
Затем, что в море плавают медузы
*
Дай нам сил открыть глаза, которые
так долго спали
Беспокойные сердца озари своим огнём
Много лет уже идём, а куда так и не знаем
Где тлел последний уголёк —
Замечется пожар…
*
* * *
Бедное, Бедное, Бедное человеческое сердце. Одинокое, ранимое, трепещущее. Полное ожиданий, надежд и любви. Всего пара сотен граммов живой мышцы, за минуту перекачиваеющей пять литров крови. Оно бьётся, стучится, скребётся и живёт где-то внутри.Ту-дум
Ту-дум
Ту-дум
День за днём. Секунду за секундой. Оно светится, наполненное счастьем, чувством и силой, поёт, радостное о любви и жизни, расцветает спокойствием и теплом в мелочах и улыбках. Трепещет от предвкушения и одобрения, смеётся от приятных встреч и случайностей. Живёт ради мгновений таинственной и всесильной любви. Оно разрывается, рыдает от невыносимой тоски, от глубины своей печали, бессилия и страха. От боли, от отчаяния. Оно гибнет от темноты ночи и тесноты своего одиночества. Болит и плачет от непонимания, от чужих слов и взглядов, дрожит от недооценённости, безразличия, от того, что его позабыли.Бедное
Бедное человеческое сердце.
* * *
Всем своим Антон не хотел выпутываться из одеяла, чтобы одеваться, ехать на вечеринку (только если не от Арсения, но это страшный секрет) и улыбаться. Особенно неприятно и особенно не хотелось делать последнее. Этим людям дарить свои солнечные улыбки совершенно не за что. Притворно искренне, беззаботно и с готовностью. Утром мама сказала ему, что в этот Новый год он в праве придумать себе любые планы и не лететь в родной Воронеж, так как «мы с Ба уезжаем в **** к **** с **** и до ****. Поэтому, любимый сыночек, ты наконец сможешь провести время со своими друзьями и коллегами как тебе угодно и не слушать скучные разговоры «провинциальных стариков». Но именно в этот раз Антон как никогда думал о том, что каждый день он мечтал бы проводить в объятиях мамы. (Ну или…) Он смертельно хотел отдохнуть от мучений своего разума, от неправильности и тяжести недавних поворотов своей жизни. Всё было ужасно мутно, запутанно и страшно. Никогда раньше до этих неожиданных перемен ему не приходилось любить Арсения Попова или любого другого человека с вполне мужским именем. Осознание происходящего давалось нелегко. Теперь Антона постоянно мучила тревога за будущее. Они оба публичные личности, оба взрослые мужчины с потенциальной семьёй, то самое сближение обоих никогда не получит в обществе тихого одобрения. Значит, вся жизнь станет огромным секретом или непреодолимым шумом. Не позволено ни на миг потерять бдительность, нигде нельзя расслабленно выдохнуть и насладиться великим чудом взаимной и по-настоящему волшебной любви… Взаимной? Любви ли? А как же дети? Жена, внуки… Хотелось как в детстве закрыть лицо руками и спрятаться в шкафу от всех ужасающих проблем взрослой, не отличающейся гетеросексуальностью, жизни. Но некоторое облегчение и уставший пофигизм появлялся от мысли, что ещё придётся сильно постараться, чтобы собрать вокруг них с «коллегой» больше шума, чем есть и было уже давно. Делать нечего, привыкнут. Антон часто сам останавливается в ступоре после какой-нибудь неосторожно сказанной фразы или непродуманного действия. Конечно, они уже давно и безвозвратно спалились. «Арсюша, мой любимый официант!»…Они спалились?
Хоть сейчас Арс и казался ему самым близким и желанным человеком, Антон совершенно не представлял, какой мотив, смысл и подтекст был у действий и слов Арсения. Сомнения, сплошные сомнения и догадки. И среди урагана невыносимых размышлений и вопросов без ответов, аксиом, параллелей и переживаний Антон находился от открытых и до закрытых глаз. И в дополнение ко всей этой нестерпимой усталости теперь на бесценный и незаменимый отдых в дорогом, тёплом доме из спокойствия и всеобъемлющей поддержки рассчитывать не приходилось.Надоели.
Очень.
Все.
А Ира ходит, увлечённо собирается, взлётные полосы на глазах нарисовала. Для неё сплошная радость: на такое событие пригласили, с красавцем парнем, восходящей и перспективной звездой. А эта самая звезда даже не знает, на какое мероприятие она приглашена. Антону очень хотелось соврать, отвязаться, притвориться больным и попасть к одному определённому врачу, проживающему в городе поребриков. Думать о том, что у него вообще-то есть вполне реальная и существующая девушка Ира не хотелось. Антон недовольно ворочается и на всего лишь одну секундочку заглядывает в мир своей мечты, где нет дополнительных карточек с усложнёнными условиями игры. Он удивительно просто вспоминает и впитывает чужую поддерживающую истину и улыбающиеся морщинки над щеками. «Они на кого пришли посмотреть? Ну и вот! Расслабься!». Антон поднимается с трудом, сравнимым с восстанием из мёртвых. Он почти печально надевает что-то, что ему порекомендовали надеть, забирается в свою огромную куртку и спешно спускается греть машину. Лобовое стекло заметено, зима легко пробирается под куртку и пиджак. Антон закрывает глаза, пытаясь согреться. И превращается в замёрзшую перелётную птичку среди моря сурового снега и пронизывающих ветров, с унылыми поблёкшими перьями и голосом, в котором нет песен. Сердце рвётся в далёкую-далёкую глушь, в самую чащу непроходимого леса, где в колючих соснах медленно плывёт серый дымок. В маленький деревянный домик, в котором всегда горит добрая печка, а в чашке баюкает расслабляющий чабрец. В домике зашторены окна, и ни одна снежинка не сможет заглянуть в живительное тепло, в котором обязательно кто-то ждёт. Именно тебя. Среди всех людей планеты тут ждут именно тебя. Ради тебя в этом доме горит огонь и заварен чай. И вы вдвоём станете сидеть за столом с кружевной скатертью и обнимать друг друга любящими глазами. Будете молчать под трещание душистых поленьев и вой бездомной пурги, а по щекам будут скользить оранжевые поцелуи нежного пламени. Антону вспоминается, как уютно во сне сопела в далёком прошлом его собака, а в этом доме, наверное, мурлычет ласковый кот. И вы отрезаны от всего мира, стёрты из жизней тех, кому что-то должны. Больше нет забот и невыполненных дел, и неважно, что будет завтра, нет времени и истекающих минут. Будильников, уговоров, переживаний. И до самого начала не видно конца. Но Ира громко хлопает пассажирской дверью и о чём-то оживлённо заговаривает, её высокие сапоги в снежной каше. Антон зажмуривается, но видение вспыхнуло и пропало, машина недовольно бурчит и ползёт с нагретого места. У Иры от осознания тускнеют глаза, когда она отворачивается к стеклу.* * *
