Утерянное сказание

Бессознательное тело Артура лежало на кровати. Иван мерил комнату шагами, психуя и заполняя всю комнату своей магией, плохо поддающейся контролю. Вещи в комнате подрагивали, что могло бы напугать какого-то случайно заглянувшего в комнату человека, но не Родериха и Гилберта, склонившихся над Артуром. — Лисьи слёзы, — сделал вывод Байльшмидт, наблюдая за тем, как кровеносные сосуды Артура наливаются чёрным цветом и начинают пульсировать. — Или Вишнёвая смерть... — выдохнул Эдельштайн. — А можно без "или"?! — рыкнул Брагинский. — Без "или" сам рискуй его напоить неправильным антидотом, — с ледяным спокойствием ответил шатен, нащупывая пульс Артура и отсчитывая его в уме. — Родерих, ты решил испытать моё терпение?! — Иван, если ты винишь себя, не обязательно выливать свою злость на нас, — веско заметил Гилберт. Тёмный Император, коротко выдохнув, склонил голову. Он и правда винил себя. Пусть изначально это было задание Байльшмидта, на то время, когда он сопровождал Артура, он полностью забрал эту ответственность на себя. И именно он позволил Артуру выпить вино с отравой. — Я и явился сюда потому, что узнал о готовящемся покушении, — тихо признался Брагинский. — Не просто покушении, это продолжится до тех пор, пока Артура не убьют. — Заговор? — фыркнул Гилберт. — Я правильно сделал ставки, а потому оказался хотя бы в курсе об этом, — Иван кивнул. — Всё же Лисьи слёзы, — вынес вердикт Эдельштайн. — Гилберт, у тебя есть с собой противоядие? — Нет, я потому и был уверен, что использовали именно этот яд, он слишком редкий, чтобы таскать с собой антидот и для него, у меня сотни полторы противоядий от более часто используемых. Но я могу его изготовить, правда, понадобится около суток, Артур может умереть. — Кому-то из вас доступно заклинание стазиса? — Родерих оглянулся. Иван и Гилберт синхронно покачали головой. Как знал некромант, Гилберт в принципе не развивал свою магию, уж больно слабым оказался его дар, а Император... Что ж, его магия, по слухам, была весьма необычной. Заклинание стазиса, останавливающее все процессы в теле человека, было доступно лишь целителям. — Пусть остановится течение жизни в этом теле, но будет оно неприкосновенно для Смерти рук, — проговорил Эдельштайн, проведя ладонью над головой принца. Тот засветился тусклым фиолетовым светом, перестав дышать. Пульсация вен также прекратилась. — Это что? — взволнованно спросил Брагинский. — Некромантский аналог стазиса, раз уж никто не владеет оригиналом заклинания, — ответил Родерих без малейшей капли эмоциональной вовлечённости в происходящее. — Я толкнул его на грань смерти, но удерживаю от того, чтобы он переступил черту. Это даст нам необходимое время. Потом я просто притяну его обратно. Всё же вопросы жизни и смерти — это напрямую ко мне. — Спасибо, — выдохнул Иван. — Это мой долг, не имеющий к вашему делу никакого отношения. Я не позволю ему умереть, раньше меня так точно, — Эдельштайн посмотрел на Гилберта. — Тебе нужна помощь? — Да. Байльшмидт, порывшись в сумке, начал доставать различные флаконы, которые могли понадобиться для приготовления антидота. Брагинский же сел на кровать рядом с Кёркландом. Нельзя позволить мальчишке умереть.

