as i paint death in its purest form

4lienetic — transience

когда мыслей становится слишком много, у чонгука начинает болеть голова. и устроен он, к сожалению, так, что головная боль вынуждает думать еще больше. постепенно она только усиливается, охватывая каждую клетку мозга, и дальше это лишь вопрос времени, когда удушающие мысли перерастут в пульсирующие красные вспышки и необъятное чувство опасности. рано или поздно это всегда происходит. по счастливой случайности или же удачному стечению обстоятельств чонгук жил один. кто знает, может, это высшие силы, наблюдающие с небес, решили сделать ему подарок. прибежав в свою комнату, чонгук, как затравленный зверек, забился в угол, спрятавшись за стулом, криво приставленным к стене. несмотря на то, что порой чонгук чувствует себя маленьким, таковым он на деле не является, и в этом крохотном, тесном углу ему приходится сидеть, крепко прижав колени к груди. неудобно и, признаться честно, раздражает, но что поделаешь? по неизвестной даже для самого себя причине чонгук должен быть именно здесь. не прошло и пяти минут с того момента, как он был рядом с друзьями — людьми, с которыми он чувствует себя безопасно, потому что они не причинят ему вреда и не сделают больно. несмотря на это, сейчас чонгук один. его никто не прогонял, он сам решил уйти. впрочем, разве это новость? чонгук уже давно свыкся с тем, что единственный человек, который делает ему больно больше всего на свете, — это он сам. — может, перестанешь драматизировать? чонгук вздрагивает, услышав в своей голове знакомый голос. он глубокий, тихий и звучит так, словно он устал… от чего? от кого? от чонгука? скорее всего. он бы тоже от себя устал. голос, уверенный и ровный, но при этом абсолютно равнодушный, продолжает звучать на подкорке. чонгук знает, что это не предвещает ничего хорошего. он помнит эту интонацию, ведь осуждающий голос однажды принадлежал его лучшему другу, чье имя теперь больше похоже на проклятье; напоминание о всех тех ужасных вещах, которые совершил чонгук за свою короткую жизнь. — может, все-таки перестанешь? — упрекает он чонгука снова. — п-прости, я… больше н-не… буду, — невнятно шепчет чонгук, съеживаясь еще сильнее. слова в его тихом бормотании узнаются с трудом. на задворках сознания, помимо прежнего калейдоскопа картинок, рисуются новые воспоминания. слабая, но вместе с тем нежная улыбка на лице у мальчика, который еще не знает, насколько ужасен этот мир. руки, беззаботно и ласково обвивающие плечи чонгука. крик, истошный и лишенный разборчивых слов. удушье, тисками сжимающее горло, острая боль в каждом вдохе и выдохе. а потом — тэхен, который смотрел с неподдельным, искренним любопытством, точно так же, как и сам чонгук на него до того, как иррациональная часть его мозга взяла верх и заставила убежать, как последнего трусишку от неведомой угрозы. — п-пожалуйста, х-хватит… хватит, — умоляет он дальше, надеясь, что, может быть, его кто-то слышит. но ничего не меняется: тревожные воспоминания, тошнотворные ощущения и звуки безостановочно проигрываются в памяти. происходящее похоже на зацикленное, душераздирающее представление, которое, должно быть, никогда не закончится. чонгук закрывает глаза, когда слышит, что в дверь стучат. с каждым ударом он сжимает веки все крепче и крепче. стучат быстро и как-то нервно, чонгук чувствует в ударах отчаяние и испуг, но по-прежнему не двигается. — чонгук! намджун. — чонгук, у тебя все в порядке? — пауза, — чонгук, скажи хоть что-то. пожалуйста. намджун — последний человек, который заслуживает чувствовать страх и нервничать, рассматривая в своей голове худшие исходы. нельзя, нельзя с ним так поступать. он заботится о чонгуке уже очень долго, он, по большому счету, единственный, кто действительно помогает справляться. только по этой причине чонгук находит в себе силы, чтобы ответить. — хен? несмотря на то, что его голос прозвучал ужасно слабо и тихо, намджун его услышал. он вздыхает с явным облегчением. — гукк-и, можно я зайду? тишина, еще один тяжелый вздох, а затем — приближающие к двери