Большой зал наполнен яркими неоновыми вспышками, музыка рокочет в печёнках, а шампанское составляет добрую половину гостей. В Антона сегодня удивительно не лезет алкоголь, он равнодушно провожает глазами Иру, улыбается подошедшей к ней Оксане и, стараясь быть невидимой тенью, протискивается к какому-то дальнему слабо освещенному столу. До его укрытия тише долетают крики раздражающего организатора, кто-то где-то визжит и хлопает в ладоши, пока Антон сползает по креслу почти наполовину и жалеет, что на нём нет его излюбленной толстовки с капюшоном. Вокруг муравейник людей, все, кому не лень было приехать сюда в такой снегопад. Блогеры, тиктокеры, певцы и танцоры, хотя какой уважающий себя блогер до сих пор не выпустил ни одной танцевальной песни? Комики, стендаперы, продюсеры, ведущие, предприниматели, матери, телеведущие и актёры. Актёры. Антон моргает и озирается по сторонам в поисках неподражаемого и удивительного исполнителя главной роли в его душе и мыслях. Кругом слишком много движения, серпантина и прожекторов, Антон будто впервые замечает расставленные по периметру зала камеры, а на столах не наблюдается ничего, кроме бокалов и тарелок с канапе и виноградом. Всё проясняется… Ближайшие часы он проведёт на своеобразном «Голубом огоньке» на ТНТ. Его даже нормально не покормят. И конечно не удастся отвертеться от вездесущих камер даже в такой неприятный день. Тем более, в такой день. Антон видит где-то у разукрашенной стены Поза и Катю, недалеко от них мелькает макушка Стаса, рядом болтает с кем-то Дарина. Не могли же они не позвать Серёжу и Арсения? Хотелось найти Волю и настучать ему по голове. Казалось, что именно он начал волну обделения Арса заслуженным вниманием и комплиментами. Антон ищет глазами выход для сотрудников и также незаметно выбирается из-за стола. Неприметный уголок с надписью «стафф онли» находится почти напротив него, путь вдоль стены опасен, но недолог. Дверь неожиданно легко открывается, за ней открывается вторая, ведущая на улицу, и мороз резко обжигает горло и ноздри. В пиджаке и рубашке остро и ясно ощущается минусовая температура, Антон ёжится и достаёт сигареты. Перед ним общий задний двор только что покинутого банкетного зала и какого-то ресторана с такой же запасной дверью, в разных концах двора две оборудованные курилки, очевидно принадлежащие не слишком дружным кланам пересекающихся сотрудников. Ресторан находится дальше и несколько правее, его курильная лавочка оказывается от Антона наискосок, а рядом с ней виднеется узкий тёмный проход в арку, уходящий в переулок. По стенам ресторана и зала стоят мусорные баки, ящики, коробки и лопаты для уборки снега. Дорожка от арки, несколько виляя, идёт мимо ресторана и баков к зоне разгрузки и Антону, чиркающему зажигалкой в обледенелой курилке номер 1. Антон, наконец, зажигает сигарету, заслоняя её замёрзшими ладонями и зажимается в угол, чтобы оставаться незамеченным. Он думает о чём-то своём, потихоньку выпуская белёсый дым, когда дверь ресторана внезапно распахивается и из неё с шумом вываливает толпа граждан ближнего зарубежья, вырвавшихся на перекур. Они гогочут и плотнее запахиваются в рабочие телогрейки, матерясь на холод и хуёвых клиентов. Антон не обращает на них внимания, передергивая плечами. Он смотрит на фонари и падающий в их жёлтом свете снег, вслушивается в проезжающие где-то машины и говор засыпающего города, рядом горят окна жилых невысоких домов, мерцают в квартирах гирлянды и фоновый шум от курилки номер 2 сливается в его сознании с общей атмосферой этого вечера. Мозг Антона не замечает и не слышное с его поста бормотание, далёкие шаги и притихших официантов. В реальность его возвращает многообещающий свист разбойника, обнаружившего новую жертву. — Слышь, а ты переулком не ошибся, э? — Петухов ряженых за следующим углом жизни учат. — Антон не хочет влезать в назревающий конфликт. Он, хмурясь, затягивается в последний раз, собираясь уже тушить окурок, но тут до него доносится знакомый голос: — А, так вы, ребят, получается дорогу потеряли? Антон быстро выступает из своего укрытия и видит в двух шагах от себя собственной персоной Попова Арсения Сергеевича. В неприлично лёгком пальто и без шапки. Он смотрит в навигатор на экране, демонстративно насмешливо кидая за плечо: — Уж вашим петушиным боям точно не помешал бы жизненный урок под названием «держи яички в гнёздышке». — Э, а ты тут ничего не попутал? — опасно закипает самый наглый и широкий, по виду, Ахмед и выступает вперёд. За ним с явной агрессией выдвигаются и другие. Антон метко закидывает окурок в урну, делает пару решительных шагов и бережно, но настойчиво хватает Арсения за предплечье, мягко отводя за спину: — Ребят, ребят, ну всё, не будем, праздники на носу, ладно вам. — Антон становится между удивлённым Арсением и разозлёнными парнями из ресторана и примирительно поднимает руку, отступая к двери. — С наступающим вас. — говорит он, подталкивая Арса ко входу и запихивая его в коридор. Сзади доносятся возмущённые возгласы, шум и возня, но за ними никто не идёт. Антон осматривает Арса на предмет повреждений, тот уже успел стянуть с носа вездесущие очки, закрывающие половину лица, и, видимо, думал, с каких слов ему стоит начать. В его отросших волосах, лежащих самой любимой Антоновой волной, блестел бисер снежинок, искусанные морозом щёки начали краснеть от тепла. Пальто опять было неприемлемо тонким, но сидело на Арсении непозволительно роскошно.А точнее ебать как горячо.
