вы не знакомы с моей фигурой? — Слышал, ты хладнокровно убил его жениха. Отказав более чем десятку предложений его руки и сердца. Очень, знаешь ли, нелогично, а ты довольно умён. Тупые некроманты вообще не выживают, — пояснил своё недоумение Брагинский. Эдельштайн тяжело вздохнул. — Ну, попробуйте догадаться. — Не слышал, чтобы у вас были проблемы с браками. — Да-а-а, точно, — Родерих закатил глаза. — А вот у меня есть. — Обет? — предположил, нахмурившись, Император. Версия стоящая, да только причины тому должны быть. — Нет, всё в разы проще. Но и сложнее, — некромант нервно потёр ладони. — Вы знаете, где я жил? — Уединённое поместье с мёртвыми слугами далеко за чертой города, — кивнул Иван. — И это, на самом деле, гениально просто. Мертвецы не могут ни ослушаться, ни разболтать лишнего. — Это далеко не та причина, по которой в моём поместье не было других живых людей, кроме меня, — нахмурился Родерих. — Спустя первые два месяца моей жизни в родовом особняке умер десяток слуг. Их смерти списали на разные несчастные случаи, но всё это совпадениями не являлось. — Ты... — Император удивлённо приподнял брови. — Моя сила слишком велика, а мёртвая энергетика так мощна, что отравляет живые организмы. Рядом со мной нельзя долго находиться, — чуть охрипшим голосом пояснил Эдельштайн и зябко передёрнул плечами. Впервые в его взгляде можно было увидеть всепоглощающее одиночество и беспросветную тоску. Впервые он позволил кому-то их увидеть. — Поэтому я редко появлялся на людях, так, чтобы это никому не навредило. — А сейчас? — Сейчас я ограничен, — чуть дрожащие пальцы коснулись чёрной полоски ткани н бледной шее, и Родерих сглотнул. — Эта вещь позволяет мне жить обычной, нормальной жизнью. Но... — Сколько тебе оставили сил? — нахмурился Брагинский. — Одну десятую, — глухим голосом отозвался Родерих. Иван тихо вздохнул. — Я привык. Так даже лучше, правда. По севшему голосу и усталому виду, конечно, не скажешь. Но Брагинский понимающе кивнул и осторожно сжал плечо некроманта в качестве поддержки. Жалость таким гордым людям будет лишь костью в горле. И ни один, ни второй не заметил, как подрагивали ресницы Артура. Он не спал уже минут пятнадцать и... Он был готов плакать от обиды. — Ваше Высочество. Тонкие губы Родериха и сжатые в кулак руки чуть подрагивали. Они только что покинули зал суда вместе со Скоттом, и Артур переводил дух. Он очень боялся, что в момент, ограничитель закрепляли, случится беда, но не произошло ровным счётом ничего. Эдельштайн удержал самообладание, магия, бушевавшая в нём до этого, успокоилась, будто и не было её, и то давление великой силы, наполненной холодным дыханием смерти, было лишь мимолётной галлюцинацией. Но Кёркланд никогда не забудет его. Ни он, ни его брат, ни те двенадцать толстосумов, собравшихся в зале суда. Честный и справедливый Суд Двенадцати, суд присяжных для знати. На деле — кучка продажных трусов. Они все чуть на месте души богам не отдали, когда почувствовали силу некроманта, ещё задолго до того, как он появился в зале. Сидели и дрожали, как крошечные собачонки. Они были только рады нацепить на такого мощного мага этот чёртов ошейник, чтобы обезопасить свои шкуры. Почему Артур спас его? Потому что захотел. То отчаяние, что он видел у этого человека... Никто не заслуживает почувствовать такое. Как загнанный дикий зверь. Отчасти он резонировал с чем-то в душе самого Артура. Дикая злоба, бессилие, молчаливый протест. Это жило и в нём самом, и он понимал, что это тяжело. У него была поддержка в виде брата, но у некроманта не было никого. И он протянул руку помощи. Так было правильно. — Тебе выделят покои рядом с моими, — сказал младший принц. — Поскольку я поручился за тебя и несу ответственность напрямую, пожалуйста, не доставляй много проблем, ладно? Я... итак под вечным прицелом этих шакалов. Не давай им