Руины

      В шесть лет Падме отправилась в Прозрачную Бухту к своей близкой родне, маминой маме Риу Туле, что была готова поведать об аристократических традициях Набу, о древних обычаях и правящих домах. Она с родителями и сестрой жила вдали от родственников, взрослея, лишь изредка беседуя со своими бабушками по голосвязи или лично, когда они навещали ее семью в столице — Тиде. Для Набу это было необычно, старшее поколение традиционно вносило существенный вклад в воспитание, оставляя детей полностью подготовленными к запутанному клубку тайн и недомолвок, сложным отношениям и ожиданиям, с пеленой тьмы, что окутывала наследников великих домов.       Падме же привыкла проводить большую часть времени с отцом, сопровождая его на многочисленных гуманитарных миссиях. Его целью служила помощь нуждающимся разумным. Жертвам крупномасштабных катастроф и природных бедствий. Как строитель, ее отец располагал широкими навыками для ведения разного рода восстановительных работ, и младшая дочь была его частой спутницей, с упоением изучая новые культуры и оказывая свое посильное участие. Она с радостью отдавала дань благодарности за свое благополучие. В Озерном Краю, вблизи залива, где находилась Прозрачная Бухта и жила бабушка Риу, Падме отдыхала и набиралась сил. Семейный дом на берегу озера, доставшийся от скандально известного поэта Омара Беренко, казался ей до сих пор пропитанным тем поэтическим восторгом, что родил на свет его самую известную поэму и был любимым местом для беззаботного времяпровождения, купания в озере и пляжных развлечений. Старый бабушкин друг выдувал из местного стекла шедевры, достойные лучших музеев Медиины, но вместо этого радовал ими детишек, приехавших на школьные каникулы. Взращенная в атмосфере непринужденной роскоши, Падме тонко чувствовала красоту и гармонию.       Следующий повод запечатлелся в памяти как весьма знаменательный. Еë приезд был скован тяжелой церемониальной одеждой принцессы Тида, со всеми атрибутами; металлический каркас прически сдавливал голову, а от грима с непривычки зудело лицо. Падме отправилась в Озерный край, чтобы повидаться с бабушкой. На самом деле, она отправилась за ответами и советами, которые могла получить только там. От бабушкиного дома к озеру тянулась аллея. Совсем скромная и заросшая, если сравнивать с другими в Тиде или в Моении, где любой достаточно богатый человек старался окружить себя зеленью даже посреди города. Падме шла по дорожке рядом с бабушкой, строгие полы ее черно-синего одеяния со сложной вышивкой в традиционном стиле мели по пыльным камням.       Сходство с Риу только усиливалось с ее взрослением, и дело было даже не во внешнем подобии, а в жизненной позиции, основанной на неутолимой жажде познаний и самоотречении во имя всеобщего блага. В молодости бабушка была бесстрашной — как порывистой, так и терпеливой, в зависимости от того, что от нее требовалось. Среди набуанской аристократии она имела репутацию человека, умеющего идти и на риск, и на компромисс. Она сама принимала все решения, не позволяя никому ею манипулировать, следуя жизненному пути просветителя и реформатора. Представительница одного из королевских домов, неустанный борец за права и свободу разумных, являвшейся одной из ключевых фигур среди образованного Среднего Кольца. Бабушка писала книги, публиковала научные статьи, преподавала в университете, а круг ее знакомых был достаточно широк, чтоб включить в себя всех ныне живущих прогрессивных мыслителей.       Непринужденная беседа неторопливо скользила по насущным вопросам — мягко, но основательно, как подол церемониального платья по нагретым на солнце булыжникам мостовой. — Иногда так хочется разогнать пелену недосказанности, что окутывает все действия и побуждения в этом сложном мире, не так ли, дорогая? — голос бабушки звучал спокойно, серьезно, без вкрадчивости, но давая понять, что речь идет о вопросах крайней важности. — Даже кажущиеся сущими мелочами последствия замены одной малоиспользуемой буквы в старо-набууанском диалекте могут вести за собой весьма резонирующие последствия. Тебе, как бывшему законодателю, стоит как можно глубже задумываться о таких вещах. Язык — это самое могучее подспорье, дающее возможность передавать другим свои