— Привет, — начинает Арс. — Я не с той стороны подъехал, да? Гололёд жуткий и снег этот, пробки адские, не проехать. Я парковку пятнадцать минут искал, пришлось сюда пешком добираться, а карты на морозе глючат. Я не опоздал? Ты чего такой раздетый в эту холодину?! — Арсений поправив волосы, как обычно выдаёт тираду, расстёгивая пуговицы, и также наивно непонимающе смотрит на Антона в одном костюме. — Привет. — судорога прошибла тело от пальцев ног до макушки, Антон скукожился и начал растирать ледяные ладони. — Не опоздал. Они почему-то смущённо? направляются к залу, музыка становится громче, впереди слышны голоса людей. Антон придерживает для Арса дверь, пока тот совсем по-аристократичному снимает на ходу пальто. И когда оно, сложенное, элегантным движением ложится на его согнутую руку, Арсений оборачивается. Свет в этом углу приглушён, но лучи прожекторов пронизывают воздух, Антон чувствует что-то и поднимает взгляд.Мгновение и он теряет связь с реальностью.
Ему становится душно, живот простреливает горячая искра, дыхание ухает в никуда и он, кажется, забывает слова и собственное имя.Это восхитительно
Это божественно
И невыносимо
У Антона горят грудь и руки, горят яростным и непреодолимым желанием рвануть на себя и вжаться всем телом, вдохнуть и утонуть в единственном во всей вселенной человеке. Раствориться в этом замешательстве и забыть обо всём, кроме синевы этих глаз. Он стискивает кулаки, сглатывает, но отвести взгляд не может, все органы его чувств бурлят и мчатся по кругу, перегружая систему истерзанного сердца, он не контролирует мысли, не способен остановить происходящее с ним. «Давай». «Возьми». «Бери». Отбивает взбесившийся пульс, Антону, похоже, нужна всего секунда, чтобы окончательно сойти с ума. Он не сдержится, ведь это невозможно, это не получится. Он молит мир исчезнуть, оставить их одних. Антон застыл и не в силах позволить мгновению продолжить ход. Кажется, он в любой миг взорвётся, если не перестанет смотреть.Но он не может.
Арсений светится. Вокруг него в ярких всполохах танцуют пылинки, а глаза маняще влажно сверкают. На его лице отражается растерянность, он непонимающе моргает, глядя на Антона, но тот попал в ловушку замедленного времени, запоминая и впитывая каждый миллиметр чужой благодати. Арсений сегодня в чёрном, в замшевой водолазке с открытым горлом, его плечи преступно подчёркивает приталенный пиджак, а на ногах восхитительно сидят узкие брюки с идеальными стрелками. Антон считает его своим богом, пожирает и вылизывает глазами. Антон ни разу в жизни так не любил. Не любил так пронзительно, честно и всей душой. Потрясающего, удивительного и самого лучшего человека. Арсений тяжело сглатывает и отчего-то сиплым голосом шепчет: — Шаст… Антона будто бьёт током, он медленно освобождается из тягучего забвения, его руки подрагивают и кажется, что волосы встали дыбом. К нему возвращается слух, он видит вокруг них размытые фигуры и столики, накрытые красным. Понимает, что на сцене уже вовсю начали и разошлись Паша и Белый, а за спиной Арсения за далёким столом активно и возмущённо жестикулирует им Стас. Антон кашляет, обретая власть над голосовыми связками и роняет короткое «Туда», направляясь в сторону Позова и Матвиенко. Арс беспокойно ёрзает на стуле и кажется взъерошенным, Антон порывается коснуться его лба, чтобы проверить температуру, но вовремя спохватывается, вспоминая о непрерывном наблюдении камер и забитых людьми столах. Ира с Оксаной, Катей и Дариной сидят через проход. Антон бросает взгляд на Иру, та выглядит напряжённой и несколько отстранённой. Но, замечая его, улыбается довольно облегчённо и смеётся со всеми над какой-то шуткой. Всё идёт предсказуемо и спокойно пока кто-то известный и ещё кто-то, кого Антон должен знать, но не знает, не заканчивают развлекать зал новогодним музыкальным талантом. — А теперь, — начинает Белый после аплодисментов. — Я хотел бы позвать к нам сюда моего старого, но всё такого же молодого друга, сильно отличившегося в последние сезоны своего захватывающего шоу и пользующегося огромной популярностью у маленьких девочек. — Ну такая то красота, чего ж ей пропадать! — добавляет Паша, и по залу прокатывается хохот. — Позовём самого талантливого импровизатора, продолжающего совершенствовать свои артистичность и обаятельность! — Руслан выдерживает интригующую паузу. «Наконец-то, ты заслужил это как никто, блистай, Арс» — думает Антон, готовый радостнее всех аплодировать коллеге. — Все уже поняли, о ком идёт речь? — спрашивает Воля. — «Давай, Арсюш» — Антон улыбается ему через стол. — Прошу поприветствовать, дамы и господа, — объявляет Белый. — Антон Шастун!Что?