шаги. к намджуну, судя по всему, кто-то подходит. — эй, чон чонгук! — восклицает следом, как оказывается, сокджин. чонгуку его голос сейчас кажется слишком резким и даже отчасти устрашающим. за дверью слышится какой-то шорох и неразборчивый бубнеж. — ты совсем дурак? ты нафига на него орешь? губ чонгука касается слабая улыбка. — все хорошо, — наконец, с трудом выдыхает он, — ребят, все в порядке. снова тишина. этого недостаточно. сказанное не означает, что они могут вторгаться в его личное пространство. — заходите, — все же добавляет он, прекрасно зная, что пожалеет об этом. не успевает намджун переспросить, мол, уверен ли он, как дверь приоткрывается и в комнату заглядывает сокджин. он осматривает ее и хмурится, не увидев нигде чонгука. — а ты где? он полностью открывает дверь и заходит на порог. намджун топчется сзади, выглядывая из-за его спины. чонгук снова закрывает глаза, стараясь дышать ровно, что даже с непомерными усилиями получается плохо. — здесь. сокджин снова недоуменно осматривается в поисках источника звука. намджун, в отличии от него, сразу понимает, где находится чонгук. он обходит сокджина и подходит к стулу. чонгук отползает назад и сильнее прижимает колени к груди. — гукк-и, что ты здесь делаешь? — сижу. — ну, это я вижу, — в голосе намджуна проскальзывает едва заметная шутливость, — не признаешься, чем ты там занят? — по-моему, он уже признался во всем, чем хотел, — лепечет в ответ сокджин, — хотя забудьте, гейства много не бывает. давайте я сгоняю за тортом и мы отпразднуем сие действо? намджун пару раз медленно моргает и оборачивается. он закатывает глаза и судорожно вздыхает, глядя на сокджина. — ты можешь… хоть раз в жизни… отнестись к чему-то серьезно?! — я абсолютно серьезен! — возражает сокджин и в знак поражения вскидывает руки вверх, — абсолютно! улыбка на лице чонгука непроизвольно становится шире. он знает, что юмор в случае парня — это защитная реакция. он знает, но сразу отталкивает эту мысль. затем он отталкивает стул, за которым прятался, и следом пытается встать. в тесном углу очень неудобно, почти не развернуться. эти двое тем временем продолжают собачиться. — думаешь, ты смешной, да? — думаю, я просто умора, но сейчас речь не обо мне, — говорит сокджин и, заметив позади намджуна вставшего чонгука, смотрит в его сторону. намджун тоже оборачивается. — и не обо мне. пожалуйста? — тихо просит чонгук. — то есть мы должны забить на то, как ты сейчас умчал, как будто… не знаю, в чемпионате мира по легкой атлетике участвуешь? намджун одними губами произносит: «бога ради, хватит нести бред!», но сокджин делает вид, что не замечает его. намджун качает головой и спрашивает: — мы можем вернуться к разговору? — а мы о чем-то говорили? — ладно, проехали, — парень вздыхает и обращается к чонгуку: — что случилось? бедный намджун. чонгук соврал бы, сказав, что подобная мысль посещает его впервые. — ничего не случилось, — уверяет он, метаясь взглядом между друзьями, — ну, правда! — что еще расскажешь? — сокджин скептично поджимает губы. прикрыв за собой дверь, он проходит в комнату — и чонгук чувствует, что парой неубедительных фраз он не отделается. намджун кивает. — хорошо, пускай будет так. — правда? — конечно. но ты учитывай, что никто из нас не сможет помочь, если ты не расскажешь, что стряслось. только не это. чонгук аккуратно обходит стул и усаживается на пол так, что оказывается ровно в центре четверти комнаты. от этого его на секунду пронимает удовлетворение, но он быстро возвращается в реальность и мельком косится на друга. — мне не нужна помощь. — хорошо, как скажешь. опять-таки это твое решение, — намджун делает несколько шагов назад, чтобы не маячить над чонгуком, разрывая тем самым их подсознательную связь. чонгук опускает взгляд. то, чем сейчас занимается намджун, знакомо многим детям. чонгук не раз становился подопытным этого приема. это ситуация, где есть родитель и есть ребенок. родитель якобы дает ребенку право собственного выбора. на самом же деле выбора как такового нет, потому что ребенок вынужден поступить