мысли и намерения. Риу имела удивительный талант о сложном говорить максимально просто, а в простых вещах находить поразительную палитру смысловых оттенков. Падме внимательно погружалась в суть сказанных слов, рассматривая их отражения. Наслаждаясь бабушкиной речью, как игрой солнечных лучей на безупречной озерной глади. — Слово, выражающее эмоцию человеческой души, есть символ в его классическом случае. Каждый отдельный человек эту эмоцию переживает различным образом и в различной степени. Тем не менее, эмоция продолжает быть совершенно определенной, подчиняется общему принципу, где символ воспринимается разумными с различной глубиной и с различными свойствами. Но в существе остается понятием неизменным... — Когда человек живет в обыденной жизни и наблюдает лишь простейшие формы, речь является вполне совершенным способом передачи своих мыслей. Переходя в область отвлеченного мышления, разумный сразу начинает чувствовать несовершенство. — Твои способности в гуманистических науках мне известны, но анализ не есть всего лишь сложение фактов. Образование дает нам лишь инструменты. А цель образования не более чем настройка инструмента фокусировки мыслей. Так как язык это зеркало создавшего его народа, сохраняющее всю его эволюцию, чем выше и тождественнее понятие, тем труднее оно выражается словами. Конечно, с увеличением числа понятий увеличивается и число слов. — она повернула голову, внимательно посмотрев на притихшую внучку. — Истинные знания приходят к нам из источника внутри, ты не зачерпнешь их в книгах... — бабушка ласково улыбнулась, затем размышления увлекли ее, и какое-то время они шли молча.       Падме, в юном возрасте познавшая бремя ответственности, знала, что она хотела для своего народа. А вот чего она хотела для себя? — А как же простые вещи, если я спрошу тебя, что важнее: призвание или расположение семьи? У тебя будет ответ? — Не обязательно делать выбор сейчас. Важно и то, и другое. Падме вздохнула. Расслабила напряженные плечи. В четырнадцать лет она уже не ребенок, хватит себя жалеть. В обществе бабушки было намного проще искать ответы, даже если вопросов было нестерпимо много и подчас совсем противоречивых. — Не забывай, что зачастую наш выбор складывается из множества мелочей, а не из одного решения. — Думаешь, что тот, кто всегда был верен своим идеалам, может пойти против правил? — Падме позволила себе выдохнуть, отпуская копившееся напряжение — то, что тревожило ее, казалось при ярком солнечном свете чем-то незначительным и очевидным. — Всегда есть выбор, перед любым действием появляется мгновение, когда ты можешь решить как поступить, и весь мир заключен лишь в тебе, в твоем поступке; и ни в прошлом, ни в настоящем нет ни одного оправдания той слабости или подлости, которую ты можешь допустить.       Углубившись в беседу, неспешно они дошли до набережной, залитой ласковым вечерним солнцем. Волны набегали на пляж, ветер теребил ветви старых деревьев, перебирая и настойчиво тревожа их безмятежный покой. Стая неугомонных птиц взлетела в бескрайнее небо свободно и беззаботно, то собираясь в клин, то разлетаясь брызгами. Волны набегали на берег, небо отражалось в воде, а водная гладь переливалась, поглощая небо. Всë труднее было бороться с желанием нырнуть в прохладную воду и плыть до ближайших островов, чтобы смыть с себя накопившееся за дни в столице нервное напряжение. Падме чувствовала себя нелепой и неуместной здесь, на фоне природы в своих одеждах офиса. Бабушка, тонко чувствовавшая настроение любимой внучки, повела ее в дом, переодела в простое платье и позвала навестить своего давнего друга. С Падди Акку, бывшим офицером королевской гвардии ныне на заслуженной пенсии и гостеприимным хозяином дома, Падме была хорошо знакома, а вот советника короля Арса Веруны по вопросам истории видела первый раз. Но видимо бабушку он знал хорошо, раз с радушной улыбкой поднялся к ней навстречу и заключил в объятиях. — Эрни Вил, Правдовидец нашего любезного монарха к твоим услугам, дорогая. Можешь с ним беседовать в своë удовольствие, наверняка у него есть парочка завалявшихся философских концепций, списанных за ненадобностью, в рукаве этого безразмерного балахона. – в глазах Риу сиял лукавый огонек, когда она представляла внучке своего знакомого. — Ах, Риу, это состояние когда тебя приглашают быть собеседником — это просто прекрасно! — Ну что ты, в этом мире мы постоянно беседуем с другими, с собой, или со всем миром разом. — бабушка лучезарно улыбнулась, — Падме интересуется вопросами этики. Скажу больше, она — прирожденный философ, и с упоением изучает вопросы, ответы на которые не всегда лежат на виду. Иногда приходится нырять за ними за самые дальние рифы. Но когда такие корифеи оказываются в нужном месте в нужное время!       