Антон верит, что ему послышалось. Или, что это просто глупая шутка, и сейчас прозвучит правильное имя. Он непонимающе смотрит на Арсения, но тот отвечает ему взглядом открыто и поддерживающе. «А как же Арс? Зачем вы поступили так? Зачем посмеялись над ним? За что?» — он переводит нахмуренный взгляд в сторону Руслана и Паши. — Ты, ты! — подбадривают его со сцены. Антон жутко медленно выдвигается из-за стола и под аплодисменты осматривает до страшного довольные лица вокруг. Пауза затягивается, и он движется вперёд. Антон не старается запоминать, что происходит дальше. Что ему говорят, и что он отвечает. Всё заволакивает мутной дымкой несогласия и разочарования. Антон постоянно смотрит в сторону одного единственного человека, на лице которого самая добрая и близкая улыбка, и теперь точно знает. Что ни этот мир, ни этот вечер, ни люди не заслуживают такого, как он, эти глаза и губы сияющие откуда-то снизу. Антон смиренно позорится на сцене. Всегда была такая профессия, кто-то должен быть шутом. А ведь все эти люди приглашены сюда смотреть на обезьян с шарманками. Антон задумывается, знают ли они, что такая обезьянка висит над головой у каждого из них? И сидят они в зале, состоящем из нарядных мартышек и позабавленных монет… Но под конец какого-то невероятного конкурса с участием его несколько извращённой импровизации, Паша выносит что-то из-за кулис, насмешливо улыбаясь. И интуиция подсказывает Антону, что ничего хорошего за этим не последует. — Ну браво, браво! Талант! — Воля подходит ближе и встаёт рядом чуть полубоком, — И в этот новый год, в честь такого ослепительного успеха мы хотим вручить Антошке эту потрясающую статуэтку! — он поднимает блестящую золотую фигурку над головой и, торжественно проведя ею перед зрителями, впихивает «Оскар» Антону в застывшие руки. Люди в зале аплодируют, а Антон молча пялится на золотую награду. Мужчина, на первый взгляд, ничем не отличается от своего известного родственника, за исключением того, что между его неподвижных ног во всей своей золочёной красе свисает почти до колен толстый, гордящийся своим статусом член. — Вижу, понравился! — Паша хлопает его по плечу, зал взрывается новой волной хохота — фигурка появилась сзади на экране, и все видят её дополненную версию. — Так, ну всё, полюбовался и хватит. Теперь серьёзно. — обращается к нему Руслан. — Мы поручаем тебе передать её своему не менее талантливому другу, которого мы так несправедливо обделили вниманием вначале! — Белый широким жестом указывает на импровизаторский стол. Антон взволнованно смотрит на Арсения, но в его лице не удаётся распознать ни обиды, ни предвкушения. — Дамы и господа! И сегодня Оскар получает!.. Оскар получает великолепный и непревзойденный Сергей Матвиенко! Кажется, не смешно ни Серёже, ни Диме, Антону мерещится, что хмурится Стас. Но Арсений невозмутимо хлопает и смеётся вместе с другими. Серёжа как-то криво и нервно хмыкает, но начинает неуверенно аплодировать за ним. У Антона дёргается глаз, он поднимает руку со статуэткой с таким выражением, будто собирается запихнуть её в ближайший зад, но Белый примирительно отодвигается в сторону и смеётся. — Да всё, всё, шутка. — Руслан поднимает руки в жесте «сдаюсь». — Она твоя. Кто ещё мог сыграть такое искреннее недовольство?! — Ну что ж, боевой Антон Шастун, дамы и господа! — Воля мягко и настойчиво направляет его в сторону лестницы и напоследок смотрит на него непонятным взглядом, в котором мелькает что-то отдалённо напоминающее сожаление. Под звуки одобрения Антон проходит к своему столику, и ему вдруг становится совершенно неуютно и даже противно сидеть здесь, поддерживая эту гадкую игру. Он чувствует себя так, будто совершил преступление, предал и высмеял лучшего друга. Антон ощущает на себе взгляд и поворачивается к Арсению. А тот улыбается, с сочувствием и пониманием. «Ты не виноват», говорит он одними губами.* * *
Через стендап и две песни между съёмкой объявлен перерыв. Гости перемещаются в соседний, более тёмный зал, где их ждёт подготовленный фуршет. У сцены их с Арсом разносит в разные стороны. Ира ловит Антона за локоть и задаёт какие-то вопросы, смеётся над статуэткой, пытается поправить его пиджак. А Антон сбегает и ищет Арсения среди толпы, но натыкается только на тех, с кем совершенно не желает сейчас разговаривать. Откуда-то доносится плеск воды, и Антон чувствует, что Арс где-то там. В центре зала расположен небольшой, но изящный фонтан, подсвеченный со дна розовым и голубым. В полутьме он притягивает взгляд и кажется магическим порталом. Разумеется, где ещё может находиться таинственный граф. От перерыва прошло всего минут десять, но Арс выглядит чуть всклокоченным, кто знает, сколько шампанского этот невероятный человек успел в себя влить. И совершенно неважно, что где-то в холодном снегу его наивно ждёт арендованная машина. Он стоит у высокого столика и улыбается даже не совсем дежурно, всматриваясь в рябь на воде и блёстки брызг. Антон выдыхает с облегчённой дрожью и старается не идти слишком быстро. — Арс, — с печалью произносит он, касаясь его где-то возле ключицы. — Мне так жаль, это всё совершенно идиотское и жестокое издевательство. Только придуркам может быть смешно. Ты нисколько не заслужил этого. Арсений оборачивается к нему, смотрит задумчиво и будто с облаков. Через мгновение на его щеках появляются весёлые ямочки: — Шаст, не переживай за меня, слух и зрение уже не те, понимаешь, я ничего даже и не заметил. — но, опустив взгляд, Арс видит эту ублюдскую статуэтку, и его защитная радость становится будто немного поломанной. — Ну зато у меня ещё есть шанс получить настоящий. — с надеждой без надежды добавляет он и замолкает. Минутой журчит вода. Антон сжимает зубы и набирает воздух, чтобы продолжить гневную тираду, но вдруг Арсений делает нечто ошеломляющее. Арсений поднимает голову и с удивительной лёгкостью смотрит ему в самое сердце, задевая встрепенувшуюся душу. А его волшебные губы ласково поют завораживающие слова. — Невероятно… я тут думал, ты столько всего для меня делаешь и даже не знаешь. — он расслабляется, а потом смотрит на Антона с нежной улыбкой. — Да, мне важно знать, что обо мне волнуются, но я каждый раз поражаюсь, как точно тебе удаётся меня понимать. Шаст, ты настоящий. — он мотает головой. — Не такой, как они, самый настоящий, живой. Несмотря ни на что, пробираешься со своим светом вперёд. И из таких угольков, как я, делаешь огни. — Арсений бережно касается кончиками пальцев его груди и смотрит снизу вверх. — Никогда не забывай своё сердце. Пока горит оно, горят и другие. — он наклоняется вперёд и поразительно просто раскрывает секрет. — Моё, Шаст. Моё горит. Антон ощущает, как стремительно расползается внутри тепло от валом накатывающей любви. Он цепляется за эти магические слова, пытаясь отыскать смысл заклинания, старается собрать в кучку буквы, чтобы сложить из них что-то похожее на это волшебство, чтобы выразить, как сильно он всё это тоже, как Арс. Такое же огромное. Что он Арса… Что это Арс его так… Что… Антон с надеждой вглядывается в него: «заметь, увидь, я покажу тебе свою душу». Но вдруг останавливается и поражённо замирает. А потом крупно вздрагивает от осознания. Его будто очень сильно ударили в живот и всё размылось. Сейчас закружится голова, померкнет свет и видение исчезнет. Но это совершенно новое знание сияет и блещет перед глазами, как сияет и блещет перед ним не чужое мерцающее лицо:Ведь внезапно оказывается, что взгляд Арсения
никогда не был нечитаемым.