так, как хотят старшие, или сказать то, что от него ждут услышать. это в равной степени и приятная, и пугающая видимость собственного решения. иллюзия свободного выбора. который ребенок, однако, не сделает. он поступит так, как хотят родители, потому что они точно знают, что для него будет лучше. и как сильно он не хотел бы этого признавать и принимать, так оно и есть. по крайней мере, в большинстве случаев. иногда все же имеет смысл не соглашаться и стоять на своем. чонгук и намджун же в этой истории равны. и у чонгука действительно есть выбор. но он, в свою очередь, знает, чего хочет намджун: лучшего для своего друга. разве он станет это отвергать? младший призадумался. парни смотрят на него выжидающе и как-то взволнованно. они ему как родители. чонгук вздрагивает от этой странной, но вместе с тем до ужаса правдивой мысли. — что? — придя в себя, спрашивает он. — если хочешь, мы можем уйти, — в голосе сокджина внезапно слышится серьезность, — наверное, не очень красиво было заваливаться к тебе… вот так. это отнюдь не то, чего он хочет. намджун откашливается, привлекая к себе внимание. — в любом случае, будь осторожен, хорошо? чонгук вздыхает. чувство того, что он маленький, сейчас заиграло какими-то другими красками. — стойте, — подает голос он, рассеяно оглядывая свои переплетенные пальцы, лежащие на коленях, — не уходите, пожалуйста. я не хочу сейчас… находиться один. конец предложения произносится им шепотом. вполне возможно, что парни его даже толком и не услышали, но чонгук все равно после сказанного чувствует себя придурком. намджун молча плюхается на пол, хватает сокджина за руку и усаживает его рядом с собой. со стороны это все выглядит весьма забавно. чонгук порой задается вопросом, как его друзья так быстро смогли привыкнуть к тому, какой он человек и как иногда с ним нужно себя вести. они понимают его, прислушиваются. за это парень благодарен больше, чем может выразить словами. но разве чонгук этого заслуживает? он бездумно жует щеку изнутри, рассматривает свои колени. — так вот… — так вот… — на автомате повторяет сокджин. и сейчас чонгуку вовсе не нужно поднимать глаза, чтобы знать, какое выражение лица у намджуна. — нам необязательно разговаривать, если ты не хочешь. мы можем что-то еще для тебя сделать? — чонгук слышит, как меняется тон его голоса. в нем чувствуется любопытство и искренний интерес, выходящий за рамки вопроса. иногда подобное по-прежнему застает чонгука врасплох. — э… нет, я в порядке. все хорошо. а ты… я… — мямлит он, неуверенно жестикулируя, — я буквально вижу, как в твоей голове шестеренки скрипят… на самом деле чонгук не видит ровным счетом ничего подобного. в попытке уйти от надоедливых мыслей он вновь сосредотачивает взгляд на своих руках. конечно, никаких шестеренок в голове намджуна нет. и скрипеть там нечему. у него всего-то сменился тон голоса, что, возможно, и могло что-то означать, но, скорее всего, чонгук просто придает этому слишком большое и, может быть, даже неверное значение. сокджин тихонько присвистнул — единственная, ожидаемая от него реакция. — что?.. — растерянно спрашивает намджун. — ничего, ничего, — поспешно бормочет чонгук. да, вероятнее всего, он все неправильно понял. — нет, если ты… ладно, это неважно. я просто хочу быть уверен в том, что ты в порядке. заезженная пластинка. одни и те же вопросы, одни и те же подбадривания. сокджин притих, обеспокоено наблюдая со стороны за происходящем. — хен, ты же видишь, что я в порядке. все хорошо, — уверяет чонгук и подтверждает свои слова, как ему кажется, обнадеживающей улыбкой, — честно-честно. намджун тяжело вздыхает. — опять-таки, ты можешь не отвечать, но… я хотел спросить, кто… в глазах чонгука, направленных на намджуна, горит предупреждение. нет, даже не так. в них — паника. самая настоящая беззвучная паника. чонгук до последнего надеется, что намджун не станет произносить его имя. — кто этот человек… чье имя ты кричал, — намджун подбирает слова так аккуратно, словно он разговаривает с расстроенным ребенком. чонгук не знает, намеренно ли он это