Бабушкин собеседник рассмеялся – это был беззаботный дружелюбный смех, тот, от которого блестят глаза, а их углы складываются морщинками независимо от возраста. Падме была удивлена, что предположения о его возрасте никак не поддавались точному определению. Он казался то умудренным жизнью старцем, вальяжно расположившимся на прогретой солнцем террасе, то беспечным молодым профессором, слишком рано получившим высокий научный пост. — Жители Гризмальта всегда много времени уделяли вопросам Великой Мистерии, но сейчас направление ветра поменялось, разбросав науку и философию в разные стороны. Но только несведущие люди с уверенностью могут утверждать об их кардинальной противоположности. — Братство Познания когда-то задавало моральный камертон для всего Набу, сейчас численность их невелика. Когда я последний раз видела Максирона, он говорил, что в их постоянном составе осталось всего двадцать служителей. Кстати, Падди поехал за ним и обещал привезти к ужину. Давно же мы не встречались таким высокодуховным составом! Падди Акку работал в свое удовольствие перевозчиком на своем излюбленном водном транспорте. Падме и все члены ее семьи пользовались его услугами, добираясь до озерного дома Варыкино, где он также являлся смотрителем. Его род деятельности приносил массу близких и интересных знакомств с самыми неординарными личностями, как приближенными к королевскому двору, так и максимально удалëнными в помыслах и сознании от этого клубка сплетен местного значения. Хотя он отошел от гущи дел, когда покинул пост капитана королевской гвардии, но продолжал по привычке оставаться весьма осведомленным человеком во всех аспектах дворцовых интриг, а подруга детства Риу очень ценила эти неформальные отношения, на которых потом выстраивались хитросплетения утончëнных игр древних домов. — Да уж, бывают изменения не в лучшую сторону. Мистики нашей эры стали истинным олицетворением бессилия... Они передавали древние тайны, всячески оберегая их от любопытных взоров, при этом наивно полагая, что сохранение истины и незапятнанность ее грубыми руками невежд может зависеть от их личных действий. Таинственность превратилась в забаву. Знания, суть которых удел лишь призванной аристократии духа, были восприняты не иначе, как скрывание клада от хищников. И нет ничего удивительного в том, что за годы пребывания в земле все истлело. А посмешищем своего рока они стали, когда смогли скрыть это лишь от себя самих! — Религия очень часто разделяется на внешнюю и внутреннюю составляющую; там где внешняя владеет буквой, удел внутренней — следить за духом и смыслом. Максирон, между прочим, составил потрясающий трактат, надеюсь, он захватит с собой пару кристаллов, прекрасное чтение на ночь грядущих размышлений. Как жаль, что образование опаздывает за ходом мысли как минимум на полвека... — Это называется проверка временем. — Риу ободряюще улыбнулась своей внучке, и Падме продолжила. — Новшества очень часто оказываются недолгими гостями. — Живой дух мистерий давно отлетел, оставив после себя лишь горстку единичных теорий. От силы пара-тройка конкретных вопросов, покрытых густым слоем мистики. Видимо, эта пыль и призвана скрыть отсутствие самодовлеющей философии. Давно уже не было создано ничего самобытного, хоть сколь-нибудь относящегося к миру причин... Не только многокрасочность древних учений утрачена, но даже память о многих религиозных системах дошла почти до полной потери. Глубокомысленная пауза, прерванная звонким смехом Риу. — Всего не входящего в один очень конкретизированный и очень закрытый архив. — Ну, до теократической диктатуры нам еще далеко! Джедаи в этом плане просто примерные граждане. Никакого принуждения в массы. Хотя чисто с