***

"Полное ничтожество". Прищурившись, Родерих проследил взглядом за новой пассией Гилберта. — Этого стоило ожидать, — тихо сказал Император, немного насмешливо глядя на Эдельштайна. Они были знакомы поверхностно, поскольку некроманту приходилось посещать некоторые балы. К тому же Брагинский являлся другом Байльшмидта, а Родерих — его страстью, болезненной любовью. Было понятно, почему сейчас, при объявлении о помолвке Гилберта, Иван решил поговорить с ним. Чёрные одежды Тёмного Императора были достаточно свободными: широкие рукава плаща, обтягивающая, но эластичная рубашка, вышитый золотой нитью высокий ворот. За спиной Брагинского цвёл большой золотистый полумесяц, состоящий целиком из маны, отличительный знак особы королевской крови. По внешнему ободку полумесяца в воздухе плавали драгоценные камни разного цвета, но примерно одного размера, их плавное течение образовывало круг, опоясывающий полумесяц. — Я этого и ожидал, Ваше Величество. Нарочитое спокойствие и ледяное, безэмоциональное выражение лица не спасли Эдельштайна от разоблачения. — Вряд ли ты был бы в ярости, будь это правдой. Родерих выдохнул, и пальцы, сжимающие синий веер с чёрными рунными узорами, сломали хрупкую вещицу. Некромант небрежно бросил веер на пустой поднос официанта, остановившегося неподалёку. Тот пугливо охнул, поклонился и умчался выкидывать не годный для использования предмет. — Речь о том, чтобы радоваться этому событию, не заходила. — Ах, ну, конечно, — по губам Ивана скользнула улыбка. — Как я мог забыть. Знаешь, он совсем не похож на тебя. Избранник Гилберта и впрямь был не похож на Эдельштайна. Светловолосый, кареглазый, улыбчивый, слегка бесцеремонный. — Безвкусица, — холодно подметил Родерих. — И правда, — фыркнул Император. — Что ж, вынужден откланяться. Брагинский отошёл к другим гостям, а некромант продолжал сверлить пристальным взглядом счастливую центральную парочку. План быстро сложился у него в голове. Когда Гилберт оказался в противоположном конце зала, оставив своего жениха Льюиса одного, Родерих неспешно подошёл к последнему. — Бедное дитя, — тихо вздохнул он, взяв со стола бокал с вином. — Простите? — испуганно вскинулся юноша. Аура некроманта подавляла, вызывала тревогу и панику, а вкупе с высокомерной усмешкой и нечитаемым взглядом обладателя она становилось невероятно сильной. У Льюиса колени задрожали. Он знал, что бывший Гилберта — человек непростой, но чтобы настолько... — О, не обращай внимания, — Эдельштайн махнул рукой, отходя. — Я не буду портить тебе праздник. Поздравляю, кстати. — Нет-нет, погодите, — всполошённо залепетал Льюис, подбегая к Родериху. — Что вы имели в виду? Вы ведь обо мне говорили? Шатен усмехнулся, отпивая из бокала. — Да ладно. Правда — слишком неприглядное зрелище для таких юных мальчиков, которые смотрят на мир восторженно и простодушно. — Я не мальчик, — возмутился Льюис. — Но что вы... — Забудь, — фыркнул Эдельштайн, взбалтывая вино в бокале. — Ты мне даже не поверишь. Люди удивительно слепы и глупы, особенно если глаза им застилает любовь. Но, правда, мне жаль тебя. — Вы меня пугаете, — признался блондин. — Но, молю, скажите, что вы имеете в виду. — Какой ты доставучий. Ладно, я попробую. Никогда не думал, почему я отказываю Гилберту? — Родерих бросил взгляд на свою жертву. — Н-нет, — Льюис покачал головой. — Уверен, что знаешь его хорошо? — прищурился некромант. — Да, я... — начал было юноша, но осёкся. — Или... он часто отлучается по ночам, да и днём его поймать удаётся не всегда. Вы думаете... — Я знаю, — твёрдо ответил Родерих и, допив вино, поставил пустой бокал на поднос официанта. — А если узнаешь и ты, побежишь от этого человека дальше, чем глаза глядят. — Ну, нет, я люблю его, — робко возразил, подумав, Льюис. — Но всё же... — Если ты готов узнать, — прервал его Эдельштайн, протягивая небольшой клочок бумаги с адресом, — приходи ко мне в поместье завтра ночью. Подумай хорошенько, стоит ли это того. И ни в коем случае не вздумай сболтнуть кому-нибудь об этом. Родерих попрощался и покинул бал. В груди расцветало злое самодовольство. Этот наивный мальчишка поплатится.