Взгляд Арсения, оказывается, всё это время
выдавал его с головой.
И все, оказывается, всё по этим глазам понимали.
Про Арсения понимали и про него, Антона.
Потому что у него, Антона, был, оказывается,
точно такой же,
зеркально отражённый взгляд.
* * *
Они стоят и глупо пялятся друг на друга, не замечая никого вокруг. Они одни. Рядом нет камер и нет людей, и ничего не существует в этом мире. Кроме графитовых зрачков, кроме стеснительных веснушек и восхищённо краснеющих щёк. Ира чувствует себя ужасно неловко, растерянно и задето, приближаясь к застывшим мужчинам. Мужчинам! Дыхание перехватывает, а горло сводит горький спазм. Ира смаргивает раненные слёзы, когда ей удаётся разглядеть выражение лица Антона. Все эти годы она мечтала о том, чтобы хоть раз он взглянул на неё так. Все эти годы она старалась, как могла. Да, Ира не была фантастической и идеальной, она не всегда понимала футбол и радовалась его работе. Но она была хорошей, она была красивой, ухоженной и внимательной. А он не смотрел. Он приходил и уходил, дежурно обнимал и целовал её, улыбался и гладил кота. И она никак не могла понять, что с ней не так? Почему Антону с ней просто… нормально? Обыденно? Даже не спокойно. Ире стало казаться, что она для него тоже работа. Ей хотелось ударить его от этого чувства, хотелось завизжать и достучаться до его настоящих эмоций. Чего?! Чего же ему не хватало, чего в ней для него не было? А всё оказалось совсем не сложно и даже иронично.Арсения.
В ней никогда не было хотя бы частички Арсения.
Вот и весь вопрос, хотела ответ — получи.
Ира сглатывает тяжёлый ком в горле, сжимает губы и резко разворачивается, направляясь в сторону столов с алкоголем. Хорошо бы им сейчас налить ей что-то покрепче вина!.. Ира идёт быстро, не обращая внимание ни на что. Она зла. Она обижена и глубоко задета. Она хочет зарядить Арсению в его «прекрасное» лицо. Она!..на ходу сталкивается с парнишкой официантом в флюорисцентно белой рубашке и с огромным подносом в руках…
Ира чертыхается под оглушительный звон разбивающихся бокалов. Ей хочется расплакаться от беспросветного бессилия и отчаяния. Её мысли в панике мечутся в хаосе из страха и обиды. Спрятаться и исчезнуть, пока всё не решится само собой, мечтает она. Но женщины… Удивительные существа женщины. В самые трудные, шокирующие и задевающие минуты бывает так, что у них включается режим самоуправления. Ира была удивительной женщиной. Ира сделала вдох, потом сделала выдох, взяла бокал с соседнего стола, опустошила его в один глоток и без жалости швырнула к остальным, в шипящую стеклянную реку. В уборной Ира взглянула в большое коричневое зеркало, освещённое жёлтыми лучами. Она увидела в отражении свою жизнь. Свою молодость и грусть в уголках искусанных губ. Красоту, изящность и мечты о счастье. Ира вспомнила восхищённое и совершенно отсутствующее лицо Антона. Она понимала, что такой любовью любят только раз в жизни, и это невероятный подарок. Такая любовь остаётся с тобой до конца дней, линией проходясь по каждому мгновению существования твоей памяти. И Ира улыбается, закрывая глаза. Она никогда не позволяла себе думать об этом, но… она представляет себя, стоящую у этого поющего фонтана, видит и даже чувствует то, что чувствовала бы там. Но она видит себя не на месте Арсения. Она представляет кого-то другого на месте Антона. И это сначала шокирует её. Сначала этой картине противится всё её сердце. А потом Ира понимает, что знала всё про Антона уже давно. Знала и отказывала ему в этом. Игнорировала и протестовала. Но сейчас он стоит там, с ним. Даже не заметив, что она натворила с бедным официантом. Он стоит и выглядит, как блаженный. Да… Таких идиотов надо было поискать, никогда ещё она не сталкивалась с подобным представлением в своей жизни. Но она не считает, что проиграла, нет. Потому что это никогда не было игрой. И потому, что она всего лишь красивая женщина. А Арсений — настоящий красивый мужчина. Ира красит ресницы как в последний раз, отгоняя мысль, что он, скорее всего, и есть последний. Ещё раз останавливает взгляд на отражении в зеркале, а потом, решившись, кивает себе с сочувствием и принятием, ударяет ладонью по мраморному покрытию и выходит в зал. — Антон, — зовёт его она. Эти клоуны стояли, не шевелясь, всё это время. Действительно испорченные куклы. Ира щёлкает его по рукаву. — Антон. Он смотрит на неё, стараясь сфокусироваться, а потом без желания, а по обстоятельствам, возвращается в реальность. — Можно тебя на минутку? — может показаться, что она спрашивает это недовольно, может, это правда, а может, надо перекреститься. — Арс, я тут на… Сейчас. — Антон как-то неуклюже взмахивает руками, а Ире смешно. А что, если отстраниться от ситуации, всё неплохо. Вот они какие, два влюблённых голубя. — Да, я же тоже должен сделать очень важный телефонный звонок. — говорит Арсений, кивает Ире с непонятным выражением лица и уходит, как говорят, в темноту. Ира указывает головой в противоположную сторону и они с Антоном молча куда-то идут. Антон принимает это смиренно, без возражений или радости. Он вообще, кажется, думает о чём-то другом. Ира вздыхает. — Антон, я отвлеку тебя совсем ненадолго, и сможешь вернуться к тому, — она делает паузу, — к чему захочешь вернуться. Антон удивлённо смотрит на неё, а потом отводит растерянные глаза и Ира чувствует, как он прячется. Закрывает свою огромную любовь в малюсенький тайничок с табличкой «У