делает, но понимает, что эта осторожность вполне оправдана, — можешь не отвечать, правда, если… ну, если не хочешь. я просто… ты же знаешь, мы… да. чонгук не ожидал, что намджун поинтересуется этим, особенно учитывая, что он… кто? человек, который всегда утешает и заботится? или мягкая плюшевая игрушка, которую можно обнять перед сном, только в облике человека? нет, намджун гораздо важнее этого. — и ты ведь знаешь, что я тебе полностью доверяю, — неуверенно продолжает он, — так что считай, что это не я спрашиваю. чонгук хмурится. «доверяю»? причем здесь доверие? следом в памяти всплыли глаза тэхена — изумленные, заинтригованные — когда он спрашивал у чонгука то же самое. он задал вопрос прямо, честно. так, как в большинстве случаев это и делают: просто ожидая услышать ответ. в чем же дело? тэхен… тэхен ему не доверяет? нет, это уже слишком. еще и с этим чонгук не справится. он медленно опускает взгляд. его и без того огромные глаза расширяются по мере того, как все больше и больше мыслей начинает клубиться в голове. — ч-чонгук? — вдруг подает голос сокджин, — все нор… — я не должен был спрашивать, — торопливо бормочет намджун, — мы… мы можем уйти… чонгук поднимает голову и, приложив немало усилий, несколько раз моргает, проясняя и настраивая фокус. — нет, нет, все в порядке. не берите в голову. это фигня, правда. мне просто что-то приснилось. это ответ, но и не совсем в то же время. судя по выражению лица намджуна, он именно этого и ожидал. нельзя разочаровать кого-то, если сделать то, чего они от тебя ждут, так ведь? так ведь? — ты всегда от «фигни» так кричишь, чонгук-а? часто тебе такое снится? — на удивление, сокджин звучит предельно серьезно. его привычная шутливость сейчас совсем сошла на нет. он задумчиво рассматривает ворсистый ковер. чонгук внезапно для себя осознает, как, должно быть, сильно испугал своих друзей. он морщится, представив, как кто-то из них точно так же вопит во сне. он их испугал. он виноват. намджун моментально по лицу чонгука понимает, о чем тот сейчас думает. он кладет ладонь на колено сокджина и говорит: — чонгук-и, ты только не вини себя, ладно? все в порядке. мы просто переживаем за тебя. и ты… ты можешь с нами поделиться, когда будешь готов, — он запинается, — или можешь не делиться, просто мы… я… не зная, что ответить, чонгук кивает. это твоя вина. это ты во всем виноват. на этот раз чонгук не пытается заткнуть упрекающий голос. намджун, как и сокджин, бездумно сверлит взглядом ковер. в комнате повисает неловкая тишина. — у меня пара на пол девятого, так что… пары. точно. — а, да. иди, конечно. прости, что задерживаю, — говорит чонгук, невольно округляя глаза. сокджин и намджун встают, чонгук поднимается следом. у него тоже пары, еще и к тесту надо было подготовиться. удивительно, как быстро такие важные вещи улетучились с его головы. чонгук открывает дверь и буквально выталкивает парней, чтобы они не опоздали. — звони, если что, хорошо? или пиши. или… что угодно, — просит намджун, взволнованно рассматривая чонгука, — ладно? чонгук мог бы в сотый раз повторить «я в порядке» и «все хорошо», но он сомневается, что намджун в это поверит. что-то ему подсказывает, что вряд ли. черт, да о чем может быть речь, если он сам в это уже не верит. он бормочет что-то вроде «да, конечно», добавляя к этому несколько тихих, невнятных извинений, уже когда намджун уходит с опущенной вниз головой. закрыв дверь, чонгук оборачивается и вскрикивает, натыкаясь на стоящего посреди комнаты сокджина. — ой, прости. я не хотел тебя напугать, — извиняется он, несмотря на то, что на губах играет еле заметная улыбка. чонгук растерянно крутится, смотря то на дверь, то на сокджина. — подожди, ты же был там… как ты оказался тут? сокджин пожимает плечами. — ты, должно быть, внимательно слушал намджуна, вот и не заметил, — он хмурится, — подожди… мне тоже уйти, да? извини, я не подумал… — нет, нет, стой, — чонгук, может, и испугался, но быстро пришел в себя. в любом случае, чем дольше он не находится наедине со своими мыслями, тем лучше, — что такое?