***

Иван осторожно сел рядом с юношей, который сейчас был ближе всего к мертвецу. В свете луны Артур побледнел ещё больше, но Император был бы лжецом, если бы не признал, что призрачная синева ночи идёт его жениху. Сейчас, лёжа под огромным тёплым одеялом, принц выглядел сущим ребёнком. Глаза его были плотно закрыты, шея была испещрена взбухшими артериями и венами, как призрачный тёмный лес, проросший на белой коже. Сидеть на месте больше невозможно. Иван отошёл к окну, открывая его. Внизу всё ещё веселился народ, выпивая. Иван не мог понять, как же так ровно подгадали, в какой стакан нужно было подлить яд, как в мыслях всплыли официанты. Они как раз перед их приходом поставили бокалы. Принц взял ближайший. За ними уже следят? Он надеялся, что у них есть немного времени, но нет. Какой из него муж, если свою пару он защитить не смог? Мог ли он защитить вообще хоть кого-то? Брагинский вновь посмотрел на Кёркланда. Этот парень — его единственный шанс продолжить династию, а если повезёт, то и укрепить её. По венам его бежит чистая магия, а значит, у детей будет потрясающий магический потенциал. Поборов себя, он вернулся обратно. Иван лёг рядом с Артуром, приобнимая его за плечи. Может, это и было странно, ведь принц сейчас больше смахивал на труп, но почему-то казалось важным. В соседней комнате, которую раньше занимал Брагинский, Родерих и Гилберт пытались получить антидот из других противоядий и некоторых отдельных компонентов. Байльшмидт отметил про себя, что видит перед собой гораздо более знакомого ему некроманта: сосредоточенного, бесстрастного, холодного, но настолько же притягательного, насколько и более живой и эмоциональный, каким он стал за этот год. — Это из-за Артура или ограничителя? — спросил он как бы невзначай, смешивая жидкости. — И то, и другое, — размеренно ответил Эдельштайн. — Скорее, Артур благодаря ограничителю. Знаешь... иногда полезно спуститься с небес на землю. — Перестаёшь вечно мёрзнуть, — добавил Гилберт. Родерих улыбнулся. И правда: чем больше высота, тем холоднее воздух.

***

Особняк господина Эдельштайна располагался далеко за чертой города, около старого поросшего кладбища. Гигантское здание, выполненное в готическом стиле, покрытое сухим сплетением плюща, обнявшего стены. Высокие шпили уходили в тёмное небо, и казалось, что они способны проткнуть луну. Горгульи мрачно смотрели на званного гостя, провожая его взглядом красных камней. Сквозь плотно зашторенные окна не проникал тусклый свет луны, оттого бедному парню приходилось идти по дорожке свечей. По дому весьма спокойно бродили живые мертвецы. Худые, безволосые, с пустыми или полупустыми глазницами. На них была одежда, весьма приличная, но даже она не скрывала синей или зелёной вспухшей кожи, сотен язв и ран. Мёртвые — неприятные спутники. Впрочем, они весьма послушно ухаживали за домом, не обращая внимания на гостя. — Ты все же пришёл? — Родерих стоял на балконе, одетый в длинную чёрную тунику с изображением полумесяца на спине, подпоясанную широким поясом, и чёрные брюки. — Д-да, — пробормотал юноша, заикаясь и снимая капюшон. — Не будем говорить здесь. Пройдём в мою спальню. Спальня хозяина особняка была в северном крыле. Большая кровать с красными простынями и одеялом стояла посреди комнаты спинкой к камину, огонь в котором не горел. Над ним висел череп небольшого дракона с весьма живыми глазами. Чёрт знает этих некромантов! Длинные книжные полки, тусклый свет одного фонаря на столе и два кресла около выхода на балкон. Всё весьма аккуратно, изысканно, но не броско. Эдельштайн не любил чрезмерный пафос. К чему мёртвым золото? — Ты сказал, что любишь Гилберта. Как мило. Пальцы Родериха впились в тонкую шею гостя. Тот отчаянно захрипел и попытался сбросить чужую хватку, но слабенькие ручонки не обладали силой, достаточной для того, чтобы превзойти некроманта. — Любишь, но не доверяешь. Пошёл на первый же зов. Глупый, никчёмный и слабовольный, — перечислил Эдельштайн скучающим тоном. — Неужели ты думаешь, что такому место рядом с ним? Что я позволю такому занять это место? Хватка усилилась, и вскоре послышался хруст. Некромант разжал пальцы, затем ушёл в ванную комнату, брезгливо морщась и вымывая руки. — Ничтожество, — бросил он, вернувшись в спальню. — Вставай. Бездыханное тело зашевелилось, трупное окоченение начало спадать. Неловкими, рваными движениями новоявленный мертвец начал подниматься. — Уйдёшь в городской сад. Напишешь предсмертную записку, признаешься в любви своему бывшему и где-то в укромном уголке рядом с этой запиской окончательно сдохнешь, сжимая этот пузырёк. Родерих бросил своей марионетке небольшой флакончик с быстродействующим ядом. — Свободен. Льюис поклонился и вышел, движимый волей мага. Эдельштайн же рассмеялся. Полубезумно, с таким весельем, будто заполучил невероятное сокровище. — Больше ты меня игнорировать не посмеешь.