меня есть девушка и у нас всё отлично». Ей на мгновение становится очень больно за него. Как долго он вынужден скрывать любую свою мысль о том, что ему так дорого? Она не будет винить его. Ведь нет возможности обвинить человека сильнее, чем может сделать это он сам… Ире хочется Антона обнять. Она останавливается и пытается поймать его взгляд. Наконец, он смотрит на неё. Глазами человека, которого ждёт как минимум виселица. — Пожалуйста, не смотри на меня так. — просит она и отворачивается. — Знаешь, я понимаю, что скоро наши отношения перейдут на новый уровень, — Ира невесело хмыкает и убирает за ухо плакучую прядь. — Но перед этим я хочу сказать тебе кое-что важное. И ты должен обдумать мои слова, ты должен решить, что будешь делать. — она обнимает себя руками. — Что мы будем делать. — Ир, я вообще не понимаю. О чём ты говоришь? — Антон хмурится и пальцами нервно теребит кольца. Ира улыбается ему с горькой жалостью и собирается произнести: — О тебе и Арсен… Но её слова тонут в громком и спешном объявлении об окончании перерыва. — Антон, это очень важно! — пытается Ира, когда он поворачивается, чтобы уйти. — Я знаю. — неожиданно серьёзно соглашается Антон ей в глаза. — Но нам лучше поговорить об этом не здесь.* * *
Антон усаживается за стол, погружённый в глубокие и довольно безрадостные раздумья. Обычный день, обычная рабочая встреча, да, необычное собрание людей. И при них всех, у каждого на глазах он забыл о своей девушке так, будто её и не было вовсе. Да, скорее всего, никто ничего не заметил, но его собственные мысли были как никогда далеки от реальности. От Иры. Хорошей и вполне живой. Похоже, Ира заметила, как он смотрел на Арсения. Не нужно быть геНо знали бы они, как ему сейчас на это похуй.
* * *
Антону в лицо ударяет свежесть. Всё как он и боялся, в глаза бросается разлитая гранатовыми зёрнами на пушистом снегу кровь. Капли от места стычки дорожкой ведут в сторону арки. У курилки рядом с рестораном грубо и громко гогочут довольные парни. «Ублюдки» — думает Антон и разминает пальцы. — Эй! — окрикивает их он. Смех прекращается, мужчины друг за другом оборачиваются. У Антона перехватывает дыхание, когда он видит в руках одного из них телефон, принадлежащий только одному человеку в этой вселенной. И кажется, что в данной ситуации всё действительно закончится судебным разбирательством. — Не соизволите ли объяснить ситуацию? — спрашивает Антон, прикидывая, кому бы он врезал первым. — А, так это наш второй, — мерзко усмехается тот с телефоном Арсения. — Твоя очередь, пидорас. Мужчина немного ниже его, но шире и коренастее. Невозможно отвратительное лицо… — Ну какого вы все постоянно пытаетесь влезть в чужие тайны. — раздражённо и в никуда спрашивает Антон. — Я бы предложил вам вернуть телефон и уёбывать, но выбор за вами. У кого-то очень хорошо получилось меня разозлить. — громко хрустнули его костяшки, увенчанные серебристыми кольцами. Видимо, Антон выглядит устрашающе. Один из смеявшихся одёргивает куртку и, кашляя, скрывается за запасной дверью. Осталось трое. — Слышь, хуй блять. — скалится на Антона главный. — Я всех таких пидоров как вы на нужную дорожку направляю. Совершенно бескорыстно! — он громко ржёт, поднимая руки. — Телефончик просто на земле валялся. — чехол мелькает в его мясистой руке. — А как он туда попал, мне, в общем-то, до пизды. — он демонстративно засовывает его в задний карман и делает шаг вперёд. — Сейчас как та сучка отхватишь, пидорас, жаль только, что мы его по-настоящему научить не успели. — мужчина сплёвывает. — Какие же вы мерзкие, ебанаты. Не ожидал твой подъёбыш по почкам получить, такие удивлённые были глаза! — он пытается изобразить глаза Арсения и снова гогочет. У Антона на шее пульсирует венка, как маленькая змея. Антон не чувствует холода, только яростную и ледяную ненависть. — Как хорошо, что мы его бабское личико приукрасили, уж получше стало, чем было. — Я понять не могу, — спрашивает Антон, — Для вас самих «бабы» это хорошо или плохо? — Вот пидорас, — тянет мужчина. — Сейчас тебя Серый придержит, как твоего голубого брата. Он с выпученными глазами быстро движется в его сторону, выставив кулаки. Указанный Серый чуть медлит, наблюдая. Антон уворачивается от злого, но неуклюжего удара и с чувством правильности бьёт мудака туда, где у хорошего человека находится солнечное сплетение. Сзади собирается подойти второй, но тут из дверей за спиной Антона вываливаются Дима с Серёжей и ещё несколько человек за ними. Мужчина сползает коленями в снежную кашу, Антон, как в кино, держит его за ворот. Антона окликают, и он уже собирается отпустить ублюдка, но тут его взгляд цепляется за что-то, неестественно выпирающее из снега на асфальте. Антон вглядывается внимательнее, а потом его тело простреливает убитая красная вспышка, заставляя руки мелко затрястись. У Антона яростно раздуваются ноздри, он до скрипа сжимает зубы, быть может, в его глазах даже появилась самая отчаянная в жизни слеза. Антон поднимает голову, смаргивает пару раз, с презрительным разочарованием глядя мужчине в лицо. А потом горько и от всего сердца с размаху бьёт его в челюсть. Он слышит сзади чей-то вскрик, шаги и своё имя. — Телефон. — железным тоном произносит он.Через несколько шагов от него, в грязном снегу
среди плевков и окурков, несовместимо и дико
валяются в блестящих чешуйках стекла
выдавленных линз, сломанные пополам,
самые любимые очки Арсения Попова.