4lienetic — broken

сокджин кажется каким-то растерянным. он мешкается, сует руки в карманы спортивок и теперь выглядит, как персонаж компьютерной игры, ожидающий команды. — ты знаешь… это глупо, — признается он спустя несколько секунд, — я пойду. — хен? сокджин нервно выдыхает и начинает говорить: — послушай, чонгук. когда мы были маленькими, моего брата тоже мучили кошмары. иногда он ворочался и бурчал что-то непонятное, иногда мог кричать, но… — он прикрывает глаза и глубоко вдыхает, — то, как кричал ты… это было по-другому. я не знаю, заметил ли это кто-то, кроме меня. этих болванов, скорее всего, волновало лишь то, что ты их разбудил, но… чонгук, ты кричал так, словно над тобой издевались. его голос дрожит. чонгук слушает, затаив дыхание. — не знаю, может, ты всегда так кричишь, но… в твоем крике было столько боли, будто тебя убивают и… пожалуйста, чонгук-а, я прошу тебя, если что-то случилось, если что-то не так, скажи нам. пожалуйста, чонгук. чонгук замечает, что у сокджина слезятся глаза, и следом чувствует, как у самого пересыхает в горле. ты умираешь, чонгук, шепчет голос вновь и вновь, это конец. заткнись. это твоя вина. это ты во всем виноват. я… я знаю. за одно несчастное утро на чонгука навалилось слишком много всего. — хен, я в порядке. сокджин поднимает глаза к потолку, отчаянно борясь со слезами. — прости меня, я не должен вот так ныть тебе по этому поводу. тебе сложнее, чем мне, я знаю, я просто… — он посмеивается, — боже, первый раз такое говорю. я не особо эмоциональный человек, ты ведь знаешь. чонгук, будучи не в силах что-либо сказать в ответ, подходит к сокджину и просто обнимает его, крепко прижимая к себе. сокджин ошарашено замирает на месте. все в компании в курсе про сложности с прикосновениями, поэтому чонгук понимает его реакцию. то, что происходит, по факту необычно для обоих. может, лекарства все-таки помогают, а может… причина вовсе и не важна. сокджин, наконец, в ответ медленно обнимает чонгука за спину. выходит неловко, к тому же его ощутимо потряхивает от всхлипов, но… это уже что-то. становится тепло. чонгук прикрывает глаза. — мне казалось, что ты умираешь, чонгук-а, — шепчет сокджин, — тебе нельзя умирать, ты не… сокджин вдруг замолкает, но чонгук и без того знает, что он хочет сказать. неожиданно для себя он мягко улыбается. — не заслуживаю этого? сокджин не отвечает. чонгук чувствует, как его волосы щекочут шею, когда тот качает головой. — никто не должен чувствовать, что его убивают, когда он спит. от улыбки чонгука не остается и следа. сжимая друга в объятиях крепче, он думает о том, что сокджин кое-чего не знает. крик, который он слышал, это не крик от боли, когда убивают тебя. он слышал крик от той боли, когда убивают кого-то другого. глаза пекут, но не от слез. они просто горят. и от этого немыслимо больно, но чонгук заслуживает чувствовать боль.