***

Главный зал дворца Света представлял собой собрание всего самого яркого и богатого. Сам по себе он был огромен: полы цвета слоновой кости, лепнина и сотни статуй, огромный диск солнца на главной стене. Роскошные золотые люстры, которые мерцали сотней огней, отражающих от бриллиантовых камней. Небольшие балкончики, увитые белыми розами, и окна в пол, закрытые бархатными шторами. Скотт гордо, но грустно смотрел на это великолепия и отца на троне, за которым горел символ их династии. От трона расходились красные линии, символизирующие пять провинций. Наследник был одет в высокие белые сапоги, довольно удобные штаны из красного бархата, белая рубашка, а поверх — алый камзол с золотыми нитями. За спиной будущего Светлого короля — полудлинный бордовый плащ, заканчивающий перьями из чистого золота, на котором изображено солнце. Над огненными волосами возвышалась массивная корона с рубинами. Его спутник был одет не менее роскошно: белые сапоги с золотыми застежками, плотно облегающие белые штаны, золотая рубашка, верхние три пуговицы которой были расстёгнуты, открывая вид на шею и часть груди. Белый камзол с золотой росписью с узким поясом, который подчеркивает фигуру. На плечах покоился белый плащ с мехом, заканчивающийся узорными вставками. Франциск был столь красив, что в нём даже без подсказок можно было угадать будущую королеву. Сегодня Бонфуа был объявлен официальным женихом старшего принца. О побеге младшего не было общеизвестно, но тому, что парень не появился на людях, легко найти объяснение: старший муж мог просто запретить или потребовать этого. Не то чтобы это было чем-то удивительным, многие старшие мужья так поступали. И потому, что ажиотаж по поводу помолвки Артура успел стихнуть, новость о свадьбе Скотта стала самой обсуждаемой ещё пару дней назад, когда поползли слухи, что он привёз в замок своего жениха. Франциск умел держаться в светском обществе, легко поддерживал беседы на разные темы, когда к нему подходили познакомиться, и молодой мужчина произвёл на многих приятное впечатление. Но, разумеется, были и те, кто смотрел в его сторону со злобой и завистью во взгляде. Наследный принц — лакомый кусочек, конечно, им хотелось его заполучить, а какой-то выскочка с окраины Королевства оказался проворнее. И ещё с заметным неодобрением поглядывали на парня король и королева. — От него надо избавиться. Только кровь нашего рода испортит, — тихо шепнула королева на ухо своему мужу. Её опасения имели место: с древних времён так повелось, что сила магическая и знатность рода были связаны. Королевский род — наиболее сильный, и если у других возникнут сомнения в его мощи, то переворота не стоит долго ждать. — Я постараюсь переговорить со Скоттом об этом, переубедить его. — Если наш мальчик тебя не послушает, боюсь, придётся идти на крайние меры. Увлечённые разговором монархи не заметили, что Франциск в этот момент пристально за ними наблюдал.