законодательной точки зрения, гражданами они и вовсе не являются из-за имущественного статуса. Любопытно, не правда ли? — Хорошее определение, но, увы, к делу не относящееся. — советник немного поразмыслил и добавил. – Нам все так же далеко и до того, что позволяло раньше своим духом коснуться вечности – сократить существо в единый волевой синтез, забывая свою личность. Где же крылья самосознания, позволяющие воспарять в безбрежный океан Вселенского Духа? В словах и во взгляде собеседника загорался весьма фанатичный огонек, и Падме позволила себе на минуту отвлечься, отмечая нюансы речи, опираясь на которые этот человек и устанавливал свои тезисы. Она любила раскладывать в своей голове не просто значения сказанного, а ту тайную, движущую силу мысли, что наделяла слова живой энергией действия. Зрачки Правдовидца сузились до двух почти невидимых точек, светлые глаза подернулись поволокой, а затем вновь обрели фокус. Через пару минут безмолвия он пристально посмотрел на Падме, — Новое время уже наступило. Тебя ждет блистательное будущее. Но у Падме сложилось смутное впечатление, будто она провалила важный экзамен, ответив неправильно по всем ключевым пунктам. Хотя вопросов ей не задавали. Грустная улыбка бабушки ничуть не добавила уверенности. ***       Падме сидела у зеркала, рассматривая отброшенный образ. Усталость оставила свой след на фарфоровом белом лице. Глаза, опалы, жжëный янтарь смотрели тускло, и она невесело улыбнулась собственному отражению. Физическая бодрость, с которой она принимала поздравления, выступала перед народом Набу, потом перед Малым советом, потом перед журналистами и представителями СМИ, потом на внутреннем заседании Домов, после на неформальной встрече со своими новыми советниками, чуть позднее с капитаном охраны и своим кругом помощниц — язык просто не поворачивался называть их служанками куда-то пропала, и разница между внешней энергетикой и потухшим взглядом пугала уже основательно. Да, победа была за ней, и сегодня она будет обнародована. Новая Королева Набу – юная Амидала взойдет на трон. Она взяла расческу и начала приводить в порядок спутанные волосы и мысли. Рука чуть замедлилась, и Падме увидела бабушкин силуэт. Та бесшумно подошла сзади, обняла, отвела руку с расческой от небольшого колтуна на затылке, доставлявшего Падме явное неудовольствие. — Позволь мне. — бабушка улыбнулась и взяла расческу в свою руку, тонкую, сухую, с аккуратными ногтями и пятнами на тыльной стороне ладони. Пусть морщины и пролегли сетью на ее лице, обычно выглядела бабушка вполне еще молодой, но не сегодня. Падме повернулась к зеркалу, где они отражались обе. — Тебя что-то тревожит. — Пустяки. Старики вечно ищут проблемы, где их попросту быть не может! Не обращай внимания. — «Если ты плохой лжец, это не значит, что ты не лжешь», не ты ли говорила мне. Падме попыталась улыбнуться, но из-за усталости поднялись лишь краешки губ. Что-то в еë голосе заставило Риу опустить глаза. — Я очень хочу тебе только добра. Я люблю тебя и желаю счастья, но пожалуйста, будь осторожна. Помни, причина наивности — это несогласованность внутреннего мира с внешним. Не попадайся на этот крючок. Для тебя жизненно важна твоя собственная, суверенная позиция. Ложная жизнь чужими стандартами и правилами и попытками им угодить — это на самом деле страшно. — Ты что-то слышала и не хочешь мне говорить. Сейчас по плечу казалось абсолютно все, уверенная в ясности своих помыслов, она чувствовала звенящий воздух под расправленными крыльями. Если судьба бросила ей вызов, она с достоинством примет его. — Мы стоим на пороге перемен, и это всегда непросто. Меня предупредили, а ты рвешься в опасность. Для тебя было послание, у Правдовидца. Я не отнеслась серьезно, но когда Веруну сместили и ты стала королевой, — она сделала паузу, — Я много повидала на своем пути, но предсказатели меня не очень впечатляли ранее. Всë-таки я человек весьма образованный… — Риу замолчала на мгновение, а потом продолжила уже совсем другим тоном, — Он сказал: «Остерегайся демона. На нем кожа и одежда, но внутри лишь тьма. Остерегайся искушений. Они в словах, что соблазнив, завладеют тобой. Остерегайся того, кому отдашь свое сердце — этого ему будет мало, и он заберет твою жизнь»...