лишних поводов ударить по мне. — Никогда, — твёрдо ответил Эдельштайн и выдохнул, успокоившись. — Я не посмею Вам навредить. Теперь на мне висит Долг. — Долг? — Артур удивлённо приподнял брови. — Чему тебя только учили? — старший принц закатил глаза. — Такое случается лишь с более или менее сильными магами. Если кто-либо спасает их, Магия навешивает на них Долг Жизни. Они не могут причинять вред своим спасителям, иначе Магия покинет их навсегда, а их род останется проклят. Этот Долг может быть списан, когда маг сделает ответный жест того же толка, либо если умрёт. Также в том случае, если умрёт их спаситель, по естественным причинам. Если смерть его была насильственная, мага-должника ждут последствия на усмотрение самой Магии. Возможно всё вплоть до лишения волшебной силы. — Бр-р-р! — Артур поёжился. — Даже страшно. — Разве Вы не чувствуете нить Долга, что связывает нас? — спросил Родерих. Младший принц покачал головой. — Меня воспитывали как младшего мужа. У меня отсутствует чувствительность ко всякого рода привязкам. Родерих глубоко вздохнул и покачал головой, а потом замолчал. Сейчас начиналась новая жизнь, а он чувствовал себя голым и беззащитным, будто у него сняли кожу. Потеря большей части магической силы ударила по нему сильнее, чем он мог это представить. Справится ли он? До второго привала Артур самостоятельно держался в седле, нахохлившись и сгорбившись. Иван его не спрашивал, только аккуратно прижимал к себе время от времени, когда того требовала ситуация, чтобы юноша не вылетел из седла. Такая молчаливая поддержка была бы кстати, если бы принц не ревновал своего друга к Брагинскому. Артур знал Родериха уже год. Знал, что за его побегом из Тёмной Империи стоит какая-то история и терпеливо ждал, пока Эдельштайн посчитает его достойным услышать её. Но нет! А какому-то торговцу из родных земель рассказать — пожалуйста! Разве он был недостоин? Разве не он вначале спас жизнь некроманту, а затем оставил подле себя в самом привилегированном положении?! Он доверял ему всё, что было на душе, а этот... этот... Так что за свою заботу Иван получал лишь полные злобы взгляды, а оттого абсолютно не понимал, что не так. Но линию поведения менять не стал. Подросток позлится да остынет, а подвергать его опасности из-за сиюминутных перемен в настроении было бы странно. Эмоциональную нестабильность принцу стоило прощать. И, наверное, реально выдавать ему порции успокоительных время от времени. Вечером Иван с Гилбертом ушли на охоту. Кёркланд остался с некромантом наедине и смущённо отвернулся в сторону костра. Танцующие языки пламени успокаивали нервы, как будто в них сгорали все проблемы и невзгоды, а тепло дарило покой. Родерих придвинулся ближе к нему и кашлянул в кулак. — Я знал, что ты не спал. — Что? — Парень вскинулся, чуть испуганно взглянул на Родериха и почти сразу же отвернулся обратно. — Я некромант. Я могу различить дыхание человека спящего и не спящего. Даже дыхание мертвеца, мимикрирующего под человека, если вдруг потеряю возможность ощущать мёртвую энергию, отличу от дыхания живого, — серьёзно ответил Эдельштайн. Артур пристыженно поджал губы и сцепил пальцы в замок. — Не обижайся на Ивана. Я рассказывал ему всё, рассчитывая, что ты услышишь. Я не намерен повторять то, что говорил, дважды. Это сложно для меня. — Я понимаю, — тихо промямлил Артур. — И всё же... Обычный тёмный торговец, которого ты знаешь неделю от силы. А я, я... Я привык быть для тебя на первом месте. Меня всегда задвигали на задний план. Даже родители, — сконфуженно признал подросток, зябко обнимая себя за плечи. Признаваться в своих слабостях всегда нелегко. — Был только брат, что заботился обо мне, да ты. У Скотта появился Франциск, я дико ревную, ты бы знал, как я ревную! Я знаю, что больше не являюсь для него первым из тех, о ком он заботится и кому доверяет, и