* * *
Ира тихо протягивает ему куртку и отмахивается от белёсого дыма. Антон всё ещё сжимает в тёплом кармане отвоёванный, будто в детстве, телефон. Они стоят у машины, Антон курит под спящим кружащимся снегом и выдыхает перед новым боем. Со всем миром, с Ирой, самим собой… — Какой же ты дурак. — вдруг, качая головой, произносит Ира. Антон удивлённо смотрит на неё и открывает рот, чтобы ответить, но Ира останавливает его твёрдым жестом и продолжает. — Даже слепые и глухие уже заметили, как вас тянет друг к другу, одни вы, да я за компанию такие глупые, что мне, например, даже стыдно. — Ира смотрит на него серьёзно и устало, на её волосах белый снег. Она вздыхает. — Антон, мы оба знаем, что я не подарок, со мной тяжело. Я понимаю и очень тебе, на самом деле, благодарна. Ты невероятно добрый, самый прекрасный. — она грустно улыбается и смотрит им под ноги. — Поэтому мне тяжело будет себя от тебя отлеплять, ты в меня уже въелся. Они снова молчат. Но скоро Ира, кажется, шмыгает носом и, часто моргая, поднимает глаза к фонарям и деревьям. — Я не самая лучшая, Тош. — у неё мелко подрагивают губы. — Но я не хочу быть тем монстром, которого вы все из меня делаете. — Ира обнимает себя ладонями с покрасневшими пальцами. — Я живая. Я счастья хочу, любви хочу. Я жить хочу, а не выживать, тебе ли не понять это. — она усмехается и снова шмыгает носом. А потом берёт его за рукав и заглядывает в лицо. — Тош, ты очень смелый, почти бесстрашный, и Арс, к сожалению, не твой этот страшный квест, как бы сильно мне не хотелось так думать. Ты сильнее всех, и я знаю, что ты со всем справишься. О таком тяжело думать, я представляю, трудно осознавать, что у тебя не как у всех. Но ты стойкий, упёртый, ты сможешь. — она кивает, подтверждая свои слова, а её глаза наполняются слезами. — Я своего счастья хочу, ты для меня лучший вариант и мне бы стоило за тебя всеми способами держаться. — и по её щекам бегут обжигающие слёзы, она жмурится и утирает их холодными руками. — Но твоего счастья я хочу тоже, так вот получилось, очень я жадная. Но какой же ты дурак, — повторяет она и выдаёт свою тайну. — Это Арсений был с тобой в ту ночь, когда ты лежал в бреду. Ты позвонил ему и он приехал, нянчился с тобой, как с котёнком. А теперь обещай мне, Шастун, что ты его не проебёшь! Антон нежно обнимает её, до макушки заполненный благодарностью и поражённой несмелой радостью. Ира плачет ему в грудь и сжимает пальцами куртку. Он кладёт руку ей на волосы и сжимает чуть сильнее. — Но ты не думай, — поскуливает она, — Что я не буду злиться на вас, придурков! Всю душу из меня вытянули! Она вытирает слёзы и отстраняется. — Прости меня. — со всей честностью говорит Антон. Ира смотрит на него несколько секунд, а потом раскрывает его ладонь и вкладывает в неё сломанную оправу. — Я не собиралась, но я прощаю. Она закрывает его пальцы. Встав на носочки, целует в колючую щёку и, посильнее закутавшись в серебристый пуховик, поворачивается спиной к своей любви и уходит с замёрзшими на ресницах слезами.* * *
Антон мчится, едва успевая тормозить на светофорах. В какой-то момент ему звонит Позов, и Антон несёт в трубку какую-то влюблённую восхищенную чушь. «Я даже съем ради него риса, если он попросит!», Антон ударяет по рулю и, кажется, не может усидеть перед красным сигналом больше ни секунды. — Это было бы невъебически глупо, Шаст. — укоряет его Дима, а после гудков усмехается, обещая себе сделать вид, что ничего не слышал. Антон неаккуратно паркуется у чужого дома, от нетерпения почти вырывает заблокированную подъездную дверь, нервно дёргает ногой в лифте, а перед нужной квартирой ураган останавливается и покорным летним ветерком укутывает вскипевший беснующийся мозг. Квартира по договору принадлежит Серёже, который с Арсом напополам снимает её уже некоторое время, и Арс останавливается здесь, когда приезжает в Москву. Здесь всё в его стиле, старые парадные с витыми лестницами и мозаикой на первом этаже, лифт старенький и скрипящий, цветы на подоконнике в коридоре на этаже и высокие потолки, пахнущие древней пылью и извёсткой. Антон медленно достаёт из куртки ключ, отобранный у Серёжи, и, не дыша, вставляет в замок. Он дважды приятно щёлкает, и дверь в башню прекрасного графа отпирается. Антон заворожённо перешагивает через порог в прихожую, и дверь за ним тихо и одобрительно защёлкивается. В квартире темно и аккуратно. Из молчаливых комнат, притаившись на полу, струится лунный или электрический свет отстранённых фонарей. Кажется, что вокруг нет ни души, а здесь эта вечная сверкающая ночь. Но откуда-то доносятся шуршащие ноты, Антон, осторожно шагая в ботинках, заглядывает в один из поворотов волшебного лабиринта. Перед ним замершая и безмолвная кухня, выдающая свою уютность даже в этой чернильной темноте. Антон останавливается в проходе и ему кажется, что, если приглядеться, он сможет увидеть