это очень больно. А потом ещё и ты! Это... — Я понял, — мягко ответил Родерих, положив руку на плечо Артуру. Юный принц привязывался тяжело, в силу искалеченных психики и тела привязанность была болезненной, но жизненно необходимой. — Ты понимаешь, в чём была разница между ним и тобой конкретно сейчас? Артур задумался, а потом робко предположил: — Он знал о том, что Гилберт делал тебе предложение? Не раз. И что ты... — Он уже знал эту историю, грубо говоря, — подтвердил Эдельштайн. — И, увы, мои чувства очевидны. А уровень моей силы — не тот секрет, который можно хранить. Вообще не секрет. Я просто не знал, как ты это всё воспримешь в целом. Точно. Это было очевидно, но принц не подумал... Артур не знал прошлую личность Родериха, сумасбродного затворника с сумасшедшей магической силой, окружённого мертвецами, видел лишь её осколки в этом сломанном обстоятельствами человеке. — Мне всё равно, — помедлив, уверенно ответил Артур. — Я знаю тебя сейчас. Ко мне ты добр и очень терпелив, всегда выслушиваешь, какая бы глупая не была истерика, всегда помогаешь, какую бы глупость я не задумал. Даже этот побег — сплошная глупость, но ты поддержал меня и сделал всё, чтобы я не подох. Я могу тебе доверять, не потому, что на тебе Долг, а потому, что ты мой друг. Родерих улыбнулся самыми уголками губ. — Я говорил больше для тебя, чем для Ивана. Имей это в виду. У Артура почему-то навернулись слёзы на глаза. Он сморгнул их, не желая расплакаться, как распоследняя тряпка в такой момент, но, видимо, он всё же был тряпкой: солёная влага рекой полилась из глаз. Родерих, мягко улыбнувшись, обнял парня за плечи и прижал к себе. Принц уткнулся ему в грудь и захлюпал носом, пытаясь успокоиться, но разревелся только больше. Некромант понимающе улыбался и гладил юношу по спине.

***

Солнце нещадно палило, подсушивая вчерашние лужи. Артур недовольно морщился, прикрываясь плащом, Иван лишь щурился, а Родерих злобно ворчал себе под нос, натягивая капюшон пониже. А вот Гилберту было хорошо: ему жара нипочём. "Вот собака везучая!" — ругался про себя Эдельштайн. Артур зевнул, пригибаясь, и услышал свист стрелы, пролетевшей прямо у его уха. Он резко выпрямился и почувствовал на животе ладонь Брагинского. Иван надавил рукой, заставляя теснее прижаться спиной к нему. — Это ещё что за?.. Артур испуганно прижался к Ивану, как к единственному источнику защиты. Он ведь сможет его защитить, правда? — Нападение? Разбойники? — Родерих метнул взгляд в кусты, откуда прилетела стрела, и быстрым, элегантным движением спорхнул с лошади на землю. В мгновение ока перед ним оказался Байльшмидт. — Лучше бы так, — кратко бросил Гилберт, плавно перетекая в защитную стойку. Всё же военные построения предполагают защиту магов и лекарей, это уже на уровне рефлексов. Родерих недовольно фыркнул: он бы мог убить этих людей и глазом не моргнув, но на случай, если это не разбойники, а кто посерьёзнее, их тушки нужны были живыми, ведь из мертвецов много не вытянешь. Будь он на прежнем уровне — попытался б, а так... Иван спрыгнул с коня, а после помог слезть Артуру. Не лучшая идея оставлять принца на открытом пространстве, где легко попасть той же стрелой, не говоря про арбалетные болты, способные пробить даже самые прочные доспехи. Гилберт мало что успевал понимать. Вряд ли заказчики убийства Артура наняли бандитов, но и верить в случайность — в высшей степени наивность. Насколько же надо быть везучим? Хотя, с другой стороны... Иван выглядит, как богатый торговец, так что ничего удивительного, если какие-то идиоты позарились на его наживу. Обычно такого уровня купцы нанимают себе много охраны, а если и путешествуют в такой малой компании, это должно быть звоночком: мужчина и сам по себе многого в бою стоит. "Дебилы", — сделал первый вывод про себя Гилберт. — Доброго денька, — из кустов вышел высокий мужчина в шлеме, похожим на череп животного. Лицо его было скорбным, желтоватым, с маленькими водянистыми глазами. Артур с опаской выглядывал из-за плеча Ивана. Ему часто приходилось иметь дело с монстрами, но, как говорил Скотт, монстры порой намного человечнее людей. — Отдайте всё драгоценное, и мы с радостью покинем вашу чудесную стоянку. Значит, простые бандиты. Или косят под них — всё ещё ничего не ясно. Брагинский молча достал из ножен меч. Звякнувшая сталь отменного качества послужила красноречивым ответом. Гилберт стоял ближе всех, прикрывая друзей. Артур же принялся внимательно рассматривать меч Ивана. Он был под стать владельцу: большой длины, с широким, толстым лезвием, покрытый призрачной фиолетовой аурой, словно плёнкой, вторя цвету глаз владельца. Но самое интересное — это рукоять. С символом одного из дворянских домов. Артур плохо в них разбирался, но по символу месяца мог определить, что из дома, близкого к трону: правом на изображение месяца обладали лишь родственники Императора, правда, было, наверное, полтора десятка таких родов. В лучах уходящего солнца волосы Ивана золотились, будто снег, блестящий под ярким закатом. Удивительно, что в такой момент всё, что мог делать Артур, так это рассматривать торговца. И сам злиться на себя из-за этого. Возвращаясь к мечу: Кёркланд уверен, что, дайте ему в руки эту железяку, и он будет навсегда пригвождён к земле. Ни с такой лёгкостью махать им, как Брагинский, ни даже держать его он не сможет. Интересно, в Тёмной Империи все такие монстры? Меч старшего брата раза в два должен быть полегче, он ковался специально для него, его баланс идеальный. И, кстати, его Артур хотя бы мог держать в руках. Минут семь — потолок, но это уже что-то. — Вынуждены отказаться, — спокойно заметил Иван, не переставая дружелюбно улыбаться. До того, как они столкнулись с опасностью, его вечная улыбка казалась просто привычкой, но сейчас пугала. Ему что, совсем не страшно? Он уже бывал в таких передрягах из-за частых поездок? Принц покачал головой. Конечно, бывал. Но продолжать улыбаться сейчас очень... очень странно. Не зря у Артура мурашки от него по коже — он ни за что бы не хотел стать его врагом. Ближе к ним стоял рябой парень лет двадцати. Его уродливый шрам пересекал половину лица, а затем терялся в противных блёкло-рыжих волосах. Стоило главарю кивнуть головой, как ближние воины кинулись к ним, сжимая в руках изогнутые мечи, которые, как помнит Кёркланд, были всегда на юге, в Диких землях. Раздался лязг, и тёмная сталь мечей северян столкнулась с золотым блеском юга. Родерих крепко ухватил Артура за руку, отводя их ближе к небольшой скале, что-то шепча на ухо непутёвому принцу. Тот вырывался, пытаясь остаться на передовой. Его этому учил брат. Лекарь всегда должен быть рядом, в толпе, иначе он бесполезен. Иван рубанул наотмашь, добавляя очередной шрам на теле одного бандита, который тут же упал к ногам мужчины. Кровь мгновенно впиталась в лезвие клинка, а фиолетовый камень на рукояти, где-то в середине месяца, окрасился бордовым. Эдельштайн в панике следил за Гилбертом, пока Артур окончательно терялся в своих мыслях. Байльшмидт же медлил из-за непривычного давления. Одновременно он должен был следить за безопасностью остальных троих, всего–то сражаясь с парой десятков разбойников, что невозможно, учитывая возможность дальней атаки. Ему лучше было бы заняться стрелком. Артур зажмурился, пытаясь успокоиться и взять в руки. На войнах с монстрами было проще. Каким бы умелым и сильным магом не был Эдельштайн, защита или вообще поддержка не входят в список его сильных сторон. Использовать некромантию было неразумно: они могли промахнуться, выбирая "языка". Разумеется, Родерих включится в сражение, если кому-то будет грозить неминуемая опасность, а до тех пор... Что ему сделать? На что он способен?