магические звёздочки светлячков. — Серёг, а ты же пообещал, что больше не будешь за мной таскаться, если кто-то снова захочет показать мне Библию. — отчуждённо и невесело хмыкает голос из темноты. Заслонённый столом с нетронутой аптечкой, под высоким аристократичным подоконником, прислонившись к тяжёлой батарее, сидит на полу Арсений. Антон, вздыхая, качает головой и подходит, присаживаясь рядом с ним на корточки. — Снова, значит. — задумчиво говорит он. Арсений вздрагивает и вскидывается. Антон аккуратно обхватывает пальцами его подбородок и поднимает к лунным лучам. Мужчина растерянно порхает длинными ресницами, как крыльями бабочки, и отводит взгляд. Антон видит тёмное пятно на его левой скуле, засохшую красную дорожку под носом и запёкшуюся трещинку в уголке нижней губы. Он шумно выдыхает, всё ещё злясь на мудаков из ничего и ни за что. — Ну что ты пришёл. — бессильно шелестит Арсений. — Что мы теперь будем делать… Антон нежно касается его щёк, поворачивая лицо в поисках других синяков или боли, и голосом, полным нежности, тихо и спокойно принимается говорить. — Сначала я возьму мягкую ватку и намочу её перекисью, — Антон ещё несколько тягучих секунд спокойно и любовно смотрит на него, потом неторопливо встаёт и следует своему рассказу, — Теперь я постараюсь осторожно утешить твою расстроенную губу и обязательно подую, а арникой намажу эту прекрасную скулу, — его голос глубокий и тихо вибрирующий, он ловкими движениями без сомнений разбирается с аптечкой, подходит, почти невесомо прикладывает ватку к губе, затем бережно и медленно покрывает синяк вязкой блестящей мазью, едва касаясь кожи, чтобы не сделать больнее. — Потом я поглажу и уберу твою прекрасную пушистую чёлку со лба, — Антон запускает пальцы в мягкие волосы, чуть влажные и едва заметно волнующиеся. — А когда я всё это закончу, я сделаю кое-что ещё. — заговаривающе шепчет Антон ему в ухо, и так, будто это совершенно естественно и правильно, придвигается ближе. Заворожённый и очарованный, он ведёт большими пальцами по тёмным и шелковистым приподнявшимся бровям, очерчивает путь по выжидающе молчащим вискам, замершим скулам, через напряжённый подбородок. Не дыша, ведёт к шее, вздрагивающей от чужого сглатывания, щекочет напоследок кончики стесняющихся прядей. А потом властно, непреодолимо, но невыносимо нежно, забирая себе всю ответственность, ладонью обнимает волосы на затылке и, ни колеблясь больше ни мгновения, восхищённо и загипнотизировано целует Арсения так, как не целовал никого в жизни. Арсений совсем не по взрослому всхлипывает и намертво вжимается руками в шею Антона, отвечая на поцелуй, пока горы и камни валятся с его плеч и души. Захлёбываясь эмоциями, облегчением и разрешённостью. Чуть не плача и не желая потерять больше ни секунды. Они держатся друг за друга на тёмной лунной кухне, греясь о старую понимающую батарею. Целуясь, обнимаясь и объясняясь. Расслабляясь, улыбаясь, растворяясь и расплываясь. Распутываясь и раскрываясь. Арсений перебирается к нему на колени, опирается на плечи, доверяя Антону весь свой вес, и утыкается натерпевшимся носом в тёплое надёжное ухо. И вскоре его волшебный сон из мечты сменяется сном спокойным и настоящим. Выстраданным. Антон долго перебирает его волосы, вслушиваясь в дыхание и ни на миг не разжимая объятий, а потом осторожно относит Арсения в спальню, путешествуя по застывшим в волшебном свете комнатам. А потом что-то вдруг колет его отогревшееся сердце. Что-то заставляет его встать с мягчайшей и самой родной теперь кровати, что-то противно шипит и шелестит в его уме, а душа убито скручивается в дальнем углу своей глупой человеческой клетки. Антон медленно натягивает снятые ботинки, даже не завязав шнурки, вдевает руки в непослушные оцепеневшие рукава, последний раз взглянув в усыпанный тенями коридор и прислушавшись. Как тихо. Только блещет и струится по полу серебряный лунный свет. Отговаривает. За порогом его ждёт холодная зима, тоскливая и воющая ночь. Волшебство закончится за пределами этой квартиры. Загадочный и прекрасный, граф останется в своём замке. Антон вздыхает и открывает противящуюся дверь. Сколько жизней ему придётся пройти и прожить, чтобы встретить такого, как он… Сколько утаить, обмануть и спрятать, чтобы они смогли существовать спокойно… Возможно, где-то ему даже попадётся одна из его импровизированных женских вариаций. Но— Ты не можешь, Антон. — слышит он за своей спиной ласковый голос, объясняющий непонятливому ребёнку.
— Не можешь.
Потому что теперь я отказываюсь без тебя спать.
Наверное, если ты вдруг очень-очень не хочешь откуда-то уходить, но думаешь, что так нужно и обязательно, хорошо так, на всякий случай, оставить не завязанными шнурки… И несмотря на всю грязь, на всю горечь и несправедливость, верить. Потому что сила, она, брат, в правде. Всегда. В правде. И самую большую капельку в любви. ;)
*